Отпетые отшельники Книга 2

Анатолий Герцен

Отпетые отшельники.

Книга вторая.

Азовский поход.

Гл.1. Путь на Азов

По выходу из Босфора встретили турецкую галеру. Особо не заморачиваясь, снесли пулемётами с её кормы и мостика палубную команду. Взяли на абордаж. Расковали гребцов и предложили им плыть на Русь.

Через пару дней вышли на Херсонесский мыс и Кэп-Пен предложил заглянуть на местный рабовладельческий рынок, коли уж мы тут. Посовещались трошки, Кныш с тремя помощниками из натасканных казаков перебрался на галеру. Захватили с собой и акваланги с кое-каким специфическим снаряжением.

В севастопольской бухте обнаружился здоровенный трёхпалубный турецкий линкор и два фрегата у него под боком, недалеко стояли и три бусурманских больших боевых галеры. Наши галеры встали на якоря в метрах 300-х от них. "Мануша" осталась у входа в Южную бухту, контролируя всю обозримую акваторию, а "Осётр" и "Шмендрик" потянули к причалам базара. Дело было к обеду. Шхуна с ходу подошла к пристани, а "броненосец" встал на якорь в 50-ти метрах от базара и спустил свои шлюпки на воду. Где-то через час над водой разнеслись три очень громких "БУМ!" и линкор с фрегатами стали быстро погружаться под громкие вопли собственных команд. Десантная команда с "Осётра" высадилась на базаре, а ребятки со "Шмендрика" начали шерстить стоящие у пристаней лоханки торговцев. Выскочившую на берег, базарную стражу тут же положили из бесшумного оружия. На пристани тоже излишнего шума не поднимали. В загонах у работорговцев освободили 79 условно-русскоговорящих. На судах у пристани среди команд и гребцов ещё нашли 412 человек "наших" людей. Расковали, посадили всех на две захваченные галеры и предложили плыть "на Русь", отказников не было. Как только загруженные галеры отошли от причалов, оставшиеся лоханки и пристани подожгли из огнемётов. Ни спасшиеся члены судовых команд, ни базарная публика особого энтузиазма и героизма не проявила и не сделала ни единого выстрела по нам. Мы взяли на буксиры захваченные галеры и потащили их в открытое море. "Мануша" влепила каждой из боевых галер турок, отирающихся поблизости, по несколько снарядов и стала в арьергарде нашего конвоя. Напротив Артилерийской бухты все сбились в кучу и начали наводить порядок на новых судах и среди экипажей на них. На всё это ушло около четырёх часов. Уже перед самым закатом флотилия построилась в походный ордер и взяла курс на керченский пролив.

Обходя Крым, взяли ещё две галеры. Турков перебили, гребцам предложили плыть вместе. Немного перераспредилили экипажи и запасы провианта между судами. К керченскому проливу подошли в девять вымпелов и все под турецким флагом. Нас даже никто не стал останавливать. Султан воюет с московским царём у Азова. Перестроились, оставив галеры позади, и подстраиваясь под скорость этих "махалок", устремились в Азовское море.

Где-то на траверзе "нашего" Ейска навстречу попалась небольшая шебека. Не мудрствуя лукаво, нескольким очередями из пулемёта разнесли ей рулевое и лишили парусов. А потом забросали лоханку газовыми и свето-шумовыми гранатами. Весь экипаж взяли тепленькими, но с зелёнными лицами. Допросили. Турки, ошалев от нашего варианта абордажа, даже не думали кочевряжиться и выложили, что две недели назад к Азову подошли несметные полчища русского царя с огромным флотом. Турецкая эскадра, не вступая в сражение, отошла в море и выжидает дальнейших событий. Данная же шебека послана командующим эскадрой в Керчь и Кафу за подмогой. Возиться с этими турками нам было недосуг, мы проверили их на предмет православных невольнтков, забрали четверых, отошли чуток и дали несколько крупнокалиберных очередей им пониже ватерлинии. Сразу не утонут, а до берега километров пять, если постараются, догребут. А не догребут, так мы плакать не станем. Но за подмогой они точно теперь не пойдут. А мы побежали дальше. Попросил Эдюню запустить в небо "Страж-птицу" и постоянно наблюдать за кораблями турков. Оказалось, основная масса их судов сосредоточилась под северным берегом, на котором расположилось лагерем около 2,5 тысяч конницы крымчаков. Но и в море телепалось немало лоханок впереди по нашему курсу, и дальше в сторону кубанского берега. Пройти их и остаться незамеченными никак не получалось, если не ждать темноты. Уже через полчаса с правого борта на нас выскочили две больших боевых галеры под парусами. Связался с Кнышом и попросил его держаться как можно ближе к "Мануше", а Димыча прикрыть его бортом от турков. Сбросили лишние паруса и снизили ход. Галеры пристроились справа от нас паралельным курсом, не приближаясь ближе километра. Около получаса шли таким ордером, турки присматривались к нам, пытаясь понять нашу государственную принадлежность. Затем галеры убрали паруса и на вёслах резко устремились на сближение, стрельнув из пушки по нашему курсу и охватывая наш караван с курса и кормы. Сомнений в их намерениях не было ни малейших и я отдал команду: — Огонь на поражение!

Когда до передней галеры было около 400 метров, Шорох первой же серией снарядов из пушки сумел куда-то там попасть в этой галере. Сначало у турка что-то громыхнуло и вспухло облако дыма, а потом через несколько секунд половина галеры просто вспучилась и разлетелась на куски, издав очень громкий "Бум-м-м!!!" Я перенес свой обинокленный взгляд на другую лоханку. Кныш и Димыч уже успели разнести из пулемётов её ют в клочья и смести с кормы всё, чего там было живого. Враз отбив охоту у бусурманей воевать дальше и заставив их сильно загрустить. Не останавливаясь, оставили побитого неприятеля за кормой, нимало не интересуясь трофеями, ими займутся идущие следом наши галеры, поставили приспущенные паруса и устремились к устью Дона.

К Дону подошли уже под вечер, когда солнце почти перестало палить. Страж-птица показала, что фарватер перекрывает всего шесть русских галер и какое-то парусное корыто, тщетно претендующее на звание корабля. Остальной флот притулился к левому и правому берегам и его экипажи мирно варили вечерний кулеш на кострах. Прорывать "блокаду" мы не стали и бросили якоря в пяти километрах мористее. Предупредил вахты, чтобы подняли флаги "буянного острова" и "Котят". Ещё раз напомнил, максимально осветить прожекторами окресности стоянки и бдить за водами через ночную оптику. Ночь прошла без авралов.

С рассветом я перебрался на "Осётра", мы подняли якоря и потянулись потихоньку к главному руслу Дона в составе "Осётра" и "Щенка", оставив "Манушу" на якоре, наши галеры остановились не доходя до нас пять километров. В бинокли видели, что четыре русские галеры тоже снялись с якорей и начали маневрировать. Из какой-то северной протоки к ним на помощь, отчаянно мотыляя вёслами, спешили ещё две. А оба берега вспушились ладейными парусами. "Щенок" повернул вспять к галерам и "Мануше", а "Осётр" пройдя ещё километр, лёг в дрейф, спустил паруса и убрал мачты. Подскочившие галеры охватили его полумесяцем и тоже застопорили ход в полукилометре. Снялся с якоря и парусник, одеваясь парусами. Около двух десятков казачьих стругов, заполненных беснующейся толпой, подскочили под парусами почти вплотную к "Осётру", но на абордаж не шли, дивясь невиданному флагу и судну. Где-то, через полчаса между лодий проскользнула десятивёсельная лодка с парусника, с флагом Московии. На корме её восседал какой-то прыщь в пёстром мундире и перьях.

Лодка подгребла метров на десять и оттуда стали сурово вопрошать, кто мы такие и чего нам здесь нужно? Согласно легенде, Димыч горлопанам из лодки ответил, что мы купцы с острова Буяна и приехали торговать с русским царём. Что у нас даже нет на кораблях пушек и мы абсолютно мирные и пушистые. А ещё он сказал, что поскольку мы люди не местные и не знаем ни ветров, ни течений тутошних и лоцмана не имеем, то хотели бы во избежании местных природных катаклизьмов укрыться в реке Доне и отдохнуть от многонедельного морского перехода.

Пёстрый попугай на лодке тут же развернулся и скрылся в толчее стругано-рубленных лодий. Яша убрался с палубы и загнал внутрь всю команду, приказав закрыть все люки, входы и выходы наружу (иллюминаторы были заглушенны ещё с вечера), а потом включил электро-защиту. Мы стали ждать дальнейшего развития событий.

Около двух часов гопники на своих плавающих вязанках дров чего-то там горланили, поодаль описывая круги вокруг "Осётра", остававшимся безмолвным и неподвижным. Потом кто-то ударил в барабан, и вся свора пошла на приступ.

Сначала дикий ОР!!! Потом струги вплотную притулились к нашим бортам. А затем наступила оргия и оргазм! Каждый дерзнувший прикоснутся или залезть на палубу "Осётра" получал удар эликтрического тока напряжением в 110 вольт. И хорошо, если падали они обратно в свои лоханки, теряя оружие и шапки, очень многих, но далеко не всех, ничего не понимающим соратникам и сподвижникам, приходилось вылавливать из воды.

Минуты через три желающих ступить к нам на палубу не осталось и Димыч врубил ревун на полную. Струги вспугнутыми мальками прыснули в разные стороны. Отойдя на несколько десятков метров, они начали осыпать судно пищальными пулями, даже несколько пушчёнок разрядили нам в борт. И тут ответил Костя. Ближайшие агрессоры были засыпанны газовыми гранатами с "дристуном". Димыч полосанул несколько раз по лодкам лазерным лучом. Опять раздался ор.

Уже через двадцать минут после начала "штурма" вокруг "Осётра" в радиусе одного километра не было ни одной посудины будущих союзников, и я отдал приказ: — Наступать!.

"Мануша" и "Щенок" снялись с якорей и догнали наш броненосец. И дальше двинулись "без парусов и вёсел" плотной колонной прямо в главное русло Дона, контролируя лотами глубину. Когда проходили "блокадную цепь" московитов, их галеры резво разбежались и с дистанции намного превышающей "дальность прицельного выстрела" их пушек обстреляли наш караван. Мы не отвечали, ведь "у нас нет пушек" и мы мирные и пушистые. Через какое-то время экран эхолота показал, что дальнейшее продвижение шхуны при её осадке опасно. "Мануша" стала на якорь, а шебека и "Осётр" поднялись ещё на пару километров по Дону, по пути разведывая фарватер, и встали в виду крепости Азов. Все команды получили приказ: — Отдыхать без берега. Разумеется, кроме "команды" Эдюни. Его разнообразные и разносторонние "Страж-птицы" летали круглосуточно и вынюхивали всё в радиусе 30 километров, составляя карты. Он, юдак, даже меня припахал в качестве оператора, когда облётывали Азов-крепость.

Гл.2. Переправа, переправа...

"Братья-монахи" начали тихонечко потреблять огонь-воду, прочие християне занялись постирушками, купанием и рыбалкой... Однако прошло два дня, а на нас никто не нападал и в гости не приезжал. Похоже, что на нас "воопче забили болт". Абидна, однако. И тогда я решился. Главное правило полководца: — Хочешь победить — удиви и напугай! И я решил удивить.

Армия Петра располагалась на обеих сторонах Дона. Основная часть обложила саму крепость на левом берегу, вместе с пушками-редутами-подкопами, штурмовыми отрядами — требухой и ливером тогдашней науки штурмовки крепостей. Другая часть базировалась на правом берегу, обеспечивая покой и отгоняя конницу турок и крымчаков-ногаев. И третья облепила цепи-башни выше по Дону, обеспечивая связь по воде с Россией-матушкой. Сам Пётр в силу этого вынужден был частенько мотаться между правым и левым берегом. "Страж-птицы" показали, что наиболее часто капитан-бомбардир пользовался одной из переправ через Дон, ниже крепости, охраняемой донскими казаками. Вот туда я и решил направиться. Сама река в месте переправы была не так, чтобы очень-то широка.

Короче, взял я доску с парусом поцветастей и попестрее, оделся в холщовые портки и рубаху, подпоясанную верёвкой. Приклеил усы-бороду-шевелюру, прилепил под парик переговорную гарнитуру, одел через плечо свою кожаную торбу-котомку с ништяками и поплыл...

Сзади в километре держался Мыкола Кныш, ряженный точно так же, под парусом на шлюпке. Около 5 вечера по местному заметил искомую пристань с казачьей заставой на левом берегу. Со всем возможным при таком ветре выпендрежом, с подскоком на небольших волнах и загогулинами по курсу проскочил выше по течению на 300-400 метров, потом резко развернулся, заложил залихвастский вираж-крендель к стрежню реки и лихо выскочил на мелководье в десятке метров от мостков пристани. И всё это под пристальным вниманием сотни глаз, столпившихся на берегу казачков.

На инерции бросил гик, уронил мачту виндсёрфера и, почти не замочив ног, выскочил на берег перед честной компанией воинов царя московского.... Нисколько не обращая на них внимание, тут же развернулся, забежал в воду и вытащил повыше на берег доску с парусом. И уж только потом обернулся к зрителям, отвесил им поясной поклон и забалабонил:

— Здравы будьте, православные! Дозвольте пристать и обогреться у вашего стана, казачки? Не побрезговайте обчеством блудного сына Игната, Ивашки непутёвого?

Досель, изумлённо молчавшая ватага казаков, одетых кто во что горазд, но обильно увешанных разнообразным оружейным металлоломом, враз загомонила и зашевелилась. Потом вперёд выступил невысокий худой, напоминающий бойцового петуха, тип цыганистой породы с парчовым кушаком:

— Ты хто таков и откель будешь, холоп?

Я взвился, будто меня шилом в зад ширнули:

— Сам ты, видать, холоп, дядя. Коли лыцарского вежества к своим годам не уразумел и давно в чужих руках не обсирался. А прозываюсь я Иваном, сыном Игната по прозвищу Смолокур. Воронежские мы, с Дона. И на сей момент я лучший друг и приятель Его Святейшества, Магистра, князя Гвидона Буянского! Что намедни всю вашу флотилию обосраться заставил.

В начале моих слов "петух" потянул пистоль из-за своего парчового кушака, но, услышав продолжение, окончательно освобождать его не стал. И я, почувствовав его слабину, перешёл в наступление:

— Видать прав был Князь Гвидон, когда баял мне, что нонешние казаки с Дону тока с безоружными и вдесятером на одного справиться могут, а супротив турецких янычар слабы в коленках.

Ватага возбуждённо-обиженно взрыкнула, а за плечом "петуха" нарисовался детинушка кило на 100-120 и явно вознамерился порвать меня на тряпочки.

Ну, что ж, будем ковать железо пока горячо... и я заорал, ткнув в него пальцем:

— Эй ты, оглобля! Слабо супротив меня сам на сам побиться, не оружным, а тока на кулачках?

Верзила резко пробился вперёд и стал избавляться от замызганного кушака, бросая свой арсенал прямо на землю.

" Кажется, сейчас меня будут очень серьёзно убивать." Я огляделся. Парус баркаса Кныша тока-тока показался из-за поворота реки. Ему ещё минимум четверть часа сюда плыть, а верзила уже стягивал с себя кафтан. Надо "съезжать на базаре" и тянуть время.

— Э-э, нет! Так не пойдёт! Панове! Вот побью я вашего поединщика в честном бою, а потома вы всем скопом своими шаблями меня в капусту парубаете. Видоков-то нету. Вона, мой меньшой братуха сюды гребёть. Пождём его. А он, ежели меня не по-правде обидят, всем вам башки поотрывает и сопатки в кровь порасшибаить.

Десятки голов дружно повернулись в указанном мной направлении, на приближающийся парус. А я тем временем снял со спины котомку-переросток и начал деловито обходить предполагаемый ринг, тщательно выбирая и выбрасывая прочь попадающиеся камушки. Мужики тупо наблюдали за моими действиями, но перечить не стали. Потом я достал из котомки зараннее набитую табаком трубку, неспеша подошёл к казачьему таборному костру, над которым булькал довольно внушительный медный казан, выбрал тлеющую веточку, раскурился. Вернулся на ринг, уселся в позу лотоса, соединив пальцы рук как положено и начал медитировать с трубкой в зубах.

Опизденевшие казаки наблюдали за мной и негромко комментировали. А я... медитировал.

Наконец, к хлипкому причалу пристукнулся борт баркаса Мыколы. Через, спрятанную в моём парике, гарнитуру он был в курсе всех моих проблем, поэтому сразу вступил в "игру":

— Здорово, панове станишники! Братка, ты чего зелье палишь? Аль убить кого собрался? А я тут трошки задержался. Сом-рыба на крюк попалась. Покедова вывел, да по башке приладил, задержался маненько. Однако, повечерять будет чем.

Солнце уже заметно скатилось к горизонту и я счёл нужным выйти из транса.

— Мыкола, мне туточки надобно одного бугая побороть, так ты присмотри за лыцарями, соблюди лыцарскую честь.

Припухшие от моих заебонов и манипуляций казачки при виде "младшего" Мыколы вновь воспрянули духом. Не "показался" он им. Детинушка, вызвавший меня на бой, был гораздо фотогеничней.

Братка отмахнулся:

— Тю-у! Так цэ дурное дило не хитрое. Це и впотем завсэгда можно зробыть. Православные, поможить сию злобну тварыну в обчественный котёл определить. — он указал в сторону баркаса.

По разрешению "петуха" четыре казачка с охотой выскочили на причал и вытащили сома на берег, но от Мыколы отходить не спешили, взяв его в плотное кольцо.

Если честно, то этого двухметрового сома Кныш вытащил ещё на рассвете сетью. Но девать его было некуда, рыбой мы уже были затарены по самое не могу. И мы оставили его трепыхаться в сетке под бортом "Осётра". А уже после обеда я придумал ему применение в вечернем спектакле.

Мужики плотно обступили здоровенную рыбину. Раздались удивлённые возгласы:

— Неужто сам вытащил?

— Этож силища-то какая! Захочет, сглонёт на раз. Могёт и лодию перевернуть.

Мыкола засмущался, а потом промямлил:

— Дык, я её прежде чем в лодку тянуть, кулаком пару раз по башке огрел, а потома уже в баркасе ножом прикончил.

Казачки уважительно уставились на него.

— Древние греки говорили: — Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра! — попытался встрять в струю беседы я. — Где там ваш поединщик? Аль ужо побёг кусты пачкать? Подавайте его сюды! — я начал стягивать рубаху. — А ты, братка, смотри и учись у старшОго.

И резко, почти без разбега закрутил по освободившейся площадке серию прямых и обратных сальто и кульбитов, вспомнив молодость и островные тренировки по гимнастике. Казаки изумлённо загалдели и вытолкнули, обнаженного по моему примеру до портков, своего Проньку. Их уже явно разбирал чисто спортивный азарт. Небольшой, не шибко жилистый, но не в меру гоношистый "пришелец" и родной и привычный Пронька, шутя сминающий подковы и поднимающий коня.

М-да-а. Убивать и калечить хлопца мне явно не с руки. Казачки-то не враги. Надобно как-то обернуть всё в фарс, безобидный и беззлобный. Ну! Жоркино-Драповское "айн-цвай-квондо", помоги.

Проньша попер на меня, как паровоз с заклёпанными предохранительными клапанами. Едва успел отпрянуть в сторону, захватить ударяющую руку и потянуть вокруг себя, подставив ногу. Хлопчик со всей дури грохнулся на очищенный от камней пятачок земли. Но тут же вскочил и опять бульдозером попёр на меня. Я не стал мудрить, упал перед ним на спину и ногами перебросил его тушу через себя, слегка придержав его руки. Приземлился он совсем не удачно, врезался лицом в землю и изрядно наелся травы. Однако, это его не остановило и он попытался достать меня размашистым махаловом. Сигал отдыхает. Я крутился как чёрт, уворачиваясь от его пудовых кулачищ, однако, успел пару раз подцепить ладошкой несильно кончик его носа снизу вверх. Обычно это не смертельно, но мучительно больно и заливает слезами глаза, что и требовалось. Ибо, попади он по мне хоть раз в полную силу, тут бы и убил на месте. Наконец, мне вновь удалось подловить его на атаке и уронить на землю. Попытался взять его руку на болевой, но просто не смог пересилить силу его мышц. Тогда я тупо засветил ему в лобешник пяткой и пока он тряс башкой, легонько ткнул его сзади пальцем под ухо. Он мешком рухнул в траву и окончательно успокоился.

Досель оравшая публика нихрена не поняла и потому изумлённо замолчала.

Уронив Проньшу, я опять закрутил по площадке несколько сальто, а потом снова опустился в центре в позу лотоса и "замедитировал", из под опущенных век незаметно наблюдая окружающих.

Мыкола подошел к поверженному телу, проверил у него пульс и дыхание, потом демонстративно махнул рукой и неспеша побрёл к причаленному баркасу.

Мужики обступили Проньшу, пытаясь привести его в чувство. Как-то враз стало очень тихо. И сквозь эту тишину протопал возвращающийся от причала "братка" с полным пластиковым ведёрком воды. Молча он подошёл и опрокинул мне ведёрко на голову.

— Блин-и-н!!! Мы так не договаривались! Импровизатор хренов!!!

Переведя дух, я заорал:

— Панове! Товарищи лыцари! А не выпить ли нам по такому случаю горилки?! Мыкола, тащи баклагу!

Притихшие и онемевшие мужики стали помаленьку шевелится и гомонить. Изображающий из себя недалёкого увальня, братка вновь потопал к пристани, прихватив с собой двух ближних воинов. Ко мне притиснулся "бойцовый петух":

— А как жеж Прошка? Он ить..

— А шо Прошка? Отдыхает твой боец после бою. Небось как услышит плеск горилки в чарках, так враз опамятае! — нахально заявил я.

Ближние мужики заржали и стали окатывать детинушку принесённой водой. А я тем временем оделся и прихватил в руки брошенную котомку. Вернулся Кныш с мужиками. Он нёс на плече двадцатипяти-литровый бочонок с 68% чачей, а в руке увесистый мешок. Помошники его тоже чего-то там тащили, напрягались. Кто-то уже расшуровывал костёр, поблизости разжигали ещё парочку, для света. Толпа расслабилась, засуетилась. Пронька наконец очнулся и сел, оглядываясь ошарашенными глазами и размазывая уже подсохшую юшку по морде. Кныш налил чачи из бочонка в ведро, что бы было удобней черпать.

В руках забрякала питейная посуда, Мыкола щедро плескал в неё пойло. Мужики принюхивались, восторженно матерились, однако пить никто не торопился. Поняв в чём дело, я почти силой отобрал у "петуха" наполненный оловянный стакан и провозвестил:

— За победу русского оружия! Да, сгинет вражья сила!!! — И залпом маханул стакан в рот. Кныш следом отдуплился.

Ну, а дальше само пошло-поехало. Вот тока оконфузились те казачки, которые решили повторить наш подвиг и "махануть" свои стаканы. Наша чача фамильярностей с собой не позволяет. Когда прокашлявшийся и прослезившийся "петух" наконец сумел перевести дух и заговорить, он выдал:

— Однако, крепкие вы мужики, брательники. И питухи знатные!

— Отож!... — поднял я указательный палец.

Казачки как-то враз соорганизовались. Из мешков, притащенных Мыколой "со товарищи", на свет божий появились круги кровянной ковбасы, шматы сала и шпика, варённые яйца, берёзовые туеса с малосольными огурчиками и неизвестными здесь помидорами, ещё и томлённая в горшках с маслом и укропчиком молодая картошечка, караваи свежего белого хлеба и авоська чудной тараньки "на закусь", зелёный лук, щавель и укроп. Хоть и не по многу, но досталось всем (не зря наши Страж-птицы здесь летали и всех посчитали). Как-то незаметно подоспели и жирные ломти Кнышовского сома и котёл казачьего кулеша. "Петух" ушёл заниматься служебными обязанностями, наряжая и обеспечивая ночную стражу табора и переправы, что совсем не лишне в двух верстах от турок и крымчаков. Потом вернулся, подсел ко мне и, наконец, представился:

— Я сотник Гнат. Комадую этой плусотней здесь. Так это ваш князь несколько дней назад нашим "Чайкам" на хвост соли насыпал?

— Ага, наш Светлейший Гвидон. — не стал запираться я. — Пришёл он с миром, поэтому никого убивать не хотел. Так, попугал немного для порядку. Он и меня сюда послал, чтобы помощь в войне с бусурманями вам оказать и побыстрей крепость взять.

— Я видел, пожалел ты, Иван, Прошу-то. Не стал ни убивать, ни калечить. А ведь мог. Племяш он мне.

— Мог, Гнат. — согласился я снова. — Вот только, не за что мне убивать или калечить его. Не враг он мне и ничего плохого мне не сделал. А так мы с ним померились молодецкой силушкой да удалью и разошлись довольные.

Было уже почти совсем темно, а мне нужно было как можно скорее выйти на царя или его самого к себе подманить.

— А хошь, Гнат, я звезду в небе зажгу и будет светло как днём и мы по второй чарке всем нальём и не расплескаем ни капельки. — сбуровил я изображая подвыпившего.

— А смогёшь? -усомнился в моих талантах сотник.

— А чо, не смочь-то, когда меня сам светлейший Князь научил. А он великой учённости человек и Голова! Тока ты не пугайся и своих хлопцев предупреди, шоб не обосрались. — я побрёл к баркасу за ракетами. Кныш уже сидел с Прошой в обнимку и говорили "за уважение".

Я принёс к костру пять картонных ракетных тубуса. И начал сотнику объяснять, чо к чему:

— Вот смотри, Гнаша. Откручиваем энту крышечку, Достаём колечко с верёвочкой, направляем трубку вверьх... и ежели теперь дёрнуть за енто колечко, то на небе загорится звезда.

— А не врёшь?

Я поднял тубус и дернул кольцо. Хлопок, Шипение с диким визгом, и через три секунды в небе повисла осветительная сигнальная ракета на парашюте, заливая всё вокруг химическим светом горящего магния. Казачки шуганулись и задрали головы.

— Мыкола! Наливай! — скомандовал я.

Уже после второй чарки я почувствовал, что настроение выходит за пределы "делового" и прибегнул к юркиным антиалкогольным снадобьям. Заметил, что и братка тоже заглотнул пару таблеток. Потом мы поспивалы трохи, наши казацкие писняки: Любо, братцы, любо... Несе Галя воду... и Ой, то не вечер...

Перед "третьей", Гнат выпросил у меня ракету и самолично её подвесил над серединой реки. Потом очередной "разлив" осветил Пронька. А завершил пьянку победным салютом Кныш. Одну ракету я заначил на всякий случай.

Через пару часов в лагере, окромя часовых, стоящих на ногах не было. Мы с браткой завалились спать в баркасе, отведя его подальше от берега и став на якорь. А на пристани во всю свою богатырскую стать разлёгся нажравшийся в соплю Прохор.

На рассвете я очнулся от раздававшегося с берега, исконно русского мата. Долгожданные гости прибыли, наконец. Не зря полночи ракеты в небо пуляли.

Гнат стоял на вытяжку перед несколькими, украшенными галунами, перьями и фитюльками, новыми мужиками и чего-то им докладывал.

Пнул Миколу ногой. Он обложил меня грязными и некультурными словами и продрал глаза. Я начал снимать портки, затем голышом с дикими воплями сиганул в донскую воду и изобразил высшую степень восторга. Кныш умылся, поднял якорь и погрёб к пристани.

Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть, что наш пластиковый баркас совсем не похож на общеупотребительные "здесь и сейчас". Мыкола начал, якобы, разбираться в снастях. Поднял нашу "хитрую" мачту и развернул по ветру парус на рее, забрякал железками, перекладывая груз баркаса. Потом по-новой скатал парус, прикрепил к рею и положил мачту. А тут я ещё подплыл к брошенному и "забытому" на берегу с вечера виндсёрферу. Голяком стащил его в воду и нимало не смущаясь встал на доску. Поймал дуновения бриза и устремился от берега, телепая яйцами и прочим. Помурыжив зрителей, показав на что я способен, наконец подошёл к баркасу.

Было заметно, что наша показуха не оставила равнодушными галунно-финтефлюшечных зрителей на берегу. Как зомби они потянулись на причал, а следом за ними потопал Гнат. Но путь им преградил "богатырь Пронька",широко разбросав по настилу свои конечности и звероподобно храпя.

Убрать "тело" было явно некому: Галунные считали это ниже своего достоинства, Гнат один бы просто не справился, а казачья застава ещё почти в полном составе храпела во все дырки. Я позволил себе соизволить заметить этих попугаев. Неспеша натянул портки, рубаху, незаметно приспособил гарнитуру связи под париком, подпоясался верёвкой и одел неизменную торбу. Ступил на причал и подошёл к разделяющей нас тушке Проньки:

— Чего надобно? Служивые. — просипел пропитым голосом.

Чины напротив довольно заметно стушевались. Потом один помладше, но уже мордатый, закричал, хотя нас разделяло всего два метра:

— Перед тобой, холоп, полковники Московского Царя! Изволь почитать!

Ну, как же. Слышали уже: — "И вообще, встать, когда с тобой разговаривает Подпоручик!"

— Этож в какое место мне вас почитать прикажете, Ваше Высокородь? И какой ногой? — не подумав, на автомате ляпнул я.

"Полковников" буд-то ветром снесло с причала. Шум-гам, забегал Гнат, пытаясь привести в чувство своё воинство. Ох, чую — быть большой бузе! Надо как-то разруливать. Сигаю в баркас и ору:

— Мыкола! По газам, ходу! — взрыкнул мотор.

Кныш, как всегда, на высоте. За три минуты отпрыгнули от причала метров на триста, чтоб из пищалей не достали. Наш драп задом, без вёсел и ветрил, да такой резвый вновь вогнал в ступор служивых на берегу.

М-да-а... Пронблеммма!

— Ну и что теперь прикажешь делать, чтобы эти бравые товарищи не сожгли нас на костре, аки колдунов? — чисто риторически вопросил я Мыколу.

Тот нарочито-глубокомысленно полез пальцем в нос, потом почесал репу и, вдруг, заблажил дурным жалобным голосом на всю реку:

— Проша!!! Братка! (и когда успел побрататься, мазута?) В баклаге ещё горилка осталась?!!!

— Христиа-а-не! Правосла-а-вные! Не дайте сгинуть невинным душам не за хрен собачий!!! Дайте хучь перед смертью опохмелиться!

Берег дружно грянул хохотом. На душе трошки отлегло и разобрав вёсла мы потихонечку почапали обратно к причалу.

Встречало нас всё, сумевшее проснуться, "обчество лыцарей" с "галунно-пёстрыми" во главе. Лишь только мы с браткой ступили на причал, всё тот же мордатый перец в галунах, перьях и с тростью заорал, пыжась от важности:

— Вы кто такие? Что здесь делаете?

Мыкола, заметив за этими попугаями "братку" Проньшу с бочонком подмышкой и наполненным стаканом в руке, смурно обогнул меня и ступил на берег. Какой-то "пёстренький" попытался ему заступить дорогу, Коля небрежно ладошкой залепил ему "леща", отправив в нокдаун. Протопал к Проньке, истово перекрестился и опрокинул оловянную посудину себе в пасть.

Братва одобрительно загоготала. Я подошёл к краю мостков, старательно помыл руки, умылся и не спеша, важно вышагивая босыми ногами, подошёл к встречающим:

— Разрешите представиться? Чрезвычайный и полномочный Посол Его Светлости, Князя Антона Буянского, Магистра православного Ордена Отшельников, Адмирала Открытого Моря. Капитан Иван Игнатьевич Смолокуров! Честь имею! С кем имею честь беседовать?

Сперва мои грозные вопрошатели слегка охуели, потом покатились со смеху...

Ну да! Заросший, бородатый, босоногий хмырь, мучимый похмельем, подпоясанный верёвкой — выглядел никем иным, как проходимцем-шутом.

Пока десяток пёстрых попугаев благодушествовала, не принимая меня в серьёз, тыкая в меня пальцами и покатываясь от хохота, я их аккуратненько обошёл и подступился к Проньке с Николаем. Младшой подмигнул своему "братке" и тот мигом плеснул полный стакашек, протянув его мне. Я нарочито медленно-важно обернулся к веселящейся толпе "начальства" и провозгласил:

— За Победу русского оружия! За здоровье Петра Алексеевича!!! Царя Русского! — и опрокинул зелье в рот. Казаки, кто был уже на ногах и в состоянии, мой тост дружно поддержали. Выпили, выхватили свой металлолом из-за кушаков, воздели его ввысь и дружно чего-то там завопили.

