Симфония любви, меча и магии.

— К алхимии?.. Давно тебя хотел спросить, — Кими смущенно улыбнулся и состроил глазки: — А за что ты князя траванул?

— Да ненароком вышло, — досадливо поморщился граф, — по прихоти... А вот, кстати, у меня в роду еще и дриада, говорят, затесалась, — добавил он, желая отвлечь спутника от сдавленного хихикания.

— Да, — вздохнул Кими и зарылся носом в мех Приапушкиного капюшона, — там-то ты тверже дерева, это уж точно от дриад...

Слова графа пробудиле в мальчишечке смутные желания, и он забрался Припушке под плащ, а затем и под одежду, помял теплый впалый живот, а потом принялся расстегивать пуговички у него на заднице. Кармашек-то этот был конечно устроен для удобства в отхожем месте, но Кими вознамерился его использовать для приятного.

— Ах... ах... — тихонько вздыхал Приапус, утыкаясь лбом в гриву коня, когда шаловливые хозяйские пальчики на ходу орудовали в его попке.

— Шелковый мой... горячий... милый... — жарко шептал Кими, устраиваясь поудобнее и насаживая сладкие булочки на свой трепещущий в ожидании член, и Приапушка протяжно стонал, выгибаясь.

Так ехали они: черный конь бодро скакал по дорожке, Кими покачивался на нем, а на Кимином жезле подрыгивал и елозил развратно своей умелой попкой его слуга и компаньон.

— Поделишься, мой друг? — часа через пол спросил граф.

И Кими снял с себя Приапушку, разрядившись, и щедрым жестом пересадил тяжело дышащего мужчину на графского Огонька.

Так они дальше и менялись, очень занятная вышла дорога до Арвиля, и не скучная.

Приапушка и вечность.

С конем ему трахаться приходилось (а так же с кобелем, кабаном, овцой и козой), а вот на коне никогда. Несомненно, так гораздо приятнее. Господин Кими был очень заботлив и внимателен, и граф, следуя его примеру, не слишком напирал. Мерное покачивание бедер господина иногда резонировало с аллюром скакуна, и Приапусу казалось, что он вот-вот взлетит. Никогда еще его привыкший ко всякому анус не испытывал такого долгого, дарующего тягучее наслаждение массажа, а руки его господ дарили нежные ласки. Он потерял счет оргазмам, и штаны спереди стали совершенно мокрыми. Не слишком приятное ощущение на морозе, длившееся впрочем недолго: его члены вновь охватывал тесный жар ладоней и прогонял забравший туда холод.

Приапус совершенно потерял голову и не обращал внимания на дорогу. Это он сообразил во время очередной пересадки с насеста на насест. А вдруг придется бежать? Адские скакуны не внушали ему страха. Животные его любили с детства, и в борделе ему единственному удавалось избежать увечий во время скотоложеских сеансов. Так что украсть коня не составляло труда. Правда, опыта верховой езды у него не было, но он надеялся, что справится.

Дорога казалась бесконечной и ему начало мечтаться о том, что провести вечность в таком положении не так уж плохо.

Граф Анри и его принципы.

Граф смотрел на приближающийся в сумерках замок. Сердце екнуло — он издалека узнал башенки и серые стены Арвиля и ссадил с себя пребывавшего в прострации Приапушку, хотелось насладиться волнительным моментом встречи со своей юностью без помех. За время пути член распух и почти потерял чувствительность, Анри лениво поебывал Приапа просто из принципа. Да и веселее было так ехать.

Кими бочком усадил мужчину и бережно придерживал того рукой, что-то рассказывая. Очевидно, расписывал выдающиеся огрьи достоинства, Анри и сам пару раз шепнул Приапушке на ушко, что с ним могут сделать два здоровенных беспощадных огра. Тело в его руках начало заметно дрожать, и граф добавил смачных подробностей к своему рассказу. Эх, давненько он не был в этом суровом краю, Анри нетерпеливо заерзал и пришпорил Огонька, не терпелось побыстрее добраться до Арвиля.

Кими: родные лица.

