Когда завтра настанет вновь

— Хитро. — Баньши улыбнулась. — Славный он у тебя. И смешной.

— Только ему этого не говори, а то тебе сразу станет совсем не смешно.

Эш вылез из мобиля хмурым, как осеннее небо в дождливый вечер.

— Я спать. — Брат протянул мне пакет с амулетами. — Мой графон уже там. И карточка. Я лягу сзади, фары сейчас притушу, чтобы внимания не привлекать. Если не сможешь заснуть на переднем сидении, буди меня, поменяемся. — И злорадно оглянулся на Роксэйн. — А кое-кому придётся спать сидя.

— Мы вообще не спим, — хладнокровно сообщила баньши.

— Чудно.

Брат отвернулся и залез в мобиль, выразительно хлопнув дверцей. Сквозь наглухо тонированные стёкла я не видела, что происходит в салоне, но спустя какое-то время фары потухли; вокруг сразу воцарилась тьма, которую не рассеивало даже ясное лунное небо.

— Или в мобиль, Роксэйн. — Я развернула руку ладонью вверх, и одновременно с печатью, проявившейся на коже, над пальцами вспыхнул ровный шарик холодного белого пламени. — Если что, не обращай на Эша внимания. Побурчит и успокоится.

Баньши сощурилась от яркого света:

— А ты?

— Мне нужно кое-что сделать. Для нашей безопасности. — Взмыв с моей ладони, шарик послушно завис над плечом, чуть позади, чтобы не слепить. — Одной.

Роксэйн лишь кивнула, прежде чем отвернуться.

— Будь осторожна, ладно? — бросила она через плечо.

Я смотрела, как баньши устраивается на переднем сидении: казалось, она не залезла в мобиль, а втекла, проникла, как дуновение ветра.

Нам явно попалась удачная спутница. Неприхотлива, бесстрашна, да ещё лишних вопросов не задаёт.

Ну, хоть в чём-то нам должно везти...

Когда дверца за ней закрылась, я развернулась и направилась к реке. Воды текли по широкому руслу тихо, почти неслышно; на другом берегу неторопливо крутили огромные лопасти ветряные генераторы. Вокруг меня оживлённо закружилась мошкара, привлечённая светом волшебного огонька, норовя залезть в рот — но я очертила ногой широкий круг на влажной траве и произнесла заклятие, уже отскакивавшее от зубов. Мгновенный порыв ветра развеял надоедливых насекомых без следа, и они обиженно забились о края невидимого барьера. Такие трюки я уже осуществляла без труда.

Жаль только, этот защитный контур не остановит никого, кроме мошек.

Глядя на воду, отражавшую сизое небо и расплывчатую лунную дорожку, я аккуратно положила бумажный пакет у своих ног.

Сначала нужно уничтожить оба графона. У каждого устройства есть персональный код, по которому его можно отследить в случае пропажи, — и по нему же стража без проблем обнаружит нас. Следом кредитку: конечно, можно просто ей не пользоваться, но так надёжнее. Потом, пожалуй, стоит заняться амулетами для иллюзий... но это всё потом.

А сперва...

— Покажись, — выпрямившись, громко произнесла я. — Я знаю, что ты рядом.

В тишине было слышно лишь назойливое жужжание крохотных крылышек.

— Я вспомнила... высшие фейри ведь могут принимать призрачную форму, так? Невидимую, неслышную, неосязаемую. Поэтому ты и появляешься всё время в нужный момент. Ты просто не отходишь от меня. — Я оглянулась через плечо, чтобы увидеть, когда он всё-таки появится. — Почему ты прячешься?

— Я не прячусь, — тихий голос прозвучал прямо передо мной — как раз там, куда я не смотрела. — Просто не хочу лишний раз попадаться тебе на глаза.

Я повернула голову, досадуя, что снова пропустила миг его появления.

— Не хочешь? Почему?

Дин ши моргнул — мошки лезли ему в глаза — и шагнул вперёд: навстречу мне, за границу барьера.

