Крыло двуглавого орла - ч.2 ...

Несмотря на громоздкость описания, выглядело это довольно компактно. Шесть реле монтировались на фанерной пластине размером с коробку спичек моего времени, взаимно распаивались и имели только пять проводов выхода. Два на питание, два на "шину передачи", один на кнопку клавиатуры, вторым контактом подключенной к массе.

Первая клавиатура напоминала электромузыкальный орган моего времени. Вытянутая и толстенькая, с клавишами в ряд. Второй вариант был уже ближе моему восприятию — трехрядный, с отдельной группой цифр справа.

Раскладку букв на клавиатурах моего времени вспомнить так и не смог. Но лечилось это просмотром любой толстой книги. Если печать на ней совсем мелкая, это примерно шестьдесят строк по семьдесят символов, включая пробелы и знаки препинания. В книгах с хорошо читаемым шрифтом строк тридцать — тридцать пять, по пятьдесят символов в строке. Полторы тысячи символов на страницу, три тысячи на лист. Безусловно, если страница густо исписана. Выборку букв из тридцати листов брошюры поручил подмастерью. На такую работу у меня терпенья недостанет.

Либо подмастерье халтурил, либо тексты такие ныне, но первое место по частоте повторов заняла не "А", как думал, а "О" — восемь тысяч триста пятьдесят два повтора. Буква "А" шла на втором месте, с семью тысячами семьюстами девяноста четырьмя повторами. Далее "Е", "И", "Н" и так далее.

Помогло это знание мало. Помню, как год назад чередовал на столе квадратики с буквами, раскладывая их последовательно, то в кучку под левую руку, то под правую. Потом начал перестановки, так как "А" и "О" рядом друг с другом мешали — пальцы левой и правой руки периодически сталкивались над ними.

Не скажу, что раскладка вышла такой, какой должна быть. Печатные машинки делались с клавиатурой в ряд, и последовательным "букварем" на них. Применяли их мало и статистика не накопилась. В то время важнее было сделать машинки красиво и понятно. Ныне задачи иные.

С момента создания трехрядной клавиатуры прошел почти год. Она исправно выдавала в сигнальную линию наборы импульсов, потрескивая релюшками. На этом прогресс встал. Лаборатория углубилась в дебри запоминающих устройств и декодеров с логикой все на тех же реле.

Теоретически, уже сейчас был декодер, принимающий на группу реле последовательный импульс и преобразующий его в "параллельный код". Затем, вращающимся диском сравнивая полученный код с набором фиксированных комбинаций. При совпадении кодов замыкалось реле соответствующего электромагнита печатной машинки.

Был и более продвинутый вариант декодера с набором групп реле вместо диска. Был опытный образец, печатающий а потом распознающий дырочки на бумажной ленте. Но все эти "конструкты" лаборатория посчитала сырым, бросившись исследовать океан неизвестного. И плевать им было на сроки.

Вывод. Карать... нельзя... помиловать. Запятую рука тянулась поставить то в первом пробеле, то во втором. Поделился своими мыслями, по поводу запятой, со спорщиками. Притихли с видом обиженных детей.

Память, адресное сравнение, возможность задержки и пакетной отсылки — это все хорошо. Вы мне хоть что-то работающее сделайте! Передатчик проверять нечем! Дал седмицу на уборку всего бардака в лаборатории и представление рабочей схемы, хотя бы на бумаге. Ровно через семь дней проставлю запятую. На всякий случай, на обратной стороне исчерканной бумаги, написав крупно те самые три слова и два пробела, вывел дату исполнения приговора, 16 января. Приколол у притолоки куском проволоки. Надо произвести кнопки, заодно и скрепки. Мелочь, а приятно. Записал к себе в блокнотик.

Молодой подмастерье, который за "свинцовую технологию" отвечал, робко заявил.

— Мы можем по-своему исполнить. На наших триодах и с реле на выходах.

Прожег новичков суровым взглядом. Пара отмалчивающихся подмастерьев закивала, подтверждая слова товарища. Постучал пальцем по бумаге над дверью. Бумага упала, портя мне значимость момента. Со злости вытащил кортик, поднял "приговор" больной рукой и пришпилил его у двери.

— Хоть как исполните! Коли ручаешься, тебе и воеводить. Приду через седмицу, кортик свой забирать, тогда уж не взыщи.

Оставалось еще раз ошпарить всех взглядом и выти, хлопнув дверью. Надеюсь, там "приговор" не осыпался.

Идти дальше по цехам было поздновато. Царевич велел возвращаться в Алексию и готовиться к Большим Торжествам, итоговому совету и награждению победителей. Далее планировались заседания военного совета, отчеты губернаторов, валькирий... Не думаю, что скоро вернусь в Долину.

Императорский остров преобразовался. В его северной части поднялся город шатров. С улицами, площадями и общественными тентами. Когда на улице плюс девятнадцать — можно не очень внимательно относиться к месту временного проживания. Разве что отхожие места выглядели капитально, по образцу военных училищ. Да под водяную башню собрали круглый топливный танк.

Прошелся по поселку. Люди радостные, обустраиваются, ребетня галдит, капральство строем на ужин прошло. Мне кланялись. Захотелось сбежать, куда-либо в горы. Вместо этого проверил сантехнику и бросил в емкость водяной башни несколько заготовок серебряных монет, прибранных в Форт Росс. На счастье.

У башни меня и нашел комендант поселка, назначенный князем-кесарем. Суетливый мужик, всячески выражающий мне свое чинопочитание. Отвык от всего этого. Надо с князем еще одну воспитательную работу провести.

