| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 9. В когтях змеи
Прозрачные стеклянные сосуды, прямоугольные, округлые, похожие на бокалы на тонких ножках на гладкой темноте стола, одни пустые, а в других светятся жидкости, изумрудные, как трава после дождя, красно-оранжевые закатные, желтые, под цвет полной луны, глубоко синие, такого цвета в природе и нет, из полных в пустые, из полных в пустые, дин-дон, дин -дон, не бульканье, а будто ручеек весенний... А в самом большом почти квадратной формы красное, желтое, синее.... Черной мутью болотная жижа заплескалась перед глазами... Вынырнуло из нее лицо... да какое там лицо, рожа гнусная, помощничек, демоны его забодай:
— Господин Плющ, господин Плющ, ну нельзя же так, уже третий день... Вы себя погубите, право... Сегодня вечером такой важный концерт... Барон...
— Барон перебьется, — в голове почему-то почти прояснилось, болит только так, что сил нет терпеть, — А ты пошел вон... За деньги, что получаешь по договору, я могу каждый день бить тебе морду, а за те, что прилипают к твоим рукам незаконно — раз в неделю спускать с лестницы!
— Ну успокойтесь, ну что Вы, право...
Исчез. В голове снова мутно, но приятно, так перед тем, как заснуть бывает, что-то мастер зелий, видать, дал нюхнуть.
— Послушайте, надо же что-то делать, мастер Варе, наш бард так и умереть может, а он нам нужен.
Владелец комнаты запретных зелий опечалился. Мало того, что на днях от "ласкового забвения" умер Лейт, незадачливый отпрыск аристократического рода. Еще хорошо, что не прямо в заведении. Травница Мале, которую перепуганный коридорный вызвал на помощь, орала так, что тряслись стены, грозила донести. Еле-еле ее успокоили, пригрозив в свою очередь упомянуть там, где следует, что почтенная знахарка сама недавно приобрела солидную порцию одного из неположенных снадобий, что хорошо годились не только для создания грез, но и для облегчения страданий тяжелобольных. Знакомый лекарь, выписывая документ о смерти мальчишки от сердечной слабости, смотрел так выразительно, что пришлось заплатить ему вдвое против обычного. И еще этот Плющ, не приведи боги, с ним что случится, считай, полрепутации погибло. А Варе репутацией дорожил. У него не какой-нибудь притон на Серебристой улице, у него заведение высшего разряда, где богатые господа могут рассчитывать на самые изысканные зелья и на надежные стены, не имеющие ушей и глаз.
— Послушайте, господин.... Извините, не могу вспомнить Ваше достопочтенное имя... Надо бы попросить барона Адре прислать сюда двоих молодцов посильнее, и отправить господина барда в приют серых сестер.
— Но сегодняшний концерт...
— Сегодня придется все отменить.
— Вы забываете свои обязанности! У Вас гибнут клиенты, да Вы просто-таки подрываете репутацию "Попугая".
— Знаете ли, я все же не нянька и не лекарь, и притом, ни разу не видел, чтобы человек так быстро скис, как этот ваш Плющ. В конце концов, где Вы были эти два дня? Почему пришли только сегодня, если так уж о нем печетесь?
На это ответа не последовало, потому что господин помощник явно занимался эти дни какими-то своими, не подлежащими огласке делами. Он сухо поклонился, и отправился выполнять данный ему совет.
Плющ с трудом приоткрыл глаза, жмурясь от яркого солнца. За окном, как видно один из тех частых теперь дней, когда не понять зима ли, весна. Облако кучерявое, почти весеннее, прикрыло солнце — и потемнело в комнате.
— Где я? — вслух спросил наверное, и тихий женский голос отозвался: — Ты в добрых руках.
