Он переключил телефон на громкую связь. Геннадий Сергеевич, тот еще жук, услышав о парадном входе, заюлил: "Там, кажется, кирпичом заложено. Это сколько придется ломать..."

— Вы уж определитесь, что вам дороже: интерьер или безопасность персонала и пациентов, — посоветовал Вирм. — Как решите, сообщите результат, чтоб я на стройке с биноклем зря не просиживал.

Геннадий Сергеевич определился мгновенно. Вспомнил, что дверной проем не кирпичом заложен, а гипсокартонными листами забит, и пообещал, что санитары за полчаса обеспечат свободный вход-выход на улицу через парадное крыльцо.

— Вот и славно. Как закончите со строительными работами, позвоните.

— Слышь, — Яр отложил бинокль, заерзал на ящике, — расскажи пока про ожившие вазы с фруктами. Интересно же!

Вирм почувствовал, поверил — Яру действительно интересно. Игорь методично накапливал информацию, Кристина не требовала объяснений, а если что-то и слушала, всегда с преувеличенной внимательностью, отыскивая повод, чтобы перевести разговор на очередную покупку. С Ириной они учились вместе... Вирм вспомнил промозглую, отделанную стылым мрамором кофейню в подвале, Виктора Ивановича с его неспешными рассказами, и признался:

— Я сам о живом камне не особо много знаю. Мне рассказывали, что мастеров, которые защиту на дома ставили, по пальцам можно пересчитать. На одной руке хватит. Мало дар иметь, надо выучиться, в подмастерьях дома три-четыре заговорить, а на это годы уходят — с фундамента начни, крышей закончи. Потом попробуй заказчика отыщи: не каждый тысячи золотом отваливать будет за то, что его семейство львы у парадного оберегут, или гирлянды цветочные зло в дом не пустят. Слишком долго, слишком дорого, слишком зыбко. В общем, настоящие дома-крепости та еще диковинка. Второй такой фонтан мы вряд ли встретим, доктор, считай, бриллиант в куче навоза отыскал. Беда в том, что от заговоренных домов зараза оживления расползается. Как плесень, которая хорошие вещи портит.

— Думаешь, и тут поползла? — Яр недоверчиво осмотрел невысокие дома, прячущиеся в зелени. — И что теперь? Как это проявится?

— Как? Не угадаешь. Это как дичок в саду, может сладкие фрукты принести, а может мелочь и горечь. Бывает, что оживший камень о людях заботится, удача им прет, бывает — жизнь вытягивает, жильцы пачками мрут. А еще, если асфальт по старому булыжнику положен, дорога проклятой становится, или перекресток. Тачки на пустом месте бьются, хоть обвешай светофорами и трех регулировщиков поставь.

Яр передернулся, словно от холода.

— Перекресток мне ни разу чистить не приходилось, — продолжил Вирм. — Только дома. Дед Витя, мой первый заказчик, не деньгами расплатился, а знаниями. Деньги тоже дал какие-то, по мелочи, но главное — глаза на мир мне открыл. Он к нам с Ириной в кофейне подошел. К делу подошел издалека, запорошил мозги сказками и легендами, потом, как бы невзначай, ввернул, что силы у моего змея немереные, его бы силы, да на благое дело... Помнится, у меня кофе поперек горла встал. Я-то думал, кроме Ирки никто о вирме не знает. Мы его поначалу в городе не выпускали, уезжали на электричке, в перелесках прятались. И тут дед незнакомый с такими речами. Я его сразу не придушил, потому что в людном месте встретились, а после Ирка сказала: "С ума сошел? У него хоть чему-то научиться можно! Ты же не собираешься всю жизнь по лесам скитаться?"

Раньше горчило, давило — был бы тогда один, без Ирины, так и убрался в какую-то глухомань. И она бы жива осталась, и... С годами Вирм понял, что в сплетении тропок не угадаешь, на какую ступить. Ирка была якорем, к ней змей и вылетел в первый раз. Может, без нее так бы и жили, каждый в своем мире, может, Вирм бы свихнулся от раздвоенности, жажды полета и странных снов. Если бы сбежал, не стал у деда крохи знаний выпрашивать, долго ли без дела смог в лесу или в деревне просидеть? Силы-то у вирма действительно немереные, куда бы их было прикладывать?