— Панове! А вы заметили, что ЭТИ "полковники русской Армии" не стали пить за Победу русского Оружия и за здоровье русского Царя, Петра Алексеича? — промолвил я в наступившей тишине. Казаки злобно заворчали, а "попугаи" растерянно заозирались.

Можно было сказать, что первый тайм мы с Николаем уже отыграли в нашу пользу. Нас тут прямо сразу не зарубят и не сожгут на костре. И то, сахар.

Солнце уже на ладонь выползло над горизонтом. Почти треть наших вчерашних собутыльников ещё валялась кто-где, не отойдя от вчерашнего. Да и воспрявшие ото сна казачки имели вид не шибко пышуший здоровьем... Надо лечить! Царские слуги тоже не лыком шиты. Но у них тока административный ресурс и относительная дисциплина, а у нас бочки с винищем.

— А что, панове-товарищи? Есть ли в ваших винных погребах зелье достойное благородных лыцарей?

— Мыкола, бисова душа! Дэ горилка?

Пронька виновато одной рукой побултыхал бочонком:

— Маловато будет, всего маненько осталось. На всех не хватит.

— А шо у нас, братка? Шо маем? — озабоченно вопросил я Николая.

— Та нимае ничого, капитан. Одна мальвазея с Неаполю, та бочонок хереся мальтийского и бильш нычого. На корапь плыть надобно. Коль позволишь, я мигом.

— Долго цэ. Тащи мальвазею! На безрыбье и раком дашь!

Кныш ускоренно протопал к баркасу, а я, умышленно не обращая внимание на насупленных Царёвых Слуг, взял под руку Гната-"бойцового петуха" и проникновенно забубнил, дыша на него перегаром:

— Гнат, друже, а что ушица у нас со вчерашнего осталась? Дюже я уважаю по утру с похмелья юшечку похлебать. Ты уж расстарайся, уважь, братан. Тама ещё пол сома-рыбы в бочонке киснет. Посидим счас, погутарим-побалакаем, на грудь примем, здоровьишко подлечим.

Сотник судорожно сглотнул, покосился на мордастого "подпоручика" и подмигнул мне:

— Счас сделаем, капитан.

И тут же начал пинать ещё спящих казаков и раздавать ЦУ ближним неопохмелённым страдальцам. Табор забурлил. От шлюпки припыхтел Мыкола, катя перед собой почти семипудовый бочонок с вином. Несколько добровольцев кинулись ему помогать. Кныш, как ни в чём не бывало деловито занялся хозяйством:

— Ты, чернявый, неси вон тот пустой казан... Так, держи ровней. — и выбулькал в казан литров десять мальвазеи из бочки.

— А теперь потихонечку... Держи крепче, наклоняй! — пристроил над бочкой "баклажку" с оставшейся чачей (А оставалось около восьми литров) и нежнэнько сцедил чачу в бочку с мальвазией.

— Да здравствует Ёрш!!!

"Подпоручик" со своими прихвостнями решил, наконец, вновь проявить иннициативу:

— Ты, холоп! Ты и твой брат арестованны!

Четверо в зелённых кафтанах окружили нас с Николаем.

— Шо? Опять за рыбу гроши? — возмутился Кныш.

— Сударь, вы выполняете приказ Главнокомандующего российской Армии боярина Шеина или генерал-адмирала Лефорта, или самого российского царя Петра Первого? — без всякого придуривания спросил я спокойно и строго.

— Или это ваша личная иннициатива, любезный? Арест Посла другого государства, равнозначен объявлению ему войны. — добавил я по-немецки.

Мордатый, подозреваю, что это был Репнин, был в явном замешательстве. Только что он видел сиволапого мужика, изьясняещегося чёрт знает как и... вдруг, от этого лапотника услышал голос и речь аристократа.

— Если это твоё самодурство, "подпоручик", то мне тебя жаль. Быть тебе битому батогами и сосланному в солдаты.

— Значит так, служивый. Ты сейчас со своим воинством скачешь в штаб генерал-адмирала Франца Яковлевича Лефорта и говоришь там, что прибыл Чрезвычайный и Полномочный Посол из Буянии от Его Светлости Князя Буянского, Магистра Ордена Православных Отшельников к Его Величеству, Царю Российскому Петру Алексеевичу Романову. Запомнил?

— Передашь лично подарки от Князя Антона Буянского — я полез в свою торбу. Достал блескучую шариковую авторучку в роскошном подарочном футляре и небольшой отрывной блокнот "в клеточку":

— Отдашь это главнокомандующему боярину Шеину, дабы было ему чем и на чём победные реляции о взятии Азова писать. — я открыл футляр, взял ручку, демонстративно щёлкнул кнопкой и быстро, двумя росчерками изобразил бидструповскую голубку с пальмовой веточкой в клюве на первой странице блокнота. Затем этот лист вырвал, но опять вложил под обложку. Защёлкнул показушно авторучку. "Пёстренькие" и Гнат внимательно наблюдали за моими манипуляциями.

Потом извлёк жестяную банку, где-то на фунт прекраснейшего "вирджинского" трубочного табака, а вместе с ней и расписную пластиковую шкатулку, в которой лежала пенковая трубка и пьезоэлектрическая газовая зажигалка со встроенным светодиодным фонариком. Демонстративно набил трубку табаком из жестянки и раскурил её от зажигалки. У Гната и "подпоручика" глаза буквально на лоб полезли, когда я после прикуривания трубки, включил на зажигалке фонарик.

— А это генерал-адмиралу Францу Яковлевичу Лефорту. Смотри сюда, полковник. Вот тут нужно нажать, ежели хочешь получить огонь, а вот на эту белую кнопочку, ежели нужен только свет. — Я несколько раз перед носом толстомордого пощёлкал зажигалкой и включил фонарик.

— Да гляди, служивый, коль испортишь княжий подарок до вручения генералу, то быть тебе битому плетьми на конюшне и разжалованному в холопы.

— А вот эту диковинку сам Князь посылает лично Алексашке Меньшикову, царёву другу и любимцу.— я вытащил из котомки небольшой светодиодный фонарик на 500 кандел. — Вот эту пупочку следует нажать. — несколько раз включил и выключил фонарик.

— Скажешь, наш Князь, зная душевные терзания царёва Друга Александра, специально посылает ему фонарь, чтобы, значитца, он, Меньшиков, светил себе под ноги, когда лезет в тёмные делишки. Дабы не свернуть себе ненароком шею.

— Всё понял, полковник? Повтори....— полковник ошарашенно забубнил. — Вот так и передашь, слово в слово.

Я достал из торбы несколько полиэтиленовых пакетов с форм-замками. В маленький вложил и "залепил" фонарик для "мин-херца", в больший табак и шкатулку для Лефорта и оба подарка закупорил в третий — наибольший пакет. В такой же пакет вложил блокнот с авторучкой для Шеина. Затем полез опять в торбу и достал собственный нож в ножнах:

— Этот нож передашь капитан-бомбардиру Петру Михайлову от меня. Скажешь, капитан-бомбардир Иван Смолокур вызывает его на состязание, узнать, хто лучше из нас стреляет из пушек.— я вложил нож в руки прихуевшего толстомордого.

— Лефорту скажешь, что жду я его здесь до завтрашнего полудня, а потом убываю на свой корабль.

— Гнат, вели подать им коней. Пущай поспешают до штаба.

Демонстративно отвернулся от галунных и поднял чарку, вопя:

— Покажем турку, кто здесь хозяин!!!

Полусотня с энтузиазмом завопила в ответ и припала к посуде.

Минуты через три ко мне подсел Гнат:

— Не боишься? Вон тот хряк из ближних самого Лефорта. Тот и в бараний рог могёт скрутить, с самим царём в друзьях.

— Не боюсь, сотник. Заступа у меня крепкая, сам Князь Гвидон с острова Буяна. А я его ближний советник и друг.

— Вона как... Чой-то не слыхал я ране про Гвидона. Он не бусурманин ли? Откель будет? Хде ентот остров Буян?

— Гнат, не торопись пись-пись. Вот сичас юшечки похлебаем, винца примем на грудь и ежели у обчества будет антирес, раскажу я вам сказку-быль. Курить будешь? Вона ещё одна люлька и тута табак. — я протянул ему свой кисет.

Мы перебрались с ним на кошму в сторонке от кухарей и окутались клубами дыма чудеснейшего трубочного табака.

— Да, Гнат, ты, я вижу, уже многое понимаешь. Не мешай мне балаганить. Так надо. И казачков своих придержи. Для блага России сие делается. Русский я, и земля русская мне дорога.

— Не боись, капитан. Пока верю. Ну, а коль верить перестану, так сам срублю, али побратимам заповедую. — успокоил меня сотник.

Солнце показывало уже около 10 часов местного, когда, подскочивший казачок известил, что всё готово. Гнат встал и пошёл распорядиться.

Я заметил: и вчера вечером, и сегодня посты вокруг кордона были трезвые и несли службу чётко. Строго у них тут. Свободные от вахты горемыки, мающиеся с похмелья уже сгрудились вокруг котлов и бочки, заведуемой Проньшей.

К полудню казачья застава, окромя постов, была опять в лёжку пьяна. Гнат держался рядом со мной и Мыколой, но держать свои глаза "в куче" у него получалось с большим трудом. Около двух часов дня мы с Николаем отошли на баркасе метров на сто от берега и поставили сети, а сами трошки поспали. Через пару часов сети подняли и, выбирая только самую крупную и вкусную рыбу, завалили баркас добычей по самое не могу. Когда мы подошли к берегу, Гнат организовал несколько казаков, они освободили нас от улова и обеспечили ужин на всю ватагу. Пока я кемарил под, так же организованным Гнатом, навесом, Мыкола разминался под парусом виндсёрфера и обучал этому делу оклемавшихся казачков.

Солнце начало падать за горизонт. Ужин поспел, все чинно расселись в круг, хлебая из мисок и не спеша прикладываясь к чаркам. По реке туда-сюда шныряли какие-то судёнышки. Издалека изредка раздавались пушечные выстрелы, но меня больше всего волновали комары, лезущие прямо в рот, не взирая на репеленты из будущего.

Наконец все насытились, разлеглись на кошмах, кое-кто достал люльки с табаком. Гнат, сидящий рядом, напомнил:

— Ты, вроде, сказку обещал, капитан.

— Ладно, будет вам сказка. — не стал кокетничать я. — Сидайте поближе, кто желает слухать.

Лыцари сгрудились поближе и навострили ухи.

— Значитца так. Сказка о царе Иване, его жене и сыне его князе Гвидоне!: — "Три девицы под окном пряли поздно вечерком..." — и дальше до конца, прерываясь изредка только на пару глотков мальвазеи.

Мыкола уже давно тихо всхрапывал у меня под боком, когда сказка наконец кончилась. Мужикам явно понравилось, оно и понятно — информационный голод. Они зашевелились, загомонили, многие побежали по кустам — терпели до конца. Гнат насел на меня:

— Так вы от этого Гвидона?

— Гнаша, моего князя зовут Антон. Это я его шутейно Гвидоном называю. А вот живёт он и вправду на острове Буяне. Сказка ложь, да в ней намёк — добрым молодцам урок! — подмигнул я ему. — И вообще, давай спать. Завтра Лефорт пожалует, покоя не даст.

Табор постепенно затихал. Сотник пошёл разбираться с ночной стражей. Я притащил из баркаса пару одеял, накрыл Мыколу и сам нырнул к нему под бочок, укрывшись с головой от комаров.

Гл.3. Первая встреча.

Приезд адмирала со свитой я банально проспал. Гнат меня разбудил, когда они уже въехали в лагерь. Сам Лефорт был очень похож на свои прижизненные портреты. Довольно приятная морда, без неснимаемого отпечатка спеси и тупости. Я встал, пригладил парик и поплёлся к реке умываться, не обращая внимания на прибывших. Ополоснул личико, проверил связь с нашими, помочился в воду и потопал обратно.

Адмирал со свитой с пристани уже осматривали наш баркас и лежащий на настиле виндсёрфер. За ухом у него маячил вчерашний толстомордый и что-то нашептывал. Там же я разглядел и Алексашку Меньшикова.

Оп-па! Ба! и Пётр Алексеич туточки! Спутать тяжело — худая высоченная орясина, с пухлыми щеками и маленькими, не по росту, руками. И с усами у него не всё ладно, видно удобрять надо. Да и на портреты свои уж больно похож.

Я подошел к котлам табора. Кныш уже опхмелялся, захлёбывая юшечкой. Плеснул и мне в чарку, и в миску. Отломил шмат уже причерствевшего хлеба. Мы с Колей задзюрбали дуэтом, наблюдая за толпой на причале.

Мордатый полковник уже показывал Лефорту пальцем на нас с Кнышом и чего-то частил в уши. Вся компания направилась к нам. Мы с Колей невозмутимо хлебали юшечку, вылавливая кусочки повкусней, когда эта банда выстроилась перед нами, в упор нас рассматривая. Я поднял на них глаза:

— О-о! Франц Яковлевич! Какими судьбами?!! И Александр Данилович тоже здесь! Добро пожаловать к нашему очагу! — приветствовал я их, не вставая. — Не желаете ли, господа, чарочку мальвазии с дороги? А на закусь у нас дюже гарная ушица есть, со славной юшечкой.

Меньшиков сразу встопорщился и надулся, а вот Лефорт оказался куда, как не прост. Нимало не чинясь, он уселся рядом с нами на кошму, принял от Прохора чарку с вином. Мы с Мыколой подняли свои и я провозгласил тост:

— Пусть будет крепость Азов первым российским "окном в Европу"!!!

Адмирал чокнулся с нами и опростал посудину. Бомбардир Пётр Михайлов держался в задних рядах свиты, но глядел во все глаза и слушал в четыре уха.

Казачонок-кашевар поставил перед Лефортом плошку с ухой и шмат причерствевшего хлеба с деревянной ложкой. Франц спокойно заработал ложкой, нахваливая кока.

Свита тупо стояла перед нами и молча взирала на все эти безобразия.

— А что, Франц Яковлевич, в этом-то хоть году возьмёте крепость, или опять не солоно хлебавши в московию вернётесь? — не удержавшись, подьебнул его я.

— Возьмём, Иван Игнатевич. — с сильным акцентом успокоил меня Лефорт. — Непремьенно возьмём.

— Вот и меня мой князь послал помочь вам взять Азов. — я наклонился к адмиралу и полушёпотом добавил, — Так и сказал: — Возьми, Ивашка, пушку и ступай, помоги Царю московскому взять крепость Азов, дабы опять промашки не вышло. Ну вот, я пушку-то взял и сюда пришёл.

У Лефорта задёргались усы и изменился голос:

— А не мог бы ты, Иван Смолокуров, рассказать нам, где находится ваша Буяния, и кто такой твой князь Буянский?

Я опять включил дурку:

— А, эт-т, канешно. Эт-т обязательно. Князь так и сказал: — Ступай, Иван. Представься по полной форме, штобы рыло тебе там не начистили, и помоги генералу Шеину. Стало быть, представляюсь, я заученно забубнил: — Я, капитан-бомбардир Иван Игнатьевич Смолокуров прибыл Чрезвычайным и Полномочным Послом к московскому царю, Его Величеству Петру Алексеевичу Романову от Его Сиятельства князя Антона Буянского, Магистра Ордена Православных Отшельников и владетеля острова Буяна, расположенного в Эгейском море, за проливами Босфор и Дарданелы. — я облегчённо перевёл дух.

— А ещё, князь Антон велел побиться об заклад с царским главным пушкарём Михайловым, вон с тем длинным, что прячется. — я кивнул на Петра Алексеича. — что я за один день крепость-Азов возьму и турок оттуда прогоню и ставит на заклад шапку золотых монет. — я бросил на кошму свою суконную шапку.

Толпа передо мной загудела. Меньшиков явно намеревался заехать мне в рыло. Но тут вперёд выступил "пушкарь Михайлов". Все замолчали. Пётр подошёл ко мне и предложил:

— Отойдём, поговорим.

Мы с ним отошли на причал. Меньшиков тоже сунулся, но царь его осадил.

У конца причала Пётр меня прямо спросил:

— Знаешь, кто я?

— Конешно знаю, Твоё Величество. Я вас почти всех тут знаю.— не стал я запираться.

— Откуда? Уже виделись?

— Нет. У князя разведка добрая. Всех и про всех всё знает.

— А зачем сюда твой князь пришёл?

— Союз хочет с тобой заключить против турок.

— И чего он хочет?

— Вот сам с ним поговоришь, Пётр Алексеевич, он сам тебе и скажет. А мне он сказал, что бы я Азов к послезавтрему взял, иначе выпорет прилюдно.

— Ну, и как же ты её будешь брать? — ощерил свои жидкие усы Пётр.

— Тю! Делов-то. Как два пальца обоссать! Щас с браткой возьмём пушку и пойдём палить по крепости, к завтрему побегут турки.

Пётр посмотрел на меня, как на сумасшедшего:

— Ну, и где ваша пушка? — хмыкнул он.

— Дык, в баркасе лежит, Пётр Алексеевич. И огневой припас там же. Ты тока, царь-батюшка, распорядись, штоб телегу о-двуконь дали. Братке Мыколе чижело будет самому всё на горбу до крепости нести. И ты бы, Твоё Величество, послал кого-нибудь из своих, поумнее, в устье, на рейд. Там шесть галер стоят, пять турецких с невольниками освобождёнными и одна наша с острова с княжьими людьми. Пущай приведут их сюда, будут тебе в подарок. Только с моими людьми поаккуратней и вежливей.

Романов окончательно охуел. И всё таким же охуевшим вышел на берег, отошёл к свите и стал с ней о чём-то рычать. Я подошёл к Проше и попросил ещё чарочку мальвазеи. Наконец, Пётр кончил свою совещанию и обратился ко мне:

— Капитан-бомбардир Смолокуров, когда крепость начнём брать?

— Пётр Алексеич, царь-батюшка, дык, без телеги-то долго получитца. Или пусть твои полковники-генералы помогут пушку до крепости дотащить.

Свита стала по-тихонечку разбегаться. Но минут через пять Гнатовы казачки подогнали две телеги о двуконь. Мыкола взял четырёх помощников, перегрузил с баркаса на телеги ящики с 60мм и 80мм миномётами и ящики с минами. Ну и ещё несколько ящиков с походными причиндалами и пару канистр. На плечо повесил себе кофер с .50 калиберным снайперским полуавтоматом, а в телеги бросил по футляру с ШВ и заряженными магазинами. Гнат подвёл мне коня, но я скромно отказался, сославшись на геморрой, и взгромоздился на передок одной из телег. Кныш занял передок второй телеги. На лошади подъехал Пётр:

— Ну и чего пушки не грузите, Иван?

— Дык, уже погрузили, царь-батюшка, можем к крепости трогать.

Царь обложил меня трёхэтажным матом. И мы тронулись. Пётр Алексеич пересел ко мне в телегу. Я достал карту осады Азова и ткнул пальцем, куда хочу попасть. Обоз пришлось остановить. Царь схватил карту и собрал вокруг себя своих генералов и советников. Базарили они минут 15, махая кулаками и грязно матерясь. А ещё культурные люди, российские офицеры, голубая кровь и белая кость. Наконец тронулись к мосту через малую речушку. Пётр опять забрался ко мне на облучок.

— А скажи, Пётр Алексеич? Вот ежели все 10000 бусурман разом хлынут из крепости, сломя голову, сумеют твои войска их остановить и ополонить? А ить они хлынут, не сегодня, так завтра. Ты к этому готов? — озадачил я рассейского самодержца.

— Иван Игнатич, не блажи! — осадил меня царь-батюшка.

— Ну-у, Пётр Алексеевич, я могёт блажу иль не блажу. Ну, а коль хлынут, а ты не готов? Что делать будешь? Ить победа могёт обернуться поражением? Ты б распорядился зараннее, штоб напротив крепостных ворот им достойную встречу приготовили. Да казачков побольше туда стянули с пушками и умелыми пушкарями.

— Иван, а ты сам из каковских будешь? Какого роду-племени? — закинул удочку царь.

— Э-э, Твоё Величество. Долгая это история.

— А ты расскажи, ехать нам ещё долго. — не унимался Пётр.

— Ну штож, изволь. — тяжко вздохнул я и начал:

— Я вот ужо 15 лет под отчий кров пробираюся. Меня ить, с мальства татарва крымчатская в полон угнала из под Воронежа. И матку мою и сеструху. А батьку прям среди двора стрелами побили бусурмане. Два месяца до моря гнали. Заместо еды дохлой тухлой кониной кормили. Мамка так и померла в пути, животом маясь. А как пришли в Гезлёв, так сестру сразу какой-то мурза забрал, а меня и других мальцов на корапь погрузили и в дальние края завезли, в бусурманский Египед.

Тама, правда, кормили по-людски, одёжу, також, дали справную. Однакож били нещадно за любую мелкую оплошку и даже за разговор родной речью. Четыре года надо мной мамели измывались, на конях ездить учили, речь ихнюю и команды всякие. Саблями деревянными махать и копьями. Ну, и опять жешь молиться по-ихнему, по Корану.

А потома к нам в бурсу мурза приехал. Страшенный, аки смерть Господня, тощий да длинющий, аки оглобля. Он-то меня, да ещё десяток горемык-бурсачат к себе в поместье возле моря забрал. А через время мы с ним на остров Крету, в его владения переплыли. Тама я ещё два года в дружине евойной воинскую науку постигал, пинки и зуботычины от старших гридней терпел.

А как семнадцатый годок мне пошёл, зачислили меня на шебеку хозяйскую, в охранную команду. И стал я на той шебеке по морям мотаться.

Да только не долго мотался. Через полгода нашу шебеку венецианская галера на абордаж взяла. Хозяина-мурзу и почти всю охрану в том абордаже побили, а меня в цепи забили, да в трюм к веслу приковали. И четыре года я на этой галере веслом махал. Благо, наш Дожей богатым был, у него на каждую галеру две команды гребцов было. Покудова одна вёсла в походе таскает, другая об ту пору на берегу, в казармах язвы от кандалов лечит, мясо наедает, отсыпается на земле-матушке. А как те, из похода возвернутся, так, значит, наш черёд опять на цепь к веслу.

Однакож, на последок, и нашу галеру тунистские пираты подловили тремя шебеками. Команду побросали за борт, тех, кто побогаче на выкуп оставили, а нашу кандальную братию к африканскому берегу грести заставили. Уже через неделю я грёб на галере нового хозяина, купившего нас. Но с год назад встретили мы у Гибралтара-пролива шхуну здоровенную, наш капитан сдуру решил её пограбить, ну и погнался за ней. Тока боком ему это вылезло. Та шхуна оказалась с острова Буяна. Не стала она убегать, а развернулась и сама на нас напала. Через пять минут на нашей галере от всей палубной и абордажной команды одни куски мяса остались. А кандальников буянские расковали, православных к себе забрали, а остальных с галерой отпустили на все четыре стороны. Так я на Буян и попал. Князь наш меня к себе в дружину взял. Вот и служу теперь. — закончил я свою повесть.

— Однако, досталось тебе, Иван. — посочувствовал мне Петруша. — Так Мыкола тебе стало быть не брат вовсе?

— Пётр Алексеич, у нас на Буяне все братья. Самим князем так заведено. — пояснил я.

По мостику переехали речку и стали забирать правей, обходя крепость с юга. Вокруг кипела "кипучая" деятельность. Тысячи людей чего-то копали, сколачивали и строили. Пришлось телеги чуть ли не на руках переносить через рвы и канавы. Через пару часов, наконец добрались до места. Подобрали себе окопчик. До стен крепости было метров 600. Мы разгрузили телеги и стали обустраиваться.

Турки не оставили без внимания наш кортеж и несколько раз попытались нас достать пушками. Пришлось телеги и лошадей отогнать подальше, вне зоны досягаемости. Господа офицеры закурковались за флешами и в окопах.

Пока я в бинокль обозревал крепостную стену, Коля распаковал и собирал 60мм миномёт в окопе. Пётр и его приближённые внимательно следили за его действиями. Откуда-то со стороны подошло около трёх сотен солдат и прикрыли нас со стороны крепости.

Солнышко уже жарило по-полуденному, то есть во всю мочь. Наши шевеления и манёвры не оставили равнодушными турок, хотя мы и были от стен довольно далеко. На стене между зубцами я заметил какого-то богато-разряженного начальника, бдившего на нас в подзорную трубу. Подозвал царя и предложил ему взглянуть, протягивая бинокль. Он взял его осторожно, с опаской. Я объяснил, как им пользоваться и настраивать. 16-ти кратная оптика привела Алексеича в неописуемый восторг. Минут пять он, как ребёнок, наводил бинокль на всё подряд. Наконец, настал черёд Лефорта, а чуть позже и Меньшикова. Мне это уже надоело, и я отобрал бинокль и продолжил наблюдение за стеной крепости. Богатый турок о чём-то дискутировал со своими приближёнными, показывая на нас руками. Со стены рявкнули две пушки. Ядра ударили не ближе 30 метров от нас. Или пушкари хреновые или пристреливаются только. Однако, когда пристреляются нам может оказаться довольно кисло. Надо с этим кончать. Я подозвал Кныша и показал ему богатого турка на стене:

— Мыкола, братка. Сними того попугая со стены, а то он нам кофий пить помешает.

Кныш распаковал своего снайперского монстра. По распоряжению Лефорта солдаты уже подтащили несколько десятков больших корзин с землёй и обложили нашу позицию со стороны крепости в несколько слоёв. Братка отошёл чуть в сторону и в окопчике занял стрелковую позцию. Никто из царёвой свиты не мог понять, что он делает и для чего. Адмирал обратился за разъяснениями ко мне.

— Да ничего особенного, Франц Яковлевич. Просто я попросил братку, штоб он убил вон того важного турка на стене. Вот он счас его и убьёт.

Кныш припал к прицелу. Оптика с изменяемой кратностью и встроенным дальномером позволила ему с первого выстрела всадить 45грамовую пулю в панцирь турка. Того буквально смело со стены. Пётр наблюдал сам это, в предложенный мной, бинокль. Коля не отрываясь от прицела растрелял еще четверых, мелькавших между зубцами стены, тряпкоголовых. Потом, сменяя магазины начал охоту на крепостных пушкарей.

— А што, господа! Не пообедать ли нам слегка перед штурмом? — предложил я и начал распаковывать туристический примус и ящик с посудой.

Разместив всё это в уютном окопе под прикрытием флешей, я начал в котелке греть прихваченную с собой воду. Свита вместе с царём, внимательно наблюдая за мной, в очередной раз охуела. Примус, котелок, стопка мисок, кружек и ложек из сияющей нержавейки и канистра с водой. Было от чего крыше поехать.

Я распотрошил ящик с походным сухпайком. Посуды было всего на десять едоков, но сухпайка было на 50 человек.

Наконец, вода закипела, и я начал мять и разрывать пластиковые пакеты с лапшой "джум-джум", с куринными бульонными кубиками и пачки с галетами. Мыкола разливал по мискам кипяток и высыпал в них бульон и лапшу. Через пять минут все десять порций уже стояли перед первой партией едоков. Я долил воды в котелок и опять поставил его кипятиться. Жестом предложил господам угощаться и заработал ложкой, показывая пример. Царь и его слуги чваниться не стали и тоже замахали ложками.

Пока ели, вода вновь закипела и Кныш начал разливать её по кружкам, а я ссыпал в них пакетики растворимого кофе и по несколько крупинок "зюсли". Кружки быстро разобрали и дуя, осторожно начали отпивать, захрустывая галетами.

Всего отобедали 18 особо приближенных гавриков с царём и мы с Николаем. Остальные, наверное, "обедать будут в ужин".

Я достал пачку сигарет, прикурил от зажигалки и предложил по сигаретке царю, Лефорту и "мин херцу". Остальные обойдутся трубками и собственным табачком. Показал избранным, как обращаться с сигаретами и дал прикурить.

Все сосредоточенно задымили, пытаясь разобраться со своими ощущениями.

Пётр Алексеич подобрал, выброшенный мной, прозрачный целофановый пакет от лапши. Повертел его, помял пальцами, понюхал, попробовал на разрыв и приступил ко мне с допросом:

— Это что? Из чего сделано?

— Царь-батюшка, этот материал называется "целлофан", а делают его из "земляного масла". Как делают, это мне неведомо. Про то знают только князь Антон и его "братья", рыцари Ордена Отшельников. Но этот "целлофан" и воды не боится, и прочен зело. А посуда сделана не из серебра, а из стали, которая не ржавеет и очень прочная. Наши мортиры тоже из стали сделаны очень крепкой, — я кивнул в сторону миномёта.— поэтому стенки стволов у них очень тонкие и они лёгкие. — поспешил пояснить я.

Многие из свиты крутили уже в руках миски-кружки-ложки и пакеты из-под лапши и кофе. Даже на зуб их пробовали. Меньшиков вертел в руках примус, пытаясь понять как он работает.

— А скажи, Иван Игнатович, та пищаль, из которой твой брат турок со стены сшибал, она откуда.— вновь приступил ко мне Пётр Алексеевич.

— Царь-батюшка, пищаль ту придумали и изготовили братья-рыцари из Ордена на острове Буяне. А стрелять из неё можно на версту и попадать супостату в лоб и ни одна кирасса или бронь от её пули не защитит. Братья для неё и порох придумали, который при выстреле дыма не даёт.

— Однако, очень опасная штука, эта ваша пищаль. — протянул Меньшиков, отрываясь от примуса. — А как эта печка горит без дыма и копоти?

— Дык, внутри у ней очищенное "земляное масло", оно и горит без дыма и копоти. У меня ещё есть ночная лампа, тоже на этом масле, горит ярко, а ни дыма, ни копоти. Вечером зажгу, покажу.

Пока мы покуривали, беседовали и наслаждались послеобеденным отдыхом под палящим солнцем, Мыкола собрал и установил "восьмидесятку".

Около двух часов по-полудню решили приступить к штурму. Кныш уже сообщил мне на ушко, что Яша подошёл к острову ниже на Дону и организовал, и оборудовал на его западном мысу вертолётную площадку. Вертолёты тоже уже свезены на берег, распакованы и готовы к взлёту.

Гл.4. Азов наш!

Мыкола остался в окопе за наводчика и заряжающего, а я с биноклем выполз в сторонку от флешей и занялся корректировкой огня. Первый дымовой сигнальный выстрел "шестидесятки" в сторону крепости сделали по таблицам и компасу. Я чётко отследил место разрыва и скорректировал прицел. Ещё один выстрел, более точная корректировка. А дальше опираясь на наши карты "аэрофотосъёмки" мы начали планомерно долбать по верху крепостных стен, обходя их по периметру и сгоняя их защитников вниз, во двор крепости. Положили все 60 60мм осколочных мин. Царь и свита повысовывались из-за флешей и бурно комментировали нашу стрельбу.

— Што-то не собираются турки покидать крепость и сдаваться, капитан. — подъебнул меня Лефорт.

— Дык, мы ж ещё с бонбардиром Михайловым не побились об заклад в шапку золотом. Чего ж мне даром-то стараться? — отбрехнулся я.

"Михайлов" полез в бутылку и через пару минут наши руки разбили многочисленные видоки из свиты.

И мы с Кнышом начали начинять внутренний двор крепости и замка 80мм минами с "дристуном" и "слезогонкой". Потом ещё раз прошлись по стенам осколочными. Турки терпели. Солнце уже зашло. Я отошел в сторонку и связался с Димычем. Договорились, как только окончательно стемнеет — вертолёты начнут работать. Я подошёл к Петру с Лефортом:

— Ваши Благородия, распорядитесь напротив всех ворот крепости разжечь костры побольше, чтобы бегущих турок в темноте получше видно было. И штоб солдатики с пушкарями не зевали и стреляли поточней. И не боялись шума над головой.

Лефорт недоверчиво хмыкнул:— Что-то не видно, что б турки собирались ворота открывать.

— А ты всёж, Франц Яковлевич, распорядись. Уж больно мне не хочется завтра поротому быть. А тебе ж это ничего не стоит. — надавил я на жалость.

Пётр с адмиралом распорядились и через час, почти в полной темноте перед всеми воротами крепости заполыхали обкладные яркие костры. И почти сразу, со стороны реки послышался шум вертолётных двигателей. Луны пока не было и разглядить мчащиеся стрекозы на фоне звёзд, не имея опыта, было практически невозможно. Летели они без огней и мои "однокашники" попервах здорово струхнули от звуков диковинных. Я как мог их успокоил и уверил, что они от этих звуков нисколько не пострадают, так же как и русская армия. Демон с Виричем пронеслись над крепостью и с широким разворотом ушли на запад в сторону острова. Я обратился к Петру с его свитой:

— Ваше Величество, вам следует разослать по полкам и ротам офицеров, чтобы они предупредили солдат о безобидности для них этих звуков и не допустить паники в войсках, не давать им разбегаться. Туркам от этих звуков, издаваемых машинами и Архангелом Гавриилом, карающим нехристей, и впрямь здорово достанется, а русскому войску ничего не будет и солдаты должны просто оставаться на своих местах и ждать, когда бусурмане из крепости побегут. Где-то через час эти машины опять вернутся и солдаты до того уже должны быть предупреждены.