Кими обнял бессильно склонившегося ему на плечо Приапушку, и принялся аккуратно застегивать кармашек на его скользкой горячей заднице. Ввиду родного замка не стоило расслабляться и отвлекаться на мысли о таком доступном и желанном теле. Вон и граф напрягся и вытянулся. Лучше бы всего положить Приапушку поперек седла да привязать. Надежнее на первый раз будет.

— Ты не бойся ничего, милый, все хорошо будет, — прошептал Кими своему компаньону в круглое нежное ушко и, стянув ему запястья, перекинул через лошадиный круп позади себя. Так, теперь руки свободны. Граф, покосившись на них, иронично вздернул бровь.

— А никак это душка Зади встречает нас у ворот? — пропел Анри, приподнимаясь на стременах. — Узнаешь папеньку, малыш?

— Не "душка Зади", а лорд Арзадир, — укорил его Кими, нервно сжимая кинжалы. — Имей хоть каплю уважения, дорогой.

— Как скажешь, — ухмыльнулся граф.

— Кимискар д'Арвиль! — взревел папенька, едва они приблизились. Их непривычные к таким проявлениям родительской любви лошадки синхронно присели и обосрались. — Да никак мой дорогой сынок решил почтить своей сияющей особой наш скромный праздник? Да только куда спешишь, гаденыш, на помолвку али на поминки?!

— Папенька... — пролепетал Кими, ловко уворачиваясь от отцовской длани, нацеливающейся схватить его за шиворот. И вдруг взвизгнул, сорвавшись: — Я не виноват, он сам сдох!

— Сам сдох?! — взбесился лорд Арзадир. — А до свадьбы ты не мог подождать, чтоб он сам сдох?! Идиота кусок!

— А нечего было меня с ним наедине оставлять! — истерически вопил Кими, весьма искусно вольтижируя вокруг разъяренного отца. — Папенька! Сами виноваты! Я только защищался, мерзавец меня пороть вздумал!

Лорд Арзадир внезапно остановился. Гости и челядь, кругом глазевшие на представление, затихли и попятились.

— Моего нежного сыночка. И бить, — спокойно сказал огр. — Ладно, пойдемте, что ли, поминки праздновать.

Кими перевел дух и принялся дрожащими руками развязывать Приапушку. Хотелось поскорее прижать его к сердцу, чтоб оно не так колотилось.

— Крошка Анри! — между тем любезно рокотал батюшка. — Ты ли это? Какими судьбами?

— Ах, душка Зади, превратности судьбы, — самым елейным тоном отвечал граф, — привели меня снова под твой кров. Ты же не откажешь мне в нем, дорогой Зади? Или твоя достойная супруга по сю пору...

— Хвала Всевышнему, любезный друг, сдохла... — лорд покосился на своего сына, губы того обиженно задрожали. — В смысле, преставилась, увы, Господь забрал этого ангела в свои чертоги.

— Это граф Анри, — сердито сказал Кими, все еще переживающий за маменьку. — Мой возлюбленный, между прочим.

Граф нервно улыбался и сигнализировал ему бровями, выглядывая из-за спины отца. Отец же ржал и указывал могучей дланью на Приапушку:

— А это что?

— А это мой компаньон! — Кими гневно прижал к себе едва живого от всего пережитого слугу.

— Быстрый ты, сынок, — ухохатывался папенька, направляясь в замок.

В зале, где справлялись поминки, его ждало удивительное зрелище: на огромном столе железного дерева лежал, обнаженный, его мертвый жених. А вокруг стояли блюда с яствами. Кими оцепенел: никогда ему не приходилось бывать на такого рода поминках. Это, наверно, огрская народная традиция? Может, его и съесть надо? Кими стоял с открытым ртом и медленно зеленел, представляя себе этот процесс. Приапушка трясся и цеплялся за его локоть.

И только Анри чувствовал себя, как дома: небрежно скользящей походкой он приблизился к трупу и принялся с нехорошем интересом его изучать, пробормотав:

— Какой пассаж, благородные господа...

