"Маг" Вторая книга серии "Истринский цикл". Закончена.

— В меня. Ты просто случайно попала под выстрел. Из-за меня.

— А все равно, так хорошо получилось... может, еще повторим? Ой! болит еще. Наверное, не смогу пока дня два. Или больше.

— Ну я тебе могу помочь, хочешь?

— Хочу...

Влад быстро ввел ее в транс, залечил повреждения и разбудил супругу. Через несколько минут они снова сплелись в объятиях.

На сигнал колокольчика к ним в комнату вошел слуга. И, не обращая внимания на валяющиеся на полу окровавленные одежды новобрачных, спокойно спросил:

— Что желают господа?

— Принесите одежду, чего-нибудь поесть и попить... и еще: пусть Борислав ко мне зайдет.

Слуга удалился, а Влад быстро надел штаны, закрыл занавеси балдахина и распахнул дверь. На пороге стоял Борислав, спокойный и невозмутимый.

— Привет, Борислав. Вы определили, кто это напал?

— Это были трое из бывшего окружения покойного графа Савалова, вы еще их в плен брали и выпустили. Вот они и напали. Одного мы взяли живым, но добиться ничего не можем, он только повторяет: 'Я должен убить графа Савалова, должен убить графа Савалова' — и все.

Влад нахмурился — он понял, кто это был.

— Борислав, убей его. Он опасен, пока жив. Для меня. Как там обстановка на улице? Народ не разбежался?

— Да какое там... празднуют вовсю. Им объявили, что брак свершился, графиня жива и здорова и все нормально.

— А откуда ты знаешь, что она жива и здорова?

— Хм... ну, во-первых, ее потащил лучший лекарь империи — и что, неужели вы бы дали ей умереть? А во-вторых, — он ухмыльнулся в усы, — мертвые так не кричат на весь замок. Так что тут уже все в курсе, что брак свершился. И не один раз...— Он еще раз улыбнулся и добавил: — Только вот надо, чтобы распорядитель и нотариус засвидетельствовали акт свершение брака. Сейчас они придут, вы им дайте простыню со следами крови, и они посмотрят на вас, лежащих в постели. Вот тогда все будет официально завершено.

Через час так и случилось — торжественная 'комиссия' зафиксировала факт завершения брачной церемонии, и Влад с Лесаной спокойно продолжили свои занятия, прерываемые на поедание различных яств, принесенных в комнату в огромном количестве.

Поздно вечером Влад лежал на кровати, рядом с усталой посапывающей Лесаной, и думал: 'Странно как все закрутилось. Я изготовил живые торпеды и направил их на врага... и эти торпеды вернулись и чуть не погубили невинных людей. Манкурты были нацелены на графа Савалова. И когда меня объявили графом Саваловым — сработал спусковой механизм мозга, и три торпеды, оставшиеся в живых, ударили в цель. Если бы не амулет, если бы на моем месте стоял обычный человек — он бы уже лежал в гробу. Впрочем, если бы я был обычным человеком, этих бы манкуртов не существовало. Круг замкнулся...' — Он закрыл глаза и постарался уснуть — через полчаса у него это получилось.

Последующие несколько дней прошли в суете: Влад разбирался с системой безопасности замка, делал смотр гарнизона, порядком уменьшившегося после войны с клиникой. Командиром гарнизона он поставил Борислава — опытней его у него в окружении не было. Сейчас гарнизон состоял из восьмидесяти латников, довольно потрепанных и не вполне умелых. Работа предстояла большая.

Хозяйство замка было сильно запутано — непонятно, откуда и сколько причитается доходов, куда идут расходы. Влад попытался разобраться — так и не смог. Оставил это на будущее.

Герцог Ламунский, сухо попрощавшись, покинул замок вместе со своей свитой и уехал, не оглядываясь. Ясно было, что теперь оглядываться в ближайшие годы придется Владу. Правда, ему было на это наплевать.

Как-то в один из дней он попросил Лесану показать ему замок, в котором она выросла. Они долго бродили, она показывала ему портреты предков — засиженные мухами и закопченные. Он вначале с интересом слушал, потом ему это надоело, и после трех часов хождения Влад отправил ее заниматься своими делами, а сам решил спуститься в подвалы замка — он так и не удосужился туда зайти. Пройдя длинными коридорами, он подошел к темному спуску в подземелье. Возле него стоял охранник, который, было, заступил ему дорогу, но узнав графа, отошел в сторону.

