Приключения дилетантов

Палёный кое-как поднялся с изгвазданного, отсвечивающего розовыми сполохами снега, и с ворчливой руганью принялся отряхивать себя от мусора и сажи. И тут он замер.

— А ведь, в кои веки карты не соврали, — сорванным голосом выдохнули разбитые губы, и гном добросовестно попытался вспомнить подробности доставшегося ему недавно расклада.

Смущённо он взглянул в пустые ладони, но тут же отдёрнул взгляд, словно обжёгся. А ещё вернее, Палёный просто боялся. До судорог и холодного урчания в животе боялся вдруг увидеть в пальцах те самые карты.

Кадет и Ведьма — а ведь, как бы не те самые, эльфячьи недомерки. Уж тот Боцман рядышком ненавязчиво указывал на него самого. Дама? Дама наверняка где-то есть. Но, от одного только воспоминания об огненном Лорде, почтенного гнома на морозе прошиб горячий пот, когда он вспомнил ту дьявольскую усмешку и пляшущее в прищуре взгляда пламя. Нет, не иначе как сам Неназываемый сыграл с ним злую шутку, сунув вдруг в руки кусочек, всего лишь один камешек из грандиозной мозаики бытия. Знающие говаривают, что тот великий Мастер горазд шутки и похлеще проделывать.

Палёный осторожно расправил усы, проверил бороду — не припалило ли ненароком? Одновременно он сторожко огляделся в темноте позднего зимнего вечера и шустро принялся переставлять ноги. Куда, он и сам толком не представлял — в голове гнома ещё изрядно гудело после знакомства оной части тела с бревенчатой стеной — но вот что несомненно подальше отсюда, это уж первейшее сейчас для здоровья дело...

— Куда это вы так торопитесь, почтенный гном?

Ну вот, началось! На первой же развилке, где Палёный намеревался проскочить на соседнюю улицу, а там и шмыгнуть в один из множества неприметных переулочков и проходных дворов, обреталась дюжина хватких ребят. Да при железе, вестимо дело — уж при малейших признаках непоняток внутри города графские солдаты первым делом блокировали такие перекрёстки, оба обретающихся в Кирине моста и ещё дюжину присутственных мест. Гном пригляделся, и незаметно сплюнул. Как на грех, ни одной знакомой хари из числа прикормленных на десять кругов городских увальней, по недоразумению называемых стражниками. Нет, эти парни из графской дружины, настоящие вояки-профи...

И тут ему снова сыпануло по спине, на этот раз уже морозцем. Рядом с патрулём обреталась та самая парочка эльфов-недомерок, которой по идее давно уже следовало испариться в чаровном огне.

Крепкие руки солдатни сноровисто и с этакой нарочитой небрежностью охлопали гнома на предмет чего недозволенного. Но спасибо святым покровителям лихого люда, у Палёного имелась хорошая привычка не таскать при себе всякое-разное... Сержант скептически повертел в ладонях складной нож — но услыхав, что оный борода некогда служил в королевском флоте славного Гондора и сохранил непременный матросский инструмент на память, кивнул и нехотя вернул находку владельцу.

В течение всей этой процедуры взгляд гнома нет-нет да и приценивался краем глаза к парочке эльфячьих заморышей и каждый раз, словно обжёгшись, увиливал в сторону. Парнишка стоял отрешённый, весь нагруженный узлами с пожитками и натянув почти до носа свою вязаную шапочку. Его копьецо, как и положено, покоилось в чехле с наложенной поселковым старостой печатью. Зато девка... весело щебетала с солдатнёй, блестя глазами и сияя румянцем на щеках. А в ладонях вертела, словно купленный в дешёвой лавке сувенир, такую себе штучку — но уж очень та смахивала не на причуду сумасбродной девчонки, а на самую настоящую волшебную палочку...

— Дык, это, башкой о стену приложило... — застонал гном и снова ухватился за свою гудящую голову. Осторожно он ощупал её и со слабой надеждой легонько постукал с разных сторон. — Тут помню, а тут не помню!

Сержант в сомнении пожевал губами, на которых ещё розовели сполохи унимавшегося пожара, и осведомился — сумеет ли почтенный гном найти дорогу к себе домой или куда он там шёл?

— Да тута рядышком, на Сенной, — кое-как просипел Палёный, уже весь мокрый от струившегося по нём пота и страха.

И всё же, оказалось, что эти елфы остроухие вовсе не такие поганцы, как о них молва идёт. Не выдали... напротив, девчушка хоть и сверкнула настороженным взглядом, но подхватила гнома под локоток и весело прощебетала солдатам, что они с парнем проводят дедушку до его дома. Старшим и ушибленным, мол помогать надо, так мама учила! Сержант, у которого явно и без этой мелюзги хватало хлопот, отмахнулся кольчужной рукавицей — чешите отседова — и уже отвернулся.

