Путь, который мы спели - общий файл

Потом. А до того был застывший, как во льду, мир и подступившая к горлу мучительная тошнота. И влажный теплый язык маленькой белой собачонки, сочувственно вылизывавшей лицо мальчика, потрясенно сидевшего возле первого убитого им человека...

Белая псина вновь возмущенно гавкнула. Улыбаясь непонятно чему, граф йен Арелла присел на корточки и стал тихо напевать. Обычно этим напевом Поющие успокаивали лошадь — действовало даже на самых диких. Умиротворять им же собаку Даллену не случалось — но почему бы и не попробовать? На белой мордахе нарисовалось почти человеческое удивление. Собака заворчала и уставилась на странного незнакомца, потешно наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.

— Альма, замолчи! — раздался из-за забора мелодичный женский голос. — Альма... Но собака и так уже молчала. — Она не кусается, — нерешительно проговорила хозяйка, — только лает... Что это с ней?

Женщина приблизилась к забору вплотную и с любопытством посмотрела на Поющего.

— Вы к мужу? — спросила она. — Его сейчас нет дома, но если вы хотите заказать мебель или ещё что, я могу ему передать...

— Нет, не беспокойтесь, — Даллен выпрямился и поклонился женщине. — Я просто шел мимо по улице.

— Да, а... — женщина замялась, — вы подождать его не хотите? Вы не друг ли его? Вон и Альма... она ни к кому так не ластится, вот же чудо!

Псинка (уже начисто забывшая, что на посторонних надо лаять) отчаянно виляла хвостом, вытянувшись в струнку, и старалась дотянуться лапками до колен Даллена.

— Нет, мы незнакомы, — мягко ответил Поющий. — Спасибо. Всего вам доброго...

Он погладил собачку и не торопясь пошел дальше.

Уютные домики приветливо смотрели на мир чисто вымытыми окнами. Но это было уже не похоже на Шайл — другая форма окон, орнамент на решетке в виде головы дракона...

Интересно, здешние люди — они, наверное, такие же? Раз живут в похожих домах, так же сажают цветы в палисадниках... и так же любят свой город. А он даже не спросил у Жака и у Плаксы, с кем воевали они и не грозит ли ещё опасность их родному городу?!

Хотя... речь о той битве шла как о чем-то прошедшем и закончившемся. Он не мог ошибиться, сейчас они не воюют. И никакие твари с железными крыльями не летают над городом, плюясь огнем, как демоны из легенд о Войне магов...

Поющий взглянул в небо, словно чтобы окончательно убедиться, что ему не нужно предлагать свою помощь в войне с неведомым ему врагом. Небо было ясным, а единственное стоявшее над крышами белое облачко казалось светящимся. И на его фоне отчетливо, словно прорисованный чинийской тушью, красовался совершенно потрясающий флюгер: по указующей направление ветра стреле, задрав хвост, гордо вышагивала улыбающаяся черная кошка.

Улыбающаяся?

Как можно сделать улыбающимся флюгер, который и виден-то лишь черным силуэтом? Но она казалась именно такой. Гордой, игривой и веселой. Ни в Шайле, ни в других городах, где довелось бывать, Даллен не видел ничего подобного.

В том доме уж точно живет кто-то, обладающий юмором и умеющий радоваться жизни! Даллену захотелось рассмотреть кошку поближе. Торопиться ему было некуда. Никто его не ждал и не звал...

Хотя — насколько он прав? Дэррит наверняка беспокоится и гадает, куда занесло его отчаянного ученика... "Я не могу потерять ещё и тебя!" — однажды заявил он Даллену в порыве откровенности. А Айсленна? Ты забыл, с какой радостью она кидалась тебя обнимать всякий раз, когда ты приходил в ее дом?

И, конечно, Тэйглан. Он-то в первую очередь. Тэй, целитель и друг, которому Даллен постепенно заменил убитого Анхейна.

А Шайл... что ж, и среди жителей Шайла можно, не задумываясь, назвать десяток другой имен тех, кто кинется радостно навстречу. Начиная со старика оружейника. Так что, не обманывай себя, йен Арелла...