— Что там находится? — Влад с интересом смотрел на темный зев, начинающийся крутыми ступеньками.

— Ну, вначале, господин граф, тюремные камеры. А потом, дальше — запертые помещения, и я не знаю, что там. Может, управляющий знает?

— А где он, управляющий?

— Где? Да там же, в тюрьме и есть. В одной и камер.

— А кто его туда посадил-то? С какой стати? — Влад очень удивился, так как знал, что управляющий был доверенным лицом старого графа, и он во всем на него полагался.

— Молодой граф... покойный. Какие-то у них с управляющим вышли неприятности, вот он его и посадил. А потом все о нем забыли. Так и сидит с тех пор.

— Ну-ка пошли, покажешь мне, где он сидит.

Они спустились по крутой лестнице, с выщербленными и грязными ступеньками, протоптанными поколениями узников. Факел трещал, отбрасывая неверные призрачные блики на стены подземелья. Влад заметил странную вещь — явно основание замка, подземелье, было гораздо старше, чем сам замок. Они отличались по цвету камня, по строению кладки. Более того, тоннель, ведущий к камерам, был как будто высечен из целиковой глыбы и напоминал древнюю пещеру. Вдоль коридора тянулись закрытые решетками комнаты, где на полу лежали люди в разной степени измождения. Некоторые высовывали руки из-за решетки и слабым голосом просили:

— Еды! Бога ради еды!

Кто-то уже не поднимался и лежал на полу, в охапках соломы. Владу показалось, что охапки эти как-то странно шевелятся — он присмотрелся: на соломе и на еще живых (а может, и мертвых) людях копошились мириады клопов, вшей, тараканов — солома будто шелестела от насекомых

— Эт-то что за безобразие?! Что тут за концлагерь?! — Влад с ужасом и отвращением смотрел на это торжество человеческой подлости и бессердечия.

— Так всегда было... при старом графе еще как-то о сидельцах заботились — еда была получше, прибирали в камерах, а уже молодой граф запретил что-то делать для заключенных.

— А кто здесь вообще сидит?

— Ну, в основном те, кто бунтовал против графской власти, преступники. Часть заключенных — пойманные разбойники, но таких мало. В основном крестьяне. Те, кто был против, чтобы молодой граф позабавился с его женой или дочерью. Но они тут долго не задерживались — молодой граф любил сам их пытать. Там, в конце коридора, дверь пыточной, граф забирал туда узников, потом их уже никто не видел. — Стражник понизил голос и добавил: — Сказывали, молодой граф якшался с нечистой силой, совершал какие-то древние обряды. Если честно, мы все вздохнули, когда его убили.

— А вы-то как могли служить этому уроду? Вы же видели, что творится?

— А жить как-то надо? Деньги нужны опять же... Напьешься после службы, вроде и забыл... а начнешь возмущаться — сам тут окажешься. — Стражник указал на страшную дверь в конце коридора. — Были такие случаи. Панас как-то сказал графу, что надо прибраться в камерах и хоть немного помочь узникам — там и пропал, в пыточной. Вот мы все и молчали...

— Ладно, разберемся. Где тут управляющий сидит, в какой клетке? Если он еще живой...

— Живой. Вон, шевелится, — стражник показал рукой на крайнюю от пыточной клетку, — живой, родимый. Он так-то мужик хороший, справедливый. Похоже, это молодому графу и не понравилось. Сейчас я открою.

Стражник погремел огромной связкой ключей, дверь с лязгом распахнулась, и Влад с отвращением вошел в клетку. Его замутило от стойкого запаха гниения и нечистот. При виде насекомых он подался назад и выскочил из камеры, чувствуя, что его сейчас вырвет. При всем своем жизненном опыте такого пакостного места он еще не видал.

— Сейчас идешь в стражницкую, берешь людей, побольше, в конюшне освобождаете помещение, застилаете его соломой и накрываете тканью. Скажи Бориславу — я велел. Сюда тащите воду, острые ножницы, много мыла — того, что используют для стирки тканей, вонючее которое, хозяйственное. Давай шустрее.