Дворяне поселились в общежитиях порта Алексии, больше просто негде было. Тем не менее, для них был сооружен палаточный поселок и на Императорском острове, со всеми, так сказать, удобствами. Вот это жилье мне и предлагалось оценить. Велел показывать дорогу.

Шатер понравился. Высокий, выше стандартных армейских, стоит на деревянном настиле. Внутри свисают полотна, разгораживающие "домик" на "комнаты". Кровать деревянная, с покрывалом, свешивающимся до пола, несколько стульев, два стола, два сундука еще пахнущие смолой. За сундуком стопочка штампованной латунной утвари — таз, тазик, ведро, ночное ведерко. Неплохо тут подготовились!

Выразил свое удовлетворение, попросил принести еще две кровати. Поморщился от излишней медовости коменданта. Тени ненавязчиво выпроводили радетеля, голос которого еще некоторое время слышался за парусиной. Одно плохо в шатре — света нет. Завтра надо напрячь мастеров на поднятие пары ветряков. Детали есть, провода и трансформаторы есть. Да будет свет!

Утром ждали начало празднования и появления Алексея. Успел выспаться. Как выяснилось, не зря. Торжества вышли долгие ... растянувшиеся на четыре дня. Вечером поселки гуляли, полные впечатлений. Дворяне заседали.

"Испанская компания" заполнялась действующими лицами. Алексей все же стукнул планом по столу, вызвав к себе уважение. Теперь штрихи плана наполнялись людьми, определялись сроки.

Выход эскадры назначили на март. Первым этапом поднимаем флаг вице-империи на всем полуострове, южнее Алексии. Огибаем его и оставляем один транспорт в устье реки, впадающий в залив, называемый испанцами морем Кортеса.

Река станет Рубиконом вице-империи. По ней ляжет граница с испанцами. В верховьях реки пройдет будущая граница с французскими или британскими колониями. На этом рубеже вставать надо всерьез. Три сотни морпехов и четыре сотни поселенцев это не тот объем порубежной стражи, который хотелось — но для разведки реки и наметок пунктира порубежных фортов их хватит.

Дальше путь эскадры лежал к Гвадалахаре, в южную ауденсию вице-королевства Новая Испания. Вице-империя Росс выходила "в свет", ведя за собой транспорт с "бусами" и три канонерки охраны. Алексей хотел пообщаться с вице-королем Фернандо де Аленкастре, помахать подписанными Петром и Филиппом бумагами.

Радости вице-королю такой визит не доставит. Он сам себе указчик, и удила из империи не любит. Посему переговоры ожидались непростые. Без взяток дело не обойдется, а царевич в этой дисциплине не силен. Взятку ведь еще уметь обыграть надо.

Еще нас ограничивали сроки. Не позже середины мая царевичу надо двигаться на встречу с ледоколом и возвращающимися в Россию двумя транспортами. Второй ледокол и еще два транспорта отправим в последующую навигацию. Надеюсь, взамен дождавшись "Авось" с новым конвоем. Если сохраним такой "встречный" режим, сможем получать людей и оборудование ежегодно.

На меня возложили ответственность за создание речной границы, дворяне, понятное дело, сопроводят царевича до вице-короля. Князь-кесарь на хозяйстве. Встречаемся в Алексии, провожаем самодержца к батюшке и дальше... вот об этом и шли споры.

Транспорт "Морской бобр" заканчивал разгрузку в столице и готовился стать первым грузопассажирским "лайнером" вице-империи. Пока трасса его вояжа пройдет через Алексию, Порт Росс, форт Мраморный, Асаду, Хайдаг, Ситкху и Аляску. Будет больше кораблей — начнем циркуляцию еще и через поселения алеутской гряды, остров Беринга, Удачный, Братск, поселения, что нам Витус на Курильской гряде организует, Цусиму, Гаваи, Алексию. Охрану, которая возвращается с царевичем, попросил распустить слухи в России об этом корабельном "извозчике", как о уже свершившемся факте. Кому надо поймет — на востоке ходит корабль, на который можно сесть и погрузить скарб. Слухи у нас лучше радиосвязи работают. Глядишь, когда на берегах дальнего востока действительно появятся желающие сесть на корабль — он уже будет ходить. Надеюсь, Беринг серьезно отнесется к моему пожеланию видеть большой поселок в устье Амура.

С учетом того, что в охрану царевича добавился Егор — бомбу слухов в России подорвут гарантированно. Пожелал своей бывшей тени удачи. Она ему очень понадобится.

Наконец настал день закрытия Императорских Игр. Вышли они у нас знатные. Уже пару лет столько не пили... До вечера кричали виваты и смотрели парады. Затем, в стену еще строящейся триумфальной арки заложили каменный блок с записью события и столбцами имен, а порой и кличек, победителей. На фоне темнеющего неба плавно потух огонь на вершине арки. Толпа провожала затухающие сполохи как мои соотечественники олимпиаду восьмидесятых — радостными улыбками и слезами на глазах. Тут и дал отмашку на последний свой "фокус", заготовленный для Императорских Игр.

Над столом арки, распрямляясь как гармонь под тихое шипение воздуха, поднялся бумажный цилиндр, в основании которого жарко запылали последние языки потухающего "солнечного огня". Цилиндр постоял, будто в задумчивости, потом плавно поднялся и пошел, набирая высоту в сторону океана на вечернем бризе, светясь подрагивающим желтым светом. Бог дал огонь, мы сохранили его, и теперь возвращаем приумноженную частицу.

Осмотрел замерших людей, провожающих уменьшающуюся точку фонарика. Ради всего этого стоит жить. И возвращать долги.