| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Тебе и не нужно.
«Нет, нужно», — подумала она и вставила ключ—карточку в прорезь. Рука дрожала и не сразу попала в цель.
Дверь стала открываться.
Захара вскинула бластер, тыкая в полумрак. Внешний свет отбросил тень её силуэта в камеру, подобную куску чёрной ткани, вырезанному очень острыми ножницами. Приглядевшись, она заметила пустую скамью и стол, но куб размерами два на два метра был совершенно пуст.
Внутри никого не было.
Захара отошла назад и повернулась ко второй камере, вставила карточку и…
Из камеры донеслось нечто, похожее одновременно на удивлённый возглас и раздражённый рык. Захара отшатнулась. Бластер вдруг потяжелел и чуть не выпал из рук. Палец не мог нащупать спусковой крючок. Обитатель камеры бросился прямо на неё. Он был настолько огромен, что ему пришлось пригнуться и повернуть плечи, чтобы протиснуться в дверной проём. Зубы у него были белые, острые, а в глазах горел огонёк разума.
Пятясь назад, Захара пыталась крикнуть: «Подожди», — но слова застряли в горле. Всё равно, что пытаться крикнуть во сне, выталкивать слова из бессильных омертвелых лёгких.
Существо остановилось прямо перед ней и подняло лохматую голову, видимо, заметив бластер. Это был вуки, поняла она. Одновременно Захара услышала стук из последней неоткрытой камеры, сдавленные крики из—за стены.
— Подожди, — сказала она уже чётче и подняла бластер. — Не двигайся.
Вуки простонал. Захара подняла карточку—ключ. Как она будет удерживать обоих заключённых одним бластером? Но было уже поздно.
Дверь последней камеры с лязгом открылась. Показалась фигура человека, стоявшего у самой двери. Захара глянула на вуки, но тот не двигался с места. Переведя взгляд на другого заключённого, она поняла, что смотрит на темноволосого мужчину чуть моложе тридцати лет в мешковатой тюремной робе. Он тоже смотрел на неё с немым вопросом тёмных глаз.
— Что здесь происходит?
— Я доктор Коди, главный хирург, — ответила Захара. — Здесь…
— А где наш обед?
— Что? Нет, — она ждала враждебности, неадекватности или даже презрения, но от учтивости заключённого стало как—то даже не по себе, — тут произошло совсем другое.
Она подняла бластер. Вуки замотал головой и настороженно зарычал; так, что ей показалось, будто воздух вокруг неё задрожал.
— Ладно, ладно, — сказал мужчина. — Опусти бластер, хорошо? А то Чуви нервничает.
— Чуви?
— Чубакка, мой второй пилот, — ответил темноволосый мужчина, выйдя на свет. Она заметила, как он мимолётно улыбнулся. — А меня зовут Хан Соло.
Глава 19. Капсула
К тому моменту, когда они нашли спасательную капсулу, Триг был уже уверен, что за ними следят.
Он слышал дыхание за спиной, неосторожные шаги, преследующие их по центральному коридору административного крыла — уже забыта даже элементарная осторожность. Иногда кто—то скрёбся. Иногда было слышно лишь дыхание.
Ему не нужно было ничего говорить Кейлу. Тот и сам всё это заметил. Вместо облегчения, невысказанное общее знание парадоксальным образом усиливало панические реакции в нервной системе Трига. Как будто он ощущал это дурное предчувствие не только за себя, но и за Кейла.
Наконец, впереди на внешней стене они увидели спасательную капсулу.
— Вот она! — Кейл не скрывал облегчения. Он поднял люк капсулы. — Залезай!
Триг залез.
— Тесно здесь.
— Для нас — в самый раз, — Кейл влез за ним и осмотрел приборы управления. — Теперь осталось только понять, как её запустить.
— Ты справишься?
— Конечно.
— А как ты поймёшь, что нужно делать?
— Дай мне немного подумать, — Кейл сжал кулак и закусил костяшку, уставившись на приборы. — Я думал, тут всё будет на автомате, но…
— Кто же это к нам пожаловал? — раздался вдруг голос позади них.