Влад выпроводил стражника, потом создал под потолком тоннеля несколько ярких магических светляков — они осветили весь этот ужас до последней трещинки в стене. Через несколько минут томительного ожидания в этом мерзком месте по ступенькам спустился Борислав.

— Я распорядился, господин граф. Сейчас люди подойдут с водой, мылом и тряпками. Может, выйдете отсюда, а то еще вшей наберетесь. Лучше вы на воздухе подождете. Или там, в помещении, мы освободили несколько стойл под прием заключенных.

Влад подумал и согласился. Торчать ему тут было и противно, и не имело смысла. Лучше принимать больных наверху, в конюшне и сразу лечить. Он взбежал по лестнице, вышел на свежий воздух и с наслаждением стал его вдыхать, выветривая из легких мерзкий смрад тюрьмы. Даже для тюрем средних веков это было запредельно. Влад бывал в городской тюрьме, так она выглядела в сравнении с этим вертепом просто санаторием. Граф на своих землях имел право карать и миловать как угодно, и вот результат — десятки, а то и сотни людей сгинули в страшном подвале, в муках, без надежды на освобождение.

Влад вошел в конюшню, пахнущую свежей соломой, там было чисто прибрано, выметено — явно, о лошадях заботились гораздо лучше, чем о людях, да и стоили они многократно дороже. Начали приводить и приносить первых узников, с них срезали одежду, волосы, намыливали убивающим насекомых вонючим мылом, смывали липкую грязь и нечистоты. Большинство были буквально при смерти. Влад вливал в них силу, ремонтировал изношенные тела — сразу сильно воздействовать на них было нельзя, они могли не выдержать. Им принесли бульон с кусочками белого хлеба. Давали понемногу. Заключенные захлебывались пищей и выпрашивали еще, но Влад запретил давать больше — это было быть смертельно для них. Наконец, их всех уложили рядами на подстилки и накрыли одеялами.

Влад вышел из конюшни после нескольких часов целительства опустошенный — и физически, и морально. Сколько бы ни писали о пренебрежении к человеческой жизни в старину, но пока это не увидишь своими глазами — не поверишь. Он пошел снова в тюрьму, спустился вниз, подождав, когда вынесут последние ведра и бочки с водой. После санобработки узников пол был залит мыльным раствором, но это мало заглушало смрад. А насекомые в камерах как будто не заметили, что исчезла пища. Везде валялись кучи тряпья, сорванные и срезанные с заключенных, кишащие клопами и вшами. Влад подумал, встал на порог крайней камеры и, сосредоточившись, стал повышать в ней температуру, пока солома и тряпье не начали дымиться. Он вначале хотел ударить файрболлами, потом решил, что это неэффективно, и попробовал просто поднять температуру в помещении, накрыв его каким-то куполом — как некогда сделал с трупом погибшей девушки в клинике. Он примерно запомнил, что тогда было, и теперь повторял только в более большом объеме.

Влад обходил все камеры — их было около двадцати — выжигая дотла, пока в них не осталось ничего, кроме голого раскаленного камня и пепла. Эта работа и лечение опустошила его магический узел почти досуха. Он потянулся к реке, заправить узел, и с удивлением обнаружил, что в этом подземелье он не может дотянуться до источника Силы. Влад поспешил выбраться по ступенькам наверх и с облегчением констатировал, что наверху способность вернулась. 'Или это на глубине, под толщей камня способность дотягиваться до реки слабеет, или само подземелье обладает таким свойством. Хорошо хоть, что способность пользоваться магией не исчезает', — подумал он и отправился искать среди узников управляющего.

Стражники указали ему на исхудавшего человека неопределенного возраста — от тридцати до шестидесяти, — слишком он был истощен и измучен, чтобы определить, сколько ему лет. Влад приказал поместить его в отдельное помещение и приставить к нему сиделку. Когда все было сделано, он еще раз осмотрел больного — поправил баланс организма, убрал язву желудка и вылечил раны на спине, оставленные плетьми, которые гноились. Сперва он только заставил их зарубцеваться, теперь же, определив, что узник выдержит более радикальное лечение, убрал их до конца. Закончив эту работу, Влад разбудил управляющего.