От давних сожалений Вирм отмахнулся, нет нужды их Яру пересказывать. Вот дед Витя и его тетради — это тема. Об этом можно и нужно поговорить, не отрываясь от фонтана и бинокля.

Он постарался вместить в рассказ самое главное и важное. Дед Витя, Виктор Иванович, и сам был немного не от мира сего. Тень вирма за спиной дембеля Вовы разглядел, силу почуял, и увидел в ней спасение. Две тропки в одну слились: отец Виктора Ивановича до революции подмастерьем на двух заговоренных домах отработал, записи вел, сыну оставил; а еще — по совпадению — две комнаты в коммуналке по ордеру получил в трехэтажном доме-обереге. Получил давно, перед войной, забот не знал, кроме свар с соседями, и радовался. Защита к подмастерью и его семейству относилась снисходительно, признавала таившуюся в людях волшбу. Беды посыпались, как горох, на старости Виктора Ивановича, когда дом ретиво перестраивать начали. Первый этаж поделили между собой бутики и магазины деликатесов, выраставшие по городу, как грибы после дождя. Новые хозяева нанимали строителей, выбивали одряхлевшие, посаженные на кровь рамы, сносили капитальные стены, не беспокоясь о трещавших балках перекрытий. Дом огрызался, увечил шабашников, сбрасывал с фасада вывески, уродовавшие заговоренную лепнину. Битва закончилась победой людей — кованые решетки и парадный подъезд исчезли, их сменили огромные витрины с пластиковыми манекенами, следы от сбитой лепнины укрыла плитка и россыпи светящихся по ночам букв. Дом проиграл и решил выместить зло на оставшихся жильцах.

Тени оживали вечером. Сумрачные усики-щупальца вползали в комнаты, приникали к теплой плоти, жадно пили дневную радость и надежды на будущее. Стены оплетал невидимый ковер из сухих ветвей и жухлых листьев. В закутках темных коридоров и светлых комнат поселился неистребимый запах тлена. Болезни непременно приводили к смерти, случайности оборачивались бедами. Падали доселе незыблемые балконы, поддерживаемые лиственными лапами, сминались тела и припаркованные во дворе машины.

Виктор Иванович запаниковал. Ему не хотелось умирать от прикосновения озлобленного камня, равно как и оставлять внукам сомнительное по ценности наследство. Он попытался продать квартиру, но дом отпугивал покупателей и посредников, обваливая им на головы пласты штукатурки и антресоли, заставляя ломать ноги на выщербленных лестницах. В тетрадях отца, не решившегося в свое время уехать в Европу за мастером, нашлись отрывочные сведения о том, как разрушить защиту. Усмирить ее было невозможно, да и уничтожить непросто, в записях упоминались "тати крылатые, диаволом понукаемые", за ними следовала лекция о тушении пожаров, драконьим дыханием вызыванных, и несколько сомнительных абзацев о морозной смерти и василисках.

Куда дом стягивал выпитую из людей жизнь, Виктор Иванович выяснил, поднявшись на крышу. Особняк венчали не шпили, а расставленные по углам чаши с алебастровыми фруктами. Старик едва в обморок не упал, обнаружив, что некогда гипсовые виноградные гроздья проминаются под пальцами, пятная их кровью. И даже решился избавиться от сосредоточия зла — принес монтировку, замахнулся. Очнулся на чердачной лестнице, со сломанными ребрами и левой рукой, лежа в больнице, поразмыслил, и сосредоточился на поиске татей. Наследство отца — второе зрение — помогло ему найти пару вирмов, змея и человека. Сильных, бестолковых, не знавших, что они могут очистить дом от защиты, превратившейся в проклятье.

