Времена не выбирают

-Отвечаю по пунктам,— сделал серьезное лицо Виктор.— Может. Ведь можешь?— повернулся он к Вике, по изысканным губам которой блуждала довольная улыбка.— Или как?

-А что бы ты хотел услышать, дорогой?— начиналась любимая игра Вики и Виктора, от которой оба они, повидимому, получали истинное наслаждение и которая им соответственно никогда не надоедала.

-Правду!— сурово сказал Виктор.

-Продолжение следует,— громко сообщила Лика.— Пункт второй.

-Ась?— встрепенулся Виктор, с видимым трудом "отлипая" от Вики.— Ах да, королева, пункт второй. Я не злопамятный, я памятливый. Должок за мной был или как?

-Так,— улыбнулся Макс.— И ты десять лет ждал...

-Почти одиннадцать,— быстро поправил его Виктор.— А тут такой повод...

-Так почему всетаки в мешке?— снова спросила Тата.

-А чтоб рис лишнюю воду не впитывал,— усмехнувшись, ответил Виктор.— Всего лишь холщовый мешок, баронесса, но каков результат! Впрочем, вы еще не пробовали... Господа, прошу наполнить бокалы...

Макс как раз посмотрел, на Лику, поймал взгляд ее смеющихся зеленых глаз, и в этот момент Камень на его груди ожил, и Макс почувствовал, как в буквальном смысле сдвигаются перед ним, в нем и вокруг него пласты пространства и времени. Мир раскрылся перед ним, как сложный многомерный пазл. Точнее не скажешь. Во всяком случае, подругому определить случившееся он не мог, но ощущение было такое, что на краткий миг, имевший, однако, глубину, объем — в общем, чтото такое, что подразумевало внутреннюю структуру, размерность и протяженность,— он стал живым, воспринимающим элементом некоего невероятно сложного механизма, охватывающего своей активностью всю Землю и значительный — непостижимо огромный — кусок Вселенной. Когда это закончилось, а, судя по тому, что видел сейчас Макс сквозь застлавшие его глаза слезы, в реальном мире действительно миновало лишь одно неощутимое мгновение, он был совершенно опустошен, как если бы прошло очень много времени, в течение которого он много и тяжело работал. Одежда промокла насквозь от льющегося ручьями пота, сердце бешено стучало в груди, как будто хотело вырваться и улететь обезумевшей птицей "куда глаза глядят", а тело, его могучее, не знающее усталости тело, стало вдруг слабым, обессилев от нечеловеческого напряжения. Еще мгновение Макс сидел на стуле, окончательно не вернувшись в свой привычный, правильный мир, не ощущая его, этот мир, как прежде, как всегда, но переживая и физически и психологически только что с ним случившееся, продолжавшее в нем жить и держать его, не отпуская. А потом все поплыло перед глазами, и такто едва различавшими окружающее, и он почувствовал, что падает.

Макс не потерял сознание. Во всяком случае, ему казалось, что не потерял. Но вот контроль над собственным телом он на какоето время действительно утратил. Упал со стула, как соломенное чучело, и лежал на траве в той случайной позе, в которой оказался, падая, все понимая как будто, но ничего не в силах изменить. Разумеется, поднялся большой шум. К нему бросились, закричали, но и это он воспринимал как чтото чужое, постороннее или даже потустороннее. Замедленные движения нечетких, размытых фигур, глухой шум в ушах, как если бы люди кричали не рядом с ним, а гдето далеко, за толстой стеной, мягкое кружение земли, на которой он оказался, но которой почти не ощущал.

Его подняли, перевернули, безвольного, не способного ни двинуть рукой, ни слова сказать, уложили на спину, взялись чтото с ним делать... Потом, кажется, появилась аптечка, но инъекций он не почувствовал. Однако результат воздействия впрыснутых в кровь препаратов ощутил быстро и однозначно. Плавно, но стремительно его вырвало из объятий вечности и швырнуло обратно в мир живых людей, в его собственный едва не утраченный мир. Зрение прояснилось, и чувства хором сообщили ему, что все они в порядке и на посту, умерило свой заполошный бег сердце, выровнялось дыхание, стала ясной голова. Все.

Макс сел и огляделся. Сидел он всего лишь в паре метров от накрытого стола, окруженного перевернутыми и брошенными как попало стульями, а вокруг самого Макса столпились те, кто эти стулья в спешке и побросал, то есть все. На лицах разнообразные чувства, но все из одного ряда, так сказать. Страх, недоумение, озабоченность, тревога... И все, что естественно, готовы моментально прийти на помощь. Кудато бежать — куда?— чтото делать — что?— чемто — чем?— ему помочь. Однако все, что требовалось — а возможно, и не требовалось, как он вдруг понял,— было уже сделано, и Макс не удивился, увидев внутри большого круга еще один очень специальный, маленький круг. Рядом с ним, вплотную, держа его за руки и обнимая за спину и плечи, сидели на траве Лика, Вика и Виктор, и у Виктора — в свободной руке — все еще была зажата аптечка.

"Ну кто бы сомневался",— устало подумал он и успокаивающе — во всяком случае, он полагал, что так,— улыбнулся встревоженным друзьям.

-Все, все!— сказал он, с удовольствием ощущая работу языка и гортани.— Все! Я жив и, кажется, даже здоров.

-И кто тебя обнял на этот раз?— ворчливо спросил Виктор, отпуская его руку.— Королева, радость моя, твои штучки или у нас еще ктото такой прыткий завелся?

-Ни боже мой!— Лика тоже пыталась шутить, но Макс видел, что ей не до смеха.— Кто она?

-Врача кликнуть...— как бы думая вслух, сказала Вика.

-Не надо,— ответил Макс.— Я уже в порядке.

-А до "уже"?— В глазах Виктора плескалась нешуточная тревога. Онто однажды такое уже видел. Ну пусть не совсем такое, а похожее, но всетаки видел.

Макс поймал взгляд Ё, которая нашла в себе силы остаться стоять в "общем" круге, и улыбнулся ей — ей персонально — благодаря за характер и выдержку. Ответом ему был "жаркий посыл", заставивший ее глаза засветиться, как два пылающих внутренним огнем огромных сапфира.

-Прошу прощения, дамы и господа,— сказал Макс, вставая и освобождаясь деликатно от все еще сжимавших его дружеских объятий.

-Возраст,— развел он руками.— Нервы.— Он снова улыбнулся.— Общее истощение организма.

-Все, все!— поднял он руку, останавливая готовые посыпаться вопросы.— Я в порядке, и все могут вернуться за стол. Надеюсь, плов еще не остыл. А я, с вашего разрешения, пойду освежусь, а то вспотел, как будто камни таскал.

И развернувшись, демонстративно бодро зашагал по направлению к озеру.

На берегу, когда он уже стаскивал с себя пропотевшую одежду, рядом с ним почти бесшумно материализовалась Лика и, както невыразимо плавно — одним слитным движением — "вывернувшись" из своего летнего наряда, состоявшего не менее чем из шести элементов, не считая мелочей, шагнула к обрезу воды.

-Не догонишь, так согреешься,— крикнула она, взлетая в воздух и по длинной выверенной траектории уходя кудато чуть ли не на середину озера.

Макс зачарованно проследил взглядом полет нагой красавицы, покачал головой и стремительно рванулся вдогон. Он, конечно, так, как Лика, "летать" не умел, но тоже коечто мог. Упав в воду, он в три мощных гребка достиг той точки, где, по его расчетам, она должна была вынырнуть, и не ошибся, успев в резком взмахе ухватить за тонкую лодыжку ракетой стартовавшую изпод воды королеву Нор. С гневным воплем она обрушилась вниз, едва ли не ему на голову, но Макс — слава Коминтерну!— успел уклониться и, уйдя вместе с Ликой в прохладную зеленоватую глубину, обнял ее и прижал к себе. Это было фантастическое, ни на что не похожее ощущение, которое сколько раз ни повторялось, всегда поражало его новизной и необычностью, как в первый раз. А хоть и в сотый! Как объяснить, что ощущает мужчина, когда вот только что, мгновение назад, привлек к себе сильное — без преувеличения, нечеловечески мощное — тело лучшего бойца Вселенной, а через краткий миг, вместивший в себя неуловимое чувствами превращение, в его объятиях тает уже легкое и нежное, податливое тело, казалось, из самых заветных снов пришедшей возлюбленной.

