| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Сеньор... — захрипел Люсьен. — Я... нет.
— Какого дьявола ты тогда киваешь?
— Се...
— Так, — присоединился к разговору Рауль-и-Румоза, успокаивающе кладя ладонь на плечо шевалье, — друг мой Симон, ты не мог бы уступить мне возможность расспросить этого молодого человека?
Прижатый к стене Люсьен мелко закивал, желая раскрыться именно эспаньольцу. Шевалье фыркнул и отпустил руки.
— Каналья! Пожалуйста!
— Благодарю, — Рауль-и-Румоза заступил на место де Ламбрасса и даже поправил бедному, растрепанному Люсьену воротник рубашки. — Думается, мой юный друг, вы несколько поспешили с объявлением цены на свои услуги. Попробуем сначала?
— Да, сеньор.
— Мы не какие-нибудь герцоги или принцы крови! — добавил от стойки Симон.
— С них я взял бы не меньше су, — сказал Люсьен.
Рауль-и-Румоза рассмеялся.
— Вам не откажешь в остроумии, мой друг. Но к делу. Сегодня в час дня или чуть позже в вашей гостинице могли остановиться два человека...
— В черных плащах, — сказал шевалье. — И в масках!
— Возможно, в черных плащах. Скорее всего, конные. У вас наверняка есть заезд со двора.
— Есть, сеньор, — сказал Люсьен, косясь на де Ламбрасса. — Но ваши сеньоры скорее всего остановились в 'Королевской лилии'.
— Это почему? — спросил Рауль-и-Румоза.
— Позвольте, сеньор, я перечислю наших постояльцев, и вы все поймете без дальнейших объяснений?
— Валяйте, — разрешил эспаньолец.
Люсьен, вытянув шею, заглянул в зал с сеньорой, угощающейся поросенком, удовлетворился увиденным и принялся загибать пальцы.
— Подвал. Столяр, две прачки с детьми, старьевщик и монах. На первом этаже кухня и комнаты хозяина, моя и другой прислуги. На втором этаже две комнаты для себя и для жены снимает пожилой кондотьер, а еще за четыре комнаты заплатили офицеры Его Королевского величества, но они сейчас в войсках. Одну комнату занимает старик-портной. В двух последних — ремонт после небольшого пожара. Третий этаж у нас отведен под людей более денежных, четыре комнаты, увы, пустуют, в остальных разместились купцы, приказчики и один нотариус. Собственно, рынок у них как на ладони — в окно выгляни и узришь. А весь четвертый этаж сняла вон, сеньора.
Люсьен кивнул на сиренево-голубое платье.
— Весь?
— Весь. Сеньора богата, здесь проездом, но уже вторую неделю сидит в нашей гостинице. Ждет кого-то.
— А 'Королевская лилия'?
— Она больше и, не к чести моего хозяина, лучше. На окраине и воздух чище, и не так тесно. Мне все больше кажется, что Пуа-де-При из маленькой деревушки с открытием ткацкой мануфактуры превращается в маленькую копию Парижа.
— Ха! Вы были в Париже? — подскочил Симон.
— Я там родился, сеньор, — с достоинством ответил Люсьен.
— И променяли его на Пуа-де-При? Не поверю ни за что!
— Увы, сеньор. Так и есть. Я обязан своим появлением повитухе на улочке у Сен-Жак-ла-Бушери, если это название вам о чем-то говорит.
— Каналья!
Симон наставил на Люсьена палец, но Рауль-и-Румоза, подхватив под локоть, вывел его из гостиницы в толпу на рынке.
— Поспешим, Симон, — проговорил эспаньолец.
— Каналья, этот Люсьен — лжец!
Работая локтями, они пересекли площадь.
— Возможно, но скажу вам, мой друг, я тоже не в восторге от Парижа.
Чтобы шевалье его услышал, Раулю-и-Румозе пришлось соревноваться с лужеными глотками торговцев.
— Ну, конечно! Толедо вам милей!
— С прошлого года Мадрид — столица Эспаньолии.
Приятели пропустили сеньору в светло-синем, которую четверо слуг несли над толпой на стуле с прибитыми к нему оглоблями. Сеньора улыбалась и прятала нижнюю половину лица под веером.
Эспаньолец проводил ее заинтересованным взглядом.
— Слушайте, Симон, — сказал он, когда они быстрым шагом двинулись по узкой улочке. — Что вы будете делать, если найдете ваших мерзавцев?
Над низкими крышами домов торчал церковный шпиль с путевым перекрестием. Он и был выбран ориентиром.
— Как что? — удивился де Ламбрасс. — Вызову на дуэль!
— Но судя по их поведению, они достаточно бесчестные люди.
— И что?
— Вряд ли они будут следовать дуэльному кодексу и вообще каким-нибудь понятиям о благородном поединке. Я к тому, есть ли у вас план?
Симон на мгновение задумался.
Они отбежали под навес одного из домов — по улочке на рыжем жеребце проскакал всадник.
— Тогда я дам и тому, и другому каналье в рыло и вызову гвардию!
Рауль-и-Румоза раскланялся с пышной девушкой, несущей корзину с бельем, затем отступил от тачки с углем, которую споро тащил чумазый мальчишка лет пятнадцати.
— Симон, я думаю, вы донельзя наивны.
— Да? — шевалье напутствовал мальчишку с тачкой легким пинком. — Что вы хотите этим сказать, Хуан?