Вирм вмешал змея в дела земные, предложив ему разрушить чаши с фруктами. Виктор Иванович внес свою лепту в план, объяснив, что мало просто разбить гипс, надо добраться до заложенных в кладку или декор оберегов. Мастер, чья работа описывалась в тетрадях, прятал в фундамент, перекрытия и колонны серебряные монеты в кисетах. Тонкая кожа была расписана наговорами, шнурок пропитан настоем трав с каплей крови. Серебро годами впитывало волшбу, защита крепчала с годами — если хозяева дорожили домом и не тревожили лепные заклинания.

Что закладывали в фундамент цветочно-фруктового особняка, Вирм так и не узнал. А под чашами мастер спрятал вырезанные из темного камня фигурки птиц — с ними-то змей впервые хлебнул лиха.

— Мы у деда в комнате до трех ночи просидели, ждали, пока город утихнет. Тогда еще жизнь не такая круглосуточная и иллюминированная была, я риск взвесил, по темноте вылетел. Змей чашу тронул, и как понеслось... Птицы, наверное, со всей области слетелись. И воронье, и голуби, и совы, и воробьи. Вирм раз дохнул, замерзли, на крышу попадали, два... а их все больше, глаза застят, в пасть лезут. Еле-еле смог основание расколотить и раскрошить фигурку. Ко второй уже на ощупь полз, хвостом бил вслепую, так с крыши и свалился, не расправляя крыльев, грохнулся об асфальт, чуть душу не вышибло. Ирка сообразила, что дело неладно — у меня лицо и руки ранками вдруг покрылись, видно, проклевали птицы броню — вытащила, вернула, перекисью умыла. А дом как взбесился. Двери, балки, все ходуном ходить начало, окна-форточки захлопали. Дед Витя с лица сбледнул, чуть не на колени грохнулся: "Ты только не бросай на половине, тут и сгинем, ни меня, ни вас на улицу не выпустит!" Я проверил — и точно, дверь заклинило, хрен откроешь. Пришлось на второй круг заходить. Птицы немножко рассеялись, зато на улице зеваки появились, и ментовской "бобик" остановился. Оно бы на завтра отложить, а надо срочно доделать. Змей вернулся бешеный, я его к вазам тяну, а он от дома улетает, не хочет, и всё. Пока втолковал ему, что Ирку погубим, пока сквозь птиц к третьему вазону пробился, думал, рехнусь. Как оставшиеся фрукты и фигурки раскрошил — не помню. Ирина потом мне рассказывала: дом тряхнуло до трещин в стенах, они с дедом решили — хана, не устоит. Ничего, обошлось. Наверное, потому, что я нижние обереги не трогал. А лепнина с двух этажей фасада осыпалась, весь тротуар в осколках был, и вывески вдребезги. Вирм, как дело сделали, к себе сбежал. Меня Ирка еле-еле вернула. На ноги встать не мог, весь побитый, голова кружится... но на крышу все-таки поперся, туда уже и менты, и жильцы подтянулись, надо было глянуть, что там, да как.

— И что? — Яр в сторону фонтана и не смотрел, ловил каждое слово, видно — переживал за давнее дело.

— Срань там была. Не поверишь — гипсовые голуби вперемешку с раздавленными фруктами. И живые птицы среди этого месива толкутся, яблоки с виноградом расклевывают. Получается, голуби на себя проклятие приняли, которое от вирмовой чешуи отскочило. Я на это дело посмотрел, порадовался, что легко отделался. Подумал — деду помог, но больше за такое никогда не возьмусь.

— Взялся же?

— Засветился, — объяснил Вирм. — Слухи среди знающих людей быстро расползлись, все, кому надо, протокол и показания очевидцев почитали, на крышу сходили, проверили. Из деда Вити мое имя вытряхнуть не хрен делать было. Он и не запирался. Я-то, по молодости и дурости даже не просил его молчать. Вот ко мне и подвалили через месяц. Сначала попросили дворик проверить. Вроде как бабло ни за что отсыпали, чистить не надо, только змеем слетать, посмотреть его глазами, нет ли там фигурок закопанных. Мол, не знаем, покупать или не покупать. Потом зазвали башенку в порядок привести, а то в ней по ночам кто-то стонет и шуршит. Деньги за дворик уже закончились, а красиво жить хотелось. Взялся. На меня внимательно посмотрели, убедились — сила есть, ума нет. Предложили сломать защиту особняка. Парадный вход два льва охраняли, на фасаде никаких вычурностей, только две девичьи головы в букетной рамке. На первом этаже контора по торговле акциями, на втором — две хозяйские квартиры. Дельца этого брат заказал. Доли прибыли не поделили. Протер мне сказку, что ему бы только в контору вход получить, а то львы не пускают. Я решил — дело плевое. Не таким плевым оно оказалось... девки в букетах как завизжали, вирм сразу оглох... и львов едва одолел. Ну, а дальше ты знаешь.