Вблизи кошка оказалась еще симпатичнее: мастер, делавший ее, не допустил ни одной резкой изломанной линии, не считая треугольного носика. Контур был закругленным и плавным. Полюбовавшись (нет, правда, хороший кузнец ковал!), Даллен рассеянно огляделся, соображая, куда направиться дальше. Дом с кошкой был крайним. Улочка кончилась, влившись в широкую площадь, посреди которой...

Посреди...

Нет, удивляться-то нечему. Такие площади есть везде, во всех городах. И не все, кого везут сюда под крики толпы, не заслужили этого скорбного пути.

Зачем он подошел к помосту для казней?!

Поющий не смог бы ответить на этот вопрос.

Он не услышал музыки. Да и ожидать ее в таком месте было бы более чем странно. Это было как дыхание — тяжелое, прерывистое и неровное дыхание человека, сдерживающего стон.

Его собственный стон — Даллена йен Арелла...

На мгновение он почувствовал себя — стоящим на этом самом помосте. Или на том, чей дощатый пол до сих пор помнился ему, как знакомая с детства картина в гостиной родового замка... И помост. И лицо палача. Закаменевшие скулы и сверкающие глаза Эгарта... Тогда король сразу всё понял. В отличие от остальных... но это было облегчением, и — да, гарантией! Надеждой, что его жертва не будет напрасной...Спасибо, Эгарт!

Благодаря ему, благодаря Дэрриту и Тэйглану... и Анхейну тоже... они сделали так, что Даллен живет сейчас свою вторую жизнь. Ты живешь после смерти, йен Арелла — так, может быть, не нужно снова и снова вспоминать, КАК ты умирал?

"Эй, мертвое тело! Выходи, тут тебя с почетом хоронить приехали!" — вспомнил он и облегченно вздохнул. Тэйглан — кто бы мог подумать тогда, давно... Какая чистая, незамутненная ненависть — и такая же нерассуждающая, преданная дружба. Тэйглан жизнью бы пожертвовал за Даллена, если бы было нужно.

Ты должен быть счастлив — раз у тебя есть такие друзья. Тэйглан. Дэррит. И Эгарт...

Даллен улыбнулся помосту. И, повернувшись, пошел прочь. Музыка вернулась.

Ее еле слышное дуновение заставило Даллена повернуть в сторону центра города. Даллен поймал себя на том, что соскучился... Боги! Раньше он мог довольно долго обходиться не то что без музыки, но и без женщины... без еды... Без перевязки, в конце концов. И — ничего. А тут — потянуло неодолимо. Граф йен Арелла невесело усмехнулся. Кого в нем больше теперь? Человека — или найгери, Поющего?

Музыка приближалась — и на более близком расстоянии теряла часть своего очарования. Как это часто бывает с людьми.

Довольно сильный мужской голос исполнял балладу под гитару. Недостатки аккомпанемента уличный певец возмещал громкостью, чуть более четким, чем надо ритмом и — как ни странно — довольно выразительной, искренней интонацией. Всё бы хорошо, только на высоких нотах еле уловимо проскакивала фальшь.

И всё равно — мелодия была на удивление хороша!

Боль по нервам бегущая, жгучая кровь.

И гитара безумца в руках.

Пусть надежда с тоскою смешаются вновь

На забытых судьбой берегах.

Глянь, на чаше весов чья-то жизнь, чья-то смерть...

Упиваясь, гитара поет.

Консонанс, диссонанс и опять круговерть

На изнанку миров понесет.

Пальцы в кровь, и по струнам аккорды беря

Улетает душа, словно в бой.

Песня барда несется, сердца бередя...

Боль, куда ты? Останься со мной... *

В середине баллады Даллен не выдержал и стал тихонько подпевать вторым голосом. Странно... Мелодию эту он слышал впервые, но чем-то она была ему уже знакома. Он закрыл глаза и не видел, как изумленно вскинул голову бард... его глаза загорелись, и голос — действительно неплохой — вдруг зазвучал ещё более выразительно и — чисто. Исчезла фальшь, выровнялся ритм — осталась только музыка.

Музыка — бесшабашное веселье с комом в горле... как танец перед битвой.