— В этом нет нужды. Я должен лишь охранять тебя в моменты опасности. — Фейри взирал на меня спокойно и прохладно; в голосе не было и следа той нежности, что почудилась мне рядом с дорогой, на которой я должна была умереть. — Не более, не менее.

— Зачем? Какое тебе дело до меня и до моей жизни? И вообще, кто ты такой? Хоть бы представился, что ли.

Я смотрела на него снизу вверх, пускай нас и разделяло около двух шагов. По рубашке фейри вилась тонкая вязь серебряной вышивки в виде листьев, похожих на буковые. Одежда простая, но даже в полумраке видно, что пошита из очень хороших тканей. Босые ступни утопают в тёмной траве, лицо белокожее, породистое, юное — и вместе с тем взрослое до того, что могло показаться старым; и глаза, в которых — тёмная глубина и тёплый свет, зимний холодок и весеннее солнце... печать иного мира.

Он выглядел мальчишкой, но ему с равным успехом могло быть как двадцать, так и сто двадцать.

— Скажем так: я давний знакомый твоей матери, и у меня свои счёты с той тварью, что тебя преследует, — наконец негромко ответил он. — А имя моё, если ты его хочешь узнать, тебе ни к чему.

Я вдруг поймала себя на странном фамильярном желании ткнуть его пальцем под рёбра, чтобы фейри сбросил ту холодную маску, которую на себя нацепил — и, смутившись этой странной мысли, раздражённо скрестила руки на груди.

— Давний знакомый, говоришь? И когда же вы познакомились?

— Ещё до вашего переезда в Мойлейц. Она помогла мне в одном важном деле.

— И теперь, вместо того, чтобы припеваючи жить у себя на Эмайне, ты в благодарность спасаешь её детей от этой чёрной страхолюдины? Что-то сомнительно.

— Не хочешь — не верь. Убеждать не собираюсь.

Его лицо было абсолютно непроницаемым.

До этого во все моменты нашей встречи меня захлёстывал страх, но теперь, когда бояться было нечего, я ощущала нечто куда более странное: тёплое, спокойное чувство встречи с кем-то, кого знаешь давным-давно. И раздражающее желание заставить его улыбнуться — или просто уткнуться лбом в тёплое плечо. Словно он старый друг, который всегда может приласкать и утешить.

Значит, это и есть пресловутое очарование фейри? И ведь даже врождённую магическую защиту пробивает, зараза — никак не получается поставить блок. Тому пареньку из лавки до такого ещё учиться и учиться.

Что ж, теперь ясно, как мой дражайший папочка сумел расположить к себе маму.

— Ладно, спрошу напрямую. — Я коротко выдохнула. — Ты не имеешь никакого отношения к моему отцу?

Его взгляд окрасило удивление.

Ага, значит, хоть чем-то тебя можно пробить!..

— Нет, к нему я точно не имею никакого отношения. — Снова непробиваемая сиреневая сталь. Быстро же он взял себя в руки. — С твоей матерью меня связывают исключительно деловые отношения. И если ты вообразила, что это твой родитель попросил за вами присмотреть, — Эмайн Аблах не так тесен, как ты думаешь.

— Хоть это радует. Помощь от этого засранца... или его друга, неважно — я бы точно не приняла. — Немного расслабившись, я разжала кулаки. — А в каком деле мама тебе помогла?

— Неважно.

— Зачаровала какой-нибудь артефакт?

— Может быть.

— Понятно. — Я начала раздражаться. — Может, хотя бы скажешь, что это за чёрная тварь, с которой у тебя счёты? Она правда порождение Дикой Охоты?

— Тебе этого знать не нужно.

Бесполезно: как с кирпичной стеной разговаривать.

— Ты считаешь, мне не нужно знать, кто хочет меня убить?

— Эта тварь смертельно опасна. И с ней бесполезно бороться. Можно только бежать. Этого достаточно?

— Куда бежать? В Фарге? А дальше что? Ну доберусь я туда — и что, она оставит меня в покое? Чем Фарге принципиально отличается от всех остальных городов Харлера?

— Увидишь.

Я тоскливо вздохнула:

— И почему мне попался такой невыносимый спаситель...

Фейри промолчал.

