Экспедиция на юг. Часть 1

— А вон и моя маменька! — обрадовался гноббит. Соскочил с телеги и подошёл к румяной полной гномихе в чепце, безрукавке и широкой длинной юбке с передником.

— Михель! Как хорошо, шо ты рано вернулся! — воскликнула гномиха. — Но ты переполошил весь Холм! Кто это с тобой?

— Путешественники, мама. Я встретил их на шляху. Им нужен сапожник, починить обувь.

— Ай, вэй! — гномиха всплеснула руками. — Таки это к моему кузену Эфраиму Берлю. Проводи же, шо ты стоишь, как поц?

— Да... Кажется, их язык, всё-таки, не немецкий, — заметил я.

Мы спешились. А к нам уже подходили другие гномы, спрашивали, не нужно ли нам чего.

— У меня самые дешёвые овощи! — говорил один.

— Шо это у тебя? — возмущался другой. — Лук у меня дешевле.

— А в моей лавке можно купить любую кожаную амуницию самого высшего разбора, — довери­тельно сообщал третий.

— Поглядим, раз уж заехали? — спросил Ивана Степановича Эрик. — Возможно, что-нибудь по­лезное найдём.

Тот согласно кивнул, конечно, мол.

— Галушкин, Залезский, остаётесь с подводами, — распорядился я. А сам отправился вслед за Ми­хелем и Любой к сапожнику. Конечно, Марина, а с ней и Орис, увязались за нами.

Эфраим Берль жил на втором витке улицы-серпантина. Он оказался нестарым ещё гномом с ко­ричневой курчавой бородой. Кроме обычного костюма на нём был кожаный фартук и нарукавники, а шляпу заменяла ермолка. Осмотрев Любин сапог, он покивал одобрительно:

— Знатный пошив. И клей отменный. Не волнуйтесь, дамочка, починим в лучшем виде. Четверть ча­са и полтина за работу.

Люба выгребла из кармана дюжину серебряных царских монет, что они выручили в Тимьяновке за кожи, положила на стол сапожника два пятиалтынных и двугривенный.

— Можно было и после, — великодушно заметил Эфраим Берль, но монеты тут же смахнул в ящик. Взял инструменты, клей и принялся за работу. При этом он не забывал поглядывать и на нас.

— Господин поручик, — обратился он ко мне, — а не желаете ли справить сапожки вашей де­вочке? В таких лаптях ей неудобно ездить верхом...

Марина хихикнула, услышав, что её кроссовки назвали лаптями, но идея насчёт сапог ей явно по­нравилась.

— А сколько это займёт... — начал я и, вспомнив, как принято говорить в Одессе, добавил: — И чего это будет стоить?

— Покажите-ка Вашу ножку, фелин, — сказал гном. — Вам таки повезло. У меня есть готовые. Момент... — он прижал намазанные клеем края верха к подошве, закрепил струбциной на колодке. А потом достал с полки хорошенькие остроносые сапожки на небольшом каблучке, шнурованные снизу доверху.

— Ой! — восторженно пискнула Марина.

— Примерьте, деточка, примерьте, — предложил Эфраим.

Сапожки подошли превосходно. Шнуровка позволяла отрегулировать их точно по ноге, и смот­релись они отлично, особенно с униформой.

— Так сколько? — спросил я.

— Всего восемнадцать рублей.

Значит, на наши деньги сто восемьдесят. Дороговато.

— Пятнадцать, — сказал я.

— Семнадцать.

— Шестнадцать.

— Азохн вэй, да Вы посмотрите, какой товар!

— Я вижу товар, но я знаю и цены, — нахально возразил я. Торговаться на Привозе мне приходилось ещё в стройотряде, будучи студентом.

— Нет, это невозможно!

— Дядя Фроим, — тихо сказал Михель, молчавший всё это время.

— Хорошо. Шестнадцать пятьдесят!

Я скептически покачал головой.

— Вы таки умеете торговаться, — с уважением молвил гном. — А, ладно! Разорите Вы меня с моей доброты! Только ради вас, шестнадцать тридцать!

— Шестнадцать двадцать, и по рукам. Орис, сбегай, пожалуйста, за деньгами.