Царь и Лефорт принялись отдавать приказы и рассылать свою свиту. Минут через десять со мной и Мыколой остались только сам Пётр, адмирал, Меньшиков и два десятка солдат.

В назначенное время вновь послышался вертолётный двигатель "двойки". Хотя летали без огней, но отблески от костров корпус и лопасти давали и их,летящих намного ниже

теперь можно было заметить.

С первого же захода Костя вынес восточные ворота крепости, положив 40-ка килограммовый фугас почти в самую арку ворот. Развернувшись, он точно так же поступил с западными воротами. И ушел на базу на острове за новым боекомплектом. Через двадцать секунд над крепостью завис Серёга и стал аккуратно и методично всаживать газовые бомбы во двор крепости и замка. Отбомбившись, он тоже ушёл на остров. Но очень скоро его место опять занял Костя с осколочными бомбами.

И тут тряпкоголовые не выдержали и ломанулись в ворота, прямо под свет костров. Несколько залпов картечью из пушек и ружей, и они начали дружно бросать оружие и поднимать грабки в гору.

— Ну, вот и всё, Твоё Величие. Азов твой!. Только не вели до утра твоим солдатам входить в крепость, а то пообсираются ещё. — подвёл я итог, зажёг "летучую мышь" и начал разводить примус.

Гл.5. Суета сует

Утро разбудило меня ясным солнышком и царём Петром с моей шапкой в руках, полной золотых монет. Однако, шапка-то по щвам трещит, надобно снизу поддерживать. Килограмм 25, а то и 30.

— И не жалко, Твоё Величество, эдакое богатство отдавать?

Пётр весело ощерился:

— Жалко, когда своё отдаёшь. А это мы уже в казне Азова нагребли, а там таких шапок набралось не одна и даже не две. Да и твоему братке тоже уже полшапки отсыпали. Он вчера из своей пищали коменданта крепости насмерть завалил, да ещё двух высших офицеров гарнизона. Так что заслужил. А твоему Князю на его долю так и поболе достанется.

Я сказал царю за шапку спасибо, пристроил её в одном из упаковочных ящиков для мин и начал разжигать примус для утреннего кофе. Почти половина вчерашней свиты опять была здесь. Нахлебники на мою голову..

Кныш уже упаковывал миномёты и нерастрелянные мины. Ко мне пристал Лефорт:

— А скажи, Иван Игнатович. Ты откуда узнал, что солдаты пообсераются?

( Видать, вчера сунулись-таки солдатики в крепость, на предмет, пограбить.)

— Дык, не первую крепость беру, Франц Яковлевич. Да и сами турки свою крепость успели подзасрать изрядно. Там хош-нехош и сам за компанию обделаешься.

Вода в котелке закипела, и мы приступили к утреннему кофепитию.

— Пётр Алексеич, будь ласка, распорядись, чтоб наши телеги отвезли к нашему баркасу у переправы.— попросил я. — А мы с браткой пешочком пройдёмся, жирок растрясём. Пора нам к нашему князю, отчёт держать. А ты, если надумаешь, приплывай к нам на корабль, он к обеду у переправы стоять будет. Там и поговоришь лично с князем Антоном, и дела ваши тет-а-тет обсудите.

Царь оторвался от кружки и кивнул. Солдаты уже погрузили наш багаж в телеги. Мы, закончив завтрак, запаковали и погрузили походную кухню туда же, сердечно распрощались с царём, адмиралом и их свитой и тихонечко почапали в сопровождении двух десятков солдат за телегами в Гнатовский табор.

На переправе, кроме Гната, был только десяток казаков. Остальные отправились в крепость мародёрствовать. Гнат выглядел печальным. Мне его стало жалко, я нашел ящик с золотом и отсыпал сотнику пригоршню золотых кругляков:

— Держи, друже, и не поминай лихом. — хлопнул его по плечу и подмигнул.— А не выпить ли нам, товарищи лыцари, по-трошки горилки?

Кныш мигом сбегал к баркасу, достал из хитро-запираемого рундука канистрочку с метаксой и приволок к таборному костру. Все присутствующие и даже сопровождающие нас солдаты наполнили чарки.

— За Петра Алексеича, Царя русского! За его победу над бусурманями!

Все дружно опростали посуду.

— Стало быть, ты выиграл у "пушкаря Михайлова" заклад, капитан? — резюмировал сотник.

— Выиграл, Гнаша. Сам видишь, крепость наша и не один русский солдат не погиб. А что было в прошлом годе?

— Да, был я тогда здесь. Не успевали убитых хоронить. Так что, спасибо тебе от всего нашего войска, Иван.

— Ладно, сотник. Пора нам. Может ещё и доведётся нам с тобой чарку-другую выпить. Не поминайте лихом.

Мы с Кнышом встали и потопали на причал. Погрузили на баркас виндсёрфер, "ящики с пушками" отгребли от берега, поставили парус и потянули к видимому у острова "Осётру".

Димыч поставил на якоря наш "броненосец" прямо на стрежне реки и шмыгающим туда-сюда петровским галерам и стругам пришлось протискиваться по-над бережочком. Вертолёты с островного мыса на борт пока возвращать не стали, просто замаскировали, закидав камышом. Мы с браткой поспели аккурат к обеду. В салоне все скромно выпили за взятие Азова, быстренько пообедали, оставили часовых на вертолётной площадке под командой Демона, снялись с якорей и под мотором поднялись почти под самые стены крепости. Там уже приткнулись к берегу "наши" галеры.

Я успел снять грим, принял ванну и облачился в свои обычные шмотки и любимые мокасины. Часам к четырём на двух здоровенных лодках прибыли "гости". Мы спустили "парадный" трап. Из динамиков грянула "Славянка". По трапу гости поднялись на борт и в сопровождении Димыча проследовали, озираясь, в салон "Осётра". Там их уже встречал я в компании Кныша, Вирича и Алика. Все в летней "парадке". Первым в салон вошёл Пётр, за ним Лефорт и Меньшиков, и ещё три офицера. После жары снаружи кондиционированная прохлада кают-компании их заметно удивила. В коридоре толпилось ещё около десяти человек. Я по белогвардейски прищёлкнул каблуками и коротко кивнул:

— Ваше Величество. Разрешите представиться, Магистр Ордена Святых Отшельников, Князь Антон Буянский.

У всех троих челюсти отвисли. Даже при отсутствии грима они меня сразу узнали. Я продолжил:

— Господа, разрешите представить вам капитана этого корабля, брата-рыцаря Ордена, князя Якова Одесского.

Яша шагнул вперёд, щёлкнул каблуками и, кивнув, отступил назад.

— Разрешите представить вам брата-рыцаря Ордена, капитана от инфантерии, князя Николая Стрельчанского.

Кныш повторил ритуал.

— Разрешите представить вам брата-рыцаря Ордена, капитана-механика, князя Александра Фисановского. — Алик тоже щёлкнул каблуками и коротко кивнул.

— Разрешите представить вам брата-рыцаря Ордена, капитана-фортификатора, князя Сергея Фанагорийского. — Опять шаг вперёд, щелчок и кивок.

— Прошу рассаживаться, господа. У нас без чинов, всё по простому. Твоё Величество, может остальную вашу свиту, чтобы излишне не тесниться здесь, стоит проводить на верхнюю палубу, там им накроют столы и подадут напитки и закуски? — обратился я к Петру. Он возражать не стал и махнул рукой остальному своему эскорту. Димыч повёл их через бак наверх.

Я, Царь, Лефорт, "мин херц" и Кныш осели вокруг обеденного стола, через пару минут к нам присоединился Димыч. Остальные попадали на диваны и кресла в зоне отдыха.

— Не желаете ли отобедать, господа? Гости, почему-то, дружно отказались. Тогда стюард стал расставлять хрустальные графины с напитками и лёгкие закуски. Хрустальные стопки и бокалы с рюмками из тончайшего стекла дополнили натюрморд. В заключение были разложенны наши "подарочные" столовые приборы.

Я встал: — Твоё Величество и вы, господа. Предваряя ваши вопросы, спешу сообщить, что наш остров Буян находится в Эгейском море, вот здесь. — я подошел к переборке с висящей картой и ткнул пальцем в наши острова. С турецким султаном мы пока всерьёз не воюем, но воевать собираемся и, как мне кажется, уже вчера начали. — я сообразил смущённую морду лица. Все заулыбались.

Вернувшись к столу, поднял уже наполненный стюартом бокал с метаксой:

— Господа предлагаю выпить за сегодняшнюю Победу! Победу Русского Оружия! Победу Русской Армии!!! Виват!

Все присутствующие под крики "виват" дружно выпили по "сто грамм".

Стюард выставил на столы раскладные сигаретницы, зажигалки, подставку с трубками и банки с трубочным табаком. В помощь вентиляторам открыл иллюминаторы.

— Однако, ловко ты меня вчера надул, князь, со своим машкерадом.— вступил Пётр.

— Дык, в чём же надул, царь-батюшка? Обещалси, что к завтрему сдадутся бусурмане. Они и сдались. — съёрничал я.

— А вот эти, твои князья, из каких земель будут?

— Из наших, царь-батюшка. Из наших. — я посмотрел ему прямо в глаза. — Ить у нас титулы и чины даются не по-наследству и родовитости, а за заслуги перед Отечеством. И титул "Князь" означает не наслелника князя, а самого искусного в той или иной науке или умении. Вот и собрались у меня злесь самые знающие и умелые.

— А позволь мне, князь, твой корабль осмотреть? — не унималась царская морда.

— Отчего ж, изволь. Сам пойдёшь или вон Князь Яков тебя поводить может? — покладисто откликнулся я. — У меня от тебя секретов нет.

— Лучше пусть проводит, — согласился царь. — но сперва давайте выпьем за капитана-бомбардира Ивашку Смолокурова, покорителя Азова!

Все опять дружно выпили. Я отослал стюарда и встал:

-Господа, негоже, когда слуги слушают разговоры господ. Так что, теперь пусть каждый из вас наливает себе сам, что хочет и сколько хочет. И двинул ответный тост:

— Господа, когда мы плыли сюда, я на европейских и старинных картах читал очень разные названия этого моря. — я махнул рукой в сторону моря. — Чуть язык с капитаном Яковом не сломали. Предлагаю в честь сегодняшней Победы, отныне и во веки веков называть сие море только Азовским! Виват!

Опять все дружно остограммились.

Димыч повёл Его Величество по своему кораблю. Вернулись они больше чем через час. Морда самодержца российского заметно покривела и слегка дёргалась.

За это время я отбил атаку Меньшикова, требовавшего открыть ему колдовство "его" фонарика. Потом долго объяснял Лефорту, как работает "его" зажигалка (как объяснить людям, что такое электричество, которые и слова такого не знают?). А потом, им двоим, подробно описывал принцип работы шариковой ручки Шеина и моей. При этом мы периодически выпивали и закусывали. Мне даже пришлось незаметно заглотнуть пару пилюль "антиалкоголя". Остальные "братья" тоже не скучали. Их "пытали" на предмет материалов мебелировки и стен, потолка и пола салона. И ещё о куче других разных глупостев.

Перекошенная морда появившегося российского царя положила для меня конец пьянке. Он попросил у меня конфедициальной беседы.

Я повёл его в личный "АДМИРАЛЬСКИЙ" салон.

Открыл дверь и пригласил его войти. Чёрт!!! Как хорошо, что мой комп по старой привычке в ждущем режиме работает как "зеркало", через встроенную видеокамеру. Я его опять забыл выключить! Царь, почему-то его сразу заметил и подошёл. Полюбовался собой, показал язык, а потом провёл пальцем по экрану.

— ЧуднЫе зеркала у тебя, однако, князь — удивился он. — Да и весь твой корабль весьма чудной. Правда, что ль, что из прочнейшей стали сделан и его ядра не берут?

— Правда, Пётр Алексеич. Можешь выйти и ножом борта поскрести. — предложил я.

— Да, скрёб уже, убедился. — проворчал он.— А почто пушек на палубе нет?

— Есть пушки, Алексеич. Тока ты их не заметил. И этими пушками мы можем за минуту разнести в клочья любой линкор за версту.

— Опять ваши хитрые мортиры?

— И мортиры тоже. — подтвердил я. — Но и хитрые пушки имеем. — я достал из мини-бара графинчик с холодной водочкой, нарезанную ветчину и вилки. Поставил на стол резные хрустальные стопки. Нарезал на блюдце лимончик. Разлил по-первой. Предложил царю. Чокнулись и дерябнули, и закусили.

— А мачты зачем валите? — не унимался "юный корабел".

— Так штормовать безопасней и корабль ни в жизнь не перевернёт ветер. А для хода у нас в трюме машина есть.

— Какая машина? — встрепенулся Пётр.

— Дык, хитрая тож. Позволяет двигать корабль в любую сторону без парусов и вёсел. Я её тебе завтра покажу, коли захочешь. А сегодня скоро темно станет. — остудил я его порыв. — У тебя какие планы на завтра?

— Смотр хочу войскам провести. Крепость-Азов хорошенько осмотреть. С пленными турками пообщаться. Уж больно много их. Чем кормить не знаю. Мы там тебе на палубу сундуки подняли. В них 150 фунтов золотых монет и 400 фунтов серебряных. Это твоя доля из азовской казны. Не мало ли? Ты скажи, я и всю казну отдам. — посмотрел мне в глаза Алексеич.

— Вполне достаточно, государь. Не для денег мы тебе помогаем. — ответил я ему таким же прямым взглядом.

— А ты, князь, чего собираешься дальше делать?

— Ну, здесь в Азове у меня особых дел больше нет. Но уж коль я уже здесь. Хочу ещё одно дельце провернуть.

— Это ж какое? — насторожился царь.

— Мыслю я, что пора Крым от татар освободить. Довольно они русской кровушки попили. Будя с них! Но это только, если ты мне в том поможешь.

— Ну и какая помощь тебе нужна? — оторопел Петруша. — Войска у меня, чтобы брать Крым тут недостаточно, да и припасы не великие. Токмо на Азов целились.

— Ну, брать твоему войску Крым и не придёться. Я его и сам возьму, и татар оттуда повышибаю. — успокоил я его. — А твоё войско тока освобожденные земли занять будет должно, да всемерно там укрепиться. Так что, Лексеич, не переживай шибко.

— А на счет припасов. Тут тебе уже сейчас нужно побеспокоиться. Ибо на место татар поганых буду я Крым православным людом заселять. Его первый год-два нужно будет подкармливать, покудова на месте не обживутся, да собственным хозяйством не обзаведутся... А потом уже и твоё войско кормить не начнут.

— Отколь и где ж ты этот православный люд возьмёшь? С Руси манить будешь? — вскинулся царь.

— Зачем с Руси? У турецкого султана заберу. Много бусурмане православных за последние-то годы в рабство угнали. Вот и пущай теперь возвращают. Хочу я поменять у султана татарей-правоверных и турок на православные славянские души. Вот ими-то и заселим Крым и ногайские степи. Крымские рабы православные туда же. Да и Кубань до самых Кавказских гор не худо бы от абреков освободить. Больно землица там хорошая, да плодородная. Всю Россию можем хлебом накормить.. Да и Европу тоже.

— Ну, а пока суд, да дело, я бы на твоём месте, не откладывая в долгий ящик, взял Керчь и Кафу в Крыму и запер керченский пролив.

Даже еще не окончив фразы, я наткнулся на непонимающие, выпученные глаза Петра и поспешил прояснить сказанное:

— Берем приступом Керчь-Еникале и Кафу и закрываем вход из Черного моря в Азовское. Флот у тебя здесь и сейчас есть, хоть и хреновый. Сажаем на него солдат и казаков сколько влезет и плывём в Керчь. Вышибаем оттуда турок, забираем ихние корабли, а дальше морем и сушей двигаем к Кафе. Завтра я пошлю свои корабли, и они пригонят сюда турецкие посудины, ошивающиеся ещё пока поблизости. Я думаю,за пару недель управимся.

Царь ещё сильней выпучил глаза.

— Ты шутишь, аль всерьёз?

— Да, какие на хрен шутки! — возмутился я. — Через неделю сажаем войско на всё, что плавает и к Керчи. Азов вона за один день взяли, Керчь за пару дней возьмем, а там, глядишь, и Кафа через неделю-другую наша будет.

— От тебя-то и нужно-то посадить в Керчи, да Кафе крепкие гарнизоны, чтоб их до будущего лета крымские турки не смогли выбить. Да снабдить эти гарнизоны едой и воинским припасом. Флот турецкий я оттуда разгоню или заберу и тебе отдам, чтоб под ногами не путался. Ворота в крепостях вышибу, а ты уж успевай заводить войска да занимай города и стены. Аль Азов тебя ни в чём не убедил?

— А вот к следующему лету изволь послать побольше войска с казаками к Перекопу. Будем татар из Крыма выгонять.

Пётр налил себе стопку водки, сковтал её, не замечая и вновь навис надо мной.

— Антон, а сколько нужно войска, чтобы удержать Крым, ты знаешь?

— Лексеичь, чтобы удержать Крым, нужно просто не подпускать к его берегам турецкий флот и удерживать Перекоп. То есть господство на море и хорошие редуты на Перекопе.

— Но Россия не может сейчас победить Османский флот в Черном море. У нас нет ни кораблей, ни экипажей для этих кораблей.

— Зато я могу, Петя. И флот для этого мне не нужен. Хватит этих двух-трёх корабликов. А вот со стороны Перекопа, это уже будет твоя забота.

Петя стал мотаться по салону, что-то бормоча и потирая руки. Где-то, через минуту он опять навис надо мной.

— А получится?

— А почему получиться не должно? — срезал я его. — Сажаем крепкий гарнизон здесь, в Азове. Остальные войска переправляем в Крым. Ну, а лишних отправляем до весны по домам.

— Крымчакам-бусурманам ставим ультимамтум: Кто Крым не покинет — будет убит, невзирая на возраст, пол и положение. Срок — август будущего года. Весной ты подводишь свежие войска к Азову. Часть их отправляем в Керчь, а другая с казаками начинают чистить ногайские степи. — я подошёл к карте. — А где-то с апреля-мая от Кафы начинаем бусурман вытеснять к Перекопу. Всех кого из татар-турок и протчих бусурман встретим — будем резать или стрелять.

— А я тем временем постараюсь в Стамбуле с султаном договориться, чтоб принял татар, да переправил куда-нибудь подальше от России, в Сирию там или в Персию. А взамен татар пусть возвращает в Крым угнанных в рабство русичей, да хохлов. А не согласится, так мы татар и ногаев на переходе всех порубаем.

— Вот такая у меня, Петя, программа-минимум. Ну, конешно, если ты мне в ней поможешь. А если даже и не поможешь, всё равно Крым я от татар вычищу!

Вот только ненадолго получится, через год-два с Кубани, да Кавказа другой мрази туда наползёт. Ибо людей у меня нет, чтобы эти земли удерживать.

Петр почесал репу, хмыкнул:

— А не слишком ли ты лют, князь? Вот так! Целый народ?

— Да не лют я, Петя, а прагматичен.

И тут же наткнулся на непонимающий взгляд царя.

— Ну, это когда и делать самому не охота и противно, и людей жалко, и совесть мучит... А сердцем и умом понимаешь, что никто окромя тебя этого не сделает, а делать это нежелаемое в любом случае нужно. Для народа своего, для детей и внуков счастливых. Иначе им счастья не видать. Вот и делаешь, скрепя сердце...

Уже заметно стемнело, и я щёлкнул выключателем, врубая свет. Алексеич от неожиданности дёрнулся и зажмурил глаза. Через несколько секунд начал озираться, разглядывая светильники. Потом повернулся ко мне:

— Это как? Как у Алексашки, что ль?

— Ага, царь-батюшка. Как у Алексашки. Это называется "электричество", сила такая природная. Она и светиться может, и тепло давать, а захочешь, она и холод сделает. — я кивнул на решетку кондиционера. — В Европе сила эта пока не известна, а мы у себя на островах уже вовсю ею пользуемся. Кстати, хочу и тебе подарок сделать. — я достал из ящика комода фонарь, но этот, в отличии от меньшиковского, был побольше и с "крутилкой". Обьяснил, как им пользоваться. — Только ты уж держи его всегда при себе, а то сопрут ненароком "слуги царские", а второго я дарить не буду. Царь пару минут поигрался с новой игрушкой и спрятал её в свой весьма объёмный карман кафтана. Было заметно, что подарком он был весьма доволен.

Разумеется, и этот фонарь был с "начинкой".

Пётр подошёл вплотную к выходу кондишена и подставил руку.

— Хитро, однако. А откель вы эту силу берёте?

— А она почти везде есть, Пётр Алексеич. Как воздух, как ветер. Нужно только уметь её взять. Для этого законы природы нужно знать и уметь ими пользоваться. Вот ты знаешь, к примеру, почему всё падает вниз, а не вверх? Почему рыбы в воде дышать могут, а люди нет? Почему птицы летают? Почему дерево горит, а камень нет? Это всё определяется законами природы.

— И ты все эти законы знаешь, князь? — "засумлевался" царь.

— Ну-у, далеко не все, но очень многие. Поэтому мы и можем строить корабли из стали, двигать их без парусов и вёсел, плавать под водой и летать по воздуху. Знание, это наша сила. Когда-то вон и пороха не знали, а сегодня ты им рушишь стены крепостей.

Пётр глубоко задумался. Я поднялся и зашёл в свою спальню. Настроил гипнопед на "наш" руский язык. Подрегулировал кондишн, чтоб царь ночью не замёрз и вернулся в салон. Пётр очнулся от дум и взглянул на меня. Я потянулся, зевнул и предложил:

— Ладно, пора спать. Завтра ещё будет нелёгкий день. Ты как, здесь останешься ночевать или на берег поедешь? Для тебя, как гостя, вон за той дверью койка есть, а я туточки на диванчике посплю, да и свиту твою как-нибудь разместим. Тока на берег Лексашку пошли или ещё кого, предупредить, чтоб не волновались. А ты, Лексеич, подумай, нужно ли тебе всё ЭТО? Осилишь ли?

Гл.6. Разговоры, разговоры...

Утром, ещё за завтраком, в "ближнем кругу", Пётр начал меня мытарить.

— Князь, ты это, вчера сурьёзно говорил? Тебе-то Крым зачем? Хочешь князем здесь сесть?

Я чуть не подавился омлетом. Аж закашлялся.

— Пётр Алексеевич, мне этот Крым и в дупу не нужен, провались он хоть в тартарары. А вот тебе лично и всему российскому православному люду не надоели ли уже эти ежегодные набеги татар и ногаев на российские земли? Не надоели погромы и разор русских городов и деревень, не надоело каждый год платить дань татарам тысячами душ полона, русскими людьми? Десятки и сотни тыщь православных душ, угнанных в бусурманское рабство? — я подбавил голосом пафосу:

— Хватит, баста! Моё терпение лопнуло! Я уничтожу это гнездо грабителей и людоловов! Не захотят уйти сами, выжгу все стойбища и аулы, вырежу всех под корень! И заселю эти земли православными землепашцами. Если хочешь, помогай мне, нет, так и без тебя справлюсь. Но я бы на твоем месте не отказывался. Земли в Крыму знатные и плодородные. Хошь хлеб расти, хошь скот выпасывай.

Однако, "гипнопед" рулит. Всю свою тираду я выдал на "нашем" русском, и отвечал же он мне на нём. Меньшиков и присные косились на царя двумя глазами. Но Пётр в запале не замечал.

— Вон, карту посмотри. — кивнул я на стену. Всю Россию можно хлебом и мясом завалить, только голову и руки чуток приложить. Да и виноградники можно развести на диво. И вина давить не хуже бургундских и рейнских. И не покупать вино в Европе, а своё туда продавать.

— Ты сколько войска сейчас в Керчь переправить можешь?

Пётр замялся. — Сразу так сказать не могу, нужно с генералами да фуражирами всё обсудить.

— Вот езжай и обсуди, и прикинь хрен к носу. — я встал из-за стола. — А дня через два жду тебя здесь, на борту. А я покедова ногаев здешних попугаю, покажу им КТО здесь Хозяин.

Гипнопед сработал, мы с Петром говорили на "нашем" русском языке и прекрасно понимали друг друга, хотя царёва свита морщилась и удивлённо лупала глазами.

— А вот это тебе, — я подсунул Петру распечатку с компа, где он сам себе показывает язык. Как, нравишься себе?

Петр взял лист, пригляделся и сказал очень нехорошие слова. Свитские обступили его, стараясь заглянуть в листок. Но царь быстренько его сложил и спрятал в карман кафтана. Ничего, пущай задумается.

— И ещё, Твоё Величество, запрети царским указом Армии пить некипячённую воду. От многих болезней её избавишь и потерь среди войска своего избежишь. Пусть воду сперва кипятят минут 15 в котлах, потом остужают, разливают по флягам и из них уже пьют.

Самодержец внимательно на меня посмотрел и кивнул:

— Издам такой указ, князь. Спасибо тебе.

— Александр, — обратился я к Меньшикову, — будь добр, вели приготовить шлюпку Его Величеству.

"Минхерц" выскользнул на палубу и поднял там суету. Мы с Лексеичем приняли еще "на посошок" и последовали за ним.

Царя проводили с помпой. Опять из динамиков гремела "Славянка", опять все "братья" были в летней "парадке". А Аврора, тем временем, чего-то там омывала в каких-то водах.

"Котёнок" и "Мануша" (осторожненько, по лоту) уже подтянулись к крепости. Мы чуть в сторонке от правобережных русских укреплений приткнулись к берегу и сгрузили "Тортилу" и пару "Ёжиков".

Пока разгружались, я с Кнышом и четырьмя автоматчиками из волонтёров на нашей шлюпке перебрались на левый берег к "Гнатовской" пристани. Сотника там уже не было, а командовал какой-то другой донец. Но несколько человек из прежней полусотни всретили нас как родных. От них я узнал, что их командир поехал в крепость, и искать его нужно там. Нам выделили лошадей с коневодами и мы, оставив шлюпку под присмотром знакомцев и двух матросов, "поскакали" к Азову.

Возле западных ворот роилось вавилонское столпотворение. Неподалеку был оборудован временный лагерь для пленных турок-азовцев. Его окружали со всех сторон пушки и срельцы с пищалями в два ряда. Туда-сюда в ворота сновали возы и телеги, маршировали солдаты, скакали казаки и шныряли толпы оборванных "гражданских".

Кныш отловил какого-то верхового донца, сунул ему серебрушку и попросил его найти "сотника Гната" и передать ему, что здесь его ждёт "капитан Смолокур и Мыкола". И хотя мы были уже одеты в собственный камуфляж, броники, шлемы, разгрузки и вооружены соответствующим образом, так что очень резко выделялись на фоне здешнего бомонда, этот всадник ломанулся в крепость. Видать слухи о нас уже широко распространились среди русского воинства.

Уже через четверть часа Гнат галопом выскочил из ворот крепости и, затормозив возле нас, спрыгнул с коня. Мы с ним обнялись, буд-то годами не виделись.

— Гнаша, у мене к тебе просьба. — начал я. — Будь ласка, найди среди пленных, — я кивнул на огороженный лагерь. — самого наиглавнейшего здесь ногайского военночальника, лучше двух или трёх. И приведи их ко мне.

— Тю, капитан! Я думал, чего случилось... — Гнат свистнул и с двумя десятками подскочивших всадников поскакал в лагерь военнопленных.

Уже через полчаса перед нами стояли три помятых и обдёрганных бусурманина. Один молодой, не старше 20-ти лет, почти безусый, один почти дряхлый дедушка и ещё один статный и даже красивый мужчина лет тридцати. Гната и его людей я попросил отойти подальше.

— Слушайте меня внимательно. — обратился я к этим троим по-татарски. — Я не спрашиваю ваших имён и не спрашиваю откуда вы. Мне это без разницы. Мне нужно, чтобы вы нашли в степи самого главного вашего мурзу или хана, который старший над всеми ногайскими улусами и родами, я не знаю как его у вас там величают. И передали ему мои слова:

— Если он хочет, чтобы народ ногаев и дальше жил на земле, он должен не позже одной луны с этого дня встретиться со мной. Я клянусь, что не причиню ему и его людям никакого вреда при встрече, если они сами не нападут на меня. Я хочу просто поговорить с ним о будущем вашего народа. Место и время встречи он может назначить сам, но не очень далеко от моря. Кто-нибудь из вас должен приехать сюда и сказать о его согласии на встречу, месте и времени встречи. Вам здесь не будет причинено вреда, для этого я вам дам свою охранную пайзу. Протянул каждому свою визитку с голограммой.

— Я сам на эту встречу приеду с пятью воинами. — я кивнул на Кныша и волонтёров. — Ваш Вождь может приехать с десятком воинов. Не зависимо от результатов наших с ним переговоров, он и его люди вернуться домой целыми и невредимыми. Поэтому сейчас я переправлю вас троих на правый берег, дам всем вам коней и отпущу в степь. Но, чтобы вы не обманули меня, я забираю ваши души и если в течении одной Луны наша встреча с вашим вождём не состоится, то через две Луны я заберу ваши жизни.

Я неспеша достал из сумки планшет и снял эту троицу на короткое видео на 10 секунд. Показал полученное изображение степнякам. Все трое рухнули на колени, умоляя меня их не губить, а уж они-то приложат все свои силы, чтобы встреча состоялась.

Я подозвал Гната:

— Перевези этих троих на другой берег, дай им коней, отведи подальше в степь и отпусти на все четыре стороны. Дозоры предупреди: ежели кто покажет такую визитку-пайзу, дал ему карточку — немедленно доставить неповреждённым ко мне. Царя я сам предупрежу. А вечером, если свободен от службы, с друзьями приплывай к нам на корабль. Горилки попьём, писни поспиваемо!

— Попробую, князь, но служба...

Вона, оно как... Гнаша уже знает, что я не просто капитан. Но продолжает валять дурака. Однако, не прост сотник! Такие люди нам нужны...

Не успел сотник с ногаями отойти и тридцати шагов, как рядом остановился эскорт с царём во главе :

— Ты что здесь делаешь, Князь?

— Да вот, тебя ищу, Твоё Величество. -смиренно ответил я. — Очень хочу с тобой по одному вопросу посоветываться.

— А это кто с тобой был? — не унимался самодержец.

— Так, то Гнат, козачий сотник с переправы. Много мы с ним намедни горилки выпили. Зело мудрый воин, советую тебе повнимательней к нему присмотреться. Такие люди на дороге не валяются. Рекомендую. Очень может русской Армии пригодится.

Пётр чего-то шепнул адьютанту и тот сорвался в сторону.

— Пётр Алексеич, а что ты намерен со всей этой турецкой сволочью делать? — я кивнул в сторону лагеря.

— Ну, как водится. Военачальников и офицеров за выкуп отдадим, а с остальными ещё не знаю. — пожал плечами царь. — Кормить их нечем. Ихние запасы в крепости нам и самим пригодятся. Их хранить долго можно. А тут более 8 тыщ едоков.

— Ты, Пётр Алексеич, рыбаков с сетками в устье Дона пошли. Весенняя путина ещё не кончилась. Рыба сейчас катится по руслам назад. Могут нагрести ещё столько, что и всю Турцию прокормят... — вступил в беседу Кныш.

— Я предлагаю обменять каждого из них на трёх православных. И к офицерскому выкупу душ по десять православных добавить. — хищно улыбнулся я.

Пётр понимающе хмыкнул.

— Твоё Величество. Я тут трёх ногаев отпустил, при условии, что они мне устроят встречу с ихним наиглавнейшим мурзой. Хочу с ним по-мирному об уходе договориться. Ты не против? — Царь одобрительно покачал головой:

— Ну, ежели сами по-тихому уйдут, то нам же легче будет.

— Пётр Алексеич, я им каждому заместо охранной пайзы свою визитную карточку дал. — я протянул Царю образец. — ты бы предупредил дозоры своей Армии и казачков, что каждого, показавшего такую карту, нужно очень бережно доставить к тебе или мне. Очень важно для нас ЭТО.

— Добро, князь. Сделаю так. — кивнул Алексеич.

— Ладно, не буду тебя более отвлекать от государевых дел. Ты только дай команду, чтобы нас на постой куда-либо вне крепости определили на этом или том берегу.

Царь подозвал одного из адьютантов, негромко распорядился и мы с ним раскланялись. Эскорт умчался куда-то дальше, а адьютант повёл нас к переправе. Наш бот с двумя матросами ждал нас у причала.