— Здравствуйте. Я новый граф Савалов, муж Лесаны. Вы управляющий поместьем Саваловых?

— Был управляющим, пока молодой граф не заточил меня в тюрьму. — Управляющий открыл глаза, глубоко впавшие в череп, и внимательно посмотрел на Влада. — Я приветствую вас, ваша светлость. А куда делся молодой граф?

— Он умер. Вернее, его убил один из приближенных, впав в безумие, не я, — ответил Влад на немой вопрос управляющего. — Вас как звать?

— Михаил Зиланин. Я служил этому роду с младенчества, старый граф за способности выдвинул меня на эту должность, и я занимал ее до заключения в тюрьму.

— А за что вас заключили?

— За что? — переспросил Михаил. — За то, что я осмелился противиться воле графа, был против его экзотических развлечений, таких как потрава крестьян собаками, скачки с человеком на веревке, волочащемся по земле, испытание мечей на крестьянах, хорошо ли они рубят плоть. За возражения я был высечен плетью и заключен в тюрьму. Вы как, ваша светлость, относитесь к таким удовольствиям? Одобряете их, или же равнодушны?

— Я категорически против этих развлечений и считаю, что за них графу надо было башку снести. Я Влад, тот, с кем молодой граф воевать ходил, при вас он отправился в поход?

— Нет, в поход не при мне, но вернулся, когда вы его выпороли, уже при мне. Честно говоря, я был просто счастлив, когда узнал от солдат, как это происходило, — слабо улыбнулся управляющий, — хоть кто-то надрал ему зад.

— Ну, в общем, я разбил его войско, потом граф умер от руки соратника. После его смерти объявили турнир за руку графини и титул графа Савалова, и я его выиграл. Честно говоря, мне было некогда разбираться с делами графства, на первых порах, потом я стал вникать и обнаружил, что все очень запутано и без управляющего мне не справиться. Стал искать управляющего — и нашел вас. А так бы вы и до сих пор кормили вшей в камере.

— Слава богу, что вы нашли меня... еще бы неделю, и разговаривать вам было бы не с кем. Молодой граф был страшным человеком. Рядом с моей камерой есть комнаты, в которые вошло очень много людей, при мне только несколько десятков — молодые и старые, мужчины, девушки, женщины, даже дети. Никто оттуда не вернулся, а я слышал страшные крики, доносившиеся после того, как туда входил граф. Я не знаю, что он там делал. По слухам, он занимался какой-то черной магией, иногда оттуда неслись не только крики истязаемых, но и странные звуки — я не могу их воспроизвести. Ключи от помещения были только у графа, никто кроме него туда не входил. После смерти старого графа тут все изменилось, стали наведываться какие-то люди в черных капюшонах, надвинутых на голову, граф уединялся с ними внизу, и никто не знает, что там происходило.

— Скажите, а Лесана как-то участвовала в этих пытках и издевательствах?

— Да нет, что вы... Она жаловалась отцу на своего брата, занимавшегося бесчинствами, но тот был озабочен своей болезнью. Вообще Лесана и молодой граф — сводные брат и сестра, они ненавидели другу друга всю жизнь. Лесана младше его, и от любимой последней жены графа, которая погибла в лесу при странных обстоятельствах на прогулке — ее вроде как сбросила лошадь. Поговаривали, что она не сама умерла, что ей помогли, но возможно, это досужие слухи. Когда ее нашли, у нее был разбит висок и свернута шея. Никто ничего не знает о произошедшем. Так что, как только старый граф умер, Лесана фактически находилась под домашним арестом, и брат собирался ее выдать за какого-то дальнего родственника со стороны его матери. Надо сказать, что о его матери ходили слухи, будто она занималась черной магией и сынка приучала. В общем Лесана — девица вполне приличная, добрая, любила отца. Тут и с ним-то история странная: он как-то быстро и неожиданно ушел из жизни — такое впечатление, что и ему в этом поспособствовали. Вы, господин граф, осторожнее принимайте тут пищу и напитки — многие из тех, кто служил старому графу и, главное, молодому, остались на своих местах. Осторожнее со стражниками — часть из них участвовала в оргиях с молодым графом.