— Что вам всадят наваху в бок прежде, чем вы успеете, как вы выразились, дать в рыло, — ответил эспаньолец.
Мимо них, крича ругательства, видимо, в адрес только что проскакавшего всадника, пробежал худой сеньор в узких штанах, рубашке и высоких, выше колен, сапогах. Сеньор был взбешен и грозен, и шпага его танцевала в вытянутой руке, задевая клинком вывески и стены домов.
— Гасконец, — прищурился Рауль-и-Румоза.
— Дьявол, он так кого-нибудь проткнет, — сказал Симон.
— Вы с ним похожи, — эспаньолец несколько секунд смотрел бегущему сеньору вслед.
Прохожие шарахались от безумца в стороны.
— Чем же?
— Тоже спешите, не имея понятия, что делать потом.
Они обошли дом, углом вылезший в проход. Улочка за домом расширилась, сделалась вполне добротной и насколько возможно — прямой. Под слоем грязи отозвался камень.
Впереди и чуть правее показался конус церковного купола.
— Дьявол! — сказал шевалье. — Вы предлагаете сразу идти за сержантом?
— Я предлагаю пустить вперед меня, — сказал Рауль-и-Румоза.
— Вы же не знаете, как выглядели эти канальи!
— Плащи и маски.
— Да, но...
— Не беспокойтесь, Симон. Я только выясню, находятся ли в 'Королевской лилии' личности, подходящие под описанных вами мерзавцев, а дальше уже со всем своим пылом вступите вы. Я, так и быть, прикрою вам спину.
— Сеньор Хуан, это благородно.
Де Ламбрасс пожал приятелю руку.
'Королевская лилия' представляла из себя длинное, побеленное и кое-где подкрашенное желтой краской здание за низкой плетеной изгородью. Второй этаж опоясывала деревянная галерея с лестницей у торцевой стены. Широкий двор был посыпан сеном. Пристройка слева, должно быть, являлась конюшней.
С расположенной через улицу церковной колокольни ударил колокол.
— Четыре!
Симон готов был рвануть к гостинице, но встретился глазами со спокойным лицом эспаньольца и умерил шаг.
— Встаньте подальше от входа, — сказал Рауль-и-Румоза.
— Зачем это?
— Чтобы не опознали раньше времени.
Во дворе складывали вязки соломы. В пристройке звенело железо. Двое рабочих колотили то ли раму, то ли короб.
— Каналья.
Симон, подкрутив усы, встал у длинного корыта с водой. Рауль-и-Румоза, незаметно ему кивнув, скрылся в гостинице.
Солнце плавало в весеннем небе, разогретое, спелое, как круглый хлеб.
Шевалье зачерпнул воды, плеснул на лицо, поглядывая на дверь, проговорил про себя: 'Вот мы и встретились, каналья!'.
Да, пожалуй, так и стоит сказать.
Тот: 'Как? Вы живы?'. А он: 'Как видите'. Тот побледнеет, заерзает глазами. Тут-то он и освободит шпагу: 'Вот мы и встретились, каналья!'.
Жилистый, невысокий слуга подвел к корыту расседланного коня, и де Ламбрасс сместился к изгороди, а потом, освобождая место вешающей мокрое белье тучной прачке, отошел к лестнице с галереи.
Надо сказать, не случись этого, возможно, наша история так и закончилась бы, у 'Королевской лилии', или же продолжилась самым рядовым образом, где шевалье де Ламбрасс отправился бы в Париж и пал на дуэли где-нибудь в Тюильри или на набережной Сены, а Рауль-и-Румоза, простившись с ним, пустился в скитания по дорогам Франгаллии и Нидерхауза, где однажды напоролся бы на стилет, как на послание от мстительных де Борха.
Но Калибог был благосклонен к Симону, Раулю-и-Румозе и, соответственно, к повествованию.
Шевалье наблюдал за дверью в гостиницу, когда с галереи, надеясь выйти по тропинке сразу на задний двор, где его ждал фургон, стал торопливо спускаться человек, вызвавший в сердце де Ламбрасса живейший отклик.
— Сеньор Ризи! — воскликнул Симон. — Ха! Сеньор Ризи!
Человек на мгновение застыл на ступеньках, словно наткнулся на стену, затем глаза его нашли шевалье, а губы, помедлив, сложились в широкую улыбку.
— Сеньор де Ламбрасс!
Доменико Ризи нарочито вальяжно спустился к шевалье, мысленно кляня собственную неудачу. Какого дьявола этот дворянчик взялся его преследовать?
— Вы сохранили моего Фенира? — спросил Симон.
— Кого?
Ризи стрельнул глазами по сторонам — чертовски много свидетелей.
— Моего коня!
— Ах, коня! — Ризи рассмеялся. — Ну, конечно! Он там, на заднем...
Он не договорил, уткнувшись взглядом в изменившееся лицо шевалье, и побледнел сам. Увы, он слишком поздно сообразил, что на нем тот самый плащ, что скрывал его в таверне бедного Брие, и, что хуже, этот плащ до сих пор пахнет пожарищем.
Но вдвойне, втройне, в десять раз хуже было то, что в спешке ни Ризи, ни Стефан не зашили дурацкую, памятную, проделанную шпагой прореху.
— Ха! — сказал Симон. — Вот мы и встретились, каналья!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