Когда мы снова спустились на площадь, подводы уже отогнали к самому подножию холма, где был полупостроен-полувырыт в склоне домик Михеля и его матушки Наины. Гномика суетилась во­круг наших, не уставая говорить, как хорошо, что мы заехали на Гномьи Холмы, и благодарить за лю­без­ность, оказанную её сыну.

— Ай, как жаль, шо и угостить вас нечем, — сокрушалась она. — В доме одна пустая крупа. А не хо­тите ли свежего пива? Михель, сбегай за кружками! Да шо ты как неживой!

— Пивко-o... — с наслаждением протянул Никита, отпивая из узорной жестяной кружки.

Пиво, действительно, было неплохое. Такое в Беловодске не варили — только в колхозе на Шест­надцатом километре был заводик, делавший что-то отдалённо похожее.

— Ещё по кружечке? — спросила Наина.

— Нет-нет, благодарствуйте, — отказался Эрик. — Мы и так задержались больше, чем рассчиты­вали. А нам ещё до заката надо успеть к Нарли.

— Нарли? — оживился Михель. — Могу вас к ней проводить. Заодно и с дочкой ейной повида­юсь...

— Ай, вэй! — воздела руки к небу гномиха. — Миша, ну, на шо тебе эта эльфийская шикса?! Она же на две головы више тебя! И потом, у неё...

— Мама! — строго оборвал гноббит. — Вам-то до этого шо за дело?

— Вечно ты ищешь неприятности на свой тохес, — вздохнула Наина. Пожаловалась: — Он у меня такой упрямый. Всё равно пойдёт, не отговоришь, — и снова обратилась к сыну: — Возьмёшь на до­рожку чьто-нибудь покушать?

— Мама, ну, неужели Вы думаете, Нарли меня не накормит?

— Ну, хоть полкурочки... — не отставала гномиха.

Гноббит укоризненно на неё посмотрел. Наина вспомнила, что в доме у неё "одна пустая крупа", стушевалась и замолчала.

— Всего наилучшего! — провожали нас гномы, выглядывая из своих лавочек. — Заезжайте ещё!

9

До дома Нарли оказалось совсем недалеко. Мы проехали не больше пятнадцати километров, когда Михель спрыгнул с подводы и показал направо, в лес:

— Сюда.

— А подводы пройдут? — засомневался Бобровский. — Тут и дороги-то нет.

— Пройдут-пройдут. Лес редкий, — заверил гноббит.

— Только не ехать след в след, — предупредил Эрик. — Негоже укатывать дорогу. Нарли потом браниться будет.

Дальше двигались в линию, словно прочёсывая лес. Подводы легко катились по траве среди свет­лой дубравы, оставляя за собой лишь примятые полосы, которые к утру уже исчезнут без следа. Нако­нец, гноббит вывел нас на небольшую полянку, на краю которой рос громадный вековой дуб — боль­ше даже тех, что мы видели в эльфийском посёлке. Перед ним паслись два оленя, похожих на изюбрей. И один из них был осёдлан!

— У ведуньи гости, — сообщил Михель. — Верно, с соседнего посёлка лесовиков. Матушка Нар­ли!! — крикнул он в листву дуба.

— Ман яссэ? Кто там? — донеслось сверху. — Обождите, сейчас выйду.

Хмелевые лозы, свисающие с нижних ветвей дуба, раздвинулись, и из тёмного дупла шагнула на свет женщина. Невысокая, изящная, красивая, как античное изваяние. Она была настоящим эльфом, каких рисуют в книгах — благородное тонкое лицо, миндалевидные тёмно-серые глаза с длинными рес­ницами, небольшой рот... И блестящие волосы цвета чистого серебра. Заплетённые в пышную косу в руку толщиной, они лежали на её левом плече. Одежда ведуньи состояла из синей облегающей блузы навыпуск, глубоко разрезанной по бокам юбки чуть ниже колен и надетой поверх них полупрозрачной мантии-халата с асимметричной застёжкой.

— Это она? — шёпотом спросил я у Орис.

— Угу. Нарли-ведунья.