На правом берегу выше крепости, ближе к цепным каланчам офицер подвёл нас к внушительному каменному сараю с невысоким крыльцом, коновязью с двумя дюжинами лошадей, колодцем и двором, обнесённым каменным забором в рост человека. Мне этот дом понравился. Во дворе нас встретили два каких-то типа в папахах, и донельзя вонючие. Сопровождающий начал с ними обьясняться. Эти двое из ларца, насколько я понял, по-русски понимали плохо, но сразу начали сверкать глазами, орать и хвататься за кинжалы. Через пару минут таких переговоров офицер подошёл к нам:

— Не хотят сьезжать. Придётся искать другой постой. — развёл он руками.

— А кто это такие? — поинтересовался я.

— Горцы терские, союзники царя. Воюют — так себе, а вот пограбить горазды. Опять же, самовольно захватили караван-сарай и мародёрствуют по округе. — сплюнул адьютант.

— Нохчи, чтоли? — встрепенулся Кныш. — Шо и здеся беспредельничают и права качают, зверьки? Нэ хотять съезжать? Так цэ не проблема!

Он шагнул к вонючкам и, молча, двумя ударами перевёл их в горизонтальное положение. Потом приказал автоматчикам:

— Хлопцы, выбросите эту падаль со двора!

Офицер одобрителтно кивнул:

— Ну, так я пошёл. Отдыхайте.

Мы не возражали. Пока автоматчики наводили порядок в помещении, выбрасывая оттуда какие-то узлы и прочее шмотьё, я связался с Димычем и прояснил ему наше нынешнее месторасположение и дальнейшие намерения. Потом мы с Колей сидели на крыльце, курили и прихлёбывали из фляжек. Докурить не успели, во двор с гиканьем и визгом ворвалась толпа верховых гопников, рыл в двадцатьпять. Один спешился и ринулся на Николая, размахивая саблей. Кныш, не вставая, засадил ему пулю в лоб из пистолета.

Я приготовил к стрельбе ПеПе. Чурки сначала опешили, а потом взялись за сабли. Одной очередью я снёс пятерых передних, братка положил ещё четверых, а потом из дверей над нашими головами ударили "двойками" и очередями два автомата, и нохчи... кончились. Лишь по двору носились три раненных лошади. Димыч вышел на связь, они с нашей стороны услышали очереди, и спросил в чём дело. Я обьяснил ситуацию.

Через четверть часа ко двору прискакал эскадрон казаков с царским адьютантом во главе. Сучёнок, а ведь знал, паскуда, что последует, но даже не предупредил. Пока казачки очищали двор, я взял адьютанта за пуговицу и отвёл в сторонку. Для начала двинул ему под дых. Когда он перестал корчиться и сумел встать на ноги, тихонько спросил:

— Сколько под Азовом терцев и горцев вообще?

— Терцев около четырёх сотен, а остальных горцев до тысячи. — размазывая сопли, проскулил перьеносец.

— Пшёл вон, пёс. И доложи обо всём царю. Я проверю. — и зашагал проверить почищенное жильё.

Ещё через полчаса прибыл Эдик с пятью автоматчиками, с десятком носильщиков-стрельцов, с пулемётом, боекомплектом, спальными мешками, с генератором и прожекторами, с наборами походной кухни и продуктами на пять дней. Подъехал он на "Ёжике", притащив полевую кухню, прицеп с ништяками и поставив всё это во дворе. Царю я пока не очень-то верил. Следом за ним притопола почти полутысячная толпа любопытствующих "москалей"

На завтра "Мануша" и "Осётр" в сопровождении десятка петровских галер, гружённых будущими экипажами, отправились "за зипунами", пока турки ещё далеко не разбежались. Забегая на неделю вперёд, скажу: — Зипунов взяли много. Один 64-х пушечный линейный корабль, черыре 24-х пушечных фрегата, 5 больших галер и 8 шебек. Причём, в основном их привели пленные турки. Могли бы взять больше, да "экипажей" не хватило. Пётр писал кипятком, упивался сам и спаивал в соплю всех своих сподвижников. Ещё бы. Такая халява!

До этого мы ещё раз встретились с царём, уже на суше. Посидели под шашлычок, покалякали.

После столь быстрого и безкровного взятия Азова московский царь слегка растерялся. Это как с разгона провалиться в незапертую дверь. А тут ещё я с наполеоновскими планами захвата Крыма.

— Ну, что, Пётр Алексеич, ты решил? — начал я после первой чарки метаксы.

Мы сидели с ним вдвоём за небольшим столом возле колодца. Остальная его свита вместе с моими расположились в десятке метров, за двумя гораздо большими столами. Несколько в стороне сводили с ума запахами шашлычные мангалы.

— Решил я, князь. Решил. И не только я, но и мои генералы и воеводы тоже. Грех такой шанс упускать. В Москву гонцы посланы. Припас и провиант к сентябрю-октябрю прибудут в Азов. Здесь в крепости оставим 10000 войска. Остальных, сколько сможем в Еникале и Кафу. Ты-то сумеешь флот бусурманский разогнать?

— Давай подождём возвращения кораблей, потом и судить будешь. А пока давай обсудим более житейские дела. Те галеры турчинские, что я тебе передал, ты как определил?

— Людишек сгрузил на берег. Палатки поставили, зерна-крупы завезли, скот так же. Живы твои невольники. К твоей галере я запретил своим людям подступать, еду и припас подвезли и оставили в покое.

— Правильно сделал, Пётр Алексеич! — похвалил я. — Те людишки не простые, а граммотные... Читать-писать-считать умеют. Сам учил. Правда, читают и пишут они по-нашему, по-Буянски , дак и ты тоже уже так могёшь... Пограмотней твоих бояр будут. Это очень ценный товар. С ним поаккуратней надобно. Да и воевать могут, не чета твоим стрельцам. А женщин помоложе, и детей-сирот c других галер я хочу с собой на острова забрать. Имей это ввиду.

— А вот твоих "союзников", горцев с Терека и всех прочих абреков-чебуреков с Кавказа, я выбил бы всех вон. Ибо не союзники они, а враги скрытые. Много горя ещё России и русским людям причинят. Поверь мне. Людишки с Кавказа, как и татары, вообще очень к разбою склонны. А уж терцы и даги сотни лет на главном караванном пути между Европой и Азией сидят, работать совсем разучились, да и делать ничего толком не умеют. Только грабить и убивать мастера. С этого и живут.

— А пока гони пленных турок под хорошим конвоем в Тьму-Таракань, к устью реки Кубани. Там их в Анапе на православных менять и будем. Да и конное войско с казаками туда же отправляй. Оттуда мы их быстрее через пролив в Керчь переправим.

— А бывших невольников православных, я б на твоём месте, тут по Дону расселял, по государевым станицам. Снабдил бы их тяглом из трофейных турецких лошадей и прочего скота, оружием трофейным, чтоб за себя постоять могли. Пусть крепостцы ставят, землю пашут, она здесь добрая, хлеб растят. А то чую, твои бояре да воеводы по своим имениям их растащат без всякой пользы для государства.

Царю моя идея явно понравилась и он загорелся:

— А в жёнки им бусурманок отдадим. В нашу веру обратим, да повенчаем на мужиках. И все тутошние земли отпишем в казну. — и тут же ввернул:

— Ты почто адьютанта мово обидел?

— Сука он, подставить меня хотел. Да и тебя подставил. Хотел под чеченов меня подвести, под ихние сабли. Вот за это и получил. Дрыщ!

Царь понимающе закивал головой: — Ну тогда и я ему добавлю.

— Пётр Алексеич, я слышал, что ты в Европу собираешься ехать, поучиться там чему полезному? И детей боярских хочешь туда на учёбу отправить. Дело это хорошее и очень нужное, учиться-то.

Самодержец вылупил на меня глазищи:

— Ты откель прознал про это, князь? Дело сие пока тайное. Про то совсем немного народу знает.

— Да вот, узнал. А откуда неважно. Я об этом другим говорить не стану. — успокоил я его.

— У меня тоже такая проблема. Мне грамотные и образованные люди нужны. А то, княжество есть, а подданых нэма. Нас всего-то и сотни человек на всё княжество не наберётся. Можно, конешно, невольников прикупить или с галер освободить, две-три деревеньки прибрежных похватать и обезлюдить. Но на хрена мне такие подданные нужны? Они такими же ленивыми, тупыми и неумелыми будут, как и любые другие холопы и пейзане. И научить их чему-либо невозможно. Коль хочешь кого-то чему-то научить — учи его с детства. Известно, учёба на пользу, пока поперёк лавки лежит, как лёг вдоль — только розги ломать.

— Вот и хочу я, Твоё Величество, попросить у тебя душ 100 мальцов лет 10-12-ти. Но не всех подряд, а самых сообразительных, шустрых, любознательных и нахальных. А еще 100 парней постарше, лет 14-16, таких же шустрых и сообразительных. Из этих я хочу корабельные команды обучить, мореходов, да офицеров из них сделать. Через пару лет мальцы подрастут им на смену, а старших я тебе верну уже готовыми морскими офицерам, имеющими морской опыт.

И снова наберу у тебя детишек лет 8-ми. А вот тех уже буду обучать по полной программе. Так что и тебе польза будет и я себе подданных достойных со временем обучу и воспитаю.

Пётр елозил на стуле, кусал ногти, но меня не перебивал. И я продолжил:

— А как я школу у себя на Острове открою, так и ты сможешь каждый год туда детишек по 100 присылать. Учить будем всех вместе и наших, и ваших. Вот и появятся у тебя первые учителя для твоей Державы.

Да, и ты сам, царь-батюшка, времени не теряй, начинай хотя бы с монастырских, да церковных школ, помолясь. Страна у тебя огромная, народу тьма, а вот сдвинуть всё это с места, ой как тяжело будет. Каждое новое дело завсегда по-началу в штыки принимается. А коль хочешь, могу тебе помочь первую начальную школу открыть,-закинул я удочку.

— Это как? — вскинул брови царь.

— Да, пришлю тебе пару своих братьев, они и будут у тебя первыми Учителями. И других научат как и чему учить,

и учебники, и програмы составят, да распишут.— успокоил я его.

— А я что должен делать?

— А ты саму школу построишь, жильё для детишек, хозяйство подсобное, мастерские.

— Какие мастерские, для чего? — выпучил буркалы Пётр.

— Так детишки там не тока науки постигать будут, но и премудростям мастерства всякого, ремёслам для России полезным обучаться. — урезонил я его.

— Соберешь для начала со всей державы своей самых шустрых, да смышлённых мальцов: мальчиков и девочек душ триста. Да не только из боярских детей и дворян, а и из поповичей, купцов, ремесленников и холопов. Бог, когда талантом кого-либо одаряет, на родовитость, да богатство не смотрит, все сословия в равной мере наделяет. Что толку, если на капитанском мостике фрегата будет стоять хоть и княжич, да мыслить и учиться не способный, он же в первом плаванье корабль перевернет или на скалы посадит. Так что мне и тебе не родовитых, именнитых и богатых нужно. Нам талантливые нужны. Вот мои братья и отберут из них самых способных к обучению, а остальных по домам отправим. А вот оставшуюся сотню они и будут обучать.

— А девки-то тебе зачем?

— Эх, Пётр Алексеич! А тебе разве лекарки, хоть и в ту же Армию не нужны? А аптекарши, а швеи, учителя танцев, музыки и пения, да и те же учительницы? Женщины, Петя, в некоторых профессиях порой намного искусней мужей бывают. Это так господом в них заложенно.

— А почто только сто детишек? — наехал царь.

— Так учителей поначалу только двое-трое будет. И больше 20-25 душ зараз обучать не смогут. Тебе и так придётся подыскать ещё и своих учителей для комплекта.

— Это каких же?

— Ну, например, поищи на Руси самых наилутших травниц, лекарок и колдуний. Собери их в школе штук 5-10. Мои хлопцы с ними побеседуют, проверят: кто из них чего стоит, отберут одну-две, а остальных по-домам или ты у себя в хозяйстве приспособишь. А ещё нужны будут кузнец толковый, плотник, столяр, каменнотёс, каменьщик, гончар, художник и архитектор. Но чтоб, настоящие Мастера своего дела были. И не забывать, чтоб было чем их всех, и детишек, и учителей кормить-поить-одевать-обувать и куда поселить. Да и о жаловании учителям подумать.

Самым оптимальным вариантом, я думаю, было бы приписать к школе деревеньку душ на 300-400, освободить её от налогов и податей, и пускай на свой кошт школу кормит. А еще лутше где-нибудь на Дону, под Воронежем присмотреть такую деревеньку и там же при ней построить школу. Ну, разумеется, подгадать так, чтоб и речушка рядом была, на которой и мельницу можно поставить, лесопилку, и домницу, и гончарную мастерскую.

— Ну как, годится тебе такой план? Осилишь?

Пётр почесал затылок.

— Однако, озадачил ты меня, князь. Аж дух захватило! Никак с мыслями не соберусь... Вот так сразу, бац! и школа, и учителя, и ремёсла, и лекари.

— Не просто ремёсла, — перебил я его. — а ремёсла, которые на голову выше всех европейских. И знания, о которых в Европе и не слыхивали. Ты это учти. Таких учителей ты сегодня во всём мире не найдёшь. Вот коль приедешь ко мне в гости, то и летать тебя научу.

— Князь, побойся Бога, Как летать??!!!

— А по небу-воздуху. Здесь взлетел, а через четыре часа в Воронеже водку пьёшь. — подмигнул я обалдевшему Величеству. — Коль не боишься, приезжай завтра ко мне. Покатаю тебя по небу. — подколол я его и показал ему прозрачную пластиковую трубку с двумя магнитами:

— Вот смотри, так: — эти железки хрен отдерёшь друг от друга. А если одну перевернуть, то она начнёт летать над другой. На, играйся, изучай.

Алексеич на какое-то время впал в прострацию, наблюдая за парящим магнитом в трубке. Пришлось пихнуть его в бок:

— Так берёшься за школу или сам своими силами да иностранцами продажными будешь учить?

— Так что я, полоумный, чтоб от такого отказываться. — протянул самодержец. — Будет школа и будет именно на Дону и под Воронежем. Знаю я там такую деревню и место подходящее. Сам к нему присматривался. Откуплю я её у боярина или отыму и тебе отдам.

— А мне-то она на кой? Школа будет твоя, то есть "государева". Сам ты её и построишь, но по нашим чертежам и хотениям. Я ребятам скажу, они в черновую прожект составят, к местности его привяжут. А ты уж озаботишься и строителями, и архитектором, и материалами, из коих строить. А как будет готово, да будущие ученики и учителя собраны, так "братья" и подъедут, и займутся делом. Глядишь, на том месте лет через десять и первый российский Университет будет. Ну, а коль решился, то и с монастырями и начальными школами в долгий ящик не откладывай.

Гл. 7 Дела трофейные.

Тут подоспели первые шашлычки и мы отвлеклись. Через пару часов царь со свитой убыл по делам. Мы прибрались и стали готовиться к ночлегу. Ко мне подошёл Кныш:

— Тоша, тут бурления говн поблизости какие-то нездоровые. Кажется, нас убивать собираются.

— Царь?

— Да, не-е... Нохчи шевелятся..

— Ну, так прими меры.

— Уже принял. Тока ты изволь в домишке спрятаться.

Всё началось, когда окончательно стемнело, и лагерь русской армии затих. Мыкола занял место в "Ёжике", включив ПНВ, дружинники — в глубине оконных и дверного проёма. По углам, на крыше установленны широкозахватные прожектора. На крыльце, под "Летучей Мышью" "клевал" носом часовой.

Они полезли после полуночи, когда "измученный" дремотой часовой, махнув рукой, скрылся в помещении. Два десятка абреков перемахнули через забор и с кинжалами ринулись в окна и дверь. Там их почти беззвучно приняли и упаковали. Но уже через минуту, с противным визгом, двор заполнили сотни папахоносцев. Вспыхнули прожектора. Мы открыли огонь. Кныш из "Ёжика" нас поддержал, перекрывая ходом и огнём пулемёта отступление противника. Через полчаса выяснилось, что во дворе мы положили человек триста. Пленных не брали. Убирать это мясо я пока не велел.

На завтра начали прибывать первые трофейные турецкие корабли. Мне об этом сообщил Алик со "Щенка", стоящего в устье. Я сразу же послал гонца из стрельцов Петру. А часов в 9 у ворот нарисовался царь со свитой. Посмотрел на результат ночной бойни и вызвал похоронную команду.

— Из ваших никто не пострадал? — тихо спросил он.

— Шутишь, Государь? От этих-то ослоёбов? — хмыкнул, стоящий рядом, Кныш. — Развели тут Законные Бандформирования, панима-а-ешь? А нам подчищай за ними...

— А это что у вас? — Царский взгляд упёрся в заляпанного кровью "Ёжика", которого пытался отмыть боец.

— Это, Пётр Алексеич, наша боевая машина. Сделана тоже из стали. Ты её ещё в деле увидишь, потом. — коротко информировал я, и царь не стал вдаваться в подробности, хотя взглядом постоянно косил.

Совместно попили кофию, я рассказал им о прибытии трофеев и мы спустились к реке, к лодкам. Предложил Петру, Лефорту, Меньшикову и ещё пяти офицерам места в своей шлюпке. Они расселись по банкам, и я оттолкнул лодку от причала. Остальная свита погрузилась в две свои лодки, на которых они прибыли сюда, на вёслах сидели здоровенные гребцы-преображенцы. Меньшиков, увидев, что гребцов в нашей лодке нет и грести придётся самому, поднял кипишь. Царь вопросительно посмотрел на меня. До этого по Дону мы ещё на шлюпках под мотором не ходили. Ну, не считая того случая на Гнатовской переправе.

Я улыбнулся Лексеичу, пожал плечами и тихонько запустил шлюпочный дизель на холостых. Уселся у руля, врубил ход и стал потихоньку добавлять газку. Лодка стала уверенно разгоняться. Под негромкий рокот мотора пассажиры завороженно глядели на убегающую назад воду и удаляющийся берег. Вышли на стрежень реки, и я разогнался до максимальных 15-ти узлов на форсаже, направляясь вниз, к острову. Лодки преображенцев безнадёжно отстали. Царь радостно щерился на носу и был счастлив. Остальные хоть и улыбались, но как-то неуверенно и довольно часто крестились.

Предупреждённый мной Костя уже подготовил "Иблисы" к полётам. Так что, когда мы высадились на мысу острова, особой суеты не случилось. Дорогие россияне обступили и с любопытством осматривали странные блестящие штуковины, не понятно на что годные. Пётр подошёл ко мне:

— Князь, мы ж хотели осмотреть трофейные корабли. — напомнил он .

— Вот и осмотришь, Твоё Величество. Только сверху, если не забоишься. — оскалился я и полез в "Иблис"-одиночку. Одел шлем с гарнитурой, пристегнулся. Величество внимательно наблюдал за моими действиями.

— Петь, отойди со своими подальше, Костя покажет куда. И постарайтесь не обосраться, если очень страшно будет. — я весело ощерился на него и дал команду:

— От винта!

Костя повёл гостей к камышам, и я запустил двигатель. Дал ему хорошенько прогреться, потом начал раскручивать винт. Хотя зрители стояли в трёх десятках метров, треуголки с них посдувало, когда я пошёл вверх. С разворотом стал набирать высоту и на 300-х метрах пошёл над рекой в сторону крепости. За каланчами развернулся и полетел назад, но уже над самой крепостью. Зашёл на посадку и опустился на площадку мыса. Возле камышей Костя повис на плечах самодержца, не давая ему подбежать к вертолёту до остановки лопастей. Пётр что-то восторженно орал и размахивал треуголкой.

Наконец, винт замер и Демон выпустил царя из своих лап. Я вылез из кабины. К мысу подходили шлюпки преображенцев. Подскочил Величество и в восторге, от всей широты своей царской души, хряпнул меня по горбу. Я аж присел.

— Ну что, Пётр Алексеич, полетать желаешь? — ехидно спросил я, почёсывая спину.

— Желаю и непременно полечу! — осадил он меня. — Ты только научи!

— Ну, покатать тебя и брат Константин сможет. — кивнул я на Демона. — Только чур, в полёте сидеть на месте спокойно, руками не махать, не орать и из машины не выпрыгивать. Обещаешь? А то, ежели гробанётесь с такой высоты, от вас и мокрого места не останется. А сын твой мал ещё, чтобы державой править.

Лефорт и Алексашка попытались царя отговорить. Но он их очень эмоционально и далеко послал. На мыс вышла и отставшая остальная свита. Тоже окружила вертолёты. Мы с Костей решили лететь парой и он повёл Петрушу к "Иблису"-двойке инструктировать. Четверо автоматчиков-охранников оттеснили остальную публику к камышам.

Демон усадил царя всея Руси в кабину "двойки", пристегнул его потуже, напялил ему шлем, закрыл дверку снаружи и заблокировал. Уселся сам, пристегнулся и начал последний инструктаж. Минуты через три он запустил мотор и я тоже полез в "одиночку".

Связался с Костей: — Демон, покатай батюшку-царя над крепостью и окрестностями. Покажи пейзажи с разной высоты, а потом дуй на рейд, покажи трофеи. Я следом держаться буду.

— Так и сделаем. — покладисто отозвался наш шеф-пилот и поднял свою машину. Я стартовал следом.

Полёт прошёл нормально. Поначалу царская морда материлась сквозь зубы. Потом привыкла, освоилась и зачарованно замолчала. Костя поднял её почти на три километра, морда молчала. Костя пронёсся почти над самой водой, морда молчала. Костя посадил её на площадку острова, морда попросила чем-нибудь прикрыть обоссаные штаны. Дали ей моторный чехол.

Короче, полёт удался, царская честь была спасена, и мы поехали назад в караван-сарай обедать. Причём на нашей шлюпке шли только я и Пётр Алексеевич. Руками "трофеи" пощупают завтра. Вокруг нашей усадьбы, на некотором отдалении уже разбил свои палатки Преображенский полк, выставив двойную цепь часовых.

У нас во дворе тоже уже поставили походную кухню, пару парусиновых навесов и накачали пластиковый надувной басейн. Теперь сотня стрельцов под руководством Кныша вёдрами наполняли его водой из Дона. Трупы нохчей уже вынесли и закопали, следы подтёрли и засыпали. Пока не прибыла свита, мы с Петей успели освежиться в басейне, принять на грудь по стописят и прилегли в тенёчке на надувных матрасах.

— Магистр, а что это за повозка трубой дымит? — кивнул головой царь.

— А это, государь, походно-полевая ротная кухня. Очень полезная штука, я тебе доложу. Прицепляется к коням и вперёд, с войском. Готовить еду можно даже на ходу, а затем накормить зараз сто человек.

Царская морда вскочила и приступила к тщательному осмотру кухни, возле которой колдовал кашевар, один из наших бойцов. Допросив его с пристрастием, царь опять плюхнулся рядом со мной на матрас и расслабился.

— Князь, а откуда вы явились? Не слышал я никогда о острове Буяне. — лениво пробормотал Пётр.

"Ага, настал момент истины! Попробую отвертеться."

— Когда Батый триста лет назад попёр на Русь, наши предки, живущие на Вятке решили уходить. Больше трёх тыщ во главе с Князем Яровитом ушли в Сибирь. Дошли до озера Байкал, потом пришли на реку Амур и попали к манжурам. От них пришли к корейцам. Два года шли. Треть людей в пути потеряли. В Корее построили корабли и пустились в море-океан. Вдоль Камчатки достигли западных берегов Северной Америки и поплыли на юг. Спустились ниже Экватора, нашли островной архипелаг неподалёку от берегов Южной Америки и основали своё княжество. Очень сильно нам в этом помогли китайские и корейские мудрецы, которые поплыли с нами через океан. Там и жили почти триста лет. За эти годы сумели обогнать в своём развитии и Европу и весь остальной мир. Всех детей старше 6 лет учили грамоте и ремёслам. Науку повсеместно развивали.

А вот 10 лет назад у нас случилось землетрясение. Огромные волны с океана, высотой более 100-та саженей смыли всех людей с наших островов, да и сами острова, собственно. Японцы и корейцы их "Цунами" называют. Им они известны. Спаслись только те, кто был на кораблях далеко от берега. И тогда мы, оставшиеся, поплыли в Европу. Увы, не все доплыли. Многие корабли были повреждены. В Эгейском море присмотрели себе пару островков и стали их обживать. Ну и по-тихоньку свою технику и культуру восстанавливать. Большего я тебе, Пётр Алексеевич, говорить не стану. И никто из наших говорить не станет. Не обессудь.

Пётр лежал и молчал. Видно, думал. Я ему не мешал и прихлёбывал метаксу, потом привстал и качественно потянулся:

— Эх-ма, было б грошей тьма, купил бы себе деревеньку и тёр бы в баньке баб по-маленьку!

Царь встрепенулся:

— Так в чём дело, князь? Ты только скажи, где хочешь и я, и тебе, и всем твоим братьям по деревне подарю.

— Не стоит, Пётр Алексеич, не ко времени нынче. Пошутил я. Да и кто тебе будет здесь помогать, если все мы по банькам запрёмся.

Наконец, прибыла свита. Начался шум и гам. Пётр оставался задумчивым. Я его зазвал в сарай и развернул перед ним географическую карту мира, обоих полушарий. А ещё надул пластиковый метровый контурный глобус с сеткой параллелей и меридианов. Величество замер на месте. У него затряслись руки.

— Пётр Алексеич, смотри, думай. Копировать их не надо, я их тебе дарю. А у меня ещё дела есть, я тебя здесь покину. Встретимся завтра.

Я вышел, залез в "Ёжика" и рванул сквозь разбегающихся и крестящихся преображенцев к острову, напротив которого уже стоял "Щенок". Лодка у берега тоже ждала. Я законопатил "Ёжика", переправился на "Щенка" и завалился спать.

Чуть свет меня разбудил вахтенный. Сверху Дона к "Щенку" приближалась царская галера.Через десять минут она пришвартовалась к шебеке и Пётр перебрался к нам на палубу. Завтракали мы с ним вдвоём за столиком под кормовым навесом. Шебека поставила паруса и скатывалась в устье. Следом держалась галера. На рейде, в фарватере нас ждали один 64 пушечный турецкий линейный корабль, два 24-х пушечных фрегата французской постройки, две больших галеры и четыре шебеки.

-Ну что, Твоё Величество. Принимай хозяйство. Оприходуй и пользуйся. — подтолкнул я царя. Он споро полез в шлюпку.

Вернулся только к обеду:

— Князь! Сколько ты хочешь за эти корабли? — сходу атаковал он меня.

— Нисколько, Петя. Это мой тебе подарок. И будут ещё. Мне они не нужны. Сажай на них команды, обучай и начинай покорять моря. — я протянул ему свою флягу с метаксой. Царская морда приложилась и выхлебала почти половину. Алкоголик, точно. Нужно лечить.

— Обедать-то будешь, Твоё Величество? Кстати, ты на Тамань уже послал казаков и свою конницу?

Алексеич свёл свои глаза на мне:

— Завтра с утра выйдут 10000 донцов и 3000 улан. Пойдут вдоль берега с лёгкими пушками.

— Антон, а на хрена тебе это нужно? Ты ж любое королевство можешь раком поставить!

— Могу, Петя. Но не хочу. Не нужно мне никакое королевство или царство. Просто спокойной жизни хочу. Ну и развлекаюсь, чтобы жизнь пресной не казалась. Я ведь не помазанник божий, как ты, на мне ответственность за всю державу не лежит. Да и "братья" мои нигде лучшей жизни, чем на Буяне, не найдут. А к тебе я приехал, потому, что русский. И судьба русского народа мне не безразлична. Коль захочешь, будем дружить, а нет, подниму завтра паруса и прощай навек.

Матросики уже сервировали столик на корме к обеду. Мы с царём присели к нему и продолжили беседу.

— Ты, вон, собрался с турками воевать. Но без взятия проливов эта война бессмысленна. И со шведами бодаться нет смысла. Пролив в 4 версты перекрыть много ума и сил не нужно. А имперские, польские и датские союзники ненадёжны. Сегодня они союзники, а завтра враги лютые. Не нужна им Россия в Европе. Я б, на твоём месте, полностью б закрылся. Объявил бы общеевропейский нейтралитет и осваивал бы внутренние резервы. Вот смотри: — Я развернул карту времён царствования Петра с уже существующими населёнными пунктами:

— Вот это твоя Россия. — я провёл рукой, — а вот это подвластные территории. И на них есть всё. И железо, и медь, и золото с серебром, и много ещё другого.

— Сегодня главная задача российского Государя не новые земли воевать, не лживым и фальшивым союзникам помогать их дела обтяпывать, платя за это жизнями тысяч и тысяч русских солдат, а жизнь народа внутри державы обустраивать, новые пашни распахивать, больше хлеба сеять, чтобы народ не голодал, новые ремёсла осваивать, новые рудники и заводы открывать, новую Армию и Флот строить. Ибо, как известно, у государя и государства могут быть только три верных союзника: — Его Народ, Его Армия и Его Флот.

— Но всего этого невозможно сделать, не имея нужных знаний. А знания можно приобрести только Учёбой. Поэтому главная задача Государя сегодня — это учить людей и самому учиться. Сперва учить Учителей, добро, многому и разному. Учить всех. И холопов, и дворян, и боярских, и царских детей. Ведь все люди разные и склонность к разному имеют. Один к хлебопашеству и огородничеству, другой к кузнечному делу тянется, третий мечтает воином стать, кто-то лекарем, кто-то моряком или рудознатцем.

А как узнать, кто на что лучше годен окажется? А очень просто. Начинать учить всех! Сначало грамоте и счету, лет с шести-семи-восьми. Этим могут заниматься монахи и попы. Пусть хоть что-то полезное для своего народа и державы делают, а не токмо пузу нажирают.

Через пару лет отбираем самых шустрых, и в грамоте, и в счете преуспевших и свозим их в начальные школы. Там эти лучшие продолжают обучение грамоте и счету, но уже более сложному, а заодно изучают природоведение, мироустройство, географию, ботанику, начала физики и химии, алгебру, геометрию, рисование и пение, медицину.

Еще через 2-3 года опять отбираем из них лучших и отправляем их в училища, где начинаем обучать уже конкретному делу и ремеслу. И годика через три мы получаем готовых подмастерьев. Эти уже имеют запас знаний и знают, чего хотят.

Лучших из них отправляем в школы мастеров. А потом самых наилучших мастеров учим в Университете.

— Итак, один учитель может обучить за год 20 человек. Если только 10 из них сами станут учителями, то еще через год они уже обучат 200 человек. 100 из них на третий год обучат 2000, а 1000 через четыре года — 20000 сделают грамотными.

Начав обучать сразу 1000 детишек, ты через 4 года получишь 250 достаточно образованных людей, которые и в церковных школах смогут учителями работать и в начальных. Через 7 лет из этой 1000 получится 125 дьяков или приказчиков, учителей или офицеров. А через 10 лет каждая 1000 пацанов и девок даст тебе, Лексеич, 50 настоящих Мастеров своего дела в различных областях знаний. А проучишь их еще три года, у тебя будут 10-25 прфессоров для Университета. А если начать обучать не 1000, а всех детишек в России? У тебя весь народ будет образованный, будут и агрономы, и врачи, и инженеры, и геологи-рудознатцы, и металлурги, и кораблестроители, и фортификаторы, и астрономы, и землемеры, и флотоводцы. Все будут. Выбирай любого.

— Да Европа удавится от зависти. И не ты уже будешь посылать своих людишек туда учиться, а европейцы: англичане, голандцы и итальянцы всякие, будут умолять научить их. И всего-то за 10-15 лет. Вот тебе чем нужно заниматься в ближайшие-то годы. А не европейским лживым королям да императорам своими руками каштаны из огня таскать, ценою жизни русских мужиков.

А через те же 10-15 лет ты спокойно возьмешь себе любые земли и моря, какие тебе понравятся и никто ни в Европе, ни в Азии и пикнуть против не посмеет.

Про войну со Швецией иль Польшей до поры забудь. Хочешь в Историю войти, как Великий Полководец? Так не получится, тяму не хватит. Только зазря тысячи русских мужиков в землю положишь.— Пётр по-кошачьи задергал усами.

— Положишь, Пётр Алексеевич, положишь. И сам это прекрасно знаешь, ибо нормальной Армии у тебя пока нет. Иль думаешь с толстозадыми пьяными стрельцами Европу покорить? — осадил я его и он перестал зло щериться.

— А русский народ, каким бы тёмным не был, мудр и глаза имеет. Каждому Князю или Царю, ежели уж прилепит кличку, то на века. Были у нас уже на Руси и Ярослав "Мудрый", и Владимир "Красно Солнышко", и Иван "Калита", и Фёдор "Тишайший", и Иван "Грозный".