* * *

Кантор шел куда глаза глядят, совершенно не смотря по сторонам. После выпитого в ресторанчике и дома у Жака, а также услышанного от Его величества, собственная походка казалась ему на удивление твердой и ровной. Со стороны бывший убийца казался просто спешащим по делам человеком. Но дело-то было как раз в том, что этот человек совершенно не представлял, куда ему спешить и что сейчас вообще делать...

Ольга беременна. Очень похоже. Потому что иначе с чего бы она на него набросилась?! Ведь он же знал свою жену... И то, что произошло утром, было совершенно не в ее духе, словно Ольгу подменили или заколдовали. Потому и ударило так больно...

Причем беременна не от кого-нибудь, а от него. От Кантора. Ну, это ещё неизвестно, но... Хотелось бы думать, что король и тут не ошибается. Да уж, папаша из Кантора — самое то! Хуже только Плакса. Хотя, ещё неизвестно...

А он сам — нимф. Усраться можно. Почему-то, несмотря на то, что рассуждения короля базировались на предположениях и аналогиях, Диего поверил ему сразу.

Можно себе представить, как ржали бы ребята в Зеленых Горах, если бы узнали... У самого "нимфа" вырвался совершенно истерический смешок. Ох, что будет, если об этом узнает Гиппократ! Лучше сразу эмигрировать. Лет на несколько... А если бы знали в лагере... "Нимфа" в бараке. Мать вашу! Впрочем, вряд ли бы ему пришлось драться злее и чаще, чем... пришлось.

Кантор тряхнул головой, пытаясь выкинуть из нее непрошеные ассоциации и воспоминания. Собственно говоря, если Его Величество прав, то нечего бывшему барду жевать сопли и болтаться по городу... Домой пора. И так замерз вон, как щенок бездомный, хорошо хоть у Жака отогрелся... Можно, конечно, пойти в свое бывшее холостяцкое убежище, но стоит ли?

И тут его "накрыло".

Это было как удар поддых.

Боль, давнишняя, привычная... Кажется, он ее почти забыл? Вытравил из памяти, затёр чьей-то кровью, в том числе и собственной, залил спиртным... Воспоминание о Кастель Милагро...

Дикая смесь невыносимого унижения — и одновременно сознания собственной правоты. "Я сделал всё, что мог. Остальное не в моих силах... Теперь — только дотерпеть..."

Кантор глухо простонал. Только сейчас он осознал, что ноги привели его почему-то туда, куда он на трезвую голову ни за что не пришел бы. Площадь Справедливости — место публичных казней. Диего всегда избегал подобных мест, даже прилегающих к площади улиц. Несмотря на то, что амулет вроде бы защищал его от эманаций чужой боли и отчаяния. Но ведь не было сейчас там никакой казни! Не было!

Площадь была пуста.

Какие-то люди, спеша, проходили стороной, минуя Кантора; пробежал мальчишка-почтальон; пронесся чей-то экипаж... Только один мужчина неподвижно стоял спиной к барду и смотрел в сторону помоста. Как будто там что-то происходило...

Странная фигура.

Уже готовясь повернуться к площади спиной и поскорее отсюда уйти, Кантор не удержался и сделал шаг — только шаг! — в сторону незнакомца. Почему он так стоит? Казнили кого-то из его близких?

Новая волна эмоций — теперь уже Диего почудилась глухая тоска, ностальгия по прошлому, по беззаботному детству, которое было где-то в неизмеримо далеком прошлом. Гордость — выстоял, смог, не сдался... А ещё — неожиданный отблеск брезгливой жалости к тому, кто стал причиной беды. Возможно, к близкому человеку... Который выдал друзей под пытками? Тогда понятна эта жалость...

Вот только этих воспоминаний ему сейчас и не хватало! Боль, унижение, отвращение к тому, что осталось от собственной жизни, слабая надежда на то, что этой жизни хватит ненадолго, и всё кончится... Как всё это было знакомо!

Ещё один, прошедший ад Кастель Милагро и выживший? На свою зрительную память Диего не жаловался, но что-то говорило ему, что стоявшего здесь человека он не видел никогда.