Рядом на некрашеный табурет опустилась женщина. Платье серое длинное, платок полностью скрывает волосы, спокойное безмятежное лицо... Серая сестра. Приют традиционалистский бога грозного и милосердного. Слышал о таких раньше, будто забирают туда совсем потерявших облик человеческий пьяниц, любителей запретных зелий, и там возвращают к жизни, только после из них в мир мало кто приходит обратно, остаются под сенью грозного и милосердного, рабами в обителях, прислужниками в храмах.
-Что ж, сестра, выходит вы спасли меня? Не погнушались носителем знака Ит?
-Мы, сестры грозного и милосердного, не гнушаемся никем, каждый может найти дорогу к свету, дорогу к нашему богу.
-Что ж, благодарствую, теперь я, стало быть, ваш? И в каком качестве мне надлежит служить вам? В каменоломни определите или в землекопы? И сколько раз на дню молитвы великому богу возносить прикажете?
-Грозному и милосердному возносят молитвы не по приказу, а по велению души, а что касается службы, то ее требуют от тех, кого мы спасаем даром. За тебя же хорошо заплатили. За такую плату мы избавили тебя от испытания отмены, два-три дня — и сможешь уйти отсюда на своих ногах. Велик дар грозного, но милосердного. Два заклятия наложены на тебя во имя его — никогда не прикоснешься ты к зельям, помутняющим разум, и никогда не сможешь убить себя.
— Дивны дела ваши, сестра. Так значит, я свободен?
-Cвободен? Никто не свободен, пока ходит по земле. Тела наши — темницы, желания греховные — бичи, тщеславие, сребролюбие и властолюбие — наши сторожа. А ты... Был ли ты свободен, когда учился в школе мечей, где каждый шаг по приказу? Или, может быть, ты был свободен, когда служил в разведке? И что ты сделал со своей свободой — продал себя с потрохами барону Адре, этому гнусному нечестивцу?
-С потрохами? Нечестивцу? А деньги-то его нечестивые взяли... — подумал Плющ, но спросил лишь: Так вот как много вы обо мне знаете, откуда бы?
-От тех, кто привез тебя, нам нужно знать как можно больше о тех, кого мы беремся исцелить, тогда заклятие ложится успешнее.
-Что ж, благодарю тебя за спасение и за то, что не гнушаешься беседовать со мной.
— Благодарить надо не меня, а бога великого и сострадающего. Да пока, видно, твое сердце к этому не готово. Кто знает, что будет завтра? Ты думаешь, вот я, отвергший традиции, раскованный и вольный, и эти — скованы вечным страхом перед своим богом... А между тем, между нами есть и общее. Если все будут такими, как вы, носящие проклятый знак, не прекратится ли род человеческий? А если все станут такими, как мы, серые сестры и братья, дающие обеты безбрачия, не будет ли то же самое? Мы и вы — две крайности, два полюса, а жизнь-то идет посередине. Но есть и разница, только она не там, где ты видишь. Ты стоишь на обочине... и делаешь вид, что тебе нет дела до людского потока на дороге, а мы — пытаемся остановить толпу, ползущую к пропасти, или хотя бы идти против течения.
— Удивляешь ты меня, жрица великого бога. Вам дозволено вести столь длинные речи?
— Нет на мне обета молчания, могу говорить столько, сколько ты способен выслушать. Теперь же ухожу, а у тебя есть время подумать, пока ты слаб, и тело не может довлеть над духом.
Дверь закрылась неслышно, Плющ остался один. После приходили другие сестры, указали, где умывальня, приносили еду, но ни одна более не сказала ни слова. Серые фигуры, опущенные ресницы, не за что зацепиться взгляду. Вечером следующего дня он попросил выдать ему его куртку и отпустить восвояси. Не отвечая на его благодарственные речи, очередная девушка в сером принесла одежду и вывела за ворота. Вечерний закат дотлевал красными угольями под рваными облаками, сильный ветер порывами швырял снежную крупу, нужно было возвращаться к себе и жить дальше.
Зима в этот год сменялась весной много раз. Сегодня — оттепель и синее небо, грачи орут, как положено, а назавтра низкие облака нависнут над городом, перепутавшем сезоны. Рыжий свет новомодных фонарей под вечер отражается в пухлых небесных зеркалах, а липкий сырой снег заваливает улицы.
Жизнь модного барда пошла вразнос, как запруда на ручье под натиском вешних вод. Выступления — где велено и как попало, только чтобы выполнить требуемое. Временами предавал голос, но изысканное общество находило в его хриплой манере новое очарование, хвалило, как они выражались, обаяние упадка. А после — ночи или со случайными партнерами или с Аенисом, третьим секретарем румийского посольства. Да, нравы за год сильно поменялись, если раньше за такую связь можно было попасть на крючок тайно канцелярии, то теперь в этом присутствовал какой-то даже шик, ему завидовали сотоварищи по братству. Еще бы, Аенис — высокий, сильный красавец, кудри золотые что водопад, куда попали осенние листья. Знак Ит молчал — впрочем, бывший воин окончательно уверился в его полной непредсказуемости.
Никто, кроме барона Адре, не знал, что не внезапно вспыхнувшая страсть, не восхищение красотой заставляют барда быть с человеком, который, как говорили, не отличался нежностью. Кристаллы, розовые кристаллы памяти. Их Плющ обязался передавать по назначению, а что может быть удобнее любовного свидания?
И совсем никто из братства не знал, что сделал бывший королевский разведчик в первый раз, получив от своего фактического хозяина волшебный кристалл с информацией. Ему доверяли, он бродил по городу, где хотел и с кем хотел. Никем не замеченный, побывал в неприметном одноэтажном домике, прятавшемся среди густых сосен на окраине, прошел в особую боковую дверь, где располагалась так называемая доносная. Здесь каждый гражданин мог поведать о деле, касавшемся государства и короны. Специальный служащий выслушивал рассказ, если дело представлялось незначительным, гражданин мог невозбранно покинуть помещение, если же оно виделось представляющим интерес, то случалось одному доносчику получить награду, а другому так отведать плетей.
-Я, Плющ, бывший боец отряда королевский разведчиков по кличке Сейнэ имею сообщение, важное для короны, — небрежно дотронулся до губ двумя пальцами так, чтобы змеиное кольцо блеснуло красными камешками— глазками.
Из-за занавеси, за которой как обычно, скрывался слушающий, донеслось: — Ожидайте, за Вами придут.
— А кольцо-то сработало. Чтоб сразу, не выслушав, проводить к начальству...
Вот и кабинет, в нем не раз приходилось бывать в той, прежней жизни. На стене — изображение Когтистой змеи, символа военной разведки, золотыми буквами в рамке из пышных листьев арекии — гимн:
Мы за отечество идем в незримый бой,
И тьму и свет берем себе в подмогу,
В когтях Змеи окажется любой,
Кто нашей службе перейдет дорогу.
Добро и зло не станем различать,
Когда идет борьба за интересы,
Лишь перед родиной мы будем отвечать,
Когда добьемся в битве перевеса.
Ни бог, ни демон не помогут нам,
Лишь ловкость рук и быстрота атаки,
Кто против нас — получит по рукам,
Будь он вельможа — или просто всякий
За короля, за родину, за честь,
Мы победим — погибнет вражье дело,
И никогда не сможет надоесть
Такая служба мыслящим и смелым.
В когтях змеи добыча есть всегда,
Пусть враг силен, но мы всегда сильнее,
Пока мы служим, черная беда
В страну пробраться просто не посмеет.
В памяти бывшего воина тут же зашебуршилась похабная переделка, которую с удовольствием пели на редких, но бурных пирушках. Самым приличным куплетом был:
А ну-ка девки, становитесь в ряд,
Вас оглядим и спереди, и сзади,
Когда любви разведчики хотят,
Вы точно не останетесь внакладе.
К удивлению Плюща, начальник встретил его радушно.
— О, Сейнэ, так ты живехонек! Да, наш человек нигде не пропадет. Дурак ты, что уехал тогда, мы бы нашли тебе дело. С чем пожаловал?
— Господин первый охранитель, я состою во вполне определенных отношениях с третьим секретарем Румийского посольства. Барон Адре, один из столпов братства носителей знака Ит, к которому я имею несчастье принадлежать, передает ему через меня секретную информацию в кристаллах памяти. Содержание ее у меня не было возможности узнать. Но полагаю, что эти действия наносят ущерб государству.
— Сколько кристаллов ты передал?
— Пока один, но полагаю, будут еще.
— Что ж, хорошо, что пришел. Впредь, получив кристалл, будешь передавать его нам, мы в свою очередь обеспечим тебя копией, с информацией для их разведки, ложной естественно. Когти змеи на страже. Иди.
— Что ж, теперь все правильно, — думал Плющ, — Снова служу отечеству, да и надуть этого надменного садиста Аениса приятно, я и так обманываю его с другими партнерами, а теперь буду еще и по другой части...но что-то будет, если... Если я попадусь Тайной канцелярии... Если меня выследит кто-то от барона или румийцы...Эх, будь что будет.
И что-то действительно грянуло и очень даже вскоре.
Глава 10. Ласточки
Король кипел от гнева:
— Как! — распекал он начальника тайной канцелярии, — Теперь, когда мы, наконец, наладили успешное развитие отношений с Руми, ваш агент допускает роковую ошибку и попадается! Скандал! И это накануне заключения широчайшего торгового договора за последние двадцать лет! Мы должны вытащить нашего идиота, как можно скорее, пока он не разболтал лишнего. Кто у вас сейчас на крючке?
— Барон Адре, известный сборщик самой разной информации. Впрямую, конечно, доказать будет непросто, но мы приложим все усилия, если на то будет воля Вашего величества.
-Барон еще пригодится.
— Еще есть его любимец бывший королевский разведчик, а ныне бард Плющ. Третий секретарь посольства Руми — его любовник, наверняка дело не так просто. Третьи по традиции занимаются шпионажем.
-Этого Плюща срочно взять в разработку. Чтоб через неделю — доказательства шпионской деятельности румийца, суд, скорый и справедливый, и обмен.
В уютной комнате, убранной мягкими цветными коврами в тусклом свете затейливого светильника розоватого стекла злой и измученный Плющ сидел на краю широкой кровати, уныло разглядывая растительный узор прямо перед собой. Его партнер глубоко вздохнул, и бард нехотя повернулся, посмотреть, не проснулся ли тот. Но нет, Аенис продолжал мирно спать на животе, кудри все также ворохами осенних листьев разлеглись по подушке, капельки пота поблескивали на голой спине.
-Да... я, конечно, редкостный дурак, кто-то кладет за отечество голову, а я -так задницу. И досталось же мне сегодня, вдобавок весь исцарапан, будто с кошкой общался или с ревнивой бабой. Глядя на это неземное чудо и не подумаешь... Спит как невинный юноша, а еще полчаса назад... Идиот я, каких мало... И кристалл бросил прямо на столе, а если... Припрятать бы...
Но додумать, куда припрятать кристалл памяти, Плющу не дали. Дверь с грохотом распахнулась, в комнату ворвались пятеро в черных масках, обездвиживающее заклинание лишило незадачливых любовников всякой способности сопротивляться.
— Тайная канцелярия... — мелькнула мысль, и в глазах барда потемнело от магического удара. Одиночные камеры тайной канцелярии ожидали любовников.
Плющ вот третью неделю сидел и ждал своей участи. Тюрьма тайной канцелярии — не городская кутузка, ни сырости, ни крыс, и даже пища простейшая, но не гнилая. Первое время бывший разведчик усердно вспоминал способы и приемы блокировки боли, ожидая допросов с пристрастием, но время шло, никто не вызывал его.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