Следом за Нарли из дома-дерева вышел стройный юноша — а может быть, взрослый эльф, как знать? — в длинной свободной рубашке цвета сосновой коры и тёмно-серых облегающих брюках из очень тон­кого материала. Он бросил на нас равнодушный взгляд и что-то негромко сказал ведунье на квений­ском. Та кивнула, улыбнулась и погладила его по руке. Щелчком пальцев эльф подозвал оленя, не коснувшись стремени, взлетел в седло и поскакал прочь. Проводив его взглядом, Нарли плавным, ис­полненным достоинства и грации движением повернулась к нам.

— Рада приветствовать, братья-квендир, и вас, чужеземцы, — певуче молвила она. — Здравствуй и ты, Михель Райзер. Какое дело привело чужеземцев к нашему скромному жилищу?

— Мы путешественники, — вежливо отвечал Лощинин. — Изучаем здешние края.

— Элина просила, чтобы ты позволила им здесь заночевать, — добавил Эрик.

— О, это излишне! Я и моя дочь и так будем счастливы оказать вам гостеприимство, — солнечно улыбнулась Нарли.

— Простите, матушка, а где сама Винаби? — поинтересовался гноббит.

— С утра отправилась в посёлок. Скоро будет, я думаю.

Мы как раз заканчивали ставить палатки, когда наше внимание привлёк слабый ритмичный звук с юго-востока. Кто-то скакал по лесу, приближаясь. Минуту спустя на поляну вымахнули лёгкой рысью два оленя — огромный коричневый изюбрь и другой, чуть меньше, с белой, как снег, шерстью. Олени несли в сёдлах эльфов — мужчину и девушку. Молодая эльфиня, сидевшая на белом олене, несомненно, и была той самой Винаби, о которой говорил Михель. Она очень походила на мать — тот же удлинён­ный овал лица, тонкий нос, такая же линия рта и серые глаза, заинтересованно глядящие из-за стёкол очков. Ну и ну! Эльф в очках? Это почти как индеец в очках из того фильма с Пьером Ришаром. А впрочем, изящные прямоугольные линзы ничуть не портили юную эльфиню, придавая её облику от­тенок утончённой интеллигентности. Очень светлые длинные волосы девушки были собра­ны сзади у шеи, а впереди оставалась густая чёлка ниже бровей. На висках, подчёркивая красоту остроконечных ушей, были заплетены сложным кельтским манером две косички в палец толщиной. Костюм эльфини напоминал одеяние того неприветливого юноши, что уехал в момент нашего при­бытия. Только её свет­ло-серая рубашка была перехвачена в талии широким плетёным ремнём, конец которого разделялся на дюжину длинных шнурков, продетых в деревянную пряжку и свисающих ни­же подола. А белые брючки поблёскивали разноцветными искорками, будто в них были вплетены ме­таллические нити. Спутник девушки, высокий крепкий эльф с ярко-жёлтыми волосами до плеч, был одет в тонкий кожа­ный камзол, замшевые штаны и сапоги с отворотами. На голове его красовался плетёный берестяной обруч с пёстрым соколиным пером, за спиной висел лук и тул со стрелами, а к седлу был приторочен длинный прямой палаш или меч, каким только с коня — в смысле, с оленя — рубиться.

Гноббит Михель вприпрыжку припустил навстречу приехавшим, взял оленя эльфини под уздцы и хотел помочь девушке сойти на землю, но крепыш-эльф опередил его. Легко соскочив с оленя, он подхватил спутницу, как пёрышко, и снял с седла.

— Благодарю, мои рыцари, — звонко сказала эльфиня. И направилась прямиком к нам.

— Я Винаби, — назвалась она.

Люба, оказавшаяся ближе всех, представила по очереди участников экспедиции.

— А я Орис, помнишь? — тут же подскочила к ней наша малолетка из рода Арвен.

— Силы Леса! — ахнула Винаби. — Я бы и не узнала! Ты совсем взрослая!

— А ты ещё милее стала.

— Ах, прекрати. Не надо выдумывать, — отмахнулась Винаби и крикнула в сторону дома: — Мам! Я приехала!

— Очень хорошо, — улыбнулась Нарли, выходя из дупла. — Помоги-ка мне готовить.

— А я как раз вина привёз! — сообщил долговязый эльф.

— Я даже не сомневалась, — ответила ведунья. — Неси в кухню.