Страсть, как всегда, вспыхнула одновременно в них обоих, но — увы — оба они знали, что ни место, ни время к нежностям не располагали, а жаль. Но необходимость в их жизни была таким же непреложным законом, как восход солнца, и единственное, что они смогли себе сейчас позволить, это продлить объятие на несколько лишних секунд. А потом они вместе всплыли почти посередине озера и закружились в медленном танце чуть фривольной игры, маскирующей серьезный и не терпящий отлагательства разговор.

-Лика,— тихо спросил Макс,— сколько на Земле Камней?

-Не знаю,— ответила она так же тихо.— Не помню. Что произошло?

-"Медуза" проснулась.— Он сделал легкий гребок и, оказавшись от нее сбоку, посмотрел на Лику в профиль.— Ты красавица.

-Я красавица,— согласилась Лика с улыбкой и развернулась к нему лицом.— Я не смогла запомнить. Даже Маска не помогает. Я пробовала.

-Ктото пришел,— сказал Макс и тоже улыбнулся: он не хотел, чтобы на берегу ктонибудь понял, о чем они говорят.— Ктото прошел через Порог.

-Где? Кто?— быстро спросила Лика и, ударив по воде ладонью, подняла перед его лицом крутую волну.

-Гдето на юговостоке,— ответил он, отфыркиваясь.— Точнее не скажу. Кто, не знаю. Человек, это определенно, но я даже не могу сказать, один или несколько. Не очень много,— добавил он, ухмыльнувшись.— Но не меньше одного.

-Юговосток,— сказала она задумчиво.— Большой Камень есть в Северной Италии, гдето около Виченцы, еще один — в Греции, под Афинами, и очень большой — в Иерусалиме. Это те, которые я хорошо запомнила. В Африке тоже есть, но их я помню очень смутно, и в Центральной Азии тоже. Что ты видел?

-Я видел так много, что ничего толком не понял. Слишком много, слишком быстро. Во всяком случае, для меня.

-Виктору скажешь?

-Непременно,— сразу же ответил Макс.— А ты тихонько шепни Вике. Остальным пока не надо.

-Почему?— Лика не спорила, она просто хотела понять.

-Не знаю,— честно признался Макс.— Но я чувствую, что делать этого не следует. Интуиция, если хочешь. Но объяснить не могу.

-Это могут быть ратай?— спросила она.

-Могут,— вздохнув, согласился он.— Они ведь тоже люди, так почему бы и нет? Но могут быть и аханки, если ктото из них узнал дорогу. Рекеша знал.

-Может быть, сказать Чулкову,— предложила Лика.— У него есть архив...

-У нас тоже теперь есть архив,— возразил Макс.— Впрочем, почему бы и нет? Все равно с этим надо будет разбираться, и чем быстрее, тем лучше. Пусть с ним поговорит Витя, а я — с Мешем. Мешу тоже надо будет сказать, пусть поищет в архиве, и потом, лучше него в Камнях разбираешься только ты.

-Не лучше, подругому,— сказала она, подплывая к нему и обнимая за плечи.— А ты о ком подумал?

-Почувствовала?

-Я тебя, Макс, насквозь вижу,— улыбнулась Лика.— Иногда.

-Я почемуто подумал о Стране Утопии,— признался он.

-А твои родственники?— спросила она.

-Это само собой. Они дорогу знают. Мой кузен уже однажды сюда приходил. Прага,— сказал он через мгновение.— Там тоже должен быть Камень.

