Мы возвращались на берег, забрав свой скарб с кургана. Бий со своей сворой тикали в степь, отстреливаясь стрелами от дрона и прочих невинных птичек. Прибыв на место, погрузили на борт технику и потянули под парусами в Азов.

Всё устье Дона было забито судами, грузился керченский десант. Еле протолкались. Сразу пошли к пристаням азовской крепости. Не успели сойти на берег, нарисовался Пётр с Шеиным.

— Ну и как, князь, сумел договориться с ногаями? — сходу взял меня в оборот царь.

— Попугал их изрядно, Твоё Величество. Да вот только испугались ли они — время покажет. Дал им два года сроку уйти за кавказские горы, а не уйдут начнём резать всех подряд. Ты когда отход кораблей на Керчь назначил?

— Завтра с рассветом и тронемся. — царь подхватил под локоток Шеина. — Князь, вот мой наиглавнейший воевода много наслышан о вас и про ваши корабли и зело хочет взглянуть своими глазами.

Пришлось пригласить Главнокомандующего с малой свитой на борт, организовать ему экскурсию в сопровождении капитана и небольшой фуршет.

Мы сидели в кают-компании и неспеша под Амаретту обсуждали предстоящую керченскую компанию, когда в салон ввалился один из адьютантов Величества:

— Пётр Алексеич, горцы полон угнали!

— Какой полон? — вскочил царь.

— Тот, что с галер князя. — офицер кивнул на меня. — Мы всех бывших служивых и казаков по полкам разделили, а холопов с бабами вчера с утра за Маныч отправили, станицу-крепостцу ставить. В охрану им полусотню донцов дали, да ещё сотню быков и полсотни лошадей для обзаводу. Всё, как ты велел. Сейчас раненный казак прибрёл, сказывает, на переправе-броде черкесы всех казаков стрелами из камышей побили, их около трёх сотен было, людей и скот в степь на юг угнали.

Шеин в сердцах хряпнул стаканом по столу и порезал себе ладонь. М-да, материться он, конечно, мастер. Школу не пропьёшь!

— Казачью старшину ко мне! — взревел Пётр и помчался на пристань.

Я обработал йодом руку воеводы, затянул её бинтом, и мы с ним тоже пошли на берег.

— Сколько у тебя сейчас казаков? — тихонечко спросил Шеина.

— Чуток поболее двух тысяч, остальных по приказу государя на Тамань отправил. — развёл руками воевода.

Я подошёл к мечущемуся по причалу царю:

— Царь-батюшка, дозволь слово молвить?

Ляксеич остановился и вызверился на меня, как на ночной горшок после поноса.

— Пётр Алексеич, прошло уже более суток и за это время горцы могли уйти чёрти куда, степь она широкая. Дозволь мне этим делом заняться. От нас они не уйдут.

Царская морда видно уже перегорела и спросила довольно спокойно:

— Что тебе для этого нужно?

— А ты пошли со мной того самого Гната с десятком казачков, того и довольно будет. — скромно потупил я глазки и повернулся к "Осётру", приказывая матросам сгружать вертолёт, "Тортилу" и "Ёжика". Благо, их не спустили ещё в трюм и они так и стояли, закреплённые на палубе.

Через полчаса Гнат с десятком всадников уже стоял на берегу. Я кратко описал ему проблему.

— Найти след можно, князь, но много времени займёт. Черкесы погонят полон, а следом скот пустят. Своим лошадям они обычно торбы под хвост привязывают, чтобы навоз не роняли. Быков потом перебьют или просто бросят, и несколькими отрядами разойдутся. Следов будет много, они завсегда так делают.

К "Тортиле" уже пристегнули прицеп и загрузили его топливом и боеприпасами. За "Ёжиком" тоже телепалась тележка, гружённая патронами и продуктами. Пулемёт вертолёта был заправлен под завязку, а под его брюхом была подвешенна сотня килограммовых осколочных бомб.

Мы попрощались с царём и свитой, и отбыли в погоню, разгоняя по пути московское воинство. Костя сразу набрал высоту около двух километров и направился к Манычу. За нами попылил Белоног с тремя автоматчиками на "Тортиле", Кныш на "Ёжике" и Гнат со своими.

