Край ветров: ....

Пульсация ощущалась хорошо. Его сердце исправно качало кровь. Сильное, молодое. Что ему сделается.

Ветер за окном все еще ярился, но будто бы отошел на задний план.

Кей, выдохнув, на негнущихся ногах подошла к двери и остановилась возле, ощущая, что страх еще не полностью покинул ее.

Кто был там? Куда подевались врачи?

Решившись, она выглянула в коридор, посмотрела по сторонам.

В конце коридора все так же хлопало распахнутое окно. Из-за поворота вышла дежурная медсестра, заметила Кей, кивнула — мол, случилось что?

Кей энергично покивала в ответ, не в состоянии говорить.

Медсестра направилась к ней бегом, почему-то. Потом ушла, так же почти бегом, потом в палате появилась давешняя дежурный врач и еще какой-то персонал, они оттеснили Кей сначала к стене, потом в коридор.

За окном было все еще темно, снежные пальцы не переставая барабанили по стеклу. Но будто бы... мягче. Без остервенения. Без отчаяния.

— Что с ним? — попыталась Кей прорваться в палату. — И что это было? Кто-нибудь слышал...

Но на нее никто не обращал внимания. Казалось, что персонал даже старается не смотреть в ее сторону.

'Ладно', — подумала Кей.

Прошла чуть дальше по коридору, обнаружив за поворотом тот самый кофейный автомат, о котором говорила дежурный врач.

Прислонившись к его боку, Кей начала набирать брата. В этот миг она поняла, как сильно у нее трясутся пальцы.

Да что это такое было? Это было что-то.... что-то не то.

Кей нашла в списке братов номер. Посмотрела-посмотрела на него, потом нажала "отмену". Выбрала среди контактов шефа и позвонила ему.

Он долго не брал трубку, а потом поддельно бодренько осведомился 'Агент Берса, что случилось?'.

— Ян Вениаминович, — проговорила Кей слегка виновато. — Тут, знаете... ко мне явился Рейнхард Даблкнот... да, сам пришел, без лыж. Ну и... теперь здесь творится какая-то неведомая фигня.

Глава 6. Дети зимы

Темнота. В этой темноте есть я. Я знаю, что эта темнота — глубока. Но не бесконечна. Я знаю, что так просто мне тут не умереть. В этой темноте нет чудовищ, нет ловушек, нет опасностей. Тут вообще очень мало что имеется, и на данный момент тут есть только я.

Но так же я знаю, что в глубине этой темноты я могу найти... что-то. Что-то еще.

Я точно знаю — рано или поздно... мы встретимся. Я и это нечто, находящееся в небесконечной, непустой темноте.

Я не испытываю страха — знаю, что встреча не станет роковой. Ни я, ни то, что прячется во тьме — мы не враги друг другу. Но деваться нам тоже некуда, обойти друг друга, пройти мимо — невозможно. И, зная, что эта встреча неминуема, я не испытываю любопытства или нетерпения. Всему свое время. Мы встретимся. Это неотвратимо.

И, зная это, я не пытаюсь остановиться, не пытаюсь бежать, не пытаюсь противиться — я, словно вода в реке, движусь вглубь темноты, я ощущаю это мягкое, еле заметное стремление как единственное, что сейчас определяет меня.

Но вдруг темноту разрывают светлые пятна. Их края похожи на обожженные края бумаги, и эти язвы-пропалины разрастаются все шире. В следующее мгновение темнота исчезает полностью.

Тудум-тудум.

Свет проезжает по противоположной стене, бликуя в немытых, исцарапанных окнах. Серые поручни. Грязь. Пальцы на ногах мерзнут.

Но телу тепло.

Я смотрю вверх и вижу бледное лицо Кей — она глядит в окно. Моя голова лежит у нее на коленях, ее пальцы заплутали в моих волосах. Она замечает, что я смотрю на нее — коротко улыбается левым краешком рта, гладит меня по виску — нежно, задумчиво — и переводит взгляд на окно.

Затем все снова накрывает тьма.

Я вижу будто во сне еще какие-то всполохи, красных бабочек, белый снег...

Через неопределнное мгновение я опять открываю глаза.

Тусклый свет лампы, спрятанной где-то под потолком, кажется чрезмерным.

Реальность осознается опосредованно. Словно я был какое-то время просто сторонним наблюдателем и вдруг включился, вернулся, осознал себя — собой.

Вот руки. Довольно угловатые, переломанные линии у них. Эти плоские светлые ногти мне никогда не нравились. Шершавая простыня под подушечками пальцев.Тепло. Жарко даже. От этого ощущения хочется избавиться. Как быстро я привык к нему...

Мысли не казались мне противоречивыми. И покоя в душе тоже, как ни странно, не было.

Где я? Мы уже вернулись? Это клиника поглощающих и мне готовиться к экспериментам?

Что было между тем моментом, когда мое нутро прожгла серебряная вода и тем, когда я очнулся ненадолго и увидел Кей? И что было после?

Впрочем, я ощущаю себя способным встать и идти.

Аккуратно вытащить из кожи иглы. Плиточный пол — холодный. Голова слегка кружится, но мне нестерпимо быть в неведении.

В палате нет окон. Мы под землей? Надеюсь, нет.

Я подхожу к двери, она послушно отворяется, впуская внутрь немного промозглого холода.

Слегка помедлив, я иду вперед по коридору, внимательно осматриваясь по сторонам.

Тут пока что тоже нет окон, но иногда попадаются закрытые двери.

Это место... эта больница выглядит довольно новой, стены аккуратно покрашены в матовый серо-голубой. Лампы горят не все — ну понятно, ночь на дворе, кому нужна полная иллюминация? Место это мне незнакомо, но, добравшись до развилки, я каким-то образом понимаю, что все больницы, в общем-то, устроены примерно одинаково, а значит, я с большей долей вероятности не заблужусь.

Взглянув на пустынные коридоры по обе стороны, я выбрал правый. Вскоре вдалеке показались первые проемы черных окон. Затем мне попалось несколько открытых дверей — все они вели подсобные помещения, а вот за ними обнаружился проход в общую палату. Я аккуратно заглянул внутрь, надеясь, что, если кто-то из пациентов не спит, то я смогу спросить у него, где мы находимся и куда мне вообще идти.

Палата была полупустой, пара больных у дальней стены, под окнами, лежали неподвижно, и я не решился их будить.

Ладно, надо попробовать мыслить логически. Если бы я был в "гостях" у поглощающих, мне бы вряд ли кто-то разрешил вот так разгуливать по этажу. Значит, это обыкновенная человеческая больница. В таких местах частенько встречаются разные противоречивые ситуации: отсутствие контроля надо мной вполне может сочетаться с тем, что Кей, например, ко мне пускать не стали. Мы же не родственники.

Так, может, тут есть какой-нибудь дежурный... Впрочем, почему бы мне не отправиться прямиком на первый этаж. Ведь там обычно располагаются приемная и регистратура?

Я чувствовал себя вполне сносно, разве только ушибы и ссадины слегка побаливали. А это значит, оставаться здесь нет никакого смысла.

Нужно только понять, что это за "здесь".

За окнами было все так же темно, и сквозь черноту эту медленно плыли, покачиваясь, крупные снежные хлопья. Я задержался у одного из окон, силясь узнать пейзаж — тщетно. Если вдалеке и есть какие-то огни, из-за снега их не видно. Остается местность вблизи, подсвеченная уличными фонарями, но мне совершенно незнакомая.

Хорошо, по крайней мере, это все еще он — север.

Вздрогнув от подобравшегося близко заоконного холода, я потер плечи, силясь слегка согреться. Не помогло. Надо бы вернуть свою одежду и вещи... Я направился к выходу с этажа, обозначенному зеленой светящейся табличкой.

Повернул ручку на двери, толкнул. Дернул на себя. Закрыто.

— Ну что ты будешь делать...

Дверь — деревянная основа, стеклянные вставки, видно, что внутри они прошиты металлической сеткой. Так, нет, я не стану даже пробовать ломиться напрямик. Еще я двери в больницах не ломал. Серьезно. Может, это не тот выход? Или их закрывают на ночь?

Если так, то это паршиво. Не из окна же прыгать в снег? Так я себе все ноги переломаю, что нежелательно.

Я снова повернул ручку и дернул на себя, ни на что, в общем-то, не надеясь.

Дверь, слегка скрипнув, открылась.

Это меня немного насторожило.

Так. Ладно. Такое бывает. Может, я недостаточно силы приложил в первый раз. Или замок заедает. Не всегда все так сложно, как кажется на первый взгляд.

Придерживаясь за холодный поручень, я стал спускаться.

Три темных лестничных пролета привели меня на первый этаж, и уже там, поплутав по полутемным коридорам и всего единожды очутившись в тупике, я довольно скоро выбрался в холл. Осмотрелся. За двухуровневыми стеклянными дверьми все еще мягко падал снег, затененные мозаичные стены поблескивали серебром и пестрели стилизованными изображениями резвых краснощеких детишек. Рисунки сверху и снизу обрамляла деревянная кайма с вырезанными на ней этническими узорами, весьма характерными.

Ага, значит, мы севернее Тасарос-Фесса. Наверное, мы с Кей все же добрались в Кетлесс.

Я подошел к окошку регистратуры и, с секунду поколебавшись, постучал в стекло, бессовестно помешав кудрявой женщине средних лет видеть десятый сон.

Она встрепенулась и, кажется, какое-то время не верила своим глазам.

— Простите... я бы хотел уже... хм, выписаться? Мне бы получить мои личные вещи и еще, может, вы знаете, где Катерина Берса? Скорее всего, она меня сюда записала и привезла тоже...

— Подожди-ка, — женщина в окошке какое-то время промаргивалась. Потом, предостерегающие подняв палец, одной рукой набрала какой-то номер на кнопочном телефоне и заговорила в трубку:

— Игорь Васильевич, тут наш особый пациент из Малого Версуса спустился... да, вот прямо передо мной стоит, что с ним делать? Да, сам стоит, хочет выписаться... что? Поняла вас, жду.

Понятно, так просто никуда мне отсюда не деться.

Я сглотнул и мимолетом глянул на двери. Нет, на мороз мне определенно не хотелось, так что сбежать — не вариант.

— Так, ты стой где стоишь, — женщина принялась выбираться из-за стола и обходить деревянную кабинку регистратуры сзади. — Обратно сейчас пойдем. Потом будешь духов благодарить, а до утра никто тебя не выпишет, ишь чего... выздоровел ты или нет — не тебе решать, без анализов никто тебя никуда не пустит.

— А анализы только утром, — догадался я.

— А как же.

— А сейчас сколько времени?

— Полночь на дворе, — произнесла моя провожатая, словно обращается к несмышленому младенцу. — Ох, за что мне это... Пошли, пошли.

Я, вздохнув нетерпеливо и слегка раздраженно поплелся за ней, пытаясь на ходу придумать, как же мне все-таки отсюда побыстрее убраться. К тому же, организм возжелал пищи.

— Ужин я, конечно, уже пропустил?

— Придется потерпеть.

— Так а с Кей... с Катериной я могу как-то связаться? Может, мне можно забрать хотя бы телефон?

Ответом меня не удостоили.

Уже у входа в мою палату женщина произнесла:

— Значит так. Ложись и жди врача. Он скажет конкретнее, что тебе делать. И будь повежливее — ты человека из постели, считай, выдернул.

Я, не слишком довольный происходящим, вернулся на исходную позицию.

— Так-то, — наставительно произнесла женщина. — А теперь жди.

— А долго?

— Жди-жди.

И она ушла.

Я скрестил руки на груди и снова выдохнул.

Ладно. Переться полуголым в ночь — все-таки не слишком хорошая идея. Переждать темное время суток в тепле и относительном комфорте звучит уже получше.

Конечно, раз вспомнив о голоде, я теперь ощущал его всецело. Оглянувшись по сторонам, я приметил тумбочку у кровати, заглянул внутрь — она оказалась пуста. Ну да, кто знает, позволены ли тут передачки... Или они полагали меня настолько беспомощным, что ни о каком самостоятельном питании не могло быть и речи?

Но если б я валялся тут совсем как овощ — не должны ли были спохватиться какие-нибудь дежурные, когда я встал и пошел? Да и трубок никаких лишних из меня не торчало.

Ладно, мне этого не понять. Я мало вообще бывал в больницах и знаю об их внутреннем устройстве в основном из фильмов. Анализы сдавал в свое время часто, это да, но вот чтобы лежать... Так же не случалось мне навещать каких-нибудь тяжело больных родственников по причине отсутствия оных. Возраст и неумение налаживать достаточно близкие личные связи, в свою очередь, избавили меня от радости навещать каких-нибудь очень больных друзей.

В общем, весь мой больничный опыт можно свести к нескольким посещениям клиник ранее, не считая разовых случаев этой осенью и периода работы с психотерапевтом, но он был платный и с больницами у меня вообще не ассоциируется.

И вот я здесь. По идее надо бы ждать врача.. но когда он придет? Попробовать поспать, что ли?

Конечно, моему мозгу эта идея не понравилась.

Тут же в нем стали роиться мысли, одна другой актуальнее и безотлагательней. Конечно, мне именно сейчас надо наконец вспомнить во всех деталях, откуда у меня кровоподтеки и зудящие ссадины. И никакой регенерации — магии нет, пора бы уже привыкнуть. Но, к сожалению или к счастью, нет ее только у меня и других "счастливчиков", решивших не заменять обратно искусственное зерно. Другие вон пользуются, им хоть бы хны.

Я снова отчетливо и вещественно вспомнил горящую серебром воду, вспомнил ощущение того, что собственное тело мне не подвластно. До этого я уже имел дело с чтецами, но успел испытать на себе только следящее заклинание, при том вообще не почувствовав, когда его установили. Эта магия была... другой. Пожалуй, сильнее и тоньше. Зачаровать взглядом сразу, на расстоянии, так, что даже не было никакого "сражения за территорию" — это ж какая мощь? Или я попросту не помню этой фазы, раз проиграв?..

И та вода... Я не могу поручиться, что она действительно светилась. Может, мне показалось. Но синяки и ссадины реальны, я чувствую их отлично, они точно есть.

И еще... та девушка... У нее губы были накрашены зеленой помадой, и ей это почему-то шло. Она была довольно красивой, да. Не то чтобы в моем вкусе, нынешнем ли, прошлом ли — она была хороша объективно, насколько это вообще возможно.

И вот ее взгляд заставил мир вокруг придти в движение, закружиться, словно водоворот, звуки стали похожи на мягкую патоку, отошли на задний план, размножились, пение реки переплелось с хоровым пением девушек в венках и белых сорочках.

Я делал... что-то. Как-то само собой все происходило. Тело двигалось без моего личного участия, по крайней мере, так казалось. Да, я желал победить того светловолосого здоровяка. Я ощущал азарт и стремление к победе. И я словно плыл по реке, и каждый нырок на глубину приближал меня к цели. Боли я не чувствовал.

И точно так же, когда все было решено, я ощущал желание взять ту, в чьих глазах я тогда тонул. Это было так просто и естественно, сладко и легко. Словно так и должно быть.

Да, мне было приятно.

Но я этого не хотел. Я не... я не стал бы делать этого осознанно. Это произошло в обход моей воли. Будто бы меня... использовали? Да, похоже на то. Мерзостное такое ощущение. Я мог бы сказать, что я "опорочен", если б был уверен, что это слово подходит. Как может произошедшее опорочить меня? Да, я имею в виду именно секс. Я не религиозен, то, что меня втянули в какой-то ритуал, мало меня заботит. Хотя, наверное, должно бы.

Я непременно забуду этот эпизод, впишу умозрительно в череду других, и он постепенно перестанет выделяться, сольется с фоном. Бывало и похлеще. Я помню ситуации, в которых мне бы вовсе не стоило оказываться... но я тогда желал экспериментов, пытался расцветить свою серую жизнь, найти в ней радость и какой-то смысл. Что ж, не всегда это заканчивалось хорошо. Обычно итогом становилось разочарование, больная голова и долгая, изматывающая тошнота. Но, пожалуй, что-то коробящее настолько же, как эта история с "ритуалом", я вспомнить не могу.