-Возможно. Не знаю.— Она прижалась к нему на мгновение и снова отплыла чуть назад.— А откуда ты знаешь, что человек, а не той'итши, например?

-Не знаю,— усмехнулся он.— Просто знаю, и все.

-Надо перекрывать весь юговосток,— вздохнула она.— Только больно уж неточный адрес.

-Африку и Азию можно из расчетов выбросить. Это ближе,— сказал Макс, секунду подумав.

-Насколько?

-Ну, Прагу я исключать не стал, но и ближе искать нечего.

-Понятно,— кивнула Лика.— Я задействую Фату и Кержака, Виктор — контрразведку, а тебе, милый, придется взять на себя координацию. Ты их почувствовал, тебе и сдавать.

-Так точно, госпожа генерал,— улыбнулся Макс.

-Макс...— Она замолчала на секунду, но потом всетаки сказала то, что хотела: — А ты не подумал, что теперь можешь вот так отключиться в любую секунду? Кто его знает, когда и кто еще полезет через Порог. Может быть, тебе следует снять "Медузу"?

-Уже нет,— покачал он головой.— Это был адаптивный шок. Я просто впервые оказался в такой ситуации. Новизна ощущений, их сила... Думаю, во второй раз будет легче.

-Уверен?

-Да,— твердо сказал он.

-Почему?— спросила Лика.

-Просто знаю,— улыбнулся Макс. Он действительно не знал, откуда взялось это знание. Оно просто возникло, и все. Не было и стало. Скорее всего, это тоже сделала "Медуза". Скорее всего.

Часть I

ВРЕМЯ И МЕСТО

Наш век пройдет. Откроются архивы,

Н. Тихонов

Прелюдия

КОРОЛЕВА

Пожаром яростного крапа

В. Набоков

В качелях девочкадуша

Н. Заболоцкий

Глава 1

ТОМЛЕНИЕ ДУХА

-Слушай, папа,— спросила она, удивляясь тому равнодушию, с каким назвала этого чужого, в сущности, человека папой,— а кто у нас в роду был рыжим?

Если честно, Лика и сама не предполагала, насколько все это окажется тягостным. И в самом деле! Экая проблема, если разобраться: сходить к собственному отцу и задать ему пару простых вопросов. Всегото и дел — сходить и спросить. Однако теперь выяснялось, что это не так. В смысле не так просто, не так обыденно. И дело, как она тотчас поняла, было отнюдь не в том, что в ней заговорила давняя, детская еще обида на родителей, которые не смогли, не захотели сохранить семью и соответственно лишили ее, Лику, того, что причиталось ей самым естественным образом. По праву рождения, так сказать. Возможно, что и причиталось, но... Когда оно было, ее детство? Давнымдавно, если быть искренней. Двадцать лет назад. Двадцать! Прописью и большими буквами, чтобы не забывать. И как минимум половина из них вместила в себя такое, чего умом обычному человеку не постичь и к чему даже чувствами ему, ущербному, не дано прикоснуться.

Тогда в чем же дело? В том ли, что все это нежданнонегаданно состоявшееся "сентиментальное" приключение было лишним для нее, лишенным смысла, как говорится, избыточным? Не королевское это дело — к номинальному родителю в гости ходить? Может быть. Во всяком случае, такое объяснение было не лишено смысла, однако в глубине души Лика понимала, что и это неправда. Ну или, по крайней мере, не вся правда. Если и шелохнулось чтото подобное в ее душе, то чутьчуть, самую малость, как сироп в газировке в тех, еще советских, уличных автоматах, которые Лика хорошо помнила по своему давно прошедшему детству. Цвет — есть, хоть и хилый, а вот вкуса — никакого. Так, видимость одна. Впрочем, если все так и обстояло, то выходило, что она просто боится признать, что на самом деле, заставляет сжиматься ее сердце и тревожит не способную понять происходящего с ней Маску.