* * *
Это был Сарторис.
Он стоял с бластерными винтовками в обеих руках, и во взгляде его было так же мало радости от встречи, как и у уставившегося на него Трига. По его осанке мальчик интуитивно понял, что между ними лежит какая—то тайна, что стражник знает нечто о них или об их отце, неизвестное самому Тригу. Он что—то почувствовал, какой—то глубинный душевный разлад, который мелькнул на лице стражника, а потом быстро пропал, будто стекло на мгновение запотело от горячего дыхания.
— Вон отсюда, — сдавленно сказал Сарторис.
Кейл нахмурился и помотал головой.
— Что?
— Ты слышал. Вон отсюда, — Сарторис ткнул дулом винтовки в Трига. — И ты тоже.
— Здесь хватит места всем троим.
— Всенепременно, — Сарторис несмешно ухмыльнулся, что ничуть не смягчило угрюмости его лица. — Нам тут будет очень уютно. Но у меня другие планы. А сейчас вон отсюда, — он продолжал целиться в них. — Чего ждёте?
— Неужели ты хочешь, чтобы мы здесь погибли? — спросил Кейл.
— Мне плевать, хоть голыми бегайте по столовой. Единственная причина, почему я вас ещё не пристрелил — это потому, что не хочется потом вычищать ваши ошмётки из капсулы. Может быть, вы избавите меня от такой необходимости?
— Ты не понимаешь, — сказал Триг. — На этой барже остался кто—то живой. Он следит за нами. Если ты бросишь нас здесь…
— Сынок, я до смерти устал слушать твои бредни.
Сарторис ткнул винтовкой прямо Тригу в лицо. Дыра в стволе стала огромной, чёрной и бездонной. Тригу показалось, что он растворился в этой темноте. Смутно, будто всё происходило на расстоянии нескольких световых лет, он почувствовал, как брат обнял его за плечи и потянул к себе.
— Пойдём, — сказал Кейл.
Всё ещё пребывая в невесомом состоянии, Триг поддался брату и выбрался из капсулы. Мимоходом он заметил, как Сарторис вынул из кармана плоский чёрный предмет и вставил его в навигационную систему капсулы, совершенно забыв о них, будто данная проблема его больше не волновала.
Люк закрылся с еле слышным шипением, почти обыденно. Зажимы отошли с глухим стуком, и капсула вылетела из гнезда, оставив Трига и Кейла глазеющими на пустое место, где она до этого находилась.
Кейл прочистил горло. После долгого молчания он вдруг вспомнил, что Триг стоит рядом с ним.
— Эй, всё будет нормально.
Триг поднял голову. Ему казалось, будто он не только провалился в невесомость, но и стал прозрачным, еле видным. Как будто кто—то подсоединил его к вакуумному насосу и откачал из души всю надежду.
— Пойдём, — сказал Кейл. — У меня есть мысль.
Глава 20. День жизни
Меньше чем через минуту знакомства Захара отметила, что Хан Соло не похож ни на одного заключённого, с какими она сталкивалась. Эта мысль ещё сильнее поразила её, когда она попыталась объяснить, что случилось на борту баржи и как отчаянно они с вуки нуждаются в её помощи, если хотят остаться в живых.
— Стой, стой, стой… — нетерпеливо замахал на неё руками Хан. — Хочешь сказать, на этом летающем мусорном ведре погибли все, кроме нас? — он переглянулся со стоящим рядом вуки, как бы ожидая подтверждения услышанного собственными ушами. — Ты в это веришь?
Вуки жалобно и громко рыкнул. Захара не слишком разбирала ширивук, но поняла больше по интонации: Чубакка выражал недоверие, искреннее и простое.
— Ага, — поддакнул Хан, — вот и я тоже, — он вновь посмотрел на Захару. — Лучше ты ничего не могла придумать, доктор? Или ещё есть какая—нибудь история про запас?
— Скоро ты сам всё увидишь. У этой заразы, этого вируса, уровень смертности 99,7%.
— Понятно, о статистических данных мы справлялись у дроидов, — Хан сделал шаг назад, в первый раз оглядел её с ног до головы и одобрительно улыбнулся. — Хотя должен сказать, доктор, при всех твоих историях, сама ты выглядишь очень даже ничего.
Захара почувствовала, как краснеет.
— Я… невосприимчива к инфекции.
— Ну, может быть, мы тоже?
— Может быть, но сомневаюсь.
— Тогда почему мы ещё живы?
— Вы сидели в одиночках. А сейчас вы вышли оттуда и можете подвергнуться заражению, поэтому мне нужно сделать вам укол, — она вынула из кармана шприц и медпакет, который брала с собой повсюду. — Это займёт всего секунду. Дайте вашу руку, и я…
При виде иглы вуки рявкнул так, что у Захары дрогнуло в груди. Во второй раз за несколько минут она увидела, как он обнажил зубы, светлые белые резцы, и уловила какой—то дикий запах, то ли от шерсти, то ли от дыхания. Она отшатнулась.
— Всё равно придётся, — сказала она и обернулась к Хану. — Обоим.
Хан помотал головой.
— Вуки не любят игл. Я тоже.
— Я врач.
— Да, ну, тогда тебе лучше ухаживать за лежачими больными, — он глянул на оружие в её руке. — Или Империя перешла на бластерную медицину?
— Это лишь мера предосторожности. Сейчас нет времени стоять и препираться. Жертв слишком много.
— Слушай, доктор, я… — Хан запнулся.
Проследив за его взглядом, Захара поняла, что он заметил ногу, вытянувшуюся из—за угла. Видимо, она принадлежала одному из стражников, через чьи тела сама Захара перешагивала, пробираясь сюда. Хан ещё больше вытянул шею — он заметил ещё несколько трупов.
Когда он вновь перевёл взгляд на неё, дерзость в выражении его лица уже куда—то пропала. Ей на смену пришло что—то другое, не совсем страх, а некое острое восприятие окружающей обстановки. Он переглянулся с Чубаккой. Вуки понюхал воздух и выпустил низкий, беспокойный рык, родившийся в самой глубине его груди.
— Ага, — пробормотал Хан, — вот и я тоже, — затем он обратился к Захаре: — Похоже, дикого выбора у меня тут не наблюдается, доктор.
— Поверьте, — сказала она, выдержав его взгляд. — Вам это действительно нужно.
Хан закатал рукав. Захара поняла, что не сможет одновременно делать укол и держать бластер. Отложив оружие в сторону и толкнув его ногой вон из камеры за спину в коридор, она взяла Хана за руку, смазала её и воткнула иглу. Хан поморщился, когда она нажала поршень.
— Ты ведь уже это испытывала?
— Вообще—то ты первый.
Хан выкатил глаза.
— Что?
— Расслабься. Как дыхание?
— Скажу через минуту, если ещё буду жив.
Захара изо всех сил пыталась не показывать беспокойства. Она доверяла проведённому Мусором анализу антивируса, но нельзя было исключить, что туда могла закрасться ошибка. Кто мог дать гарантию, как антивирус повлияет на каждого конкретного человека? А как он будет действовать на представителей других рас, отличных от людей?
Однако альтернативой для Чубакки было лишь заразиться. И Захара не была до конца уверена, что введение антивируса грозило ему чем—то худшим. Она повернулась к вуки.
— Теперь твоя очередь.
Чубакка протянул руку. Отыскать вену на вуки всегда было задачей не из лёгких, однако Захара нащупала её под толстым смятым мехом и ввела иглу. Он зарычал, но не дёргался.
— Вот, а сейчас можно…
Вуки закричал.
* * *
Первое, что почувствовал Чубакка, это боль детей. Она навалилась на него отовсюду — плач страдающих голосов раздавался со всех сторон. Он не понимал, что означает этот плач. Только то, что на барже случилось нечто ужасное, а сейчас это происходит и с ним. К своему ужасу он почувствовал, что сам стал частью происходящего, соучастником невообразимого преступления, и всё из—за укола этой женщины. Болезнь, которую она занесла ему под мех, под кожу, ожила и стала пробираться сквозь него — живое серое существо забралось по руке на плечо и в грудь, щёлкнуло языком и прошептало: «Да, всё это сделал ты. Да, ты — это они».
Неужели, это всё действительно сделал он? Неужели это он причинил им боль?
Но это же невозможно. Врач впрыснула ему не яд, а наоборот, противоядие. Тогда почему так больно? И почему он до сих пор слышит детские крики?
Ему казалось, будто череп заполняется жидкостью, блокируя обоняние. Но слух стал даже острее, чем раньше. Голоса кричали на него. Они не просили, а обвиняли в невиданных зверствах, а когда он опустил взгляд на руки, то увидел, что с них капает кровь, а во рту ощутил резкий солоноватый привкус их крови.
И тут болезнь оказалась уже в нём.
И эта зараза требовала еды.
Он рявкнул громче, тряхнул рукой, пытаясь прогнать болезнь, но она забралась глубже, стала рыться в памяти и доставать подробности, которые он не вспоминал уже почти двести лет. Он услышал старые песни Дня жизни с Кашиика, увидел лица: старый Аттичиткак, Коллабов, любимая Молла, — только их лица сейчас менялись, таяли и растягивались, а губы изгибались в странных, презрительных усмешках. На него взирали глаза отца — он видел, как тот пытался скрыть свой стыд. Они знали, что болезнь уже в нём, и что эта болезнь может сделать с детьми. Они знали, что он убьёт их прямо в камерах и будет пожирать их ещё тёплые внутренности, засовывая их себе в рот, не прожёвывая, порабощённый болезнью и её аппетитами. Они видели, что болезнь никогда не насытится, что она будет убивать и пожирать, пока не останется только кровь, которую тоже можно слизать с холодного дюрастального пола. Они говорили: «Вот истинная песнь Дня жизни: ешь и убивай, ешь и убивай».
Нет, это невозможно! Такого не может быть!
С громкими криками, почти оглушительным рёвом в своих мыслях, он почувствовал, как приходит болезненное забытье, и был благодарен этой возможности скрыться, уйти от своих ощущений. Он не пытался убежать от них, а сам с готовностью шёл к ним.
* * *
Захара отпрыгнула, инстинктивно пригнулась и выставила обе руки для защиты. Чубакка вслепую махнул рукой с торчащим шприцом, и игла пролетела по камере как неудачно кинутый дротик, ударилась о стену и пропала из вида. Если бы Захара не пригнулась, рука вуки перебила бы ей горло.
— Эй, приятель, полегче, — Хан взял его за руку. — Чуви, это же просто…
Чубакка развернулся к нему, крича в полный голос, и Хан тоже отпрянул, нахмурился и уставился на Захару.
— Ты что ему сделала?
— Ничего. Я ввела ему то же, что и тебе.
— Похоже, на разные расы оно действует по—разному. Никогда об этом не задумывалась?
Он опять перевёл взгляд на Чубакку, но у того на лице застыло чужое выражение, враждебное, без следа сознательности в глазах. Казалось, вуки не понимает, что происходит, напуган и готов броситься на любую опасность. Острый, дикий запах, который Захара едва учуяла раньше, усилился и проник повсюду, как будто некая железа агрессии в его теле стала резко выбрасывать гормоны. Он рычал, не переставая.
Одновременно Захара заметила опухоль. Всё началось с горла — оно стало раздуваться, а потом то, что она раньше приняла за рык, превратилось в придушённое дыхание.
— Что такое? — спросил Хан. — Что у него случилось с шеей?
Захара не ответила, не в силах разобраться в собственных мыслях. Неужели ей удалось отыскать нескольких выживших на борту баржи только для того, чтобы ещё больше помочь болезни?
Она взяла себя в руки и стала размышлять: либо антивирус ослабил иммунитет вуки к патогену, либо болезнь за последнее время стала более агрессивной, настолько, что инкубационный период сократился от нескольких часов до нескольких минут. В любом случае…
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