— Вот и подумай, какое прозвище тебе прилепят? Кем в памяти народной останешься? Толи палачом и губителем собственного народа, толи собирателем и устроителем земли российской — Петром "Великим"?

— Вижу, что не нравятся тебе мои слова и обидно тебе подобное слышать. Но ты всё равно слушай, Петя. Никто из твоих жополизов и прихлебателей тебе правду никогда не скажут, ибо боятся тебя. А мне боятся нечего и я Русский, и главная моя забота — беречь русскую Землю и её Народ.

— А с Турцией я тебе помогу. Окно в Европу я тебе и отсюда могу устроить через Босфор. Как видишь, я сюда спокойно прошел на кораблях. И почти все реки от Москвы текут в Чёрное и Каспийское моря. То-то купцам с товаром раздолье будет. А когда татар из Крыма вытурим, то и с султаном можно будет легче договориться о вечном мире и свободном проходе через проливы. Я думаю, мне он в такой малой просьбе не откажет, а откажет — так ему же хуже. Глядишь, другой султан сговорчивей будет. — я подмигнул царю. А как с силами соберёшься, сможешь и сами проливы под себя подмять.

Через два дня вернулись "Мануша" с "Осётром". Привели ещё 2 фрегата, 3 галеры и 4 шебеки. Пётр тут же помчался оприходовать халявное добро, а я поспешил на шхуну в свою "адмиральскую" каюту: — уж очень захотелось комфорту и уюту.

— Петь, а чё у турков ничего больше в Азове не было? — спросил я Кэпа-Пена за обедом.

— Да, до хрена ещё чего было! Просто провозились с этими долго, ведь нужно было аккуратно работать, чтобы шкурку не попортить. Причём мы только лишали эти лоханки хода, да газовыми и светошумовыми гранатами забрасывали. А дальше уж казачки и призовые команды с царских галер работали, но мешкотно всё у них получалось. Вот и успели остальные сдристнуть за пролив. А к Керчи мы не пошли, дабы не вспугнуть раньше времени бусурманей. Ну и "призовые команды" у москвичей уже кончились.

— А как у нас с боезапасом? — полюбопытствовал я.

— Нормально. Торпед вообще не потратили, снарядами стреляли мало. Работали, в основном, стрелковкой и газом. Ну, и "Хеви-метл" с лазерным "шоу", естественно.

Через пару часов примчался Его Величество с "малым эскортом", донельзя возбуждённый и довольный, "морда красная такая". Усадили его к столу в салоне и стали отпаивать водкой с валерьянкой. Остальных "москвичей" отправили в кубрик, в холодок. Наконец, к нему вернулся нормальный цвет лица:

— Ремонтировать корабли уже начали, мы пленных турков в это дело впрягли под присмотром наших мастеров. Обещают в три дня справиться. Остальной флот тоже к переходу и десанту готовят.

... — Вот и добре. А пока, вот тебе мой подарок для самообороны, Пётр Алексеич. — я выдвинул ящик стола и достал Смит-Вессон "Лэди" с двухдюймовым стволом и шестизарядным барабаном под .32 калибр и четыре пластиковых упаковки по 50 патронов. Лёгкий, выполненный в основном из титана, с резиновой рукояткой, блестящий револьверчик напоминал скорее игрушку, чем серьёзное оружие.

— Только уговор, ты никому не будешь показывать его из своих приближённых и никому не будешь давать его в руки. Пусть это будет твоим тайным оружием на крайний случай. Носи его всегда в кармане, а ночью держи под подушкой. А сейчас айда на палубу, Я научу тебя им пользоваться. Ты тока скажи своим, чтобы носу на палубу не высовывали, а то пристрелим ненароком.

Через пару минут мы с царём поднялись на верхнюю палубу. Коля Кныш надул десяток резиновых разноцветных шариков и подвесил их над бортом кормы. Я показал несколько раз самодержцу как заряжать револьвер, как его взводить и как пользоваться самовзводом. Затем шестью выстрелами, на вскидку погасил шесть шариков. У Петруши загорелись глаза. Ещё раз под его внимательным присмотром выдавил экстрактором стрелянные гильзы из барабана, набил его новыми патронами, защёлкнул и протянул револьвер царю:

— Попробуй, Петя, посбивать те шарики.

Петя попробовал. Все шарики остались целыми.

— Пётр Алексеевич, братка Мыкола — князь Стельчанский, тебя здесь поучит стрелять, а я пока отлучусь по делам. — я откланялся и спустился в свою каюту.

Через час, когда я вернулся, Пётр уже уверенно с предварительным взводом гасил все шесть шариков метров с десяти.

— Князь, а где я буду брать "патроны"? — выдал он мне притензию.

— А нигде, Твоё Величество. Такие патроны есть сейчас только у меня. Поэтому ты их не жги зря, а используй только для защиты собственной жизни. И не хвастай ими больно. Вокруг тебя иноземцев полно и каждый второй из них шпион. Ты главное пойми и запомни. Если это оружие попадёт в руки иностранцев, сам ли ты покажешь или украдут его у тебя, то РОССИИ на ближайшие двести лет с победами в войнах можно будет проститься. Пока ты в России будешь телиться, где-нибудь в Англии или Швеции эти револьверы будут уже клепать для Армии. Ибо и заводы у них лучше и настоящих мастеров больше. Опередят они тебя и быстрей свои Армии таким оружием вооружат. Вот когда ты своих оружейников обучишь лучше англицких-шведских и они будут способны такое оружие делать и патроны к нему в достаточном количестве, тогда и можно будет показать его миру. Пока стреляй, руку и глаз набивай, а с собой я тебе дам всего две сотни патронов.

Кныш опять увлёк царя к огневому рубежу, показывая как и чем чистить револьвер, как его разбирать и собирать. Похоже, там ещё на пару часов удовольствие растянется.

Перед закатом Лексеич со своей шоблой отбыл на берег, "даже чаю не попил". А где-то через час прислал гонца: — посланник от ногаев прибыл, меня видеть хочет. Пришлось плыть к Эдику, опять ночевать в сарае

Гл. 8. Поговорили.

В караван-сарае меня ждали ногаи, все трое: молодой, мужик и старик. Сперва я не понял, на хрена они все трое здесь? Потом вспомнил об "украденных" душах и успокоился. Эта троица почти хором мне сообщила, что ...— Курум-бий будет ждать меня на Таган-тюбе через четыре дня. Я развернул карту и подозвал ногаев к столу. Ни молодой, ни старик явно в картах не разбирались, а "мужик", присмотревшись с минуту в лист бумаги, уверенно ткнул пальцем:

— Он будет ждать тебя здесь!

Понятненько, где-то в районе "нашего" Таганрога, километрах в пяти от берега. "Осётр" тут же снялся с якоря и устремился в Таганрогский залив, захватив с собой ногая-"мужика". Возле острова с вертолётной площадкой мы притормозили немного и я сошёл на берег, а "броненосец" пошёл дальше в устье. Ночевал я с Демоном и четырьмя автоматчиками на острове, у костра, а за два часа до рассвета мы с ним взлетели на "двойке" и потянули к месту рандеву. Ещё до восхода солнца мы тепловизором обследовали весь район предполагаемой встречи с максимальной высоты, затем спустились на 500 метров и вновь обошли весь район. Ничего подозрительного не заметили и уже на последних каплях топлива упали на выбранную площадку на берегу. "Осётр" уже подходил к рейду. За утро с него сняли "Тортилу" и "Ёжика", топливо и боекомплект, и оборудовали на берегу охраняемую площадку. "Тортила" с прицепом и "мужиком", под управлением Белонога и матроса почапала на этот самый Таган-тюбе. Её сопровождал Кныш на "Ёжике". Место нашли почти сразу, проводник не подвёл, и разбили на самом высоком кургане палатку, заодно оборудовав лагерь с охранной сигнализацией по периметру. До берега по прямой было около 3,5 км. Эдик поднял в воздух две свои "Страж-птицы" и постоянно держал под наблюдением всю прилегающую территорию в радиусе 10-ти километров.

На второй день к полудню аэроразведка на границе охраняемого участка заметила конный отряд, гле-то в 500-т сабель. Костя поднял своего "Иблиса" и нызенько, по балочкам и оврагам перелетел к Таган-тюбе, а мы с Витей, загрузив опять "ништяками" прицеп, понеслись к лагерю по земле. Отцепив прицеп, засунули "мужика" в салон и подбросили его к отряду ногаев вне зоны видимости, объяснив ему его задачу. А сами рванули назад.

Итак, Демон с вертолётом закурковался в балочке в 650 метрах от палатки. Рядом с ней в "Ёжике" сидел Мыкола. Я с одним автоматчиком разместился в самой палатке, причём, там же был отрыт и довольно уютный окоп-ячейка на двоих с крепкой сдвижной крышкой. В случае опасности сиганул туда, задвинул крышку и сиди попёрдывай. В ста метрах стояла "Тортила" с Белоногом за пулемётом и волонтёром за рычагами. Возле палатки доходили до кондиции угли в мангале.

Солнце уже перевалило полдень, когда к нашему кургану подскакал Курум-бий с десятком оговоренного эскорта. Я вышел ему навстречу из палатки. Бий спешился. Мужиком он оказался довольно крепким, хоть и небольшого роста, в жиденькой бороде и усах. По-татарски сказал ему все преличиствующиеся встрече слова, подражая "школе" Драпа, пригласил на кошму, расстеленную возле палатки. Эскорт остался в сёдлах, окружив вершину кургана в метрах пятидесяти.

— Курум-бий, я безмерно счастлив, что мы с тобой впервые встретились за этим дастарханом, а не на поле битвы. И между нами нет бездумно пролитой крови. Это значит, что между нами нет пока и кровной вражды, и мы можем разделить с тобой пищу и напитки.

Бий важно кивнул. Упакован в железо он был по самое не могу, и даже присесть за дастархан смог с заметным трудом.

— Ты, наверно, слышал уже, что Азов пал и все его защитники попали в плен? Завтра я иду с московским царём Петром в Керчь и Кафу и мы начнём изгонять из Крыма татар Давлет-Гирея. Кто из них не уйдёт оттуда до августа будущего года — будут просто убиты. Морем они уйти не смогут, мы не позволим, поэтому они пойдут через Днепр на Валахию. А дальше через Босфор в Анатолию. Ну, а потом туда, куда их Султан направит.

Боец принёс первую партию ароматных шашлыков и я подал первый шампур бию. Налил из бурдюка в пиалы пенистого кумысу. Не дрогнув бровью, Курум впился довольно целыми зубами в мясо и запил кобыльим молоком:

— Ты так уверен в своих воинах, князь? — недоверчиво усмехнулся он.

— Более чем уверен, бий. И советую тебе побыстрей отправить гонца к той полутысяче твоих нукеров, которые сейчас стараются обложить этот курган, иначе я их всех убью! — Эдик по-прежнему мониторил окресности и сообщал мне новости прямо в ухо.

На лице Курума ничего не отразилось, но через несколько секунд он поднял руку и к нам подскакал один из его всадников. Бий встал, подошёл к нему и тихо отдал приказ. Гонец галопом скатился с кургана. Ногайский начальник вновь вернулся на кошму.

— Ты откуда про нукеров узнал, князь? — закинул он удочку.

— Бий, видишь вон того степного орла? — я показал на парящего вдалеке "Стража" — Я вижу всё, что видит сейчас он и все остальные птицы в степи. А ещё я слышу всё, что слышат все мыши и суслики в этой степи. И все они подчиняются моей воле. — я махнул рукой в сторону орла, подзывая его. Эдюня, по зараннее составленному плану, направил дрона к вершине кургана.

— Страж, запомни этого воина и всех его людей! И следи за ними. — дрон, замаскированный под огромного степного орла, спикировал над нами и дважды сверкнул светодиодами глаз, пророкотав над степью динамиками:

— Слушаюсь и повинуюсь, Хозяин! — и снова взмыл в небо.

Курум весьма заметно взбледнул и уставился на меня:

_— Так ты чародей?!! — он даже отодвинулся от меня.

— Просто у меня на службе Великий Джин Магриба Хасан Абдурахман ибн Хатаб. А он — повелитель всех тварей земных, небесных и подводных. Но я тебе о другом хотел сказать, — я сделал паузу на поедание шкворчащего мяса.

— После того, как Гиреевские татары покинут Крым, царь Пётр хочет очистиь все ногайские степи от ногаев и я ему буду в этом помогать. Слишком вы уж порезвились на русской земле за посдедние века. Больше этого не будет! Но лишней крови мне не надо, поэтому предлагаю твоему народу уйти зараннее, по-мирному. Крымчане пойдут на Запад, вдоль побережья моря до самого Босфора и сьедят всё на своём пути. Дальше 200-т вёрст от моря мы их не пустим. Поэтому твоему народу я предлагаю идти на юг, через кубанские степи и вдоль Каспия. Царь Пётр и Московия ещё лет двести дальше кавказских гор не пойдёт. Это я могу гарантировать. Сроку тебе два года .

Я достал карту и очертил фломастером будущую границу.

— Ну, а если твои батыры выдавят или перебьют оттуда и там остальных черкесов да адыгов, и возьмут добычу, то мы против не будем. Но калмыков постарайтесь не трогать. Через два года все народы между Доном и Кавказом , — я провёл ладонью по карте. — будут мной уничтожены. Вы, ногаи, конечно можете повоевать, побегать по степи год-два и ещё потрепыхаться трошки, но победить в этой войне, — нет. Ибо, первым делом я выжгу и вырежу все ваши стойбища, ваш скот, ваших женщин и детей. А когда вам станет некуда возвращаться после набегов, тут и настанет вам карачун. Вот и подумай, бий, нужно вам это или проще зараннее уйти и не оказаться потом между войсками царя и племенами диких горцев?

У Курума заиграли желваки, но он молчал. Я встал, отошел в сторону и помочился, связавшись с Демоном.

Через минуту над ближайшим холмом взмыла его "двойка" и упала рядом с "Тортилой", я не спеша прокосолапил к ней и залез в кабину. Десяток эскорта бия прыснул от кургана, не в силах сдержать своих коней. "Ёжик" и "Тортила", взревев моторами сдвинулись с места, вращая пулемётами. Боец уже устроился в окопе под крышкой. Костя с набором высоты пронёсся над палаткой. Курум бежал вниз, пытаясь догнать своего коня. Его полутысяча джигитов была остановлена гонцом более чем в километре от кургана. Но теперь они всем скопом устремились к нашему лагерю. Костя пронесся над ними, с небольшой задержкой, сбросив на хвост колоны полсотни осколочных бомб и постреляв из пулемёта так, чтобы не зацепить бия. Ан, нехер было подкрадаться втихаря к месту рандеву. Кныш и Виктор пустили по несколько очередей перед копытами их коней, отбив охоту к атаке. Веселуха получилась ещё та! А карту, как оказалось, бий успел прибрать к рукам.

Мы возвращались на берег, забрав свой скарб с кургана. Бий со своей сворой тикали в степь, отстреливаясь стрелами от дрона и прочих невинных птичек. Прибыв на место, погрузили на борт технику и потянули под парусами в Азов.

Всё устье Дона было забито судами, грузился керченский десант. Еле протолкались. Сразу пошли к пристаням азовской крепости. Не успели сойти на берег, нарисовался Пётр с Шеиным.

— Ну и как, князь, сумел договориться с ногаями? — сходу взял меня в оборот царь.

— Попугал их изрядно, Твоё Величество. Да вот только испугались ли они — время покажет. Дал им два года сроку уйти за кавказские горы, а не уйдут начнём резать всех подряд. Ты когда отход кораблей на Керчь назначил?

— Завтра с рассветом и тронемся. — царь подхватил под локоток Шеина. — Князь, вот мой наиглавнейший воевода много наслышан о вас и про ваши корабли и зело хочет взглянуть своими глазами.

Пришлось пригласить Главнокомандующего с малой свитой на борт, организовать ему экскурсию в сопровождении капитана и небольшой фуршет.

Мы сидели в кают-компании и неспеша под Амаретту обсуждали предстоящую керченскую компанию, когда в салон ввалился один из адьютантов Величества:

— Пётр Алексеич, горцы полон угнали!

— Какой полон? — вскочил царь.

— Тот, что с галер князя. — офицер кивнул на меня. — Мы всех бывших служивых и казаков по полкам разделили, а холопов с бабами вчера с утра за Маныч отправили, станицу-крепостцу ставить. В охрану им полусотню донцов дали, да ещё сотню быков и полсотни лошадей для обзаводу. Всё, как ты велел. Сейчас раненный казак прибрёл, сказывает, на переправе-броде черкесы всех казаков стрелами из камышей побили, их около трёх сотен было, людей и скот в степь на юг угнали.

Шеин в сердцах хряпнул стаканом по столу и порезал себе ладонь. М-да, материться он, конечно, мастер. Школу не пропьёшь!

— Казачью старшину ко мне! — взревел Пётр и помчался на пристань.

Я обработал йодом руку воеводы, затянул её бинтом, и мы с ним тоже пошли на берег.

— Сколько у тебя сейчас казаков? — тихонечко спросил Шеина.

— Чуток поболее двух тысяч, остальных по приказу государя на Тамань отправил. — развёл руками воевода.

Я подошёл к мечущемуся по причалу царю:

— Царь-батюшка, дозволь слово молвить?

Ляксеич остановился и вызверился на меня, как на ночной горшок после поноса.

— Пётр Алексеич, прошло уже более суток и за это время горцы могли уйти чёрти куда, степь она широкая. Дозволь мне этим делом заняться. От нас они не уйдут.

Царская морда видно уже перегорела и спросила довольно спокойно:

— Что тебе для этого нужно?

— А ты пошли со мной того самого Гната с десятком казачков, того и довольно будет. — скромно потупил я глазки и повернулся к "Осётру", приказывая матросам сгружать вертолёт, "Тортилу" и "Ёжика". Благо, их не спустили ещё в трюм и они так и стояли, закреплённые на палубе.

Через полчаса Гнат с десятком всадников уже стоял на берегу. Я кратко описал ему проблему.

— Найти след можно, князь, но много времени займёт. Черкесы погонят полон, а следом скот пустят. Своим лошадям они обычно торбы под хвост привязывают, чтобы навоз не роняли. Быков потом перебьют или просто бросят, и несколькими отрядами разойдутся. Следов будет много, они завсегда так делают.

К "Тортиле" уже пристегнули прицеп и загрузили его топливом и боеприпасами. За "Ёжиком" тоже телепалась тележка, гружённая патронами и продуктами. Пулемёт вертолёта был заправлен под завязку, а под его брюхом была подвешенна сотня килограммовых осколочных бомб.

Мы попрощались с царём и свитой, и отбыли в погоню, разгоняя по пути московское воинство. Костя сразу набрал высоту около двух километров и направился к Манычу. За нами попылил Белоног с тремя автоматчиками на "Тортиле", Кныш на "Ёжике" и Гнат со своими.

Демон посадил "Иблиса" сразу за бродом через Маныч. Где-то через три часа подтянулись и остальные наши. Сотник со своей сворой пустился по следу, Белоног с Кнышом его прикрывали. Мы с Костей оставались на месте. Где-то на закате Мыкола сообщил, что след взят и дал пеленг. Мы тут же подскочили к нему. Людоловы шли к Каспию. Быков они действительно отпустили, а людей и лошадей гнали со всей возможной скоростью.

Не спеша основательно поужинали, но курил я уже в вертолёте под бурчание Станева.

Солнце уже давно село и тепловизор работал прекрасно. С двухсотметровой высоты мы видели даже шакалов. Шли широким зигзагом. Через сотню километров увидели впереди большой лагерь и сразу отвалили в сторону. Оттянулись на десять километров, сели и дали пеленг наземной группе. К восходу солнца мы все были в сборе.

Черкесы гнали "наших" людей почти бегом. За ними шёл табун лошадей, а основная масса людоловов двигалась в арьергарде, метрах в двухстах. Через три часа Кныш обогнал сбоку ихний кортеж километра на три, Белоног же сзади подобрался на предел слышимости. Мы с Костей сидели тихо на ночной стоянке. Ещё через полчаса от Мыколы пришла команла "Товсь" и мы взлетели. Фланговым огнём Кныш отсёк авангард чебуреков от пленных, а мы зависли между ними и арьергардом. Построчили из пулемёта, выбивая самых борзых, а затем засыпали конников бомбами. В самый интересный момент сзади ударил Белоног из гранатомёта. А потом мы с воздуха добивали разбежавшихся по степи джигитов. Скрыться там было негде, и не один не ушёл. Через полчаса всё было кончено. Раненных абреков добили мужики полона и казачки Гната. Они же собрали разбежавшихся коней и трофеи. Командир черкесов достался нам тёпленьким, его слегка контузило близким взрывом.

Около двух часов потратили на кормёжку из запасов чебуреков полонян, отдых и релаксацию. А потом все потихоньку почапали назад к Манычу. Мы с Костей дозаправили-довооружили "Иблиса", тщательно спеленали главного абрека, подвесили его под брюхо вертолёта в бомбодержатели и полетели прямо на Азов.

Приземлились туда же, откуда сутки назад стартовали, возле пристани. Тут же нарисовался Шеин "со штабом". Сдал ему абрекского "князя", но попросил вернуть его "в сборе". А сам с Костей взошёл на "Осётр", принять ванну, выпить чашечку кофе и послушать хорошую музыку.

Его Величество убыло с десантом на Керчь, поэтому мы быстренько, получив с утра от Главнокомандующего живым нашего абрека, привязали его верёвкой за ногу к вертолёту, отвезли его в лагерь "союзников"-горцев, стоящий несколько в стороне от армии Петра и сбросили его с двухсот метров в центр лагеря.

Потом грузили технику, обедали, курили и, наконец, бросились догонять десантную флотилию.

Гл. 9. Дела керчанские.

Пётр не спешил, используя этот переход для обучения экипажей трофейных кораблей. Причём в качестве учителей и наставников припахал самих турков из старых команд, пообещав позже в Крыму отпустить их без выкупа. Наш Доктор, брат Анатолий, всю дорогу мотался между кораблями, читая пространные лекции о личной и войсковой гигиене и санитарии, о причинах и природе энфекционных заболеваний для высшего и всего прочего командного состава петровской армии. К концу рейса аж охрип, бедняга.

Впереди флотилию возглавляла "Мануша", а сзади прикрывал "Щенок". Мы обогнали их и выскочили за пролив, разведать обстановку и осмотреться.

Под прикрытием нашей шхуны царь высадил две сотни конных драгун и сотню казаков в устье небольшой речушки в десятке километров севернее Еникале. Потом "Мануша" выгрузила на берег "Бобика", "Ёжика", оба вертолёта и два миномёта. Разбили плацдарм, и с кораблей хлынул основной десант. Уже к вечеру флотилия вновь ушла к Азову за остальными войсками.

Около двух тысяч турок из крепости сперва устремились к месту высадки, стараясь помешать десанту, но облёт их колоны двумя вертолётами с бомбёжкой и пулемётным обстрелом разогнали бусурманей по всей степи и больше они не решались к нам приблизиться, даже ночью. Летали Шорох и Толик.

Со стороны степи лагерь сразу же стали окапывать рвом, установили пушечные батареи, а вверх по речке поставили конные дозоры. Не дай бог, потравят воду супостаты. На пятый день к вечеру вернулись корабли и в лагере стало тесновато. "Осётр" всё это время дозорил в проливе. На лысый островок посереди его выгрузили оба вертолёта, топливо, боеприпасы, воду и продукты. Оборудовали площадку, поставили палатки и полевую кухню, и перевезли туда взвод петровских воинов под команду четырёх наших автоматчиков, Кости и Вирича. С Чушки приплыла шаланда: наша конница уже подошла и стала на косе. Пока они шли на юг вдоль моря, местные ногаи с адыгами зашевелились и решили их попробовать на зуб. Зуб быстро обломали, сопровождавший отряд "Ёжик" под управлением "брата" Александра враз отбил весь аппетит. Но за войском и конвоируемыми пленными турками они шакалили и сейчас в колличестве около пяти тысяч сабель перекрыли выход с косы. Так что нужно срочно вывозить людей оттуда, без воды они там долго не продержатся. А пока туда помчались Демон с Серёгой, загруженные бомбами и потянулись царские кораблики.

Три дня перевозили конницу из "порта Кавказ". Ещё два дня дали людям на постирушки, купание и отдых. Из Керчи в сторону крепости выступило около трёх тысяч воинов Аллаха, но заметив пылящих по степи "Ёжиков" и рычащих в небе "Иблисов", тут же возвернулись в город. Мы отдохнули, почистили оружие, позагорали под солнцем всесоюзной здравницы. Ну, а потом двинули на Еникале. Особо не мудрили. Демон опять, теперь уже средь бела дня, вышиб фугасом крепостные ворота и в них вьехали "Тортила" и два "Ёжика". Постреляли-построчили там минут двадцать и турки выбросили белый флаг. Два дня на обустройство и наведение порядка в лагере для пленных правоверных. А потом двинулись к городским укреплениям самой Керчи. В четыре вертолёта разбросали по городу и стенам контейнеры со "слезогонкой" и "дристуном", причём одним из "Иблисов" правило лично Моё Сиятельство, потом раскупорили с востока и запада городские ворота и во внутрь вползли с двух сторон "Бобик" с "Тортилой" в сопровождении "Ёжиков", а следом ворвались соколы "гнезда петрова". Через три часа город был полностью под контролем и войско приступило к планомерному вдумчивому грабежу. Со стороны моря порт уже два дня блокировал флот адмирала Лефорта. Два турецких фрегата и несколько галер в порту, надеявшихся видно отстояться под прикрытием береговых батарей, спустили флаги.

В степи крутились довольно крупные стайки крымчаков, но ни к городским стенам, ни к Еникале ближе пары километров не подходили. "Три дня на грабёж" прошли и обалдевшие от "побед" царские полковники повели войско к Кафе. Город был намного больше Керчи, да и стены с многочисленными башнями имел довольно внушительные. Я думал, нам придётся с ним основательно повозится с крупным перерасходом боеприпасов, но брать город не пришлось. Еврейская натура Эдюни отпечатала на принтере две сотни прокламаций и предложила нам разбросать их над противником. Мы два дня покружили на "чёртовых мельницах" над алахакбарами, побегали на "шайтан-арбах" очень вблизи вдоль стен, построчили по защитничкам и осыпали город листовками. А в них по-арабски было написано, что все правоверные мусульмане и прочие желающие могут спокойно покинуть Кафу, и даже с любым колюще-режушим оружием, но пешком или на ишаках. Нихто их убивать или преследовать не будет. Короче, жизнь и свободу гарантируем. С собой каждый может взять имущества и продовольствия сколько унесёт. Но если у кого на выходе обнаружат золото, серебро или ювелирку, то тот будет повешен. Всех своих невольников и рабов оставлять в городе. Срок был назначен в три дня.

Вообше-то я не верил, что муслимы на это согласятся,, да и большинство из наших тоже. Ан, ошиблись. Над городом постоянно висело несколько дронов-квадриков и велась непрерывная сьёмка, даже ночью, тепловизорами. Вот ночью самая веселуха и началась: — Сотни "богатеньких буратин" кинулись закапывать ценности на своих Полях Чудес, во дворах, садах, огородах и пустырях, приговаривая при этом: -"Крэкс-фэкс-пэкс!". Несколько особо-жадных побросали свои мешки даже в море. Отжешь, ссуки!

А на следующее утро ворота города открылись, вышли зелённоголовые муллы и блескучие военноначальники и приступили к торгу с царскими полковниками. Я и все наши сидели по машинам в холодке кондиционеров и бдили за действом сквозь прицелы. Где-то, через час до чего-то договорились, и козлобородые ушли за стены. Мы отогнали механизмы подальше от ворот. К моему "Бобику" подьехал Пётр со свитой. Я пригласил его в кабину, уж больно не хотелось на солнце жариться. Чай Крым и лето в разгаре.

— Князь, уходить они будут через западные и северные ворота. Там поставим по роте преображенцев и семёновцев для шмона. Напротив остальных ворот поставим по два полка с пушками и казаков. Все корабли и прочее в порту под нашим контролем. Сейчас уже наши пушкари и стрельцы занимают стены с артилерией. Выходить будут по десять морд и шмонаться. А потом тикать как можно дальше, чтоб не накапливались. Начнём завтра с утра. — неспеша и отдуваясь поставил он меня в известность.

— Пойдёт. — согласился я. — а мы напротив западных и северных поставим "Бобика" с "Тортилой" и по "Ёжику". Ну и "Иблисы" наготове будем держать. Как ты думаешь, дня за два уйдут?

— Тут бы за четыре управиться. — махнул он рукой. — Сиятельство, а можно мне твоей ванной на "Осётре" попользоваться? Чешусь, спасу нет. Весь наскрозь пропотел.

Я велел бойцу править в порт, где к причалу уже притулился наш броненосец. За нами вокруг городских стен зацокала копытами потная царская свита. Уже через полчаса царская морда блаженствовала в белоснежном эмалированном корыте, потягивая охлаждённый морс через трубочку, а свиту в портках окатывал из шланга матрос на палубе. После купеля за обедом в салоне кают-компании Петя начал выдуривать у меня полевую кухню. Я показал ему дулю в кармане:

— Пётр Лексеич, побойся бога! Эта самобранка у меня здесь одна. Это, чтож получится: — Отдай жену дяде, а сам иди к бляди! Вот когда возвертаться домой стану, тогда и оставлю её тебе. Копируй, ставь на поток и корми армию. А раньше ни-ни, самому вкусно кушать хочется.

Мы с царём вкушали настоящий "адмиральский" обед с "адмиральским чаем", а его свита в кубрике довольствовалась китайской лапшой с бульонными кубиками и квасом. Обойдутся!! Не фиг морды баловать! Я их к обеду не приглашал и не ждал.

После обеда "бомбардир Михайлов" убыл в войска, к постоянному месту службы, а мы занялись своими, сугубо буянскими делами. В эту ночь "буратин" на Полях Чудес в городе было не меньше. А ещё там происходил активный "передел имущества" в виде ишаков.

Ещё до рассвета я уже сидел в салоне "Бобика" напротив северных ворот в одном ряду с десятком полевых бронзовых пушек. После восхода солнца ворота открылись и вышел первый десяток тряпкоголовых. Различного колюще-режущего железа каждый из них нёс не менее пуда, ну а чо, коль разрешили. Гвардейцы их шустро обхлопали и пропустили в степь. Конвейер заработал. Шмонали не так уж, чтобы шибко, до трусов не раздевали. И даже если находили драгмет и ювелирку, никого не вешали, а давали крепко по шеям и дружеским пинком отправляли к горизонту. После обеда меня в машине сменил Пиндос, а я почапал в порт. С закатом городские ворота закрылись и бесплатное кино кончилось до следующего утра.

Лишь на пятый день солдаты Петра вошли в город. Вошли тихо, спокойно, без выстрелов. Ни я, ни ещё кто-либо из наших в этом не учавствовали. Кныш с десятком казачков на "Ёжике" мотался по степи, отлавливая наиболее борзых татарчат. Эдик дронами картографировал ближайшие окрестности. Капитаны капитанили, механики механичили, матросы дурковали и драили палубы. Я ловил рыбу с лодки. Было откровенно скучно. И тут рядом нарисовался Муха. За этот год он заметно подрос и обзавёлся видимыми мускулами.

— Господин, меня к тебе не пускали, но я ждал и смотрел! — неожиданно по-русски с сильным акцентом сообшил он мне. Небольшой рыбачий баркас с мачтой качался на воде в двадцати метрах. Муха сидел на вёслах во всё той же "робе", из которой он заметно вырос. За румпелем баркаса сидел, с трудом узнаваемый, балаклавский Гаврош с пристани.

" Вот тебе и все мои бодигарды во всей красе! — невольно подумалось мне.

— А, юнга! Как дела, как семья, дети, жёны? Тучнеют ли твои стада, здоровы ли собаки? — приветствовал я его. Он сперва вызверился, потом заметил, что я смеюсь и подплыл вплотную.

— Господин, стад и собак у нас нет. Жён тоже, но есть раб Никита с Руси. Он старый, дёшево продали. Теперь он учит нас русскому языку, готовит еду и смотрит за домом. А это мой слуга, Керим. Мы ловим с ним рыбу и живём возле порта. Мы ждали тебя, господин.

— Хорошо, Муха. Приходи завтра утром к пристани, где стоит наш корабль и дождись меня. Буду из тебя делать большого человека. А теперь, геть! Не пугай мне рыбу. — я как раз собирался закурить.

Ладно, перепоручу завтра бусурманчат Эдюни, пущай из них информацию качает. А после, глядишь и окрестим. Пригодятся для чего-нибудь.