Демон посадил "Иблиса" сразу за бродом через Маныч. Где-то через три часа подтянулись и остальные наши. Сотник со своей сворой пустился по следу, Белоног с Кнышом его прикрывали. Мы с Костей оставались на месте. Где-то на закате Мыкола сообщил, что след взят и дал пеленг. Мы тут же подскочили к нему. Людоловы шли к Каспию. Быков они действительно отпустили, а людей и лошадей гнали со всей возможной скоростью.

Не спеша основательно поужинали, но курил я уже в вертолёте под бурчание Станева.

Солнце уже давно село и тепловизор работал прекрасно. С двухсотметровой высоты мы видели даже шакалов. Шли широким зигзагом. Через сотню километров увидели впереди большой лагерь и сразу отвалили в сторону. Оттянулись на десять километров, сели и дали пеленг наземной группе. К восходу солнца мы все были в сборе.

Черкесы гнали "наших" людей почти бегом. За ними шёл табун лошадей, а основная масса людоловов двигалась в арьергарде, метрах в двухстах. Через три часа Кныш обогнал сбоку ихний кортеж километра на три, Белоног же сзади подобрался на предел слышимости. Мы с Костей сидели тихо на ночной стоянке. Ещё через полчаса от Мыколы пришла команла "Товсь" и мы взлетели. Фланговым огнём Кныш отсёк авангард чебуреков от пленных, а мы зависли между ними и арьергардом. Построчили из пулемёта, выбивая самых борзых, а затем засыпали конников бомбами. В самый интересный момент сзади ударил Белоног из гранатомёта. А потом мы с воздуха добивали разбежавшихся по степи джигитов. Скрыться там было негде, и не один не ушёл. Через полчаса всё было кончено. Раненных абреков добили мужики полона и казачки Гната. Они же собрали разбежавшихся коней и трофеи. Командир черкесов достался нам тёпленьким, его слегка контузило близким взрывом.

Около двух часов потратили на кормёжку из запасов чебуреков полонян, отдых и релаксацию. А потом все потихоньку почапали назад к Манычу. Мы с Костей дозаправили-довооружили "Иблиса", тщательно спеленали главного абрека, подвесили его под брюхо вертолёта в бомбодержатели и полетели прямо на Азов.

Приземлились туда же, откуда сутки назад стартовали, возле пристани. Тут же нарисовался Шеин "со штабом". Сдал ему абрекского "князя", но попросил вернуть его "в сборе". А сам с Костей взошёл на "Осётр", принять ванну, выпить чашечку кофе и послушать хорошую музыку.

Его Величество убыло с десантом на Керчь, поэтому мы быстренько, получив с утра от Главнокомандующего живым нашего абрека, привязали его верёвкой за ногу к вертолёту, отвезли его в лагерь "союзников"-горцев, стоящий несколько в стороне от армии Петра и сбросили его с двухсот метров в центр лагеря.

Потом грузили технику, обедали, курили и, наконец, бросились догонять десантную флотилию.

Гл. 9. Дела керчанские.

Пётр не спешил, используя этот переход для обучения экипажей трофейных кораблей. Причём в качестве учителей и наставников припахал самих турков из старых команд, пообещав позже в Крыму отпустить их без выкупа. Наш Доктор, брат Анатолий, всю дорогу мотался между кораблями, читая пространные лекции о личной и войсковой гигиене и санитарии, о причинах и природе энфекционных заболеваний для высшего и всего прочего командного состава петровской армии. К концу рейса аж охрип, бедняга.

Впереди флотилию возглавляла "Мануша", а сзади прикрывал "Щенок". Мы обогнали их и выскочили за пролив, разведать обстановку и осмотреться.

Под прикрытием нашей шхуны царь высадил две сотни конных драгун и сотню казаков в устье небольшой речушки в десятке километров севернее Еникале. Потом "Мануша" выгрузила на берег "Бобика", "Ёжика", оба вертолёта и два миномёта. Разбили плацдарм, и с кораблей хлынул основной десант. Уже к вечеру флотилия вновь ушла к Азову за остальными войсками.