Две пары цепких рук вмиг вынесли едва переставляющего ноги гнома в соседний проулок. Да так ловко, что Палёный не успел даже и удивиться. Но вскоре у него вновь холодом заурчало под ложечкой — непонятная остроухая парочка откровенно направлялась в центр города. И когда за плечами остался печально затихший парк и сонно белеющий в темноте мост, предчувствие шепнуло гному, что направление уж очень подозрительно ведёт как бы не к цитадели их сиятельства графа. Но вот пробиравшаяся в ночи троица замерла, затаилась где-то, настороженно прислушиваясь к слабо доносившимся звукам.

Из ночного тумана сверху высунулась лошадиная морда и с шумным сомнением принюхалась к девице.

— Сгинь, конявая! — весело огрызнулась та, и кобыла покорно шарахнулась, истаяла обратно в мутную тьму.

По сторонам не виделось ничего. Ну просто вообще ничего, прости-Луноликая. С одной стороны, такая погода вроде и на руку карманных и кошелёчных дел мастерам, а то и потрошителям домишек. Но с другой, при одном только взгляде на это мутно-серое в ночи непотребство Палёного так и прошибала дрожь. А уж тем более когда он сообразил, что никогда тут подобных погод не бывало — а стало быть, все оные безобразия есть ничто иное, как проделки этой остроухой и рыжей свиристёлки. Как бы не магичка мелкого пошиба...

— Кажется, оторвались, Мика? — заметила эльфа и тут же пребольно ущипнула гнома за нос. — Ну что, попался?

Палёный уже смутно догадывался, что прежняя жизнь его, похоже, закончилась напрочь и безвозвратно. Сгорела вместе с корчмой и её незадачливыми постояльцами. Но вот, что там предстояло впереди, оказывалось решительно непонятно. Ослабевшие ноги наконец не выдержали, и гном неожиданно для себя бухнулся на колени.

В его короткой и яростной исповеди, словно во вспышке, промелькнула вся жизнь удравшего из прадедовских выработок молодого и непоседливого гнома. Пять лет на королевском флоте, да потом ещё три шатания по всем кабакам и злачным местам, каждый раз опускаясь всё ниже и ниже. Про непонятное, но отчётливое чутьё к неприятностям. Палёный и сам удивился, что под конец само собою всплыло в голове уже почти позабытое и, казалось, напрочь похороненное настоящее имя.

— Я, когда-то Дугги из клана Железного Топора, прошу вырвать меня из этого проклятого круга...

Иные гномьи обычаи вряд ли были известны этим заявившимся из Зачарованного Леса земляным эльфам — но те поняли. Преисполнились задумчивости и даже серьёзности. Настороженно поблёскивали в туманной полутьме глаза парнишки, и смутными сполохами сдерживаемой Силы мерцал отчуждённый взор рыжей чародейки. И хотел бы гном оторвать взгляд от её волшебной палочки, на конце которой какой-то страшненький черепок вдумчиво испускал искры, но так и не смог.

— А отчего ты от своих ушёл? — вздохнул парнишка и цепкой пятернёй кое-как поднял с колен расчувствовавшегося гнома.

Дугги поморщился, помялся, завздыхал. Но всё же, отозвался. Да ведь, в глубине гномьих чертогов всё так же, как и поколение, и десять, и сто назад. Никаких перемен — мало того, их никто не хочет. Та самая духота, которая бывает не от затхлого воздуха, а от неизменности бытия. И те немногие, кого не устраивала подобная неизменность окружения и своя в нём унылая предопределённость, либо уходили из клана, либо совет старейшин сам изгонял за постепенно проявлявшуюся строптивость...

Прилежно окутывавший троицу и укрывавший её от людских глаз колдовской туман постепенно рассеялся. Растаял тихо и незаметно, как это с ним бывает. Уплыл как мимолётная грусть, оставив после себя лишь что-то чуть ноющее, словно тоска по далёкой и полузабытой родине, когда теснящиеся в голове воспоминания оказываются и сладкими, и щипающими сердце.

Где-то в стороне от ещё отсвечивающего розовым зарева что-то заскрежетало, грохнуло. Взметнулся многоголосый вопль, а сюда, к замершим на углу площади троим, стал быстро приближаться торопливый, какой-то взволнованно сбивчивый лязг копыт.

— Внимайте, почтенные жители города Кирина! — сипло и обречённо кричал несущийся от ворот запоздалый гонец. — Древний король Эред-Митрима, один из ужасов тьмы, вырвался из заточения!

Палёный... нет уж, фигушки — теперь просто Дугги, словно хороший пловец вынырнул из охватившей всё естество меланхолии. Ухватив за руки своих то ли избавителей, то ли хозяев, он бегом вытащил их на середину кое-как очищенной от снега площади. И тут, после беглого осмотра вокруг гном почувствовал, как его пропотелые волосы самым натуральным образом встали дыбом.

Над одной из девяти башен, служивших славной опорой и защитой городских стен, в ночное небо взвивалось призрачное, бесцветное пламя.

Глава пятая. Непокорённые

Зима словно спохватилась в канун своей середины. Опомнилась на денёк, всплакнула о прошлом сырыми метелями, когда лицо так и забрасывает тяжёлым, мокрым снегом. Проглянула гнилой, слякотной осенью — с её неизбывной грязью, туманами и распаявшимися к непогоде носами.