Впрочем — а почему он обязан его знать? Он что, всех защитников Кастель Агвилас помнит в лицо? Всех несчастных, побывавших в лагерях? То-то и оно. Хватит дергаться... нимфа ты недоделанная. Тьфу! Идиот! Ну, зачем амулет выбросил?

Диего шел, не разбирая дороги, не задумываясь — куда, и только минут через пять-шесть сообразил, что его несет совсем не в том направлении, где находятся и его дом, и бывшее его холостяцкое убежище, и даже дом Элмара — словом, все те места, где он мог, наконец, остановиться, согреться и выпить!

Хватит ловить всякую гадость от незнакомцев! И делиться своим... хорошим настроением. Вон, с Жаком уже поделился, а, возможно, и не только с ним...

Назад. По боковой улице, вдоль бульвара, мимо рынка... только миновать эту клятую площадь... и опять налево...вот теперь правильно... И нечего нестись по улице так, словно за ним гонятся люди Блая. "Ты ведь теперь законопослушный и легализованный гражданин? Тогда передвигайся, как все нормальные люди", — еле слышно усмехнулся внутренний голос. — "Хотя... Разве когда-нибудь ты был нормальным? Может, тогда и начинать не стоит?"

Так, а вот это уже просто гадство. Он всё-таки не заслужил, чтобы на закуску ещё слушать собственную балладу! В таком вот исполнении!

Этот дешевый пафос, неуместный и утрированный... и, вдобавок, фальшь. В этом месте мелодия идет вниз, а не вверх! Какая сволочь присочинила эту пошлятину? Убил бы...

"А может, слушателям именно так больше нравится?" — съехидничал внутренний голос. "Да чтоб тебя! Заткнись!" — сегодня бывший убийца не склонен был миндальничать с незримым собеседником. "Если тебя ЭТО удовлетворяет, слушай и наслаждайся! А я..." "Угу, прибьешь беднягу. Давно не стреляли, товарищ Кантор?"

"Тебя бы пристрелить..." — обреченно подумал мистралиец, невесело прикидывая — а в кого бы ему в таком случае пришлось целиться?

Неожиданно чей-то голос, глубокий и звучный, подхватил песню — каким-то чудом попав в терцию, именно так, как когда-то Диего написал эту мелодию! Звуки, как бальзам, пролились на душу бедного автора. Да и уличный певец вдруг перестал фальшивить — совсем.

Кантор замедлил шаг и, как завороженный, приблизился к небольшой толпе, собравшейся возле музыканта.

Странный сегодня был день. Казалось, он никогда не кончится... И весь день мистралийца будет преследовать прошлое и его собственная музыка. Нет, он точно сегодня напьется! Вот только дослушает. Теперь ЭТО можно слушать. Он вспомнил, как написал когда-то злополучную балладу — короткий и жаркий приступ вдохновения между такими же жаркими объятиями... как же ее звали? Рыжеватые кудри и большие черные глаза...

А, неважно...

Здесь слишком много народу. Ещё встретит кого-нибудь из знакомых... Меньше всего Кантору хотелось опять объяснять, почему он болтается по улице, вместо того, чтобы... наслаждаться семейным счастьем! Во, точно. Очень подходящие слова... Что ж — пойдем домой. К семейному счастью.

Но и здесь, кажется, не повезло...

Стоящий в толпе слушателей человек, увидев проходящего мимо Диего, сделал шаг в его сторону и тихо окликнул. Кантор быстро повернулся на голос — и к собственному изумлению узнал того, от чьих эмоций на Площади Справедливости его так скрутило... Может, он и сейчас ослышался? Пожалуй, теперь бывшего снайпера не удивило бы даже и это... Но незнакомец повторил негромким и, тем не менее, странно звучным голосом:

— Кантор? Я не ошибся, это ты?

У мистралийца на мгновение возникло сильное искушение сказать: "Нет! Не знаю я никакого Кантора!" Но, с учетом того, что война давно уже кончилась, это попахивало бы простой трусостью... Да и потом — в чем дело? Откуда его знает этот совершенно не знакомый ему человек?