Эльф подхватил перекинутые через седло ремни, на концах которых висели полные бурдюки, и понёс в дом. Через пару минут он снова появился на поляне.

— Путешественники, значит? — спросил он, подходя ко мне. — Слыхал, слыхал. А я Дан, Дан Ле­голас, профессиональный герой.

— Лёша, — сказал я. — Не знал, что существует такая профессия, "герой".

— Ещё как! Во, смотри! — Дан снял с пояса пергаментный свиток, развернул и сунул мне под нос. Свиток был исписан ровными строчками крупных эльфийских букв.

— А! Это его диплом! — сообщила Орис, забравшись на подводу и заглядывая в документ через моё плечо. — "Податель сего, Дан из рода Леголаса, с отличием окончил Школу Героев имени Всех Храни­телей и по итогам выпускных испытаний признан достойным звания профессионального Героя. От­ныне он имеет право владеть именным мечом, собственным..." — Орис запнулась, добавила от себя: — Не знаю, как правильно. Клеймом, что ли. Или печатью. Вот такой, видишь? — она колуп­нула паль­чиком начертанный справа от текста вензель и продолжала читать: — "Всякое его значи­тельное благое деяние надлежит считать подвигом. Всем не-Героям, стоящим на стороне Добра, сле­дует оказывать по­дателю сего всяческое содействие и беспрекословно повиноваться ему в опасных ситуациях. Подпи­сано Ректором Школы Элессаром и членами Совета Профессоров". Вот.

— Понял? — гордо сказал эльф. — А ты какого полка? Я таких знаков чтой-то не видал, — он указал на общевойсковую эмблему у меня на воротнике.

Я несколько растерялся, но выручила всё та же Орис.

— У них на севере другие полки, — не моргнув глазом, соврала она. — Ты не знаешь.

— А что у вас там на севере? Город?

— Да.

— Большой?

— Не маленький.

— Надо будет прогуляться в вашу северную столицу, — сказал Дан. — Посмотреть, как живёте. Глядишь, и для героя какое дело сыщется.

Пока мы разбивали лагерь, наши эльфийские друзья накрыли длинный стол — по обыкновению, пря­мо на улице. Хозяйкам помогали двое бледных понурых эльфов, пришедших откуда-то из леса.

— Эх, счас бы сюда того пива! — вздохнул Шумагин, когда по приглашению хозяек все рассажи­вались вокруг стола. — А то опять этот сочок...

— Ошибаетесь, дядь Никита, — прошептала Орис. — У лесных такие вина... Вон то золотистое, вы не глядите, что лёгким покажется, оно очень крепкое. Люди его быковалом зовут.

— Н-да? Интересно. Счас спробуем.

— Ребята, а вы? — удивился Алан, видя, что эльфы-помощники и не думают садиться за стол.

— Ни-ни-ни! — замотал головой один. — Мы, того, не пьём. Совсем.

— Мы лучше рыбки пойдём половим, — добавил второй. — На вечерней зорьке такой клёв...

Напротив нас, между тем, произошла некая суета. Винаби, успевшая переодеться в платье из не­бесно-голубого шёлка, вышитого золотыми узорами, заняла место за столом. Дан попытался сесть меж ней и Михелем. Тогда гноббит обежал эльфиню с другой стороны и хотел устроиться там. Но эльф сно­ва занял облюбованное коротышкой место. Михель вздохнул, отошёл в сторону, но, как только Леголас уселся и придвинулся к столу, тотчас возвратился и успел плюхнуться по другую руку от Винаби. Ко­роткий обмен злобными взглядами, и двое ревнивцев отвернулись друг от друга, каждый делая вид, что соперник его более не волнует. Сама эльфиня на произошедшее вообще не прореагиро­вала, продолжая через стол диалог с Ритой. Видно, такое случалось не в первый раз.

Я думал, что на этом "товарищеском ужине" повторится примерно то же, что у Элины с Эриком — нас замучают расспросами, и так будет продолжаться, пока все не примут на грудь до "щас спою". Не тут-то было! Нарли, правда, пыталась расспрашивать, но ничего выяснить не успела, потому что Дан, услышав первые фразы Лощинина, вклинился в разговор: