Стремящийся к небесам

Кьораку с парой неразлучных нахлебников сидели на заднем дворе, который помимо всего прочего мог похвастать небольшим прудом с карпами и великолепно устроенным садом камней. Все сидели на открытой терассе и казалось бы ничто не могло нарушить их покоя... Но всё когда-нибудь случается, так?

— Нанао-тян! — жалобным голосом позвал Кьораку. — Принеси еще кувшинчик сакэ, пожалуйста!

Несколько секунд абсолютно ничего не происходило, но вот сидевший рядом с ним мужчина нервно сглотнул и отодвинулся в сторону. Шунсуй весь как-то сжался и медленно повернул голову, будто ожидая увидеть за спиной сотню чертей. Но за них сегодня была невысокая девушка с черными волосами, забранными в тугой пучок. И, поверьте, на взгляд Кьораку первый вариант был бы куда предпочтительнее.

— Капитан, — тихо произнесла она, сжимая в правой руке увесистый томик манги, на обложке которой сплелись в экстазе две мускулистые фигуры. — Капитан, скажите, разве вы сегодня не пили? Или может мне изменяет память?

— Н-ну, всего-то одну рюмочку за обедом... — жалобно промычал он.

— Тогда эти четыре пустых кувшина наверняка из-под ключевой воды? — спросила девушка, взглянув под ноги капитану.

Тот понурил голову, и некоторое время сидел молча. А пока суровая надсмотрщица перевела взгляд на парочку, что тихо сидела поблизости.

— Простите, — вежливо обратилась она к высокому длинноволосому мужчине в необычной для этих мест военной форме западного образца. — Господин-нахлебник, вы почти три месяца живете у нас, но, как я не перестаю напоминать, не отработали еще ни одного самого крохотного кусочка хлеба из того, что за это время изволили съесть...

— Лиза-тян, да он лентяй, каких поискать! — воскликнула сидевшая рядом с ним маленькая девчушка и двинула мужчину кулаком в бок. — Этот дурень всегда был таким и ничего с этим не сделаешь!..

— Лилинетт, — укоризненно произнес предмет её критики. — Ну, сколько можно?

— Ой, да ну тебя! — девочка вскочила на ноги, схватила за руки девушку и потянула за собой. — Идем, Лиза-тян, а они пускай одни здесь сидят!

Когда за ними закрылись сёдзи, Кьораку лег на деревянный пол терассы и прикрыл глаза. Могло показаться, что он уснул, но это было только видимостью.

— Ну как? — спросил капитан.

— Что "как"? — спросил в притворном непонимании сидящий рядом мужчина.

— Ну не надо этого, Старрк, — укоризненно бросил Шунсуй. — Будто ты не понял, о чем идет речь...

Койот улыбнулся и тоже лег на пол, положив руки под голову. Конечно, он понимал, что же такое спрашивает его капитан.

— Я больше не испытываю одиночества, Кьораку-сан, — ответил он наконец. — Сами видите, даже...

— Ага, даже малышка Лилинетт стала проводить больше времени не с тобой, а с Лизой-тян. Но это скорее заслуга твоего скверного характера.

— Ну, конечно, — фыркнул Старрк. — Уж вам ли говорить о характере.

* * *

Я был одинок. Это было абсолютное беспросветное одиночество, конца которому не видно. Вокруг меня кипела жизнь Хуэко Мундо, но я не чувствовал себя его частью. Я был будто бы забытой кем-то деталью, которую потеряли и в которой никто не испытывал ни малейшей надобности. Это больно, когда ты никому не нужен. Это ранит даже лишенного сердца.

Из потаенных глубин сознания всплывала фраза о том, что друзьями могут стать только равные. Я не знал, откуда это взялось в моей памяти, но, наверное, это было случайно затерявшимся осколком из ТОЙ жизни. Но раньше это не воспринималось буквально, зато сейчас... Моя духовная сила убивала тех, кто решался быть со мной рядом. Стирала в порошок, обращала в новую порцию бескрайних серых песков. Слабые были неспособны быть рядом со мной. Сильные же обычно желали оставаться одиночками.

Теперь уже нельзя с уверенностью сказать, к кому из моих половинок пришла эта идея. Лилинетт кричит, что, конечно же, ей. А я... Я не особенно желаю это знать. Куда важнее для меня было обретение друга. Обретение себя. И пускай горькое чувство никуда не исчезло, но вдвоем куда легче испытывать одиночество.

Потом пришел Он. Айзен пообещал нам, что мы никогда более не останемся одни, если пойдем за ним. И он сдержал слово. И с тех пор мы с Лилинетт больше не одиноки. И никогда не будем.

Айзен даровал нам семью. Она состояла из не очень-то хороших... людей, если можно так выразиться. Но ведь настоящую семью не выбирают, так ведь? И мы были некоторое время счастливы. Нас не расстраивал вечно злой Ноиторра и грубый Джаггерджак. Нас не смущало соседство с более низкой формой Пустого — гиллианом, любившим вдобавок время от времени походить в личине сожранного им шинигами. Нас не раздражал слегка двинутый ученый с братцем из фраксионов... Даже тупой до невозможности Ямми не вызывал головной боли. Счастье переполняло нас.

А потом...

Потом, смертельно раненый, летящий вниз к земле, я с грустью подумал, что всё это кончилось. Камни больно впились в мою кожу, описывая её новыми совсем не страшными царапинами. Подо мной растекалась темно-красная лужица, а на ухо, захлебываясь слезами, ревела Лилинетт. Такой она мне не нравилась. Лучше бы ругалась и колотила. Легкие уже с трудом впускают воздух, и, кажется, вот этот вздох будет последним. В груди появляется странное чувство, будто давным-давно исчезнувшее сердце готовится сделать новый удар. Больно.

Где-то наверху разверзаются небеса, и собирается хлынуть огненный дождь, но мне это безразлично. Ведь живое существо рождается одиноким и сдохнет тоже в одиночестве... Да, я помню, это говорил мой сержант, когда нас совсем еще зеленых после учебки сразу отправляли на фронт. Люди там умирали. Умирали сотнями и тысячами. Вместе все как один. Все как один... Одинокие. Потому что у Смерти не попросишь билеты в одном купе.

Я лежал на камнях и вместо грома мне слышались залпы кремниевых ружей и крики людей, спустя секунды превращавшихся в мешки из плоти, в которых не было уже ни искорки жизни.

Именно с того дня я всеми силами своей пустой души ненавижу войну и сражения, пряча эту ненависть под маской лени и безразличия. День, когда я убивал, день, когда я умер сам.

Больно. Больно быть одиноким.

"Не бойся, я с тобой"

* * *

Я осторожно сжимаю её маленькую ручку и чувствую нежные губы на моем лбу.

Сон. Господи, это был всего лишь сон!

— Старрк, поверь, теперь ты не будешь одинок, — раздается рядом уверенный голос, но в нем явно чувствуется беспокойство.

— Знаю, — я открыл глаза и встретился взглядом со склонившейся надо мной девушкой. — И спасибо тебе за это... Всем вам...

Нанао садится так, что моя голова оказывается на её коленях. Длинные волосы чуть щекочут бархатную кожу её ножек, и она смешно морщит носик. Сейчас эта девушка совсем не похожа на описанную Кьораку грозную надсмотрщицу.

— Исэ-сан...

— Просто Нанао, — тонкие пальчики перебирают пряди моих волос. — Нас ведь только двое.

Сейчас мы всё на той же терассе. Небо уже начало темнеть в ожидании вечера и лишь на западе оттенками красного алел закат. Прекрасный закат, которого я никогда не видел в Хуэко Мундо.

Я медленно сажусь и прижимаю к себе девушку. Она доверчиво кладет голову мне на плечо и тихонько шепчет:

— Знаешь, всё, что сейчас происходит... Это так странно. Ведь я помню Лизу, когда была еще совсем маленькой. Она была очень занятая, капитан ведь постоянно отлынивал от своих обязанностей, и на ней висела куча дел. Но где-то раз в месяц нам удавалось встретиться, и она ночь напролет была со мной. Мы весело болтали, смеялись, и я с удовольствием слушала, когда она читала мне книжки. Часто я не бралась за новую книжку, ожидая ночь, когда мы сможем прочитать её вместе... А та последняя книга до сих пор лежит у меня в столе.

— А теперь?

— Что теперь? Той прежней Лизы больше нет. Её не стало в тот злополучный день. Лиза Ядомару, что сейчас с радостью была принята капитаном — это лишь видимость, потому что та, кого я знала, давно умерла.

Я нежно целую её в щеку, чтобы отвлечь от грустных мыслей, а мгновение спустя она сливается со мной уже в настоящем поцелуе. Я чувствую её неровно вздымающуюся грудь, а дрожащие руки гладят мою спину. Правая ладонь скользит по бедру и вот пальцы чувствуют тонкую и уже чуть мокрую ткань.

— Может не... — пытается сказать она, оторвавшись от моих губ.

Я лишь улыбаюсь и откидываюсь на пол терассы. Нанао не нужны слова, она опускается и быстрыми движениями стягивает мои брюки. А после...

— О-ох, — всем своим существом я провалился в теплую и влажную глубину.

Её ловкий язычок несколько раз прошелся по напрягшейся головке моего члена, лаская, кажется, каждую клеточку. А чуть погодя она, громко вздохнув, опустила голову, коснувшись своим носиком волос у меня на лобке.

— Н-нанао... — только и могу я выговорить.

Теперь весь мой член просто изнывал от окутавших его неимоверно приятных ощущений. Потом Нанао медленно начала двигаться. По моему телу пробегала дрожь, будто разряды электрического тока. Нет, такую сладостную пытку я не мог долго терпеть.

— Нанао, я...

Но она не обратила на мои слова внимания, лишь стала еще быстрее насаживаться на мой член.

Я почувствовал, как по стволу толчками поднимается семя, готовое уже вот-вот наполнить её прелестный ротик, знала это и Нанао. Она снялась с моего ствола и почти до боли засосала головку. Это стало последней каплей, и вот сперма ударила ей в нёбо, а я буквально всем телом чувствовал трепетный язычок Нанао, ни на секунду не замиравший и продолжавший свои ласки.

— О, Н-нанао... — тихо выдохнул я и привлек девушку к себе.

К подбородку катилась тонкая струйка мутной жидкости и я, недолго думая, слизнул её, чтобы миг спустя накрыть её губы жарким поцелуем. Без промедления она впустила в рот мой язык, и я ощутил там сгустки собственной спермы. Но это не остановило меня. Мои выделения смешались с нашей слюной и...

* * *

Однако же темные времена настали для восьмого отряда. Вернее, не столько для отряда в целом, сколько для их капитана в частности.

— Капитан, что это вы прячете за спиной? — строго спросила девушка, подозрительно смотря на Кьораку.

— Э... Это до... документы... — промямлил тот.

— Но зачем их прятать? — поинтересовалась Ядомару.

— Понимаешь, это очень секретные документы и предназначены они для глаз капитана Хитсугаи... — начал было он, но резко замолчал и его взгляд стал серьезным, а губы скривились скорее в грустной улыбке. — Лиза-тян... Я ведь ни капельки не изменился, да?

Девушка тяжело вздохнула, и подойдя к капитану, забрала у него из рук бутылку сакэ, после чего поставила её на невысокий столик рядом.

— Думаю, да, — Лиза достала откуда-то пару стаканов и наполнила их содержимым бутылки. — Только ваша несерьезность всё больше и больше кажется показной.

Капитан подошел к столу и поднял один из стаканов.

— Кампай? — полувопросительно произнес Кьораку.

— Кампай, — согласилась Ядомару.

Когда донышки стаканов стукнулись о крышку стола, Кьораку повернулся к девушке и спросил:

— Лиза-тян, а не скажешь ли мне, почему ты вернулась к своему бестолковому капитану? Только ли из-за того, что скучала по прошедшим временам?

— Я... — начала она, но замолкла и только через некоторое время закончила. — Капитан, одного стакана будет маловато, чтобы услышать от меня то, что скопилось на душе...

— Так в чем проблема? — недоуменно спросил Кьораку, наливая обоим по новой порции.

Глава 14 — И явилось горе

В последние дни было жарко. Очень-очень жарко.

Урахара обессилено валялся на полу, а его полосатая шляпа укатилась куда-то в угол комнаты. И только будто живущая своей жизнью левая рука махала веером, но особенного облегчения это, конечно, не приносило.

— Тэссай... — тихо позвал Урахара. — Тэссай...

В дверях вырос усатый здоровяк в очках, которому, казалось, и эта, и любая другая жара нипочем.

— Да, Урахара-сан?

— Тэссай... — жалобно проскулил Киске. — Почему у нас в магазине нет даже самого простого кондиционера?

— Потому что вы, Урахара-сан, пожалели на него денег, — развел руками Тэссай.

Хозяин магазина простонал что-то невнятное и снова рухнул на пыльные татами, при этом больно стукнувшись затылком и охнув.

У Йоруичи дела шли не в пример лучше. С самого утра она оккупировала ванную комнату, и ни на какие мольбы Урахары не обращала внимания. Тот даже пытался выторговать хотя бы полчасика в холодной водичке за десять порций лапши, но глава клана Шихоин была непреклонна.

Изнывали от духоты Уруру и Дзинта, которому даже не хватало сил обзывать и гонять девочку. Весь город будто уснул... Или вымер?

Нет, казалось, он просто замер, приготовившись к чему-то.

* * *

— Давненько же мы здесь не были, — задумчиво произнес Ичиго, подняв глаза к безоблачному утреннему небу. Сейчас было очень рано, и на темном полотне мерцали искорки звезд. Чуть погодя он повернулся к своему компаньону. — Да, Гриммджоу?

Гарганта открылась на крыше одной из высоток и вся Каракура была как на ладони. Небольшой город, ради которого шел такой бой...

— Ага, — меланхолично ответил Джаггерджак и встал на самый край крыши. — Ну, куда мы теперь, Куросаки?

Парень промолчал, не сводя глаз с неба. Шестой снова спросил, на этот раз куда грубее и громче, но ответа вновь не последовало. Тогда он отошел от края и приблизился к Ичиго. Тот, казалось, его совсем не замечал, тогда Джаггерджак, недолго думая, сжал кулак и с громким криком "Я к тебе обращаюсь!" ударил парня в скулу. Нет, не так. Вернее, хотел ударить, потому что кулак его на полпути к цели крепко сжала рука Куросаки.

— Когда обращаешься ко мне, то изволь добавлять хотя бы "сан", понял, Гриммджоу?

— Понял-понял, — раздраженно бросил Шестой, разминая руку.

— Сейчас мы будем работать по отдельности, — продолжил Ичиго. — Так от тебя будет больше пользы...

— Чего? — не понял Секста Эспада. — Почему по отдельности?

Теперь уже Куросаки присел на край крыши и свесил ноги вниз.

— Прости за откровенность, но в бою у меня нет особого желания прикрывать еще чью-то задницу кроме своей. Так что... — Хоро Эспада зевнул будто бы от скуки. — Так что будет лучше, если ты выполнишь задание себе по силам.

— Эй, нечего меня опускать! — рявкнул Гриммджоу. — Знаешь, кто Я?!

— Ох, помню-помню... — кивнул Ичиго. — У тебя тогда еще было такое до смешного решительное лицо... Ты называл себя Королем. Прости, но это немного странно, когда их больше одного.

Почему-то у Джаггерджака пропал всякий пыл, и он уже совсем спокойно спросил:

— Что мне нужно делать?

— Да сущий пустяк, Гриммджоу, — с улыбкой взглянул на него Куросаки. — Просто найди и схвати Кучики Рукию.

* * *

Говорят, время лучший лекарь. Да, наверное, это так. Даже нет, именно так оно и есть. Оно залечит любую рану на сердце и в душе. Со временем пройдет невыносимая боль и останется только тоска где-то глубоко внутри. Но не под силу никому избавить человека от рубцов, что оставили после себя эти раны. Они останутся до самого конца короткой людской жизни. Но... Может ли без них человек называться человеком? Не узнаешь, что такое радость, пока не испытаешь боль.