Яр кивнул, повернулся к фонтану, тут же дернулся, услышав звонок. Геннадий Сергеевич доложил, что путь свободен. И правда — вон, по двору цепочки пыльных белых следов, строительные обломки в мусорном контейнере. И Джоконда хренова ожила, забеспокоилась, посматривала по сторонам со злобой.

— Глянь-ка, пробрало! — обрадовался Вирм. — Точно, не дотягивается она в дом, я не ошибся. Иначе бы не бесилась, а только руки потирала. Пойдем, осмотримся по второму кругу.

Пока шли, Яр в фасады вглядывался, похоже, живой камень искал. У самого крыльца толкнул локтем в бок, неуверенно проговорил:

— Мне странным кажется, что защищен только двор. Какой смысл охранницу во дворе держать, если в доме тебя зарежут безнаказанно?

— В доме может быть другая защита. А эта пакость, скорее, для нападения. Удобно. Вывел нахамившего гостя через черный ход и дышишь свежим воздухом, пока придушат.

— Что-то не сходится, — покачал головой Яр.

Признавать чужую правоту Вирм не любил, поэтому отвязался коротким обещанием:

— Разберемся.

В дом вошли после троекратного приглашения. Из окна докторского кабинета фонтан был виден, как на ладони. Джоконду от злости аж перекосило — лозы взрыхлили газон, бессильно заскребли по стеклопакету. Вирм проследил движение, пришел к выводу, что надо не только от статуи избавляться, всю чашу ломать. И шелковицу выкорчевывать. Напиталось дерево колдовской заразой, без ветра шевелится, ветки к дому тянет.

— Геннадий Сергеевич, а что во дворе раньше было? Сад? — подал голос Яр. — Вы новый корпус на пустом месте ставили?

— Снесли отдельно стоящий флигель, он не представлял исторической ценности. Часть участка занимал сад, в углу была конюшня, которую после национализации особняка перевели в разряд технических помещений. Конюшню снесли, получив акт об аварийном состоянии и невозможности реконструкции. Если честно, не снесли, а руины разгребли, — доктор сбился с официального тона. — Кирпичная коробка без отопления тридцать лет простояла, шифера на крыше почти не осталось, балки сгнили. А ведь строили на совесть. Хозяин дома, отставной генерал-майор Парамонов, привез из Средней Азии пару ахалтекинских рысаков, на племя, заботился о них лучше, чем о дочерях. С одной стороны понятно — за жеребенка золото можно получить, а за дочкой хочешь, не хочешь, приданое отдай. И все же... Я копии писем из архива почитал и остался в недоумении. Чудной он был, этот Парамонов, кроме лошадей и конюшни для него ничего не существовало.

"Вот и отгадка, почему на дом положили с перебором. Фонтан для копытных поставили, не для людей, — Вирм встретился взглядом с Яром, склонил голову в ответ на еле заметный кивок. — А доктор, значит, и в архивах порылся, и письма почитал. Почему же Сонька мне об этом не рассказала? Скинула два десятка фоток и справку, а глубже копнуть? Лень? Решила, раз трахаемся, так и работать не надо? У, коза драная..."

Нельзя сказать, чтобы полученная информация что-то меняла. Для кого или для чего поставлен взбесившийся фонтан, сейчас не важно. Заказали разрушить — разрушим.

Вирм, не обращая внимания на лозы, прижался лбом к стеклу.

"Кусок ограды тоже придется сносить. Из кирпича поверху лезут. Да... возни на пару часов. В доме лучше не располагаться. На всякий случай. Выломает стену лозами, когда смерть почует".