Лишь поднял голову, взглянув куда-то над моим правым плечом.

— Оставайся здесь, — коротко велел он, прежде чем исчезнуть.

Я недоумённо оглянулась, пытаясь понять, на что он смотрел.

Странно, конечно. Если он был знаком с мамой, почему я никогда его не видела? Да и мама ни словом не обмолвилась о том, что у неё какие-то дела с высшими фейри. Может, не хотела меня расстраивать, зная, как я отношусь к отцу?.. Сама она по неведомой причине на него не обижалась; говорила, он подарил ей чудесных детей и пять лет сказки, которую не способен дать ни один смертный мужчина. Хотя ей не с чем было сравнивать — отец был у неё первым и последним возлюбленным.

Познав любовь фейри с Эмайн Аблаха, ты уже не будешь смотреть на смертных.

Я посмотрела на бумажный пакет у своих ног, скрывавший мой графон.

Я могла прямо сейчас взять и позвонить маме. Хотя бы попробовать. Проверить, возьмёт она трубку или нет.

Или нет...

Когда сзади послышался странный шум и сдавленный стон, — прежде чем обернуться, я невольно попятилась ближе к воде.

На траве лежал, скрючившись, кто-то темноволосый, в джинсах и чёрной футболке. Фейри стоял рядом, невозмутимо отряхивая руки.

— Он подкрадывался к тебе. Мобиль стоит на шоссе, с выключенными фарами. Похоже, преследовал вас от самого Мулена, — прокомментировал он, сверля пришельца ледяным взглядом. — Кажется, ты его знаешь.

Лежавший, закашлявшись, с трудом поднял голову:

— Не то что... кха... не то чтобы знает, но видела.

— Ты? — изумлённый возглас сорвался с губ почти невольно. — А ты что здесь забыл?

Под пристальным взглядом фейри парень кое-как поднялся на одно колено — и склонил голову, словно присягающий рыцарь.

— Я узрел даму в беде, — серьёзно проговорил знакомый продавец из лавки камней, — и не смог остаться равнодушным. — И поднял на меня лукавый мятный взгляд. — К слову, меня зовут Питер.

~ КОГДА-ТО ~

Солнце золотит верхушки деревьев. Над ними — сияющее стекло небоскрёбов, греющихся вдали, под ними — веселый шум и детская беготня: в этом парке почти всегда весело и шумно. По одной из аллей идёт высший фейри в сопровождении самой обычной девчонки в кедах, джинсах и футболке — странная, неуместная пара. Прохожие то и дело оглядываются на них, застывают, задумываются о чём-то; затем трясут головой, словно псы, вылезшие из воды, и торопливо продолжают свой путь.

— Странно, как тебя ещё не разорвали на сувениры, — озабоченно говорит девушка.

— Не разорвут. — Коул небрежно ерошит непослушные длинные вихры. — Некоторые принимают за полукровку. Других не составляет труда убедить, что я им неинтересен.

— Как это "убедить"?

— У высших фейри свои методы.

Девушка косится на него. Ради прогулки фейри облёк босые ноги в лёгкие замшевые туфли, да и одежду его нельзя было назвать необычной — штаны и рубашка, — но облик Коула всё равно кричит о его нездешности.

— Лучше бы в призрачной форме рядом шёл, — ворчит девушка, с досады пиная ни в чём не повинной камушек под ногами.

— Не так интересно. Лишь в телесной оболочке чувствуешь себя живым в полной мере. — Коул беззаботно улыбается. — Интересные места эти ваши музеи. Впрочем, мне жаль те вещи, что вы скрываете за стеклом.

— Это ещё почему?

— Вещами должны пользоваться, а не просто любоваться на них.

— Обычно мы так и делаем. Но тогда они быстро выходят из строя. А если не сохранить хотя бы по одному экземпляру этих вещей в сохранности, мы не будем знать, чем пользовались наши предки для того или иного...

— И пусть. Вещам тоже хочется чувствовать себя живыми. По меньшей мере — нужными. А в пребывании за стеклом жизни нет. И ваши картины... неужели вам доставляет удовольствие любоваться на застывшее изображение вместо настоящих вещей? На неживые лица давно умерших людей?