На второй день после занятия Кафы нарисовался царь с несколькими сундуками:

— Князь, твоя доля с города, позже ещё подвезут из Керчи и Еникале. Здесь только золото, серебро и украшения, для тебя отобрали лутшие, я сам проследил. Если тебя ещё что интересует, ты только скажи.

— Царь-батюшка, за сундуки, конешно, спасибо, а меня интересуют только молодые девки и дети пробывшие в плену не более месяца-двух, а всё остальное можешь оставить себе.

— Ну и что ты теперь намерен делать, твоё Сиятельство? — выжидательно уставился на меня Величество.

— Ну, хочу ещё с Гиреями встретиться. Попугать их немножко, чтоб не шибко залупались на тебя и твоё войско тута, пока меня не будет. — протянул я задумчиво. — Ты как? Сдюжишь керченский полуостров с этими городами до будущей весны удержать?

— В Еникале ставлю гарнизон в полторы тысячи штыков и тысячу казаков. В Керчь четыре тысячи и две тыщи конницы. Сюда десять тысяч гвардейцев со стрельцами да три тысячи драгун, да три казаков. Припасов тут у них самих заготовленно на год, да и к осени ещё из Москвы подвезут. Весь мореходный флот здесь оставлю, экипажами догружу, будем до зимы учить-натаскивать их. Ежели султан свою армаду сюда не пришлёт, то от татарвей и местных янычар вполне отобьёмся. Ещё я думаю в Еникале всех пленных турок, которые на обмен, согнать и с Тамани тоже перевезти, колодцев там хватает, а нет — так ещё поблизости нароют. Зато охранять их легче будет. — зарассуждал Лексеич.

— Ты главное, Петя, "мирное население" в городах-крепостях хорошенько почисть. Всех явных и скрытых мусульман без разговоров вон или в море, греков, армян и протчих разных сочувствующих через частый гребешок просей, чтоб не ударили в ненужный момент в спину, ну и выдавливай их потихоньку из Крыма. Нехер им здесь делать. Я тебе здесь до будущего года "Осётра" с командой со всем вооружением и техникой оставлю. Он любую армаду на тряпочки порвёт. Назад заберу только свою галеру с командой, детишками и девками.

Царская морда расплылась в два раза вширь. Мы хряпнули с ней по стаканчику Метаксы и она умела по своим царским делам.

Тем временем братка Мыкола отловил с десяток татарвей разного звания и достоинства, и я направился на встречу с ними. Ордынцы все были более-менее целыми и не шибко пораненными. Так, отсвечивали разноцветными бланшами на побитых мордах, узнаю брата Колю, но вели себя вполне прилично и очень вежливо.

— Значит так, господа людоловы! — начал я. — Вы сейчас все скачете к крымскому хану Давлет-Герею и расказываете ему о здешних скорбных делах, а ещё говорите ему, что я, Антон, князь Буянский вместе с московским царём Петром ждём его здесь неподалёку для переговоров через две недели или поллуны. Жизнь, свободу и безопасность ему и его свите гарантируем. В этом оба клятву на Святом Писании даём и целуем Крест. — я положил руку на Библию и поцеловал свой нательный крестик. — Место встречи мы через поллуны обозначим тремя дымами в степи.

Казачки взашей допинали эту гопоту до табунка татарских лошадок и оставили в покое. Через минуту о моих посланцах свидетельствовала только оседающая пыль в степи.

Две недели прошли в неге и удовольсвиях. Сбегали с Петром Алексеичем на "Осётре" вдоль крымского побережья, аж до Гезлёва. Посетили херсонесские бухты и Балаклею, непривычно безсудные. Погодка разыгралась в самую плепорцию. Дул ощутимый ветерок, но волна не поднималась до неприятных высот. И всю дорогу солнце. Море до самого горизонта было пустынно. Лишь у берега, кое-где маячили паруса рыбаков, которые завидев нас шустро выбрасывались на побережье. Пока мы занимались "смертельно-опасной" разведкой, остальные "отпетые", волонтёры и команды, свободные от вахт и нарядов, играли в футбол, курортничали и морально разлагались. Эдя с Кнышом подыскали нам лучшее место для рандеву с Гиреем. В самом узком месте перешейка, отделяющего керченский полуостров от остального Крыма, прямо напротив Кафы, нашлась довольно приличная балка с отлогими склонами шириной около полукилометра. Само то, что доктор прописал. Вот уже неделю "Иблисы", а вместе с ними и разъезды казаков, днём и ночью носились вокруг этого места, шугая и отпугивая всех возможных гиреевских лазутчиков. Поперёк балки поставили два десятка петровских полевых пушек за фашинами. По бокам от них по две роты стрелков в три шеренги с картечными мушкетами. Потом с левого фланга поставили "Тортилу", а с правого фланга оставили место для "Бобика". Дальше на вершинах склонов балки встали "Ёжики", а ещё дальше в низинках попрятались все конники царя с казаками. В трёхстах метрах от пушек по фронту замаскировали двести натяжных гранатных растяжек, а ещё дальше в хитрый разброс по полю установили сотню МОНок. Мужду всем ЭТИМ оставили хитро же замаскированный фарватер. Позиции стрелков были тоже прикрыты МОНками. А в тылу все наши миномёты и в плукилометре должны были притаиться все четыре вертолёта.

Уже за два дня до назначенного срока в пяти километрах западней нашей засады мы разбили шатры, постелили дорогие ковры и зажгли три сигнальных дымных костра. Эдик с помощниками задежурил у экранов дронов круглосуточно. Степь обшаривалась на радиус в тридцать километров. Наконец, утром на западе запылила степь и мы с Алексеичем в сопровождении оговоренной сотни казаков на "Бобике" попылили навстречу. Судя по картинкам с дронов, Давлетка собрал более 20-ти тысяч всадников и пёр сейчас на нас. Правда, за три километра от наших шатров его банда остановилась и вперёд двинулся отряд в сотню сабель очень блескучих всадников. Эдя передавал мне картинку на планшет прямо с дрона. На всякий пожарный у нас и здесь в углу шатра наличествовал под ковриком окопчик с крышечкой. Двое автоматчиков в цветастых халатах сновали тудом-судом, изображая слуг.

Отряд "блескучих" подскакал к самым шатрам, я вышел с Петром им навстречу. Запакованы мы с ним в "броню" были "от головы и до самых ножек", прикрывая всю эту "технологию" шикарными восточными халатами и чалмами. "Бобик" спрятался под сенью того же шатра за полотняной перегородочкой, в двухшаговой доступности.

Царь величественно отослал рукой казачью сотню. Всё это было отрепетировано заранее. Сотня послушно отъехала на полторы сотни метров и рассыпалась в цепь.

Гиреич решил нам не уступать в благородстве и отваге, и отослал на такую же дистанцию своих "блескучих". Но рядом с ним нарисовалось ещё два важных мурзы и двое нукеров. Я не стал заострять и не обратил на это внимания. Мы все расселись за накрытым столом, НА СТУЛЬЯ!!!. Нукеры и "слуги" встали за нашими спинами.

Минут десять рассыпались в восточных славословиях и красивостях, отдавая должное всемилостивейшему Аллаху, желая плодородия скоту и жёнам хана. Наконец приступили к сути. Я сразу взял бычину за рога:

— Хан Давлет. Мне и моему другу, московскому царю Петру, — я кивнул в сторону Величества. — очень не нравится, что твои подданные, твои войска и твои соплеменники из года в год вот уже который век грабят и жгут русские земли, сёла и города. И мы с ним решили с этим, наконец, покончить. — Величество при этом важно надувал щёки и изрекал: — Да, уж! — как я и учил.

— Поэтому предлагаем тебе и всему твоему народу всем скопом собраться и покинуть Крым. Срок вам до августа будущего лета. Все татары от мала до велика, не покинувшие Крым до этого срока будут убиты.

Морда Давлетки начала багроветь, его мурзы схватились за сабли. Я поднял руку в успокаивающем жесте:

— Хан, вспомни. Мы поклялись здесь и сейчас не посягать на жизнь и свободу друг друга. Готов ли ты нарушить свою клятву и потерять честь? Ты услышал наши слова, а дальше решай сам — нужна ли тебе эта война. Мы с Его Величеством сейчас уедем к себе, а вы тут решайте, что делать дальше.

Мой спокойный голос и отсутствие резких движений заставили татар на несколько секунд прихуеть. Мы с Петей плавно встали и шагнули за занавесочку и сразу в "Бобика". Дверки захлопнулись, и я не спеша врубил стартер, выжал сцепление и врубил скорость, прорвав полотняную стенку пристройки и завалив весь шатёр. Хан со своими барбосами скакал к сотне "блескучих". Казачки уже пришпорили коней в сторону "балочки". В задние дверцы заскочили наши "слуги-автоматчики" и я дал по-газам. Доехали вполне спокойно, даже отстреливаться не пришлось.

Зато потом степь содрогнулась "от грома копыт". Давлетка озверел. Мы на "Бобике" уже давно заняли место на своём фланге, а сотня казачков изображала из себя "прикрывающих", телепаясь перед заград-линией. Завидев орду, они ломанулись по проходу к нашим позициям. Время было всего чуть за полдень.

Татары, как в воронку втянулись в балку и донельзя скучковались . Стоящие перед пушками роты стрелков, явно второпях дали залп и занялись перезарядкой своих фузей.

А потом загрохотали МОНки и застрекотали пулемёты "Ёжиков" на флангах, и заплевались сталью, заранее пристрелянные миномёты. Первые ряды конницы татар полегли почти полностью. Следующие за ними образовали огромную кучу-малу перемалывающую лошадей и всадников. Прорвавшиеся через неё татары влетели в гранатные растяжки и по ним заработали гранатомёты "Бобика" и "Тортилы", ну и "Ёжики" не дремали. Наконец, по оставшимся, ударили петровские пушки картечью и, разбежавшиеся по сторонам, мушкетёры. До наших позиций ни один татарин не доскакал. Обратно в степь ушло не более семи тысяч всадников, но вслед за ними на охоту сорвались вертолёты, "Ёжики" и, ховавшаяся до сих пор, конница.

После боя Давлетку среди павших не нашли, повезло видать хану или в задних рядах курковался. Два дня московские вои занимались мародёркой и свозили добычу в Кафу.

А мы засобирались домой. Отбирали и комплектовали экипаж "нашей" галеры и тех, кого на ней повезём "на острова". Догружали броненосец топливом, продовольствием и боезапасом с других кораблей. Передали половину своих миномётов и все морские мины. Выделили ему и десяток наших бойцов-автоматчиков. Помимо самих экипажей на шхуне в лазарете обитало ещё десять волонтёров из бывщих казачков, и восемь на шебеке. Вот мы ими и поделились. Ну и полевую кухню пришлось государю задарить.

Как-то за обедом мои капитаны меня обрадовали:

— А ты знаешь, адмирал, что на здешних картах наших островов нет! — жуя куриную косточку, прошамкал Кэп-Пен. — Я ещё от мальтийцев это слышал, но списал на погрешности здешней картографии. Но и на всех турецких картах с захваченных нами кораблей "наши" острова не обозначены. — Остальные Кэпы болванчиками закивали головами.

Нифуя себе! Это что же, наши Отцы Создатели и сами Острова со дна моря вытянули? Ох, не ндравится мне всё ЭТО...

Согласно сводкам с острова Буяна, у них там всё было благополучно, поля колосились, а сады созревали. Пётр, ошалевший от нежданных побед, приобретений и мизерных потерь, почти каждый день палил салюты и каждый божий день упивался в сиську. Свита лизоблюдов от него не отставала. Но на перешейке керченского полуострова укрепления и рвы строились не шуточные. Регулярно наши вертолёты сбрасывали на ближайшие и доступные по радиусу действия "живые" стойбища татар бочонки с напалмом и гоняли отары и табуны по степи. Страху нагоняли.

Давно уже наступил июль, от Султана не было никаких известий, турецких кораблей вообще в море не было и мы решили сами идти в Стамбул. Ещё в Азове мы отобрали среди освобождённых невольников два десятка самых шустрых и сообразительных сирот от 7 лет до 13 и 46 самых красивых кралечек от 15 до 20. В Керчи и Кафе нашлись ещё 35 малят и 21 претендентка на "Мисс Буяния". Вот всех их мы и хотим везти в "землю обетованную". Детишек погрузим на "Манушу", а девчат на "Щенка" и галеру. Оставили себе, только самый необходимый для прохода домой, запас топлива, боеприпасов и продовольствия. Всё осталное передали "осетрине", отдали им и все резервные средства связи вместе с Петькой-Маркони. Костя Демон перешёл на "Щенка", а вместо него в Крыму остался Белоног Витя, ну и, разумеется, Кэп-Димуч, Кныш, Вирич, 16 человек матросов, боцман, кок, стюард, восемь автоматчиков и прикомандированный десяток с других судов. А ещё остался Толик-Доктор со всеми резервными запасами медикаментов и всего сопутствующего. Итого оставалось 43 наших островитянина. С царём договорились, что в середине ноября, с началом сезона зимних штормов "Осётр" вернётся на острова для пополнения припасов, а весной мы все снова вернёмся.

Страшно было и очень не хотелось оставлять ребят здесь. Но совместно решили, что это будет оптимальный вариант. Наконец, назначили день отхода. Димыч всё-таки настоял, что проводит нас до Мраморного моря: — а вдруг на турецкий флот нарвёмся! А в Мраморном нас встретит "Монитор", а "Осётр" быстренько назад. Я не возражал, вероятность нарваться на турков теперь, когда мы навели здесь шороху была очень велика, да и "место встречи изменить нельзя", пролив тут один. А мы поведём галеру с девками да детей более полусотни повезём. Кудря сообшает, что в Золотом Роге уже начался кипишь.

"Тортилу", "Иблиса-2" и одного "Ёжика" оставили под охраной Вирича с десятком автоматчиков в Кафе. Оставили и всё запасное топливо, боеприпасы и продовольствие.

Вечером посидели на-посошок, попели душевно, поговорили за жизнь и с рассветом под звуки "Славянки" подняли паруса. Царь, Лефорт и вся остальная свита пришли нас проводить.

Я и Эдик пошли на броненосце в 10-ти километрах впереди основного конвоя, мониторя обстановку. Следом чапала галера, за ней "Щенок" и замыкала "Мануша". Пока позволял ветер, все шли под парусами почти с семиузловым ходом. Обогнув Крым, взяли курс прямо на устье Босфора.

За обедом строили планы:

— Тош, я думаю, мне не стоит сразу возвращаться в Крым. — поделился мыслями Яша.

— А что стоит? — не понял я.

— Выведу вас в Мраморное, к "Монитору", поверну обратно, проскочу Босфор и закуркуюсь где-нибудь. Буду ждать вестей от Кудри. Если сообщит, что султанов флот готовиться к скорому выходу, и будет у меня в запасе хоть пять дней, то пробегусь вдоль западного побережья на север, хоть до Очакова. По-пути пожгу турков, сколько сумею и вернусь в пролив, и забросаю фарватер минами с самоликвидацией через пару недель. Сам же стану поджидать прорвавшихся. А коль не будет в запасе времени, то сперва поставлю мины, добью недобитков, а потом побегу жечь.

— Чота больно у тебя просто получается. — хмыкнул доктор недоверчиво.

— А чего мудрить? — загорелся Кныщ. — Дождался темноты и делай с ними шо хош, пока порох не закончится. Жаль только, мин у нас мало с собой.

— Вполне может получится. — кивнул я. — Тут только надо, чтобы Кудря чётко сработал.

Километров за 50 от устья на горизонте и локаторах стали мелькать паруса, но они быстро убирались с нашего курса. Подошли вовремя, уже после захода солнца, но соваться в пролив без разведки с воздуха было не уютно. Связались с Кудрей, он уверил, что все военные корабли султана стоят или в бухте Рога или на взморье. И мы риснули.

Первым в сумерках пошёл "Осётр", ощетинившись ночными приборами и радарами, потом галера, шебека и шхуна. Шли сторжко и Золотой Рог миновали за час до восхода. Все вздохнули с облегчением. С ЗамкОм связались ещё два дня назад и договорились о встрече. Сейчас он передавал, что он уже нас видит на экране. Тю! Так мы его тоже, оказывается, уже видим. Его корыто из металла и даёт более яркую отметку, чем деревянные. До него не более 13 миль и он идёт нам на встречу. Вверх пошли дроны. Встретились через полчаса, перестроили ордер и пошли подальше в наименее оживлённое место. Через пару часов легли в дрейф. Все отпетые, кроме вахты, перебрались на "Манушу", в кают-компанию. Начались разговоры-расспросы, стёб и тумаки.

Чокнувщись бокалами с квасом "За встречу!" решили пробежаться до Гелиболу, до места нашей прошлогодней стоянки, покормить людей горячим и дать им отдохнуть. Хотя больщой качки в пути не было, но кораблики "затравили" изрядно. Димыч решил идти с нами, ему всё равно ждать следующей ночи. Ужинали уже на пляже. Затем ночевка на твёрдой земле, день курортно-пляжной релаксации и к закату мы потянули в кишку Дарданел, а "осетрина" побежала к Стамбулу.

Наконец-то мы дома! Лично я не выходил из своей "квартиры" два дня. И никого не ипёт, чем я там занимался...

На третий день по-тихоньку стал входить в ритм буянских будней. Новые люди, новые заботы. Пилюлькины опять требуют какой-то карантин. Где-то через месяц снова "1 сентября" . Мужики с "Фазенды" требуют Баб, ещё не все переженились. Прыся со всем своим выводком осиовательно поселилась на моей кровати и шипит, когда я пытаюсь эту банду согнать. Нет, отрекусь!!! и уйду в афонский монастырь!

Пришло радио от Одессита: — Стамбул он проходил в час ночи, в проливе его встречал на лодке Кудря со товарищи, забрали предназначенный для них груз. Сторожевые крепости миновал, когда уже светало и только под мотром — ни одна сволочь даже не вякнула. Нет! Абидно, панимаешь! Оставив пушки за кормой, врубил ревун. Кудря передал, что выход флота назначен через 9 дней. Поджидают ещё корабли из Эгейского, с флотилией с севера и из Синопа встретятся за проливом. Он уходит окаянствовать в сторону Констанцы и дальше. Царя предупредил по радио через Вирича.

Ещё через неделю он сообщил, что торпедами потопил четыре линкора (причём два из них бежали из-под Азова), сжёг шесть фрегатов и туеву хучу галер, шебек и прочей швали. А на двенадцатый день начал хвастать, на его счету де ещё восемь линкоров, а со всей прочей мелочью он уже и со счёта сбился. Мог бы и больше, но торпеды и зажигательные РэСы кончаются, а пушечные снаряды совсем почти кончились и он уходит пить водку с Петром Лексеичем.

— Врёт, собака, одесская морда! — рявкнул Замок и хряпнул кулачищем по столу.

— Однако, он сказал, что у него все ходы записаны и есть видеодоказательства для царя. -хмыкнул Шорох. — А ты завидуешь.

— Я так понимаю, что Солнцеподобному в этом сезоне будет не до карательных экспедиций. — подвёл черту Драп.

Гл.10. Осень — пора хлопотная.

У Прыси три девочки и один мальчик, совсем ещё крохотные и все по окрасу в папу. Она у меня среднелохматистая, серодымчатая, с неярко выраженными более тёмными полосками, со средней шеей, курносая, невысокая на ногах и в белых тапочках, с очень красивой выразительной мордочкой. А папа гладкошёрстый, высокий, длинношеий, тёмно-серый, в более контрастную тёмную полоску и вида очень нахального.

Попробовал переселить семейку в корзину, но Прыся категорически с этим не согласна, считает, что её дети достойны более человеческих условий и регулярно затаскивает их на кровать, а Олька меня к ним ревнует. Она кошек, по-моему, недолюбливает, но терпит ради меня. Пришлось идти в столярку, строить им кошачье жильё и спортзал. Ну не спать же мне на полу, а в койке я этих крох во сне передавлю. Ихний папа совсем уже почти одичал, постоянно живёт в пампасах и выбегает к пристани только когда Захарий возврашается с лова и Зойка подкармливает его рыбной мелочью. Ей он позволяет даже погладить себя.

Целый день провозился в мастерской, но остался очень доволен своей работой. Из куч заготовленного на дрова, хорошо просушенного плавника подобрал необходимый материал. Соорудил логово из полого здоровенного бревна с укромным затенённым входом, установил вертикально две причудливые двухметровые коряги с несколькими "лежанками" не разных уровнях и повесил пару "дупел", а между корягами вразнобой повесил толстенные 10 сантиметровые пеньковые корабельные якорные канаты, тоже подобранные в плавнике. В логово насыпал дресвы, постелил любимую Прысину пуховую накидку, которую она буквально выцарапала у Ольги и бросил свою пропотевшую старую футболку. На следующий день всё это разместил в затенённом углу лоджии. Позвал Прысю принимать работу. Она за полчаса всё это тщательно облазила и обнюхала, наконец, снисходительно сказала "Мр-р-рум и я принёс ей из спальни котят, она тут же потащила их в полумрак логова.

А ещё я повесил канат наискосок от своей лоджии до скалы, только закрепил его тонкими верёвками, рассчитанными на вес не более 20 килограмм. Теперь Прыся и её дети могли в любой момент покинуть лоджию и пойти гулять сами по себе, как и подобает любым, уважающим себя, кошкам.

Вот такая релаксация получилась у меня после похода. Но август..., урожай, припасы на зиму, коровы, обустройство новосёлов... Короче, долго релаксировать мне не дали.

Всё лето заезжие купцы возили десятиметровые брёвна из Леванта и Греции на Фазенду, и пополнили мы свои запасы изрядно. Восстановили не только истраченное со складов, но и создали изрядный резерв. Ввиду того, что приставать иноземным гостям для разгрузки было разрешено только к Фазенде, то там пришлось поставить и солидную лесопилку и сушилку для бруса и досок. Подобрали там же места и вскрыли две каменоломни в разных концах острова. Одну с ракушечником, а другую с тёмно-серым базальтом.

Урожай попёр богатый. Восполнили все стратегические запасы в закромах Буяна и засыпали амбары, рефрижераторы и склады самой Фазенды.

Гриня уже вовсю раскочегарил свою пивоварню и выставлял на столы до двух тонн "баварского пенистого" ежемесячно. Хватало и "отпетым", и местные изредка баловались. Своего винограда пока не было, но виноградники на Фазенде уже заложили знатные.

Вновь прибывших девчонок поселили в Казармы на Буяне. Малят поселили там же и потихоньку присматривались, определяя их IQ. Церковь в Западной отец Арсений уже отгрохал и Витя приступил к её росписи. На Фазенде возвели пока только стены.

Я не хотел завозить ещё одного попа на Острова, но батюшка божилси и плакалси, что сам на три Храма никак не справится. Обещался самолично отправиться на Афон и привезти "мужа праведного и зело разумного".

Все уже семейные пейзане на Фазенде жили в собственных домах, а холостяки пока бесчинствовали в казармах.

Мои "отпетые" держали себя вполне разумно, каждый занимался своим делом с охоткой и без дуриков. Абсолютно все оказались сугубо прагматиками. В общем-то вполне ожидаемо, учитывая по сколько лет они уже оттоптали эту грешную землю. Девчонок не обижали, относились к ним скорее снисходительно, прекрасно зная чего стоят все эти "страсти-мордасти", вызванные возрастными гормонами-феромонами. Просто жили и старались получить максимум удовольствия и от своей работы-творчества и от здоровья-молодости. Я старался от них не отставать. Мы как-то все понимали, где-то аж на уровне спинного мозга, что жить на особицу намного лучше не получится, чем жить всем заодно.

Как-то по-утру радары на горках показали, что к нам едут гости, и где-то через пару часов на рейде Буяна грохнула пушка. Видео-камера показала: — Прибыл небольшой скоростной бриг под флагом Мальты. Мы с Замком на шнельботе поехали встречать.

Капитан брига, довольно молодой и очень мужественный кабальеро весьма велеречиво приветствовал нас на борту и передал личное письмо от Великого Магистра Ордена, Рамона де Перельоса. Я распечатал свиток. В нём наш лучший Друг Магистр сообщал, что хотел бы посетить Буян и встретиться со мной через три недели, ну и прочие бла-бла-бла. Мы не имели ничего против и радостно об этом сообщили мужественному капитану-кабальеро. Засим откланялись и помчались домой, дабы не опоздать к обеду. Через пару часов бриг скрылся в туманной дымке на горизонте.

Снова наступило "1 сентября", и снова был "Первый звонок", и снова первоклашки уселись за парты. Работы у всех было до чёрта! Некогда и рыбку поудить в "ротонде". А Прыся к этому вопросу относилась очень серьёзно. Она очень любила помедитировать вместе со мной на поплавок. При удаче она радовалась пойманной рыбке не меньше, чем я. Но... в, общем-то, на саму рыбку ей было начхать — она их принципиально не ела, а вот когда я насаживал новую наживку на крючок, ей всегда доставалось 2-3 очищенных креветки. А вот их она очень любила. Причём, именно очищенных, от живых или в скорлупе она гордо отходила, брезгливо подрагивая хвостом. Прынцесса, што с неё взять? А теперь она приходила в Ротонду со всем своим выводком и мне порой не хватало всей запасённой наживки на всю эту семейку.

Всё было спокойно и благочинно, но как-то утром меня разбудил Замок по коммутатору:

— "Котёнок" ходил к Криту закупиться. На обратном пути встретился с конвоем в девять вымпелов. Венецианцы. Шли, скорее всего, в Левант. Две их галеры погнались за ним. Сейчас идут за ним в двух километрах. Капитан спрашивает, топить их или оторваться?

Я спросонья хлебнул пивка и меня осенило:

— Ни в коем случае! Сколько им до Буяна?

— 38 километров и уйти они от галер вполне могут.

— Не надо уходить. Пусть поиграют в "догонялки" и заманят их в "Восточную". А там мы с ними разберёмся.

Я встал, чмокнул в плечико сопящую Оленьку, побрился, проверил кошек и спустился в трапезную. Комендант был там, пил свой утренний кофий, положив болтайку перед собой.

— Ну как? — жизнерадостно спросил его я.

— Гонятся, уже на четыре кабельтова подошли. Два раза палили из пушек.

— Попали?

— Шутишь всё?

— А ты отправь в башню Восточной и к пулемётам Белонога и дружинников, и поставь им задачу.

— Ага, один ты у нас такой умный. Оии уже там сидят и ждут команды. — рыкнул он. — На горушкиных пультах Дидик и Гриша.

— Коль, ты, главное, не спеши. — положил я ему руку на плечо. — Нам не убить их надо, а заставить задолжать!

Где-то через час показался наш "Котёнок". Офанареть!!!, галеры ещё телепали вёслами — гвозди бы делать из этих людей...

— Коль, запусти галеры следом за нашими, а потом побей им вёсла и рули. — я хлопнул коменданта по плечу и побежал на выход из монастыря. Сел в "Смарт"" и помчался в "Восточную".

Супостатов побили по-писаному. "Котёнок" под парусами и вёслами заскочил в Восточную и сразу приткнулся к пирсу, даже не спустив реев. Команда побежала по пирсу на берег. Следом за ним ворвались две галеры, но замешкались слегка, изучая внутреннюю обстановку в бухте. И тут заработала автоматическая пушка на мысу в башне и крупнокалиберные пулемёты на маяке и набережной. Галеры в секунды лишились половины своих вёсел и рулей, но всё-таки ткнулись в берег. Дальше было дело техники. Их забросали гранатами со "слезогонкой" и венецианские дожи стали прыгать за борт. Уже через полчаса всех оставшихся в живых согнали на площадь перед будущей ратушей. Вид они имели жалкий. Дружинники их быстро обшмонали, не скупясь на зуботычины.

И тут на площадь вышел Я. Весь из себя красивый и весь в Белом:

— Граждане мазурики, с вами говорит капитан Жеглов из отдела по борьбе с бандитизьмом! — возвестил я, изобразив ладонями рупор.

Короче, республиканцев быстренько упаковали и определили на проживание в ближайшей конюшне под строгим караулом. Галеры ихние тоже быстро оприходовали, расковали гребцов, отделили идолищ от козлищ. Среди кандальников отыскались 31 славянин-православный. Всех кандальников превентивно загнали в коровник. Объяснили, как пользоваться душем и туалетом. Рассказали им про ягуаров,, рыщущих по острову и стражу ставить не стали. Просто после заката прокрутили несколько раз в отдалении рык хищников через мегафон. Пригнали полевую кухню и всех накормили. Дальше непрошеными гостями занимался Замок с Гриней, а я поехал в монастырь. У нас с Оленькой был термин на урок танцев у Влади.

Моя подруга всё также верховодила девчонками в Гетерии и Казарме, и уже заметно вошла во вкус своего верховодства. Что поделаешь? Любая Власть всегда развращает. Но у неё пока всё получалось спокойно и без стервозности. Просто следила за порядком и чистотой, и распределяла наряды на работу. Ну и отвечала за материальные ценности. Нареканий её работа ни у кого из наших не вызывала.

Год учёбы на Буяне и общения с отпетыми наших девчонок буквально преобразил, Одевались они все уже во всех обстоятельствах исключительно по модам 70-х — 80-х годов 20-го века (что поделать, молодость почти всех "отпетых" пришлась именно на эти годы, вот и ностальгировали). Абсолютно все стали заядлыми читательницами, многие увлеклись музыкой и часами сидели за синтезаторами, терзая уши всех остальных обитателей Буяна. Ну и плюс знания почерпнутые из факультативных спецкурсов, даваемых персональными "наставниками". Но главная заслуга во всём этом была, конечно же, Влади-"Змея". Причём этот тип подозрительной наружности сам не имел постоянной подруги, а перебирал, освободившихся после очередной ссоры с дружком, разозлённых девок. Психолог, Млять!

В общем, наша жизнь и общение с противоположным полом напоминала мне моё житьё в студенческой общаге.

Через пару дней всех пленных республиканцев (кроме кандальников-славян) припахали на общественно-полезных работах. Дидик предложил построить у входов в "Западную" и "Восточную" каменные форты и установить на них пушки, раннее захваченные на турецких и пиратских кораблях. Команды галер направились в каменоломню и известковый карьер, а гребцы занялись транспортировкой стройматериалов и непосредственно строительством. Все оказались при деле и все были довольны. Славян переправили на Фазенду и тоже приставили к делу.

Не то, чтобы нам очень-то нужны были эти форты и пушки, но на плане и эскизах, предоставленных Дидиком, они выглядели очень красиво и внушительно. Стало быть — пущай будут.

В самый разгар стройки прибыл Великий Магистр Рамон. На сей раз его эскадра состояла из того же шустрого брига, двух фрегатов и двух здоровенных нефов. Бриг с Магистром мы провели в Западную, а фрегаты с нефами попарусили в сторону Крита, пообещав через четыре дня вернуться.

Опять поселили де Перельоса в 26 номер, а других сопровождающих лиц в одном из классов монастыря. За ужином начали разговор.

— Князь, до нас дошли слухи, что у Сиятельной Порты в Чёрном море возникли серьёзные проблемы. — начал осторожно Магистр. — Не причастны ли вы к этим проблемам?

Кныш самодовольно заржал. Дипломат хренов!

— Сеньор Рамон, не стану отрицать, мы немножко помогли московскому царю Петру. — скромно потупил я глазки. — Но уж больно умным и приятным в общении оказался этот царь. Мы не смогли ему отказать в подобной малости.

Ну, а дальше Эдюня наглядно при помощи карт и схем подробно обрисовал нынешнее положение в Крыму и на Чёрном море, перечисляя потери и трофеи обеих сторон. У госпитальеров глаза полезли на лоб.

— Однако, сеньор де Перельос, — поспешил я многозначительно добавить. — Мы бы очень не хотели широко афишировать в Европе наше участие в этой кампании.

Рыцарь понимающе закивал головой.

Потом все хорошо покушали, в меру выпили и пошли смотреть мультики на баскетбольную площадку.

Четыре дня пролетели незаметно в экскурсиях по острову, в удовольствиях, умных беседах и в построении планов на будущее. Я попросил рыцарей выступить посредниками по освобождению неудачливых венецианцев. За соответствующий выкуп, разумеется. Они охотно взялись помочь. На пятый день прибыла мальтийская эскадра и рыцари с подарками отбыли восвояси.

Через четыре недели прибыл опять бриг капитана-кабальеро и привёл за собой венецианский галеас с выкупом. К Буяну их не подпустили, оставив стоять на очень далёком рейде. Форты уже были построены, пушки на них установлены, даже амфитеатр рядом с сельской площадью в Западной заложили, и нам не было никакого резона далее задерживать непрошенных гостей. Вот только мы их трошки поделили. Посадили всех бывших кандальников (кроме славян) в одну галеру и отпустили на все четыре стороны, а на вторую галеру посадили команды и экипажи, обменяв их на мешки с золотом с галеаса. В общем вернули всех, кроме тех, что утонули, сами попрыгав за борт при штурме "Восточной".