Около двух тысяч турок из крепости сперва устремились к месту высадки, стараясь помешать десанту, но облёт их колоны двумя вертолётами с бомбёжкой и пулемётным обстрелом разогнали бусурманей по всей степи и больше они не решались к нам приблизиться, даже ночью. Летали Шорох и Толик.

Со стороны степи лагерь сразу же стали окапывать рвом, установили пушечные батареи, а вверх по речке поставили конные дозоры. Не дай бог, потравят воду супостаты. На пятый день к вечеру вернулись корабли и в лагере стало тесновато. "Осётр" всё это время дозорил в проливе. На лысый островок посереди его выгрузили оба вертолёта, топливо, боеприпасы, воду и продукты. Оборудовали площадку, поставили палатки и полевую кухню, и перевезли туда взвод петровских воинов под команду четырёх наших автоматчиков, Кости и Вирича. С Чушки приплыла шаланда: наша конница уже подошла и стала на косе. Пока они шли на юг вдоль моря, местные ногаи с адыгами зашевелились и решили их попробовать на зуб. Зуб быстро обломали, сопровождавший отряд "Ёжик" под управлением "брата" Александра враз отбил весь аппетит. Но за войском и конвоируемыми пленными турками они шакалили и сейчас в колличестве около пяти тысяч сабель перекрыли выход с косы. Так что нужно срочно вывозить людей оттуда, без воды они там долго не продержатся. А пока туда помчались Демон с Серёгой, загруженные бомбами и потянулись царские кораблики.

Три дня перевозили конницу из "порта Кавказ". Ещё два дня дали людям на постирушки, купание и отдых. Из Керчи в сторону крепости выступило около трёх тысяч воинов Аллаха, но заметив пылящих по степи "Ёжиков" и рычащих в небе "Иблисов", тут же возвернулись в город. Мы отдохнули, почистили оружие, позагорали под солнцем всесоюзной здравницы. Ну, а потом двинули на Еникале. Особо не мудрили. Демон опять, теперь уже средь бела дня, вышиб фугасом крепостные ворота и в них вьехали "Тортила" и два "Ёжика". Постреляли-построчили там минут двадцать и турки выбросили белый флаг. Два дня на обустройство и наведение порядка в лагере для пленных правоверных. А потом двинулись к городским укреплениям самой Керчи. В четыре вертолёта разбросали по городу и стенам контейнеры со "слезогонкой" и "дристуном", причём одним из "Иблисов" правило лично Моё Сиятельство, потом раскупорили с востока и запада городские ворота и во внутрь вползли с двух сторон "Бобик" с "Тортилой" в сопровождении "Ёжиков", а следом ворвались соколы "гнезда петрова". Через три часа город был полностью под контролем и войско приступило к планомерному вдумчивому грабежу. Со стороны моря порт уже два дня блокировал флот адмирала Лефорта. Два турецких фрегата и несколько галер в порту, надеявшихся видно отстояться под прикрытием береговых батарей, спустили флаги.

В степи крутились довольно крупные стайки крымчаков, но ни к городским стенам, ни к Еникале ближе пары километров не подходили. "Три дня на грабёж" прошли и обалдевшие от "побед" царские полковники повели войско к Кафе. Город был намного больше Керчи, да и стены с многочисленными башнями имел довольно внушительные. Я думал, нам придётся с ним основательно повозится с крупным перерасходом боеприпасов, но брать город не пришлось. Еврейская натура Эдюни отпечатала на принтере две сотни прокламаций и предложила нам разбросать их над противником. Мы два дня покружили на "чёртовых мельницах" над алахакбарами, побегали на "шайтан-арбах" очень вблизи вдоль стен, построчили по защитничкам и осыпали город листовками. А в них по-арабски было написано, что все правоверные мусульмане и прочие желающие могут спокойно покинуть Кафу, и даже с любым колюще-режушим оружием, но пешком или на ишаках. Нихто их убивать или преследовать не будет. Короче, жизнь и свободу гарантируем. С собой каждый может взять имущества и продовольствия сколько унесёт. Но если у кого на выходе обнаружат золото, серебро или ювелирку, то тот будет повешен. Всех своих невольников и рабов оставлять в городе. Срок был назначен в три дня.