— Какие-то вещи теперь и сохранились только на картинах. И эти люди, как ты сам сказал, давно умерли, а это — память о них. Все музеи — дань памяти о прошлом. Разве это неправильно, хранить память о чём-то?

— Мы храним живую память. — Коул касается пальцем своего виска. — Всё, что мы видели, живёт в наших мыслях. То, что отжило свой век, лучше отпускать с миром. Если вещь сломалась, от неё избавляются. Родитель всегда может рассказать своим детям то, о чём помнит сам, и те будут помнить живое слово, а не мёртвые изображения.

— Да, вот только вы бессмертны, в отличие от нас. И, думаю, в вашем мире мало таких вещей, которые старейшие из вас не видели лично.

Коул оглядывается кругом. Позади бегают дети, на лавках сидят влюблённые парочки, а чуть поодаль...

— Это кони?

Фейри явно удивлён; девушка следит за его взглядом — и улыбается.

— Почти. Деревянные. И ездят только по кругу.

— Всё лучше, чем ваши железные повозки. — Коул щурится, явно размышляя о чём-то. — Не сопроводите меня к ним?

Она смеётся.

— Ты что, прокатиться решил? Это же просто карусель! Игрушка, развлечение для детей! Тебе на Эмайне настоящих лошадей не хватило?

— Пока я не ушёл отсюда, хочу познать как можно больше вещей, заинтересовавших меня. Или ощущений, что они даруют.

Лицо фейри серьёзно, и с губ девушки тоже сходит улыбка.

— Ладно, — вздыхает она — и первой направляется к карусели: деревянный круг с резными фигурками лошадей, медленно вращающийся вокруг своей оси, украшенный пёстрой росписью. — Пойдём, что с тобой сделаешь.

На круге — никого. Карусельщик скучает в будке, так что к появлению потенциальных клиентов относится с энтузиазмом. Правда, сначала с любопытством уставляется на Коула, но видит в его глазах нечто такое, что заставляет карусельщика торопливо перевести взгляд на девушку, которая как раз протягивает ему кредитку. Дождавшись оплаты, фейри галантным жестом пропускает спутницу вперёд и следом за ней идёт к ближайшей паре лошадок: белых, в красных попонах, с умильными нарисованными мордочками. Что-то щёлкает, воздух наполняют металлические перезвоны мелодии, словно бы из музыкальной шкатулки, — и карусель медленно делает первый оборот.

Коул долго сидит, молча глядя куда-то перед собой. Его лицо задумчиво, его взгляд — за грань настоящего, его мысли — не здесь. Девушка украдкой разглядывает его из-под длинной чёлки — и тоже молчит; и какое-то время механическую музыку оживляет лишь далёкий детский смех.

— Да, мы бессмертны. Но это не единственное, что лишает нас нужды в музеях, — внезапно произносит фейри. — Наш мир... он не меняется. Не так, как ваш. Сегодня я увидел, как стремительно изменилось ваше общество. За какие-то несколько сотен лет. Технологии... всё дело, верно, в них? Или в вас? — он поворачивает голову, пристально глядя на девушку. — Вы должны безустанно двигаться вперёд, чтобы обеспечить себе комфорт. Ведь жизни ваши коротки, и вы не можете тратить бесценное время на такие мелочи, как ткать себе одежду, нагревать воду, разводить огонь в очагах... охотиться на дичь, а не получать её готовой.

— А как же вы? Всё делаете руками? Даже знать?

— У нас нет знати и бедняков. Главный наш слуга — магия. И духи, что похожи на мерцающие тени, отражённые в воде. Но даже Благая Королева не считает зазорным ткать рубашки своему королю и обращать мягкую паутину в шёлк своих платьев. А прислуживать ей за столом или приготовить её обед... для любого из её свиты — не тяжёлая обязанность, а величайшая честь. Нам достаточно спеть дереву, чтобы оно загорелось, и попросить воду, чтобы она стала тёплой. — Фейри улыбается. — Но в вашем мире такое, должно быть, всё равно бы не вышло. В нём работает лишь ваша магия.