Гл.11. Сплошная политика и дела сердечные.

Вирич по радио сообщил, что Пётр Алексеич заслал в Стамбул своего "охвициального посла". А тот предложил Солнцеподобному Султану Сиятельной Порты, его Великому Визирю и Почтенному Дивану обменять пленных Защитников Ислама и Непобедимых Янычар на православных невольников из Московии и Малороссии. Из расчёта 1 за 3-х за рядового и 1 за 10-х за офицера. В случае отказа Султана, царь обещал всенародно объявить пленным туркам, что султанскому сердцу и его Визирю гораздо милей и дороже неверные гяуры, нежели правоверные воины Пророка, поэтому он(царь) вынужден их всех кончать и замочить в сортирах. То-то они любовью к султану воспылают... Менять пленников беспрепятственно предлагалось в порту Еникале. Причём, первыми обмену подлежат простые воины и янычары, а в последнюю очередь — офицеры и знать. Капитанам судов, доставивших православных на керченский полуостров будет уплачено по одному золотому за трёх доставленных и гарантирована полная безопасность. Плохое обращение с перевозимыми во время эвакуации повлечёт за собой немедленное повешение всех виновных. Во всех остальных портах Крыма присутствие кораблей Османской Империи было крайне не желательно, вплоть до потопления.

Ещё до этого со стороны Синопа радары "Осётра" засекли приближение нескольких надводных целей. Серёга вылетел на перехват. За 20 км от берега встретил два скоростных фрегата и три больших шебеки. Скорее всего — разведка.

На каждый из фрегатов сбросил по 20-литровому бочонку напалма с пристроенными наступательными гранатами. Гранаты сработали аккурат над топами мачт.... На воде вспыхнуло два пионерских костра, почище артековских. Шебекам хватило по одному пулемётному заходу и они резво побежали обратно в сторону Синопа.

Димыч сообщил, что сбегал с Петром в Азов, простоял там две недели, в течении которых царь утрясал свои государственные дела, гоняясь за своими боярами, воеводами и генералами с увесистой палкой. Турки собрали сборную солянку в 10000 сабель и при поддержке 15000 татарской конницы двинулись в сторону Кафы, но встретив на пути пылящих по дороге "Тортилу" и "Ёжиков" и получив с вертолёта сотню осколочных гостинцев, быстренько развернулись и очень резво побежали обратно. Преследовать их не стали.

Адмирал Лефорт со своим флотом из трофейных кораблей плотно обложил побережье Крыма, всех выпуская и никого не впуская и усиленно гоняя свои команды и их капитанов. Из Азова прибыл внушительный конвой, доставил обещанные гостинцы и припасы из Московии.

А в конце разговора ошарашил: — Царь де набивается в гости и хочет плыть вместе с ним на Буян!

Я срочно созвал Совет отпетых.

— Ну, а чо? — залыбился Эдя. — Он так и так собирался в командировку, в Европы на курсы повышения своей царской квалификации. Вот и поучим батюшку-царя.

— Но, это значит, что он до весны здесь застрянет. — хмыкнул Алик.

— А это его проблемы, да и дома у него пока всё спокойно, стрельцы взбунтуются ещё не скоро. Да и будет ли теперь этот бунт? — резонерски протянул Золото.

— Нехай едет, чай не объест. Тока свиты с собой поменьше тащит. — благосклонно разрешил Комендант Острова. — А ежели ему срочно возвернуться надо будет, так отправим назад на "Доминаторе".

Мы вновь связались с Кэп-Димучем и передали наши пожелания.

— Тогда, где-то в середине ноября ждите! — подвёл итог Яша и отключился.

Наш Доктор-Змей засуетился. Вот приспичило ему в честь приезда русского царя дать БАЛ! И чтоб на этом балу все "отпетые" показали "класс" своими прошлогодними конкурсными танцами. Приобщить "русских медведей" к передовой европейской культуре. Заставил всех срочно репетировать, попутно оформляя Гетерий и вообще весь Буян к грядущей веселухе. Там и иллюминация и лазерное шоу, и соответствующее меню. Видать подлизаться к Петруше хочет с дальним прицелом, показушник...

Я был на Фазенде, когда по радио мне сообщили, что Ольга во время тренировки упала с лошади и теперь над ней колдуют наши Пилюлькины. Когда через 45 минут я ворвался в монастырский госпиталь, ей как раз заканчивали накладывать гипс на правую ногу.

— Успокойся, ничего страшного! — замахал на меня руками Юра. — Просто неудачно спрыгнула с коня, небольшая трещина в голени. Уже через месяц будет играть в футбол.

Оленьку посадили в кресло-каталку и я повёз её в Гетерий.

— Тош, прости меня. Мне очень жаль, что мы не сможем с тобой станцевать перед русским царём. Ведь наш танец самый красивый. — хлюпая носом, вдруг заявила моя ундина.

— Милая, да мне насрать и на царя и на все королевские дома Европы. Что я дрессированный пудель, чтоб перед ними на задних лапках прыгать! Ты, главное, побыстрей выздоравливай! Сильно болит?

— Пока нет, но брат Юра сказал, что когда кончится наркоз, болеть будет и придётся терпеть.

Я докатил кресло до Олькиных покоев и на руках отнёс её на кровать. Набившиеся в комнату девчонки вытеснили меня из спальни, заверив, что всё остальное они сделают сами.

За ужином ко мне подсел Владя:

— Антон, мне очень жаль что так получилось. Я сейчас был у Ольги, дал ей на ночь обезболивающее, чтобы поспала. С ней будет всё хорошо, ну кто из нас ноги не ломал?! Не так уж это страшно, я рентген смотрел — у неё там всего-лишь трещина. Даже хромать не будет. А вот тебе к балу нужно подобрать новую партнёршу...

— Да, пошёл ты наХер! Эскулап хренов! До кизды мне все твои танцы! — взорвался я.

— НЕ ОРИ. — спокойно осадил меня Змей. — Ольга сказала, что у тебя уже есть практически готовая партнёрша, она её сама лично готовила и тебе всего лишь нужно с ней пару раз прорепетировать. Она уверена.

— Ну, и кто Эта Партнёрша? И где она?

— А вот это тебе сама Ольга скажет. Завтра поговори с ней. — Владя встал и направился к бару.

Чуть свет я побежал к своей панночке:

— Зайчик, как ты? — лицо измученное, под глазами тёмные круги.

— Тош, всё хорошо. Вечером совсем-совсем не болело, я заснула. А ночью во сне, видать, перевернулась и опять больно стало. Но брат Владислав рано уже был и сделал мне укол, и теперь опять не больно.

— Слышь, Оль? Мне вчера Владя о какой-то партнёрше говорил. Бред какой-то... Откуда она взялась?

— Это наша Зойка. Дочь рыбака Захария. Она у нас в Гетерии каждую свободную минуту крутится. Да и учится вместе с нами в классах. — улыбнулась Оля. — А когда мы стали с тобой наш танец учить, она ни одной репетиции не пропустила, за портьерами пряталась, огромными глазищами смотрела... Ты не замечал, а я заметила, поговорила с ней и стала учить. И брат Владислав с ней позанимался. Она способная и теперь танцует лучше меня.

М-да. Теперь ещё и Зойка...

— Антон, любит она тебя!

Я взорвался:

— А ты?

— Я тоже... Но по-другому. — опустила глаза Оленька.

— Оля, но ведь она ещё совсем ребёнок!

— Антон, окстись! Ей уже почти 16 лет, я всего на полтора года старше её. Твои "братья" её уже всю глазами обмусолили. Один ты слепой. Ты просто присмотрись...

У меня в голове что-то засвербило:

— Оль, а падала ли ты вообще с лошади? — насупился я.

— Падала, Тошенька. — она умоляюще взглянула мне в глаза, потом отвернулась к стене. — Просто так совпало и нам всем будет лучше. Я знаю, ты любишь и хочешь меня, но рядом с тобой я всегда буду чувствовать себя дурой. А я так не могу. Слишком сложно у нас всё получается, Тоша. И тебя это уже мучает, я же вижу...— она зашмыгала носом.

И тут я понял, что она права. Осталась бережность и нежность, осталась страсть..., но что-то уже ушло и Оленька почувствовала это первой. И что-то говорить и уверять уже бесполезно. Ольга уходит. На душе стало пусто.

— Хорошо, Оля. Будет так, как ты хочешь. Решай сама, но я всегда буду к тебе очень хорошо и нежно относиться.

Чтобы успокоить "мою Олю" я вышел в коридор и попросил первую встречную девчонку найти Зойку и пригласить её сюда. Через четверть часа в двери робко постучали.

— Зоя, заходи! — опередила меня Оленька.

Наш "гадкий утёнок" протиснулась в приоткрытую дверь. Я с любопытством вызверился на неё. Волосы скрыты под зюйдвесткой, одета в бесформенный непромокаемый комбинезон, руки красные, огрубевшие от холодной морской воды. Скорее всего собиралась с Захаром выйти в море на утренний лов. Глазища в пол-лица, тёмные, но если бы не прикрывала их скромно-потупленными ресницами, могли бы и комнату осветить.

— Зоя, наш князь Антон хочет попросить тебя, чтобы ты на балу станцевала с ним тот танец, который мы с тобой разучили. — слабым голосом почти прошептала Ольга. — Из меня-то теперь танцорка никакая. — она кивнула на свой гипс. — Ты сможешь ему помочь?

О, женщины! Коварство ваше имя! Это когда же и кого я собирался просить? — полыхнуло у меня в голове. — Но вякать поздно и я только кивнул головой.

Зойка, не смотря на свою южную смуглость и загар, зарделась чуть ли не ярче своего оранжевого комбинезона.

— Я попробую, Оля, если сумею...

— Сумеешь, я уверена. Ты УЖЕ танцуешь лучше меня. — успокоила её старшая подруга.

Так! С меня довольно сидеть тут вместо карточного болвана! Это не моя игра!

— Зоя, приходи сегодня после ужина в танцевальный класс, там и попробуем. — пробормотал я.

— Антон, я приду... — пролепетала наша "рыбачка Соня". — А сейчас меня отец в лодке ждёт. Я пойду?

— Ступай, Зоинька. — отпустила её Ольга. — Форма одежды тренировочная, танцевальная. Как всегда.

— Оль, ты уверенна в том что делаешь? Лично мне это всё абсолютно не нужно.

— Не знаю, Тоша, Но с этим чертёнком ты будешь более счастлив, чем со мной. В этом уверенна.

Вот так! Без меня меня женили.

После ужина, переодевшись, я пошёл в танцевальный класс. Владя-Змей и Зойка меня уже ждали. На девочке было черное трико и короткая воздушная юбочка, на ногах лёгкие туфельки. Тёмные волосы собраны в пучок на затылке. Фигурка у неё оказалась как у статуэтки. Несколько миниатюрней чем у Ольги, да и росточком она была на полголовы ниже. Но в нужных местах всё округлилось и топорщилось должным образом. И ножки ничем не напоминали те мослы, которые я видел при её спасении с шебеки. Лебедёнок уже проявился, а утёнок куда-то пропал. Владя взял быка за рога:

— Не будем терять время! Сейчас закрываете глаза и слушаете музыку, при этом представляете, что вы уже танцуете. Вживитесь в мелодию, отдайтесь ей телом и душой, и представьте перед собой вашего партнёра. — он врубил бокс.

Я послушно закрыл глаза, вжился, отдался и представил... Оленьку. Попробовал переключиться... — ни хрена! Ну не видел я Зойку в своих обьятьях. Руки обнимали мою панночку, её глаза смотрели в мои, даже запах её волос ощутил..., а Зойка не представлядась.

Музыка стихла, я виновато и обескураженно посмотрел на Владю. Он видно всё понял и попробовал снова:

— Зоя, теперь ты попробуй станцевать то, что ты себе только-что представляла, но пока без Антона. Не дрожи, расслабься. Нас здесь нет.

Рыбачка нервно покусывала губы и заметно подрагивала. Тогда Владя решил схитрить:

— Девочка, мы сейчас выйдем покурить, а ты тут оттянись по-полной. Протанцуй свою партию раза два-три, заодно и разогреешься, а потом продолжим.

Змей потащил меня за руку в одну из дверей. Понятненько! Мы оказались в комнате за зеркальной стеной класса. С этой стороны зеркала были прозрачны.

— А теперь внимательно смотри. Девочка очень хорошо чувствует музыку и удивительно пластична. Чего ты набряк? Доставь этому котёнку радость, она уже почти год мечтает станцевать с тобой, да всё робеет подойти на танцах. С другими пляшет во всю, а тебя девятой дорогой обходит, влюбилась должно-быть.

Зойка, постояла немного с закрытыми глазами и включила вальс. Сначала неуверенно, сбиваясь, сделала несколько шагов, а потом, видно подхваченная мелодией, всё свободней и смелей заскользила над полом, полностью отдавшись музыке.

Да-а, танцевать она умела и любила, виртуозно импровизируя в тех местах, где отсутствовала поддержка "отсутствующего" партнёра. Неожиданно для себя я вдруг почувствовал, что мне хочется составить ей пару. И Змей сразу это просёк:

— Не спеши, пусть девочка расслабится, айда, покурим.

В этот вечер у нас, конечно, ничего толкового не получилось. И она вздрагивала, когда я к ней прикасался. И я был деревянный, боясь повредить эту хрупкую куколку.

Владя посоветовал нам почаще общаться и затеять какое-либо совместное дело, и на следующее утро я отправился с Захаром и Зойкой на баркасе на утренний лов.

Вечером за ужином Коля Замковой встал и поднял бокал:

— Мужики! Моя Софья беременна! Принимаю поздравления. — он дурашливо поклонился обществу.

Что тут началось! Ор, восторженный мат, счастливого папашу чуть насмерть не забили, мутузя по горбу. Наконец все успокоились и вновь расселись, подняв тост за будущую мать. Слово вновь взял Замок:

— В связи с вновь открывшимися обстоятельствами прошу братьев-рыцарей выделить мне участок земли. Свой дом хочу построить, родовое гнездо, так сказать.

Мда-а. Приплыли... Все изумлённо затихли.

— В общем-то это было вполне ожидаемо. — первым отозвался Володя Дидик. — Свой дом нужен каждому. Не вечно же мы будем отираться в Гетерии? Рано или поздно все переженимся и заведём детей. Свое "гнездо" необходимо. Так что вопрос вполне актуальный. Пора его решать.

Решали долго и не один день. Наконец, порешили : — 1. Каждый "отпетый" получает участок в 6 соток (опять эти "6 соток", вот ведь как "совок" въелся). 2. "шахских дворцов" не строить, чтобы понтами потом не меряться, ограничится разумной достаточностью — главное удобство и уют для семьи. 3. Не выше трёх этажей. Архитектуру каждый выбирает сам для себя. 4, Места для усадеб выбираются компетентной комиссией, с учётом наименьшего вреда для природы Острова. 5. Участки распределяются по жребию. Только мне любимому предоставляется право выбора перед жребием.(ну, правильно, царь я или не царь!) С островных складов на каждую усадьбу выделяются 4 унитаза, 3 ванны, 2 кухонных плиты и 3 мойки с соответствующей сантехникой, обвязкой и электрикой (ну, правильно, склады-то у нас не бездонные и запасы не бесконечные, а жить мы все собираемся долго).

Недовольных подобным решением не было. В комиссию вошли Джон, Ваня Крафт и Замок.

Гл. 12. Царь приехал.

16 ноября утром прибежал "Осётр". Встретили его салютом из бастионных пушек. Ну как же: — Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят...

(В общем-то, главной нашей защитой являлся сам Остров. Кораблям пристать к нему можно было только в двух местах: — в бухтах Западная и Восточная. Был ещё один заливчик с малюсеньким пляжем в районе глинянного карьера, но войти туда могли только шлюпки, а подняться с пляжа на 25-ти метровые отвесные кручи простому смертному было невозможно. В остальных местах побережья остров защищали мозгодробительные скалы, к которым и подойти-то было страшно. А все эти бастионы и артустановки на высотках охраняли только фарватеры в бухты (где мы в любой момент могли выставить мины) и дальние подступы к Буяну).

... А потом швартовка, "Славянка" и обжиманцы на пристани. Встречать высыпало всё население Острова. Царская морда и "ижи с ней" наблюдали всё это с борта корабля квадратными глазами, но на трап не ступали. Пришлось самому подняться и с поклоном официально пригласить Его Величество ступить на землю Буянии. Свиты с царём было 8 человек, пришлось каждого приветствовать.

Наконец, все направились в "монастырь". "Московиты" шарили вылупленными глазами по сторонам, забывая даже мигать. И вот все "отпетые" и гости расселись в трапезной, началось взаимное представление и знакомство под утоление первоначальной жажды и заморение "червячка" лёгкой закуской. Димыч рассказал о переходе. Босфор опять проходили ночью, приключений не было, никого не потопили и даже морду не набили. В Багдаде всё спокойно.

Через полчаса я повёл Лексеича и Меньшика в его "келью" под номером "26". Причём на третий этаж поднял их на лифте с прозрачной стенкой. Гости заметно перенервничали и взбледнули. Дал необходимые пояснения и показал где обычная лестница.

Пётр осмотрел апартаменты и предложил "минхеру" разделить с ним кров, тот "постеснялся" отказаться. Но я сказал, что для Александра приготовлена другая келья, имея в виду, до сих пор пустующую Лёхину. В неё и поселили "кондитера" с ещё одним свитским. Остальную "свиту" комендант разместил в "гостевом" классе, где до них обитали рыцари-госпитальеры. С сантехникой наши гости были уже знакомы по нашим кораблям, просто показали им, что и где. Предложили им помыться с дороги, привести себя в порядок и в час дня спускаться в трапезную к обеду. Матросики уже привезли с корабля их багаж.

Меню обеда было обычным, будничным: — борщ, на второе фаршированный "рисом с мясом" болгарский перец с картошкой, на третье компот, на десерт фрукты. Но главное, гости наелись, а пировать будут на балу вечером, наши поварихи уже стараются.

После обеда предложил Петру Алексеичу порыбалить в ротонде, там и поговорим. Он согласился. Спустились к бухте и расположились в беседке. В каждой из шести массивных столбов-опор её был встроен замаскированный щкаф-ниша. У входа справа в такой нише был спрятан холодильник, слева кафе-автомат и микроволновка. Дальше справа мангал и гриль-очаг, слева посудный шкаф и мойка. В самых дальних колонах — шкаф для рыболовных снастей и оружейный сейф с ручным пулемётом, парой автоматических винтовок и парой ПП, ну и патроны, разумеется.

Достал из шкафа пару удочек, настроил их, и одну отдал Петру, как ей пользоваться он знал уже по Крыму, рыбалили мы уже с ним там. Полез в холодильник за наживкой и тут нарисовалась Прыся со своей бандой. Пришлось их знакомить с российским царём, представляя друг другу. Принцесса царём явно не впечатлилась. Она обнюхала башмаки Его Величества и отошла прочь, презрительно подрагивая хвостом.

Я достал из холодильника кувшин свежего пивка, поставил на стол два бокала. Мы забросили удочки и уселись в плетённые кресла. Кошка тут же устроилась у меня на коленях, не спуская глаз с поплавка. Её дети расселись в ряд на низком парапете.

— Ну, как тебе, Пётр Алексеич, наш Буян? — осторожно начал я.

— Зело дивно, Князь! — он почесал репу. — Все эти цветы, лужайки. Ну прям, как в раю. Да и хоромы у тебя знатные.

— А как у тебя дела в Крыму?

— Солдаты маршируют и поют о Вещем Олеге, который отмщает неразумным хазарам. Хорошо поют и маршируют хорошо. Это их князь Стрельчанский и князь Фанагориевский обучили. А казаки с уланами гоняют татар по степи. Брат Сергий на своей чертовой мельнице полетает, бочки с "горючкой" побросает — копчёные тикать, а наши ихние стойбища и аулы занимают. Братка Мыкола сказал, что к весне и к самому Бахчисараю могут выйти тихой сапой, лишь бы горючки хватило. А стрельцы с пехотными полками вдоль моря и по горам идут, в поддержку им "Тортилу" и одного "Ёжика" дали. Уже до самого "Артека" турок догнали. Турецкие корабли к берегам и не суются. — хохотнул Величество.

— Ну, а ты какими ветрами здесь?

— Так сам же приглашал! — обиделся царь. — Аль не ко двору?

— Ко двору, ко двору. — успокаивающе похлопал я его по колену. — Я спрашиваю, чем заняться здесь хочешь?

Пётр полез в карман кафтана и вытащил ту прозрачную трубочку с двумя магнитами, заткнутую по концам деревянными пробочками, которую я ему подсунул ещё в Азове:

— Многим знающим и мудрым мужам я сию "игрушку" показывал, просил разъяснений. Все твердят: — колдовство сие. А ты говорил — наука. Вот и хочу я эту науку постигнуть, для того и приехал.

-Твоё намерение, царь-батюшка, весьма похвально. А что касаемо "колдовства"? — я взял трубку, вытряхнул один магнитик, вновь заткнул. Потом встал, достал из шкафа тарелку, наполнил её водой и поставил на стол. — Так этим колдовство все мореходы не одну сотню лет уже пользуются. — я осторожно положил трубку на воду.

Трубка уверенно развернулась с севера на юг.

— Стрелка компаса тот же магнит, только не такой сильный.

— Ну, а коль постигать науки желаешь, то придётся начинать тебе с самых азов, в школе вместе с нашими детишками. Не зазорно ли тебе это будет? Ибо другой школы у нас нет.

Царь внимательно посмотрел мне в глаза.

— Учиться делу никогда зазорным не было! — решительно рубанул он.

— Но учти, учиться ты будешь на нашем языке и все учебники будут на нём же.

Мы расслабленно тягали рыбку, потягивали пивко и подкармливали кошачью семейку. Мимо ротонды несколько раз пронеслись пара пацанят на велосипедах. Петруша вскочил и потребовал близкого знакомства с этими механизмами. Я свистнул пацанам и подозвал их к беседке.

Пётр Алексеевич внимательно осмотрел двухколёсные агрегаты, потыкал везде пальцами и, кажется, даже обнюхал.

— А трудно научиться ездить на Этом?

— Не очень. На второй день поедешь. — я решил подшутить над Петрушой. — Только начинать нужно с одноколёсного велосипеда. Как говорят, от простого к сложному. Сначало одно колесо, потом два, три, четыре и дальше.

— Хлопцы, найдите Стёпку тётки Татьяны и скажите, что я велю ему сюда на моноколе приехать. — сорванцы умчались.

Шкет Стёпка был нашим лучшим на острове ездуном на одноколёсном вело, даже намного старшие ребята не могли его в этом деле переплюнуть.

Не успели мы с Лексеичем и по полбокала уцедить, как примчался наш циркач. У Величества глаза на лоб полезли и он выскочил из беседки. Стёпка покрутился по набережной, явно воображая и рисуясь. Потом стал с достоинством посвящать царя в тонкости езды. Заняло это около четверти часа.

Наконец, жаждущий знаний вновь плюхнулся в соседнее кресло:

— Завтра же начну обучаться, Степан обещался помочь "после школы"!

— Пётр Алексеич сегодня вечером будет бал. Я представлю вас нашим "сёстрам". Ты предупреди своих, чтобы глупости не творили и вели себя достойно, даже по-пьяне.

Коль уж вы здесь жить будете, то законы наши знать должны. — я забубнил монотонным голосом: — Дуэли у нас запрещены и приравниваются к умышленному убийству, а таковое карается смертью. За насилие над женщиной или ребёнком — смерть. За содомию — смерть. За казнокрадство, мздоимство и взятки — смерть. За воровство более одного рубля — смерть, за воровство до рубля — плети и изгнание с островов. За предательство — смерть. Это суду не подлежит, а только исполнению. За остальное, наказание назначает суд . Закон у нас един для всех. Я его нарушу — меня казнят, пейзанин нарушит — его казнят.

Пётр удивлённо посмотрел на меня и покачал головой:

— Круто!

В шесть часов мы смотали удочки и пошли готовиться к балу.

Бал начался в 8 вечера. Залы Гетерия были украшены гирляндами поздних осенних цветов и лазерной "метелицей". Вдоль стен бального зала были поставлены столики с напитками и лёгкими закусками. Вокруг них расставили лёгкие кресла и диваны.

Я собрал гостей и повёл их в Дом. Наши все были уже там. Стеклянные автоматические раздвижные двери привели московитов в шок. Сам Пётр раз пять подходил к этим дверям с разных сторон, наблюдая, как они сами собой открываются-закрываются, пока я не увлёк его в глубь здания. Наши дамочки причепурились, нанесли боевую раскраску и приготовились пленять мужиков. По помещениям носилась наша малышня из интерната, девчонки все с огромными бантами, в бальных платьицах и туфельках, мальчишки в кадетских мундирчиках и сапожках. Представлять наших кралечек царской свите и царю взялся сам Змей. Оленька сидела в кресле-каталке, как на троне, возле одного из столиков, в длинном тёмно-синем облегающем платье, но ослепительно светлая и невыносимо красивая. Всё-таки какая-то "порода" в ней чувствовалась и Владя к ней первой подвёл наших гостей.

Когда представление было закончено, на середину зала вышли четыре пары наших школят и чинно-благородно отшагали менуэт под Моцарта. А потом погас свет и под сводами зала зазвучал полонез Огинского и под его звуки в лучах световых пушек над полом поплыли Замок со своей Софьюшкой. Ни его протез, ни её "интересное положение" не помешали им слиться в танце. Строгий чёрный фрак Николая и что-то белоснежное воздушно-летящее на Софье, закрученные волнами музыки, заставили всех зрителей замереть.

Затем звучали другие мелодии, и каждый из нас шёл через весь зал к своей даме и лёгким поклоном приглашал её к танцу. Последними были мы с Зойкой. Танец у нас получился! В моих руках этот мотылёк, казалось, вообще не касался пола.

Сделали перерыв на десять минут, выпили по чуть-чуть, сняли с себя бальные наряды и переоделись в более простые и удобные одёжки. И Владя врубил рок-н-рол!

Вот тут мы все и оторвались по-полной... А потом был твист и прочие безобразия в виде танго, ламбады и т. д. Наши гости пухли и кончали.

Наконец, Оленька на правах хозяйки пригласила всех в обеденный зал к столам, отведать чего бог послал. Наши поварихи, под руководством "брата" Григория, Князя Советского (ну, жил он на улице Советской, когда-то), превзошли самих себя. На столе стояли такие вкусняшки!!!

Вечер закончился музыкальным лазерным шоу над задымлённой бухтой и фейерверком. Когда я вёл слегка покачивающегося Лексеича в его келью, он был глубоко-задумчивым.

Гл. 13. Жизнь продолжается.

"На зарядку! На зарядку! На зарядку, на зарядку... становись!"

Этот вопль из тревожной связи меня сбросил с кровати. А потом до боли знакомый, ещё из сопливого детства, голос приторно-убедительно возвестил:

— "Доброе утро! Дорогие товарищи! Надеюсь вы уже встали. Приступаем к утренней гимнастике..."

— СССуки! Я всего два часа, как лёг! Убью три раза!!!

Быстренько присел на унитаз ( все буянцы, даже мужики, на унитазах ссали только сидя) и галопом в форме "номер один" помчался на стадион. Недолгий разогрев, простейшие растяжки и мы повзводно и поротно под вопли "сержантов" побежали кросс. Впереди "отпетые", следом "дружина", за ними наши "гетеры", а замыкали малята из школы. "Гости", поднятые аналогичными воплями из репродукторов, остохуенно наблюдали за нашими телодвижениями. Тока-тока рассветало, а мы как лоси на гоне неслись по горам — по долам...Босиком и тока в трусах-майках. Вот она Нирвана и Курортный остров. Умер, как говорится, отмучился....

А на закуску заплыв через бухту (это в ноябре-то) и стрельба по реперам. Правда, девчонки и школяры от заплыва были освобождены, всё-таки вода в бухте уже была лишь 11 градусов Цельсия.

Как и ожидал, дежурным по монастырю был наш Эдюня, он и отыскал в наших комповских загашниках это окаменевшее дерьмо мамонтов, про зарядку. И устроил нам такую побудку. Извращенец!

Ладно, забудем пока до подходящих времён... Помылись, позавтракали... и начался обычный будничный день. Московитов поручил более узким "специалистам", а сам занялся "стратегией". Во-первых, снабдил наших гостей более удобной одёжкой и обувкой. А то эти камзолы-кафтаны-треуголки и тем более башмаки/ботфорты, подбитые подковами и шпаги, окончательно изнахратят наши драгоценные паркеты и полированные мраморные полы-стены. Выдал всем по несколько комплектов нижнего белья (и тёплого зимнего, тоже), полушерстяные спортивные костюмы фирмы "Адидас", носки, кроссовки и носовые платки. Ну и зимнюю верхнюю одежду. Слава богу, мы ещё в Крыму достаточно высмеяли эти кудрявые припудренные овчины на головах у московитов, наследие сифилисного короля, и теперь они заявились без этих вшивчиков. Дальше будем их доукомплектовывать по мере надобности....

... Утром, после звонка в школе, сам Пётр, "минхеррц" и семеро московских бояр сидели за одними партами с первоклашками. Царь-батюшка делил парту со своим "наставником" Стёпкой. Как и впихнулся в неё, орясина? Девчата-учителки из Гетерия слегка запали, но наш Министр по Образованию — Юра очень быстро привёл их в чувство. Гости безропотно отсидели все пять уроков.

После обеда лично наблюдал, как Стёпка, обрядив Царя в наколенники, налокотники, перчатки и шлем, гонял Его Величество по набережной бухты на одноколёсном велосипеде. Царя мне было немножко жалко. Стёпка "мужик" цельный, ядрённый!

Через неделю, когда Петруша уже вполне оседлал моноколь и под чутким руководством "наставника" осваивал велосипед, Юра показал мне программу "ускоренного" обучения московитов и взялся сам их обучать и читать лекции. Царь уже, пользуясь "окном" хорошей погоды, и вволю полетал с Демоном на мотодельте, покатался на шнелльботе и повисел на параплане. Даже начал бегать по утрам наши кроссы и заставил свою свиту бегать с ним. Вот только плавал, только во вновь наполненном слегка подогретой морской водой бассейне. Не хватало нам угробить Его Величество пневмонией. Теперь первые полдня Сам наш Министр Образования читал лекции московитам.

Амфитеатр для аниматоров и самодеятельности уже закончили. Размещался он рядом с пристанью и площадкой кафе возле деревни, вырезанный прямо в скале берега и смотрящий на бухту. Вмещал амфитеатр около 200 зрителей, да и с террасы кафе можно было комфортно наблюдать за действом в ракушке эстрады. По субботам наши девчонки из гетерия и парни из дружины устраивали, если позволяла погода, там небольшие представления, копируя лучшие образцы западных курортных аниматоров "нашего" времени, видиков которых в наших компах было привеликое множество, да и "братья", кому их творческие порывы не давали покоя, не брезговали этим.

От царя и его свиты мы особых секретов не держали, просто смысла не было, в свете ихнего уровня образования и тутошней технологии.

Через Кудрю связались с царским послом в Стамбуле Головиным и попросили устроить аудиенцию Владетеля Буянии князя Антона с самим Султаном или, на крайняк, с Великим Визирем, но с озвучиванием вполне конкретной даты. Что посольство состоится на уровне "встречи без галстуков" для личного знакомства и обсуждения возникшей напряжённости между нами, и прибуду я только со своим Канцлером и двумя дюжинами охраны, всецело вверяясь чести и порядочности Султана. Прошло четыре недели: — Головин известил, что аудиенция назначена на 14 января, жизнь, неприкосновенность и свободу султан и визирь мне гарантируют. У нас было в запасе ещё около месяца, но планировать уже надо было сегодня, пришлось объявить "общий сбор":

— Почтенные рыцари и господа! В январе нам предстоит встреча с высшим руководством Блистательной Порты. И о чём мы будем с ними говорить? — взял я первым слово.

— Ну, о политике, естественно, и о плюшках для нас, любимых. — хмыкнул Мишаня.

— А какая политика нам потребна? — прогундосил Кныш.

— Мне каацца, что нам нужен "вечный мир" с турками, хотя бы на лет десять и свободный проход через проливы. — протянул задумчиво Эдюня. — Ну и сохранить за Петром Алексеевичем Крым и Кубань.

— Ну и как этого добиться? — не скрыл своего скепсиса московский царь.

— А купить за те же плюшки у султана! — коварно предложил Эдик. — Ты поклянёшься не переходить Большой Кавказский Хребет и не воевать против Порты на Кавказе ближайшие сто лет, не переходить границу по линии Очаков-Киев, разорвать все союзные договоры с австро-венгерской Империей, с Великой Литвой и Польским Королевством, и вообще со всей Европой, и не участвовать в их захватнических войнах. А мы пообещаем не нападать на османские земли и побережья, но, естественно, оставим за собой право освобождать православных невольников на мусульманских кораблях.

Царь недовольно скривился. Наш МИД взял с полки карту современной Евразии и расстелил её на столе:

— Вот смотри, Твоё Величество! Это Кубань и Кавказский Хребет. По такому Договору тебе достанутся все земли между Азовским и Каспийскими морями и между Доном-Волгой и хребтом Кавказа. — Эдик провёл фломастером черту, огибающую эти земли. — А ежели провести границу по линии Очаков-Киев и дальше вверх по Днепру с выходом на Ригу (ещё один росчерк фломастером), то тебе достаётся всё Левобережье Днепра со всеми вкусняшками Правобережья. Ну и на кой чёрт тебе нужны все эти Валахии, Галиции и Польши?! Пускай все эти Султаны, Императоры, Господари и Крули сами себе тут головы сворачивают. Чем больше посворачивают, тем меньше нам этих голов рубить потом придётся. Твоё дело получить 10-20 лет мира для своей Державы, чтобы спокойно переварить проглоченный кусок, поднять новые земли, построить на них новые мануфактуры, заводы и города-деревни. Накормить и обучить свой народ, свою Армию и Флот.

— А как же Правобережье, валахи, сербы, русины и прочие? Ведь это наши братья по Вере, мы их что, бросим? — заволновался Меньшиков и остальная "свита".

— Так пусть они сперва покажут, на что сами способны, без, утирающих им постоянно сопли, посторонних. А вот когда покажут, что достойны, то и их, по их настоятельной же просьбе можно будет принять в состав Российской Империи. — рубанул с плеча Замок.

Московиты изумлённо запереглядывались, но самому Петру эта мысль определённо понравилась, особенно слово "Империя".

Договорились до того, что в Стамбул пойдут "Доминатор" с посольством, "Монитор" и "Осётр" в прикрытие с усиленным десантом. Яхта подойдёт прямо к дворцовому причалу, "Монитор" затихартися на рейде, а Димыч отъякорится в удобном месте под берегом. Предварительно решили скрытно организовать миномётные батареи на берегу в пределах дальнобойности и вертолётную площадку в пяти минутах подлётности. Кудря должен был подыскать подходящие позиции. Лексеич кипишился, что он должен принять непосредственное участие, хотя бы инкогнито, в посольстве. Но для начала ему определили только место на "осетрине" в качестве матроса. Корабли начали готовить к походу и усиленно бдить за погодой.

Ольга уже покинула своё кресло и при ходьбе ограничивалась только лёгкой тростью. И мне, кажется, дала окончательную отставку, даже зубную щётку забрала. Мы с Зойкой стали очень хорошими друзьями, сотанцорами и даже единомышленниками, но и только. Моё постельное одиночество иногда скрашивали по доброте душевной наши горничные или другие девчонки из гетерия, но это были лишь разовые гуманитарные акции. А вот Петенька Первый, видно, запал на Ольгу. Хоть морду ему бей... А ещё он, сука, берёт уроки танцев у Змея! Я затосковал.

Наши малята из школы и даже из садика превзошли все наши ожидания! Эти чертенята настолько быстро освоились на Буяне, что мы, "братья", чувствуем себя уже лишними на Острове. Оружейный музей пришлось поставить на очень серьёзный замок, как и механические мастерские. Всяческие рогатки, самострелы, самопалы и "гранаты" выплывают в совсем уже неожиданных местах. Пришлось налечь на вполне прозаические розги, чтобы пресечь подобный перекос в образовании.

Как-то вечером, уже в Гетерии, из-за плохой погоды, смотрели фильму "31 июня", один мз моих любимейших фильмов. И, вдруг, в зале раздался возглас: — Да это же, Зойка!!!

Поднимаю глаза и вижу Зойку! Лэди Джейнс!!! Я, конешно же редкостный идиот, но не заметить такого сходства!!! Это Зойка! Во плоти и на экране! Не такая уxоженная и отъетая, но очень уж похожа. Трубникова, конечно, гораздо впечатлительней... Но и ЭТА "Зойка" — девочка на грани фола!!! А я ещё мучался, кого мне наша "рыбачка" напоминает? Хоть у неё и личико более продолговато-треугольное, и цвет волос и глаз слегка отличаются, но "серия" явно одна и поведение очень напоминает.

Весь Буян готовится к Рождеству и Новогоднему Балу. Свой Бал решили устроить у себя и фазендщики, и половина наших аниматоров и организаторов неделями (иногда из-за погоды) сидят на Фазенде и тащат туда всё, что можно спереть на Буяне. Помимо деревни для поселян в сто усадеб, там ещё устроили "учебку" на 200 курсантов-дружинников. Забросили туда необходимую технику и вооружение, и там теперь совсем не скучно от гула моторов и разнокалиберной канонады.

Шорох усиленными темпами из старших хлопчиков готовит десяток связистов (плюс одна "радистка Кэт"), Замок — десяток снайперов, из них две девки. Эдюня тоже набрал себе десяток и теперь гоняет с ними над островами своих "Страж-птиц". Наши капитаны дрочат свои экипажи, не забывая о "запасных". Корабельщики: — Алик, Мишаня и Винс уже заканчивают "перестройку" ещё двух трофейных больших шебек и мозгуют над цельнометаллическим танкером с грузоподъёмностью в тонн 200-300, с паровым мазутным двигателем.

Петя со своими присными "после школы" факультативно зарылись в чертежи лучших парусников "Будущих Времён", а точных моделей этих парусников у нас в музее предостаточно. А ещё Пётр Алексеич до одури игрался с детской железной дорогой на паровом ходу, после того, как я пояснил ему в чём тут цимус. Бог им в помощь!

В преддверии похода на Стамбул, на палубе "Осётра", помимо комплекта, ещё закрепили "Бобика", а "Тортилу"" спустили в трюм, и один контейнер с "Иблисом-двойкой". Ну и кроме штатного экипажа подготовили места для 20-ти десантников-дружинников. Как-никак, а всё ж прям к султану в пасть полезем...

В последний свой приход Великий Магистр госпитальеров меня обрадовал:

— Князь, купцы донесли, британский король Вильгельм против тебя эскадру готовит. Узнал он, кто его флот прошлой осенью в устье Темзы потрепал. Теперь жаждет реванша. Так что, жди по весне гостей.

Я спокойно ответил:

— Дон Рамон, если у Вильгельма есть лишние корабли и моряки — пусть присылает их сюда, мне совсем не трудно их утопить.

Но забывать о этой угрозе я совсем не собирался, поэтому обратился к московскому царю:

— Пётр Алексеич, тут к нам английский король претензии предъявляет, побазарить хочет, грозится флот прислать. Так что, наше отбытие в Крым немножко откладывается, ты не против?

Пётр насторожился:

— Антон, а ты уверен в своей победе? Это же флот Англии, а не Мороко?

— Уверен, царь-батюшка! И чем больше английского флота сюда придёт, тем меньше тебе мороки будет с ним в будущем.

Короче, договорились...

Этой осенью урожай был обильный, и ни хлеба, ни других зерновых и бобовых мы не покупали. Так, прикупили скота для мяса и на развод для хозяйства, специй там, мёда и остального для разнообразия меню по мелочи. А ещё кож и тканей различных, своих мы пока не производили.

Рождество отгуляли по полной программе... Все положенные православные службы батюшка Арсений отслужил, правда от всеношной мне еле удалось его отговорить. Силами "самодеятельности" из отпетых, гетер и дружины поставили филатовский спектакль "Про Федота-стрельца...", где "моя светлость" читала "от автора", и в рождественский вечер представили его зрителям. На службах и спектакле присутствовали почти все жители Буянии, за исключением вахты и стражи на Фазенде. В Гетерии, Казарме и деревнях местным пришлось изрядно потесниться для размещения фазендских. По утру абсолютно все нашли свои подарки "под ёлочками".

Был и новогодний бал и праздничный ужин, и фейерверк, и лазерное шоу... А первого января мы начали собираться в гости к султану.

Гл. 14. Сходили за хлебушком...

Кудря ежедневно передавал сводку погоды в Мраморном море. Он уже подыскал недалеко от берега пустующую усадьбу с крепким, высоким каменным забором в 1,5 км от султанского дворца и даже взял её в аренду на три месяца. Там же рядом присмотрел место для подхода и разгрузки "Осётра" и вертолётной площадки.

4 января погода в Эгейском море показалась нам вполне приемлемой и мы понеслись к Дарданеллам. Море было почти пустым (не сезон), лишь изредка к берегам жались рыбаки. "Кишку" опять проскочили ночью, благо — ночи теперь длинные. К утру выскочили в Мраморное и побежали к Принцевым островам, избегая встречных судов. Закурковались в безлюдной бухточке, навели камуфляж и трошки расслабились, запустив "Страж-птицы". На следующий день на связь вышел наш стамбульский "резидент", сообщил, что будет встречать нас на "своей"!!! фелуке у входа в Босфор, включив радио-пеленг. Осетрина пошла на встречу с ним.

"Доминатором" командовал сам Замок, как-никак он являлся официальным капитаном этой роскошной посудины и никому этот пост не собирался отдавать. Мы с Эдюней ещё на Буяне упали ему на хвост — уж больно комфорт на этой яхточке соответствовал нашим душевным запросам. Механиком пошёл Кныш, артиллеристом Кузя, "злыднями" — Пиндос и Драп, ну и ещё четыре оператора Дронов из волонтёров.

"Монитором" рулил Алик, офицерили у него Белоног и Джон, плюс четыре волонтёра.

Ну, а "Осётром" капитанил Димыч, а ещё у него были Костя, Юра-доктор, Дидик, Вирич Серёга, штатная команда и 20 морпехов из дружины. На третий день Кудря от Головина привёз нам султанский фирман, гарантирующий нашему посольству жизнь, безопасность и свободу.

Димыч уже выгрузил десант в районе Кумкапы, бронетехнику и миномёты, и разместил их в пустующей вилле. Работали, в основном, по ночам, выставив оцепление. Оборудовал и вертолётную площадку на подходящем пляже, свёз туда всё необходимое, замаскировал и выставил там охрану. Погода была зимняя (изредка срывался лёгкий снежок), но тихая.

Я, Кныш, Драп и Эдюня в соответствующем прикиде почапали на кудриной фелуке в Золотой Рог. Очень хотелось ознакомится с обстановкой "на натуре".

Стамбул меня не впечатлил. Холодно, грязно и убого. Много откровенных трущоб. Кроме центральных улиц, остальные даже немощёные, а просто более-менее выровненный скальный грунт. Много колдобин и откровенных ям. Теперь я понимаю, почему богатенькие там предпочитали передвигаться на паланкинах или верхом, никакая механическая подвеска подобного издевательства долго не выдержит.

Мы под охраной кудриных головорезов обошли султанский дворец, полюбовались "Софией" и даже посетили её, посидев там раком и босыми на ковриках, затем спустились через ближайшие крепостные ворота к морю.

Потом нас вывели к пристани. Довольно своеобразный морской дебаркадер. Но к берегу прикреплён очень основательно, и глубина на глаз около 5 метров.

Один из "виргилиев" нам сообщил:

— За час до рассвета 14 числа вы сможете "Доминатором" здесь пристать, место будет свободным. Дружинники и техника подойдут с вечера. Это пристань, куда привозят рыбу для султанской кухни.

"Ага, будто не я этот план утверждал. Понятненько, Кудря не пожалел наших денег!" — я прикинул на глаз расстояние до ближайших городских крепостных стен, на которых стояли пушки. — "Блызенько. Авось, с первого залпа не попадут..."

В оставшееся время мы облазили все подходы к Топкапы от моря и определили свой маршрут. Выяснили, где находятся казармы личной гвардии султана и янычар. В ночь на 14-е "Доминатор" причалил к дебаркадеру, "Бобик", "Тортила" и оба "Ёжика", соблюдая светомаскировку и не шибко урча моторами, подъехали к берегу причала. Притопал и десант, усиленный четырьмя матросами с осетрины. На вилле с миномётами оставили четыре миномётчика расчётов и два пулемётчика прикрытия из экипажа осетрины. На берегу стояли два "Иблиса-двойки" с Демоном и Виричем в кабинах, полностью заряженные и заправленные.

Ночь была пасмурной, с низкими снеговыми тучами, висящими над проливом и городом. Эдик сразу запустил упрощённое лазер-шоу по тучам, с устрашающими мутными картинками на небе, для нагнетания религиозного психозу.

Утро было серым и унылым, но с рассветом напротив нашего причала, на берегу, нарисовалось около сотни усато-бородатых пищальников в тюрбанах, панцырях и с прочим железом. Эдюня потопал в сопровождении четырёх автоматчиков в "броне" на берег, размахивая султанским фирманом о нашей " дипломатической неприкосновенности". Половина тюрбанистых "стрельцов" через полчаса отчапала в сторону "Святой Софии".

"Термин" был назначен на полдень, и где-то в пол-одиннадцатого мы с Эдиком и Драпом нырнули в "Бобика", за руль уселся Саня. Впереди нас выстроился десяток десантников в полной защите, сзади двое "сарацин" несли за нами носилки с дарами Султану, следом топал ещё один десяток дружинников-головорезов в полной броне, замыкали два "Ёжика". "Тортила" с Кнышом внутри осталась сторожить пристань. Как только мы тронулись, урча моторами, всё мусульманское воинство, как сдуло, с берега. Всё наше шествие сопровождала мерная барабанная дробь из динамиков "Бобика". Мимо "Софии" протопали прямо к воротам "для послов". Оба "Ёжика" остались у входа, а все остальные под звуки "Славянки" попечатали шаг ко вторым воротам. Впереди "Бобик" с носилками и "сарацинами" на запятках, а сзади две дюжины наших бравых вояк в камуфляже и с автоматами на груди. Конечно, не китайские "красные фурии" на параде в Пекине, но и на жизнерадостных улыбающихся дебилов на Красной площади в День Победы не походили. Толпа насельцев первого двора султанского дворца провожала нас обалденными взглядами. Ещё бы, музыка есть, а оркестра не видно, карета катится, а лошадей и верблюдов нема! Возле вторых ворот нас ожидал петровский посол Головин со своими посольскими, мы выключили музыку и остановились. Посол подошёл к машине. Кратенько объяснил нам, что дальше только пешком, ибо на лошадях и повозках строжайше ферботен, но небольшой почётный личный караул не запрещён, после этого они благоразумненько "по-английски" слиняли. Мы сгрузились с транспорта, Пиндос пересел за пульт управления оружием, на место водителя запрыгнул один из эскорта, пристроили на носилках "с дарами" небольшой музыкальный бокс, оставили у ворот дюжину дружинников и с оставшимися под барабанную дробь пошагали к третьим воротам. Там нас и встретил султанский распорядитель всем этим балаганом со своими присными. Быстренько объяснились с ним через Драпа, что к султану нужно только мне с моим Канцлером, нашему секретарю-переводчику и двум сарацинам с носилками с дарами Сиятельному Султану. Я лично подарил этому аборигену пьезовую газовую зажигалку и показал, как ей пользоваться, оставив в глубоком остохуе. Оружия, кроме посохов, а мы опять были в прикиде монахов в кевларовых рясах, на виду у нас не было и личного обыска мы не удостоились, обшмонали только носилки, в которых под вторым дном и в стенках были газовые маски и запас гранат с патронами. А под рясами у нас был всё тот же джентльменский набор — пистолеты, Пе-Пе, магазины и гранаты. Ну и посохи. "Сарацины" и "секретарь-переводчик", правда, были без посохов.

Распорядитель куда-то исчез, велев нам ждать. Мы вчетвером болванами или баранами замаячили перед закрытыми воротами, а "почётный караул" неспешно рассредоточился в тенёчке ближайших деревьев, уйдя из поля зрения стрелков на стенах. Перед нами, прикрывая ворота, замерло в строю около сотни свирепых воинов из личной гвардии султана. Ладно, трошки подождём, держа ушки на макушках... Тем более, две "страж-птицы" упорно крутятся над головой. На наших часах уже был полдень по-местному.

Через четверть часа прибежал распорядитель и пригласил нас в последние ворота. Впереди потопали "сарацины" с носилками, за ними мы с Канцлером и с посохами, а за нами бедный Драп, обвешанный чернильницами, тубусами для свитков и гусиными перьями, как шаман краснокожих. Пройдя ворота, мы направились мимо стражи в султанский дворец, в зал приёма Высоких Послов, как нам объяснили. Зал оказался и не очень-то большим, и каким-то сумрачным. Прямо перед нами возвышался обширный помост в три ступеньки, застеленный пёстрыми коврами и забросанный парчовыми мутаками. Где-то там, среди этих мутак восседал дородный, усато-бородатый дядечка средних лет, наверное, это и есть Сам Сиятельный Султан . По бокам стояло десятка два его придворных с унылыми мордами.

Ещё по пути я через Володю объяснил распорядителю, что всякие глупости, на вроде подползания к трону Наместника Пророка раком и возложения его стопы себе на затылок, полностью исключаются, ну, а он не шибко и настаивал.

Мы остановились метрах в десяти от помоста, глашатай представил нас, перечислив все титулы и должности, слаженно отвесили султану поклон и замерли. Его Величество, довольно миролюбиво кивнул нам в ответ и тогда вперёд вышел Драп... Минут десять он заливался соловьём, и всё в манере из "Аладдина": — О, Звезда моих очей!!! Потом приступил к презентации подарков, минут десять объяснял назначение и ценность наручных часов, преимущества тритиевой подсветки, правила эксплуатации и бережного обращения, тщательно примерял и подгонял сияющий титановый браслет к ручке Его Величества. Затем преподнёс в пафосных шкатулочках, размером со спичечный коробок, три наших ФИАНитика: — красный в 14 карат, фиолетовый в 10 и лимонный в 9. И мамой клялся, что подобных камней нет нигде более в мире. Это мол, только для самых любимых жён султана (кстати, часы Сиятельный сразу же напялил на руку, а камушки прибрал себе за пояс). А уж реклама фонаря электрического, аккумуляторного, "с крутилкой" и "начинкой", зажигалки, наборов ручек, карандашей и фломастеров..., у меня уже позвоночник подвывал под неподъёмной рясой. Правда, оружие: саблю, кинжал и пистоль (из наших трофеев), Володя передал султану без пространных комментариев. Но самый последний писк "маркетингового впаривания" наступил, когда на свет появилась жестяная керосиновая лампа под кодовым названием "Летучая мышь"!!! А в придачу к ней пластиковая "полторашка" с керосином. Его Величество лично прошёл полный курс обучения заправки, зажигание зажигалкой, регулировки и гашения этого "чуда". Нам с Эдиком оставалось только маячить рядом, надувать щёки и важно выдыхать: — Да, уж!

На самом интересном месте где-то за дворцом раздалось гулкое бабаханье пищальных выстрелов и громкие вопли. В Приёмный Зал влетел какой-то очень тучный негр с окровавленной лысой головой, заорал тонким голосом: — В гареме янычары! — и рухнул возле помоста.

Что тут началось! Мама родная! Султан вскочил и начал чёта орать, брызгая слюной. Его свита частью схватилась за кинжалы, остальные заметались по залу. Стражники кинулись к входным дверям, обнажая сабли. Мы с Эдиком и Драпом присели за помостом, обнажив Пе-Пе, "сарацины" лёжа укрылись в боковых нишах под стенами, готовые к стрельбе. Выстрелы и ор явно приближались к залу.

— Не фуя себе, сходили за хлебушком! — протянул Драп.

Я связался с Пиндосом: — Саня, что у вас там происходит?

— Да тут , какая-то непонятная рубка. От дворцовых казарм набежала орущая толпа башибузуков, напала на стражу. Все визжат, стреляют и грызут друг друга. Мы пока отошли в арку в стене, я её прикрыл машиной, но не вмешиваемся. Потерь нет.

— Командир, от казарм янычар в городе к Топкапы бежит около тысячи бойцов. — раздался голос Замка. — Я поднимаю вертолёты и начинаю шмалять НУРСами. Миномёты подключатся, как только пристреляются.

— Коля, пусть подтягиваются "Осётр" и "Монитор", и помогают своей артиллерией! Саня, собирай всех наших у дворца в кулак у третьих ворот, будем пробиваться отсюда все вместе. По-моему тут переворот. Хотят завалить султана, а потом всё свалить на нас. Сволочи!

— Я отправляю к вам Кныша на "Тортиле", мы здесь и сами отобьёмся! — Замок отключился.

Почти тотчас раздался характерный вой НУРСов и не очень далёкие их разрывы. Через несколько секунд начали лопаться мины.

Двери в зал распахнулись и в них сразу ввалилось более двух десятков озверевших янычар. Завязалась ожесточённая рубка между ними и стражей. Мы наблюдали. Сначала стража, вполне справлялась с нападавшими, но в зал вбегали всё новые и новые бойцы. Султан попытался спрятаться в подушках помоста, но Драп сгрёб его за шкирку и притянул к нам, а потом показал на заднюю дверь в покои и достал гранату. Подхватив султана, мы ломанулись туда. Сзади раздались очереди Пе-Пе сарацинов и шандарахнуло пару взрывов свето-шумовых гранат. Через пару секунд они оба выскочили через двери к нам в коридор. Прямо шёл проход в задние покои дворца, а направо за дверью была лестница, ведущая куда-то вверх.

— Куда эта лестница? — тряхнул я султана.

— В мой кабинет. — прохрипел он зачумлено.

Мы полезли наверх, а дружинники остались "держать" дверь. Кабинет оказался небольшим, но вполне уютным.

— Ваше Величество! — обратился я напрямую к Сиятельному Столпу Веры. — Что у вас здесь происходит? Как всё это понимать?

— Я не знаю, Главный Визирь три дня назад уехал на север, в армию. В Стамбуле было всё спокойно. — заблеял этот перепуганный пожилой человек.

— Ага! "В Багдаде всё спокойно, спокойно, спокойно.." — начал ехидно напевать я. — и рявкнул:

— А я вот, знаю! В Сиятельной Порте в очередной раз решили сменить Султана! А тут мы подвернулись. Вот и прикинули, что можно и султана прирезать и нас, а потом всё на нас же и свалить. А янычары всего лишь прибежали защищать своего повелителя!

У Его Величества глаза стали квадратными, несмотря на восточный разрез.

— Ваше Величество, у вас есть здесь в самом городе верные войска? — надавил я голосом.

— Они все были верными... до сегодня, — вякнул он.

Клиент, явно, не адекватен.

— А эти, там внизу, что прибежали убивать Вас? — вступил Эдик. — А за проливом, в Анатолии у Вас есть верные люди?

— Да! — встрепенулся султан. — Там янычар мало, там конница моих вассалов сипахов и пехота... Они верны мне. И флотом командуют мои родственники...

— Ну, и как ты думаешь вытаскивать его отсюда? — развёл риторику Эдя по-русски.

Снизу раздалось несколько очередей из Пе-Пе, а затем три характерных разрыва газовых гранат. Через пару секунд прибежал один из дружинников:

— Командир, внизу около сотни янычар газ глотают. Пора отсюда уходить, газ может подняться.

В наушнике раздался голос Кныша:

— Тоша, я возле входа, у первых ворот. "Ёжики" порулили к тебе, янычары закурковались метрах в 400-х, есть их немного и на стенах, но уж больно они нашего Демона боятся и носа почти не кажут.

Я щёлкнул тангетой:

— Связь всем! В общем так: — Мы сейчас потащим султана. С его головы не должен упасть ни один волос, Он нам нужен!!! Коля, отгоняй всех нахальных от входа. "Ёжики" к дверям в Зал Приёмов и круговую оборону на поражение. Саня, если сможешь, протиснись в третьи ворота, там узковато, и непосредственно к главному выходу. Султана будем пихать к тебе. Пехоте укрыться под аркой третьих ворот и не щёлкать ебалом. Послать нам навстречу пять бойцов в газовых масках, газовые гранаты использовать до упора!

Я обратился к султану:

— Ваше Величество, желаете ли Вы, чтобы мы вывезли Вас отсюда к Вашим друзьям?

— Но это значит, что я буду вашим пленником, князь? — проблеяло Величество.

У клиента явная патология и мозг стал раком, то бишь, рак мозга.

Драп показал из-за спины .султана шокер и кивнул на турка.

— А как мы его доволокём до машины, жирный, гад? — хмыкнул я негромко по-русски.

— А внизу носилки лежат, да и встретят нас. — мигнул глазом Володя и нэжнэнько ткнул шокером в спину султану. Тот взвизгнул, закатил глаза и всей тушей грохнулся на дорогущий ковёр.

Дальше проблем не было. Достали газовые маски из носилок, затарились боеприпасами, перезарядились. Напялили запасную маску на Величество. И вышли через газовое облако в ворота к "Бобику". Правда, пришедший в себя в машине, Величество начал дёргаться и трепыхаться, пришлось кольнуть ему в шею успокоительного. А потом, слегка постреливая и пугая тряпкоголовых, перегрузили султана на "Доминатор" и отбыли в Мраморное море, а техника с десантом порулила, наводя кипиш, к месту погрузки на осетрину, по ходу подобрав с виллы миномётчиков и их прикрытие. Летающие над Стамбулом "Иблисы", сыплющие на головы бомбы, стреляющие из пулемётов и летящие с неба мины и газовые гранаты— это не для турок того времени... Весь этот кипиш и наша эвакуация заняли не больше часа и флот турок на рейде не успел даже толком сняться с якорей. Пушки со стен тоже по нам не стреляли.

Мы притулились на прежнем месте, южнее Принцевых островов, а через три часа, приняв на борт технику, авиацию и десант, прибежал "Осётр" под эскортом "Монитора". Среди наших невосполнимых потерь не было. Корабли ошвартовали "борт о борт". Все "отпетые" собрались в салоне "Доминатора", пригласили и царя-батюшку, но "инкогнито", попросив пока шибко рот не разевать. Привели в чувство и султана, дав пару глотков Метаксы. Солнце уже село, напоследок блеснув из под низких туч. В салоне и каютах включили освещение. Наместник Пророка на земле и Великий Халиф очухался на роскошной кровати нашей люкс-каюты. Его тут же сводили "на горшок", от греха подальше.

Мы все, и Пётр тоже, уже переоделись в нашу зимнюю "парадку". Султана под белы рученьки матросы по трапу подняли в салон, усадили в кресло во главе стола, перемотали ему изрядно растрёпанную чалму. Столп Веры выглядел вконец опупевшим, зыркая квадратными глазами по сторонам. Мы дали ему время оглядеться и Замок отдал команду матросам накрывать стол к ужину. Из динамиков лилась негромкая музыка, что-то восточное и томное. Эдюня, не теряя времени, ухватил бычару за рога:

— Ваше Величество, Вы уверены, что Вашим флотом сейчас командует верный Вам человек?

— Да, Главнокомандующий флотом мой троюродный брат, адмирал Селим-паша и он мне всем обязан. Если меня убьют — убьют и его. Сейчас его флагман стоит на рейде Стамбула, там же стоят и другие корабли флота, командиры которых назначены Селимом. Правда, если его не убили уже... — неуверенно произнёс Сотрясатель Вселенной.

— Если мы завтра утром пересадим Вас на его флагман, сумеете ли вы вместе с ним подавить мятеж во дворце?

Султан уже немного успокоился и начинал мыслить:

— Я не знаю насколько измена из Стамбула проникла во флот и хотел бы поговорить с Селим-пашой, но если вы хотите помочь мне, то мне лучше высадиться в Анатолии.

— Ну, что ж... "Жираф большой — ему видней!" — подвёл я итог. И мы приступили к ужину.

Покушали хорошо и калорийно под интеллектуальные разговоры, непристойные анекдоты и громкий ржачь. Пётр Алексеич, сидя напротив, во все глаза рассматривал своего "главного" врага, но в основном помалкивал. Возможно в силу того, что не знал турецкого языка... Ну, забыли мы его "обучить", бывает... Султан оказался не таким уж большим фанатиком ислама и охотно поддержал пару раз наши тосты за свою победу полноценными бокалами с водочкой. Потом матросики уложили его баиньки в роскошную постельку в "адмиральской" каюте.

Утром, до рассвета, султан ещё спал, а мы уже были на траверзе Стамбула. Разбудили "Отца всех правоверных". На завтрак был омлет, свежий хлеб, масло, икра и настоящий турецкий кофий с выпечкой. Султан вышел на палубу и показал пальчиком на каком из линкоров питается в столовой его троюродный брат Селим. Мы послали туда шлюпку для предварительных переговоров. Где-то через час подошли к линкору Главнокомандующего на полсотни метров для личного разговора между родственниками. Причём, султан, как оглашенный, орал в микрофон громкой связи, а его братец старался его перекричать в раструб жестяного рупора, переданного ему со шлюпки. Сплошной восточный базар...

Наконец, они договорились. И еще через час два стоящих поблизости фрегата были готовы следовать за нами. Мы под парусами потянули к берегу Анатолии у Принцевых островов. Там с фрегатов на шлюпках на берег высадился десант и убёг в глубь территории. Корабли отошли подальше от берега и стали на рейде.

Мы с султаном сибаритствовали в салоне и вели светскую беседу. Он мне попенял, что под Азовом и в Крыму я прошлым летом очень обидел его агов, пашей и мурз.

Я всеми силами своей души и мимики изобразил самое искреннее негодование:

— Ваше Величество! А как бы Вы на моём месте поступили? Ещё позапрошлой весной у одного из островов Эгейского моря мой корабль остановился для пополнения запасов пресной воды и на него неожиданно напала боевая шебека турецкого флота, обстреляла его из пушек. Мой брат, капитан этого корабля, при этом потерял правую ногу! Следующей весной на мою шхуну, вновь без всякого повода, напал ваш корабль. Погиб мой второй брат и его беременная жена. Летом моя торговая шебека зашла для выкупа христианских рабов в бухту Херсонеса и там на моих людей напал со своими башибузуками ваш купец Ахмет-Ага, мы не стали ввязываться в бой, сели на корабль и ушли в море. Но он погнался за нами и напал в море, пытаясь взять на абордаж и ограбить. У меня есть живые свидетели. Прошлой весной, узнав, что Сиятельная Порта собирается воевать с московским царём у Азова, я направил туда свои корабли для того, чтобы выкупить православных невольников для своего княжества. И опять Ваш флот напал на нас и не один раз, а потом погнался за нами. Нам пришлось прорываться в Азов, который к тому времени царь Пётр уже взял и просить у него защиты. Мы ни разу сами не нападали на Ваши корабли и Ваши войска! Но всегда подвергались беспричинным нападениям с их стороны. А ваши подданные попросту лгут Вам, скрывая своё неумение и некомпетентность.

— Ну и на какой стороне после ЭТОГО Вы бы сами, Ваше Величество, стали воевать?

Величеству крыть было нечем. А потом мы немножко покатали по Мраморному морю султана на "Доминаторе" со скоростью в 30 узлов под возлияния коньячком. А за штурвалом стоял, явно красуясь, московский царь Пётр Алексеич, "инкогнито".

За ужином я сообщил султану, что встревать в его, сугубо внутренние государственные разборки мы не имеем права и ни малейшего желания:

— Нам кажется, Ваше Величество, что двух недель Вам хватит, чтобы вернуть себе трон и навести порядок в столице. — предположил Эдик.

— Мы же, со своей стороны поможем Вам в меру своих сил. — добавил я, обсасывая лимонную корочку.

Кудря, через свою уже довольно обширную сеть информаторов в Стамбуле, успел прояснить подоплёку этого переворота и по нашему приказу приступил к планомерному снайперскому отстрелу зачинщиков. Разумеется, втихаря.

— А недели через две, если Вы, Ваше Величество, будете готовы к нашим дальнейшим переговорам, то Вам нужно будет повесить голубой флаг над "посольскими воротами" Топкапы, и мы через какое-то время вновь прибудем в Стамбул.

Утром от берега пришла лодка и султану сообщили, что верные ему войска собраны и ждут его на суше. Потрясатель и Светоч в сопровождении роты охраны с фрегатов отправился освобождать престол предков.

Мы отошли за горизонт и связались с Кудрей, попросив его, держать нас в курсе происходящего, но и про ДРОНОВ не забыли.

Через два дня флот начал переправлять султанское войско на европейский берег Босфора. Большой войнушки не получилось. Толи Кудря уже повыбил всех главарей заговора, толи они сами между собой передрались, но к вечеру Его Величество уже питался в столовой Топкапы, а на утро начал репрессировать и зверствовать, давя шнурками от тапочек и моча всех в сортире. И мы засобирались домой.