Вообше-то я не верил, что муслимы на это согласятся,, да и большинство из наших тоже. Ан, ошиблись. Над городом постоянно висело несколько дронов-квадриков и велась непрерывная сьёмка, даже ночью, тепловизорами. Вот ночью самая веселуха и началась: — Сотни "богатеньких буратин" кинулись закапывать ценности на своих Полях Чудес, во дворах, садах, огородах и пустырях, приговаривая при этом: -"Крэкс-фэкс-пэкс!". Несколько особо-жадных побросали свои мешки даже в море. Отжешь, ссуки!

А на следующее утро ворота города открылись, вышли зелённоголовые муллы и блескучие военноначальники и приступили к торгу с царскими полковниками. Я и все наши сидели по машинам в холодке кондиционеров и бдили за действом сквозь прицелы. Где-то, через час до чего-то договорились, и козлобородые ушли за стены. Мы отогнали механизмы подальше от ворот. К моему "Бобику" подьехал Пётр со свитой. Я пригласил его в кабину, уж больно не хотелось на солнце жариться. Чай Крым и лето в разгаре.

— Князь, уходить они будут через западные и северные ворота. Там поставим по роте преображенцев и семёновцев для шмона. Напротив остальных ворот поставим по два полка с пушками и казаков. Все корабли и прочее в порту под нашим контролем. Сейчас уже наши пушкари и стрельцы занимают стены с артилерией. Выходить будут по десять морд и шмонаться. А потом тикать как можно дальше, чтоб не накапливались. Начнём завтра с утра. — неспеша и отдуваясь поставил он меня в известность.

— Пойдёт. — согласился я. — а мы напротив западных и северных поставим "Бобика" с "Тортилой" и по "Ёжику". Ну и "Иблисы" наготове будем держать. Как ты думаешь, дня за два уйдут?

— Тут бы за четыре управиться. — махнул он рукой. — Сиятельство, а можно мне твоей ванной на "Осётре" попользоваться? Чешусь, спасу нет. Весь наскрозь пропотел.

Я велел бойцу править в порт, где к причалу уже притулился наш броненосец. За нами вокруг городских стен зацокала копытами потная царская свита. Уже через полчаса царская морда блаженствовала в белоснежном эмалированном корыте, потягивая охлаждённый морс через трубочку, а свиту в портках окатывал из шланга матрос на палубе. После купеля за обедом в салоне кают-компании Петя начал выдуривать у меня полевую кухню. Я показал ему дулю в кармане:

— Пётр Лексеич, побойся бога! Эта самобранка у меня здесь одна. Это, чтож получится: — Отдай жену дяде, а сам иди к бляди! Вот когда возвертаться домой стану, тогда и оставлю её тебе. Копируй, ставь на поток и корми армию. А раньше ни-ни, самому вкусно кушать хочется.

Мы с царём вкушали настоящий "адмиральский" обед с "адмиральским чаем", а его свита в кубрике довольствовалась китайской лапшой с бульонными кубиками и квасом. Обойдутся!! Не фиг морды баловать! Я их к обеду не приглашал и не ждал.

После обеда "бомбардир Михайлов" убыл в войска, к постоянному месту службы, а мы занялись своими, сугубо буянскими делами. В эту ночь "буратин" на Полях Чудес в городе было не меньше. А ещё там происходил активный "передел имущества" в виде ишаков.

Ещё до рассвета я уже сидел в салоне "Бобика" напротив северных ворот в одном ряду с десятком полевых бронзовых пушек. После восхода солнца ворота открылись и вышел первый десяток тряпкоголовых. Различного колюще-режущего железа каждый из них нёс не менее пуда, ну а чо, коль разрешили. Гвардейцы их шустро обхлопали и пропустили в степь. Конвейер заработал. Шмонали не так уж, чтобы шибко, до трусов не раздевали. И даже если находили драгмет и ювелирку, никого не вешали, а давали крепко по шеям и дружеским пинком отправляли к горизонту. После обеда меня в машине сменил Пиндос, а я почапал в порт. С закатом городские ворота закрылись и бесплатное кино кончилось до следующего утра.