Вдруг он хищно запустил руку в волосатую мотню дохлого огра (в этот момент Кими передернуло от воспоминаний) и вытянул из зарослей яйцо.

— Ба! — воскликнул он с приятной улыбкой. — Знакомые все лица!

Глава седьмая: Свадебный марш.

Граф Анри: не стоптав башмаков....

Гости вокруг загалдели и окружили плотным кольцом, когда Анри предъявил высокому обществу татуировку, узор которой был точь в точь, как на огрском яйце. Каждый норовил потрогать хоть пальчиком, высказать свои соболезнования и изъявить сочувствие.

Безутешный вдовец допивал шестой бокал местного вина, ему было весело и приятно, тело казалось таким легким, а в голове вспыхивали соблазнительные картины одна другой краше. Кими под столом легонько сжимал его колено, мальчику тоже налили чуть-чуть, он сидел, раздувшись от гордости, и щедро запихивал Приапушке в рот куски мяса. Тот пристроился у ног своего хозяина, испуганно прижимаясь к его бедру.

Душка Зади буравил его взглядом, отчего графу становилось холодно в груди и горячо в заднице. Какая досада, что любезный Луис почил в бозе, славный был ебарь. С трудом верилось, что это малыш Кими его убил, и в то же время Анри переполняла гордость за своего юного любовника. Тот радостно посматривал на графа, глубоко погружая пальцы в рот Приапушки и выводя ими там замысловатые узоры.

— За здоровье молодых! — граф удивленно изогнул бровь, тело несчастного д'Эклера только что вынесли прочь.

— Ты глазки-то не закатывай, кто моего мальчика невинности лишил, а? — Зади несильно ухватил графа под столом за бедро, — неужто думал с рук сойдет? Испортил моего единственного сыночка.

Малыш так трогательно покраснел и уставился в тарелку, что у Анри защемило на секунду в груди. Кими такой красивый и юный, совсем ребенок, и в постели невозможно хорош. И еще в Цихниде недействительны браки, не освященные в храме. Граф выпил следующий бокал залпом, за здоровье, свое и мужа.

Изрядно пьяные гости высыпали на балкон смотреть фейерверки по случаю праздника, и Кими тут же воспользовался этой возможностью.

— Бежим, — мальчишка дернул Анри за рукав и потянул к выходу. Остановились они только ввалившись в комнату с внушительной кроватью, подозрительно похожей на супружеское ложе, а ныне просто спальню д'Арвиля-старшего.

Граф смотрел вверх, вычурная люстра крутилась вместе с потолком, кровать мерно покачивалась, а Кими аккуратно снимал с него одежду. Горячий рот накрыл жаждущую плоть, и потолок завертелся еще быстрее.

— Ммм... поглубже возьми... — Анри запустил пальцы в волосы мальчика, задавая темп, выгнулся от охватившего жара.

Взгляд уперся в торчащий из стены внушительный крюк, вбитый над изголовьем кровати, и Зади, и Луис часто использовали его в своих играх. И сейчас именно к этому крюку мальчик привязывал руки графа.

— О... душа моя... еще...еще сделай...ааах...

И Кими делал, засаживал так, что перед глазами вспыхивали огоньки, в животе стрекотали цикады, а по коже бегали толпы мурашек.

— Люблю, люблю тебя, — говорил Анри, он действительно любил весь мир в эти минуты, и мальчик был самой ценной его частью. Он чутко улавливал дрожь подступающего оргазма, и останавливался, выводил на коже языком огрские письмена страсти, заставляя плакать от невыносимого удовольствия.

— Анри, ты в порядке? Все хорошо? — Кими встревоженно смотрел в лицо возлюбленного, несильно покачивая бедрами.

— Еби... о боже... еби уже...

Потерявший голову в водовороте страсти граф даже не понял, что кончает, его скрутила непонятная сладкая судорога, а потом стало приятно и легко во всем теле, невесомо и волшебно, как никогда раньше. Через несколько движений Кими сжал его так, что в глазах потемнело, вдавил последний раз в матрас и замер. Анри с удовольствием полежал бы еще под этим сильным и красивым телом, но новобрачный вдруг подскочил, бешено сверкая глазами:

— Приапушка! Я же его там оставил, забыл! — Кими застегнул штаны и чмокнул графа в нос, — жди меня здесь, — мальчик пулей вылетел из комнаты.

Граф обессиленно подергал связанные руки, бесполезно. Оставалось надеяться, что до возвращения его дражайшего супруга никто не войдет в эту комнату.

Приапушка и человечность.

Здесь не было ни одного человека. За исключением графа Анри, чья человечность вызывала сильные сомнения. Приапус обводил глазами перекошенные хари пирующих — ощеренные клыкастые пасти, зеленоватые, иногда пятнистые рожи, горящие злобой глазки — это был какой-то данс макабр, один из неизвестных никому, кроме него, кругов его личного ада, по которому он спускается всю жизнь. Все ниже и ниже.

Он покорно раскрывал рот, когда господин Кими кормил его со своего стола, и думал о страхе: отличается ли страх, преследующий его эти два дня, в услужении у развратной парочки, от того, что преследовал его большую часть жизни? "Не сильно", — решил он, чувствуя, как пальчики хозяина исследуют его рот. Он закрыл глаза: просто раньше страх был привычный, а теперь новый. Все новое когда-нибудь становиться старым. Просто после чуда по имени Риль, своеобычный кошмар его существования приобрел особенно болезненные черты. Как по открытой ране.

Граф с малюткой виконтом улыбались друг другу, светясь счастьем и жутеньким возбуждением. Хозяева были очень красивы и среди людей, здесь же они казались подобны ангелам, сошедшим на грешную землю. "Чтобы карать и драть" — подумал он, снова зажмуриваясь. Смотреть ни на кого не хотелось, а кусок в горло не лез, он с трудом сглотнул последнее угощение. И не заметил, как что-то произошло, гости встали и толпой куда-то подались, хозяева исчезли и не вернулись, когда пирующие снова приступили к возлияниям.

Он растерянно крутил головой, вцепившись в скамью, а чудовища вокруг бросали заинтересованные взгляды. Лучше бы во всем замке не было ни одного человека. Лучше бы лукавый и жестокий граф Анри никогда бы не повстречал его на своем пути. Тогда бы господин Кими не бросил его здесь одного, а забрал бы с собой для своих бесчеловечных развлечений: мучить свою безответную игрушку и лгать ей о любви. И тогда Приапус встал и сделал то, что делал всегда, пытаясь защититься: он выбрал самого сильного, чтобы лечь под него. Тогда другие, может, не тронут.

Он подполз на коленях к хозяину замка и робко прикоснулся к его сапогу. Лорд Арзадир мельком взглянул на него и снова вгрызся в чью-то когтистую нежаренную лапу. Вспомнились издевательские рассказы графа Анри про огров. Что ж, он подставлял свой зад жеребцу, выдержит и огра.

Лорд не обращал на него внимания, и другие гости тоже потеряли интерес. Он даже заснул на некоторое время, свернувшись под скамейкой, и был разбужен, когда лорд вытащил его за шиворот и встряхнул.

— Да вот твоя подстилочка, забирай, никто его не трогал.

— Папенька! Зачем вы его обижаете...

— Да не обижал я его, — добродушно рокотал огр, стряхивая Приапуса в объятия Кими. — А ну брысь отсюда!

Кими задал стракача, привычно перекинув его через плечо.

В пустом коридоре его поставили на ноги и с заботливым "С тобой все в порядке, милый?" принялись мять и щипать.

— Пожалуйста, — тихо попросил Приапус, когда ему засунули руку в штаны и схватили за вялую промежность, — пожалуйста, не трогайте меня. Позвольте отдохнуть хоть день. Не надо меня мучить... недолго...

— Что ты, Приапушка, — пролепетал Кими, — я не хочу тебя мучить. Я же люблю тебя.

На его совершенно детской мордочке отразилось такое недоумение и немножко обиды, а Приапус чувствовал такую усталость, что это было похоже на бесконечное отчаяние... Поэтому о позволил себе сказать: