Путь, который мы спели - общий файл

Напев взмывал, словно клинок в руке воина. Кажется, он даже сверкал так же. Может ли песня сиять? Может переливаться? Может сверкнуть и поймать солнце, как выхваченный из ножен меч? Может ли рассечь грани миров?

— Осторожнее, Даллен... — с легкой тревогой произнес Дэррит, но, кажется, было уже поздно. Пространство словно раздернулось сверкающей аркой...

— Что это, учитель? — немного растерянно спросил Даллен, на миг прерывая пение.

— Мне откуда знать? — пожал плечами найгери, — Это ты спел!

Арка затрепетала, готовая исчезнуть. Почему-то позволить это казалось чем-то немыслимым. Даллен, признаться, уже и не помнил, что именно хотел спеть изначально, что увидеть, и куда попасть. Несколько взлетающих к небесам нот удержали сотворенное. Неужели вот так и отпустить? Даже не взглянув, что получилось, и куда ведет дорога, рожденная магией его голоса? Он ведь знал, он видел, что должно было получиться — а вышло ли?

— Что ты делаешь? — крик наставника не прервал ни песни, ни шага...

Первый Путь. Глава 1

...Это был просто дом. Не пещера дракона, не дворцы небожителей. Обычный человеческий дом. Портал открылся у самого окна, за которым виднелись остроконечные городские крыши, так отчаянно похожие на крыши родного и такого недоступного Шайла...

Посреди гостиной стоял лохматый зеленоглазый парень с бутылкой не то воды, не то еще чего-то прозрачного в одной руке, и тремя вложенными один в один стаканами в другой, и удивленно, но без особого потрясения взирал на Поющего.

— Ты откуда? — проговорил наконец хозяин дома тоном, показавшимся Даллену чересчур спокойным для человека, в гостиную к которому внезапно вваливается незнакомец из переливающегося портала.

— Из Шайла, — отозвался бывший граф йен Арелла. Оборванная песня смолкла, но Даллен не встревожился — он откуда-то знал, что сможет спеть эту дорогу заново. Хотя и не представлял, где оказался. Зато хорошо представлял, что ему по возвращении скажет наставник.

Парень наморщил лоб, похоже, пытаясь припомнить, где и когда слышал о Шайле... если, конечно, когда-нибудь слышал.

— Приехали! — заключил он наконец. — Эти долбаные законы мироздания уже доставляют переселенцев прямо в мой дом!

— А меня никто не доставлял, — спокойно ответил Даллен. — Можно? — И он присел на диван. — Я спел эту дорогу... Не знаю почему, но она меня заинтересовала. Веселый, суматошный город... Совсем чужой и одновременно чем-то родной.

* * *

Начавший офигевать Жак удивленно уставился на незнакомца.

Длинные темные волосы были у того перевязаны на лбу чем-то вроде вышитой узкой ленты... да как вышитой! Странные глаза. Золотистые, огромные, по-эльфийски удлиненные к вискам.

— Ты, наверное, эльф? — осенило шута.

"Совсем, видно, у Раэла подчиненные распоясались..."

— Да нет, — мотнул головой переселенец, — Я человек... Просто... получилось так, что я живу среди найгерис... Я — Поющий.

Поющий? Это слово парень произнес как-то странно. Возникало подозрение, что оно означает не просто человека, время от времени балующегося пением, а нечто большее. Обычно таким тоном, произносят, допустим: "жрец".

— Бард? — уточнил Жак на всякий случай.

— Ну... можно сказать и так. Прошу прощения за вторжение, — в изысканно вежливом голосе тем не менее таилась веселая усмешка. Только глаза почему-то оставались грустными. — Ты один?

— Да пока один. Может, Кантор зайдет... не знаю, — Жак принял решение. — Давай пока выпьем, что ли! А то я один тут назюзюкиваюсь как неродной.

— Никогда не отказывался выпить в хорошей компании, — улыбнулся гость. — Или подраться.

— Ну, насчет подраться — это к Кантору! — решительно произнес Жак. — А мы лучше выпьем. Вот, у меня даже закусить чуток осталось...

— Согласен, — вновь улыбнулся странный переселенец, — Ты прости, я даже не и представился. Меня Даллен зовут.

— Жак, — спохватился шут, водружая на стол только что взятую из кладовки бутылку.

— А кто этот Кантор, которого ты все время вспоминаешь? — поинтересовался Даллен.

— Это мой друг, — отозвался Жак. — Тоже бард. Вроде тебя. А ещё... он хотел сказать "а ещё бывший воин и убийца", но тут же спохватился — зачем, собственно, он должен об этом рассказывать неизвестно кому?!

А вот следующая мысль, пришедшая шуту в голову, была неожиданной... ибо что-то в неуловимо кошачьих, плавных движениях гостя действительно напомнило ему Кантора.

Похоже, что этот Даллен тоже воин. Бывший, а то и нынешний. Жак чуть было не спросил об этом, но передумал.

— Кстати, а что это за народ такой — найгерис? — задал Жак более безобидный вопрос, разливая в стаканы результат своих последних "алхимических опытов" — Про орков я слыхал, они на Дельте когда-то жили, эльфов видел, а вот про найгерис — ни разу ничего. Даже не представляю, что это за племя. У нас их нет.

— Там, где они есть, их тоже знают не все, — медленно ответил Даллен. — Они похожи на эльфов. Немного. Только вот эльфы...они другие. Найгерис всё-таки прежде всего — воины. Как бы тебе объяснить... И магия у них — не эльфийская.

Неклассические маги, значит? Пожалуй, Кантор и впрямь нашел бы, о чем поговорить с этим парнем! Да и мэтр Истран... А уж о Шелларе и говорить нечего... и помыслить страшно. Жак от души понадеялся, что Его Величеству не взбредет навестить верного шута прямо сейчас.

— А как ты у них оказался-то? — брякнул Жак, не успев вовремя прикусить язык. В памяти всплыло оброненное гостем: "Так получилось..." Что-то мелькнуло в чуть удлинненных золотистых глазах... Как у Кантора в тот день, когда он здесь же, за бутылкой, говорил Жаку: "Научись ненавидеть". Только перед потемневшим взором мистралийца стояли жуткие застенки Кастель Милагро, а что у этого? Надо было трогать? Получилось — и получилось. Знаем мы, как у воинов иногда... "получается", хоть того же Элмара взять. Захочет — расскажет. А в душу лучше не лезть. Как говорится: "Не спрашивай, о чем не надо, не услышишь, чего не хочешь"...

Раздавшиеся в библиотеке голоса избавили Жака от неловкости, а его гостя — от необходимости отвечать или отказывать в ответе.

— Ох... сглазил! — в панике подскочил шут, — Даллен, спрячься от греха... Быстрей...

— Зачем? — не понял тот, в нечеловечески красивых задумчивых глазах было искреннее удивление.

— А вдруг король? — прошипел Жак, хватая гостя за руку и пытаясь волоком оттащить в кабинет.

— А зачем от него прятаться-то? — Даллен явно ничего не понимал, и в том было его счастье. А может — наоборот. — Я ничего не сделал, чтобы скрываться.

Ой-е! На миг Жаку захотелось огреть его чем-нибудь. Свалился же упрямец на голову! Вот увидит тебя Шеллар — поймешь, зачем, но будет поздно...

— Потом скажу! — почти огрызнулся шут, — Исчезни живо, пока он тебя не заметил!

Глаза Даллена недобро вспыхнули. Взгляд мгновенно стал каким-то настороженным и холодным, вызвав у Жака желание проморгаться: нет, ну правда — вылитый Кантор! Только пистолета не хватает. А лучше — снайперской винтовки. С хорошей оптикой.

— Он у вас что — тиран?

Тиран? Взору шута очень явственно представился образ любимого короля, дотошно допытывающегося, как именно появился сей загадочный представитель неизвестного дельтийской науке племени, в котором часу, какие явления предшествовали открытию портала, какого цвета был портал, какого... Какого, в конце концов, черта? Жак был решительно не в настроении терпеть это издевательство! Особенно сейчас, когда он собирался мирно выпить с горя!

— В некотором роде, — почти не соврал Жак, — Но не в том, что ты подумал. Потом объясню. Вон там кабинет... сиди и, ради всех твоих Богов, не высовывайся. Мне-то ничего не будет, а вот ты потом очень пожалеешь... — Он не удержался и хихикнул.

Даллен недоуменно пожал плечами и... исчез. Жак даже не понял куда.

Шут немного недоуменно огляделся.

"Вроде ж почти ничего ещё не выпил..."

Ну ладно. Он махнул рукой и с обреченным видом поплелся обратно в гостиную. Ох, только бы Кира опять не обвинила супруга в беготне по каким-нибудь несуществующим бабам — Шеллара ж не выставить будет! Хотя... В конце концов, почему бы королю и его верному шуту и не выпить вместе, попутно пожаловавшись друг другу на любимых, но совершенно невыносимых женщин? Ну почему Тереза такая упрямая? Сокрушается целыми днями, что они живут во грехе, а когда ей предлагают вполне приемлемым образом узаконить отношения — она, видите ли, не согласна! Ну чем, скажите на милость, ей не угодил товарищ Торо... то бишь, падре Себастьян? Христианин ведь! И даже настоятель целого монастыря, в котором чудеса совершаются! Ну, не католик, и что с того? Нет, уперлась, подайте ей только католического священника, и все тут! А где его взять-то, наколдовать, что ли? Эх... С тоски Жак уже собрался было оценить качество последней партии самогона, настоянного на каких-то притащенных Орландо мистралийских травах, название которых шут напрочь забыл, но помешал Даллен...

Кстати, интересно, куда он все-таки делся, заклятие невидимости, что ли, на себя наложил? Только б ему хватило ума не высовываться! Нет, наверное, можно очень даже приятно выпить с этим человеком — или как там его? найгери? — но ведь Шеллар при виде его не удержится, начнет по своему обыкновению любопытствовать, и все испортит! Любопытствующий Шеллар именно сейчас — это, право, слишком на многострадальную задницу бедного огорченного шута! Жак не отказался бы от собутыльников, но ему совершенно не улыбалось сидеть и наблюдать, как Его Величество терзает несчастного переселенца.

Против ожидания, в гостиной обнаружился не вездесущий король, а два полуэльфа в несколько лирическом настроении. Недавно вспомянутый товарищ Плакса примостился, как всегда, на спинке кресла, задумчиво теребя привязанную к гитаре (невесть кем) красивую ленточку, в другой руке дымилась подозрительно пахнущая сигара. Мафей, ненадолго утративший холодный и злой блеск в глазах, к которому уже даже стали привыкать те, кто его знал, задумчиво мурлыкал что-то себе под нос.

— Ну наконец-то, — проговорило его мистралийское величество, в очередной раз затягиваясь. — А мы уже подумали, что ты там с дамой...

— Или спишь, — уточнил Мафей.

— Не сплю я, уснешь тут! — вздохнул Жак, и обернулся в сторону кабинета: — Даллен! Ты где? Отбой тревоги, выходи! Это не Шеллар!

* * *

Когда воину говорят — скройся и затаись, воин скрывается и затаивается. По крайней мере до тех пор, пока не будет точно знать, что происходит, и что с этим, происходящим, следует делать. Спорить с сей древней истиной станет только мальчишка, которого покамест не приличествует называть воином.

Оказавшись в кабинете, Даллен прислонился плечом к стене, продолжая наблюдать за всем через едва заметную щелочку, которую специально оставил, закрывая дверь. На симпатичной мордашке зеленоглазого Жака изобразилось настолько уморительное выражение искреннего недоумения, что Поющий едва не рассмеялся. Похоже, внезапное "исчезновение" гостя изумило хозяина куда больше, чем то, как тот появился. Странно, учитывая, что Даллен и сам удивлялся происходящему до крайности, и только прежнее легендарное самообладание графа Даллена йен Арелла по прозвищу Рыбья Кровь позволило скрыть свои чувства и изобразить относительное бесстрастие.

Что же все-таки произошло? За время обучения Даллен не единожды пел Песню Дороги. Обычно город, в который вела Дорога, просто возникал вокруг, можно было пройти по его улицам, потолкаться между спешащими по своим делам горожанами, зная, что никто тебя не увидит. Потому что ты в этом городе — не во плоти. Именно так Даллен оказывался в родном Шайле, когда Его Величество король Эгарт приезжал навестить своего бывшего графа...

...Нет, не бывшего. Эгарт сказал, что графство йен Арелла сохранено и находится под опекой короля. Что венец, перстень, знамя и плащ изготовлены заново, а вассальные клятвы подтверждены. Вот только герб графства теперь другой. Обнаженная рука над полукруглым камнем, от которого расходятся острые черные лучи... Память о героической, священной лжи — так сказал Эгарт... О том, как граф йен Арелла страшно оклеветал самого себя, спасая Шайл... Шайл, который ждет своего спасителя, и будет ждать столько, сколько понадобится...

Даллен тряхнул головой, отгоняя мысли, от которых было больно. Не хотелось в очередной раз признаваться себе в приступе тоски по родине. Видят боги, он не собирался становиться ни героем, ни почитаемым мучеником, он просто сделал то, что не сумел бы никто другой... Шайл ждет... Даллен уже не в первый раз, стараясь не задумываться об истоках своего поведения, бросался с готовностью по спетой дороге... и снова находил что-то новое — не Шайл... Шайл ждет... Прошло почти семь лет, а сколько еще должно пройти, прежде чем родной город дождется его? Вот и снова не получилось, как надо...

Да и что хоть получилось-то? Даже и это ведь непонятно! Никогда еще Дорога не принимала вид сияющей арки, и ни разу Поющий не оказывался в избранном им месте во плоти. Такого вообще еще ни с одним Поющим не происходило. По крайней мере, мастер Дэррит о подобном не упоминал.

Боги, да что же я такое сделал-то, подумал Даллен в совершенной растерянности. Еще повезло, что Жак оказался таким... таким... каким оказался. Можно подумать, для него неожиданно объявляющиеся в доме незнакомцы — явление рядовое и заурядное, случающееся по несколько раз на дню. Другой шарахнулся бы и поднял крик о колдовстве, а в некоторых краях это может дорого обойтись "колдуну" — сначала прибьют, а уж потом разбираться станут кого и за что.

Хотя, король этот... Тоже странно! Вроде бы Жак его и не боится, — когда человек боится, это видно, — а гостя на всякий случай спрятал...

Поющий покосился на висевший на стене портрет. Если это и был здешний монарх, а не кто-то из благородных предков Жака, то он выглядел грустным, ужасно одиноким и совершенно не злым...

— Даллен! — задумавшийся Поющий невольно вздрогнул от жизнерадостного вопля гостеприимного хозяина, — Ты где? Отбой тревоги, выходи! Это не Шеллар!

Ну, выходи — так выходи...

Даллен выскользнул из кабинета и "возник" сразу за спиной Жака. Тот вздрогнул. Поющий ощутил укол совести — все-таки так шутить было нехорошо. Да еще при посторонних. Он с интересом посмотрел на тех, с кем его столкнула судьба. Хотя при чем тут судьба? То, что он сделал — сделал сам. Надо будет спросить учителя, как же все-таки получилось спеть такое...

Старший из гостей Жака выглядел лет на восемь или десять моложе Даллена, которому должно было скоро исполниться тридцать два. А на самом деле мог быть старше и на десять и на семьдесят — потому что глядел на мир огромными лучистыми эльфийскими глазами. Из-под гладкой волны шелковистых черных волос выглядывало острое ухо — почему-то только одно. Поющий почувствовал легкое эмпатическое касание, настраивающее его на полное доверие и восхищение... и сам не зная как это у него получилось, закрылся. "Ты что, опасаешься меня, что ли? Не стоит..."

Второй эльф — совсем юный, с растрепанными серебристыми волосами, — никак не пытался на него воздействовать. Просто с доверчивым мальчишеским любопытством пялился на незнакомца.

— Приветствую, — Даллен поклонился одновременно вежливо и с еле уловимой небрежностью. — Значит, в этом мире тоже есть эльфы, — улыбнулся он.

— А вот как раз в нашем мире, кроме этих двоих, эльфов почитай что и нет, — заявил Жак. — Хотя захаживают иногда с Эпсилона... Значит, вот это Даллен, он вроде как переселенец, а может и нет — я сам ещё не знаю, пусть расскажет. А это его величество Орландо Второй Мистралийский и его высочество принц Мафей, кузен нашего короля Шеллара Третьего.

Жак искоса взглянул на Даллена, словно проверяя, как отнесется его новый знакомый к появлению коронованной особы, хотя и не той самой, которой опасался хозяин.

— Необыкновенно интересные монархи в вашем мире, — сказал Даллен с вежливым равнодушием, не шевельнув даже бровью.

Жак воззрился на гостя с явным интересом. Словно хотел спросить: "Ты там у себя каждый день, что ли, с королями общаешься?"

— Это точно, — радостно откликнулся Мафей. — Кузен и Плакса — та ещё парочка!

— Ну хоть бы ты уважение проявил, — заметил Орландо Второй без особого огорчения и затянулся. От зажатой в изящных пальцах сигары исходил ароматный дымок. Пахло, как ни странно, знакомо — Дэррит спустил бы шкуру с любого из своих учеников, отважься они хоть поглядеть на сие растение. Впрочем, правильно делал: найгерис от этой травки просто шалели. Эльфы, видимо, нет... — Хватит с меня и Кантора...

Так... в перечень достоинств пресловутого Кантора уважение к коронованным особам явно не входило.

— Плакса, тебе не наливаю! — предупредил Жак, разливая напиток из бутылки.

— Как всегда, — с сожалением развело руками мистралийское величество, непочтительно поименованное Плаксой.

— Настойка на твоем гербарии, не знаю, что получилось... — продолжал Жак, — Мафей, тебе наливать?

— Немного, — кивнул сереброволосый эльф.

Однако к Жаку запросто захаживают монархи! И даже, как оказалось, не один. На важную персону хозяин похож не был...

— Кстати! — спохватился тот, поднимая голову и глядя на Даллена, — Я не сказал. Я вообще-то по основной должности королевский шут, но кроме этого еще и специалист по адаптации переселенцев. — он улыбнулся, — Ввожу, так сказать, лиц иномирского происхождения в нашу жизнь. Так что если захочешь что спросить, или сходить посмотреть тут что — не стесняйся, говори.

— А если я — шпион? — несколько ехидно поинтересовался Даллен, присаживаясь к столу и возвращая себе свой стакан, брошенный во время спешного бегства. — Ты мне тут все расскажешь и покажешь, а я...

Мафей прыснул:

— А, не поможет! У нас со всеми переселенцами кузен Шеллар лично беседует. Через него ни один шпион не просочится!

— Кстати, Жак, все-таки, зачем было прятаться от короля? — спросил Даллен, — Разве он...

— Наш король — замечательный человек, и вообще — лапочка и умница, — заверил Жак. Молоденький эльф по-детски хихикнул, прикрыв рот ладошкой, — Вот только в историю войдет как Шеллар III Любопытный. Ничего плохого он бы тебе не сделал, он вообще обожает переселенцев. Сейчас бы обрадовался до небес, и захотел пообщаться...

— И что же в этом такого страшного? — пожал плечами Даллен, рассматривая содержимое стакана. Ни на какие знакомые вина оно похоже не было, — Ну и пообщались бы. Или ты думаешь, мне ни разу не доводилось общаться с королями?

— С такими, как мой кузен, вряд ли! — убежденно заявил юный Мафей.

— Угу, — кивнул Жак, — Еще как бы пообщались! Он бы уселся тут с нами, и принялся тебя расспрашивать. О твоем мире, о Шайле, о найгерис, о том, кто такие Поющие, и еще леший знает о чем, Его Величество у нас на это дело такой изобретательный, что только диву даешься. Причем на каждый твой ответ у него нашлось бы дюжины две уточняющих вопросов, и так далее, пока не устал бы.

— А учитывая его феноменальную работоспособность, — вставил Орландо, — продлилось бы это общение часов пятнадцать, а то и больше. Причем он бы этого времени не заметил, а вот ты...

Ага! Вот, стало быть, в чем состоит "тиранство" здешнего короля! А Жак, зная своего монарха, получается, попросту пожалел "переселенца"... Что ж, значит — пришельцы из других миров тут не редкость? Если даже особый человек ими занимается...

— Кажется, понимаю, — улыбнулся Даллен. — Но неужели нельзя дать Его Величеству понять, что...

— Что ты устал и тебе осточертели его вопросы? Можно, — захихикал шут, — Но для этого надо быть Кантором.

— Почему обязательно Кантором? — имя загадочного Кантора поминалось уже не в первый раз, и Даллен подумал, что надо будет непременно выяснить, что же это за легендарная личность. Интересно было бы познакомиться...

— Просто не знаю больше никого, кроме моего дорогого наставника, — одноухий эльф снова вдохнул дым, — кто был бы способен засветить коронованной особе ложкой в лоб...

— ...Или огреть принца подставкой от пюпитра, — дополнил картину Мафей.

Вот тут Даллен не выдержал и заржал. Зрелище короля, которому засветили... это было слишком даже для него. Причем сначала ложкой, а вдогонку ещё и пюпитром...

* * *

— Ты чего? — Мафей улыбнулся, глядя на хохочущего Даллена. Хотя, похоже, прекрасно все понимал. Глаза у мальчишки были лукавые.

— Представил, — с трудом выдавил Даллен. — Это он тебя что ли... подставкой?

— Неее, — покачал головой сереброволосый эльф, — Подставкой — его, — он кивнул в сторону Орландо, — А меня только за уши. А ложкой — Шеллара.

Ну ничего себе! Выходка "бешеного полуэльфа" Раммерта, дирижера королевского театра Шайла, положительно, меркла перед подвигами этого... Кантора. Живая мышь в декольте любовницы племянника первого министра казалась детской мелочью в сравнении с разыгравшейся в воображении Даллена сценой.

— Это за что же? — поинтересовался Поющий между приступами смеха. Знавшие Даллена в прежние времена, возможно, немало удивились бы его смеху... Такому нерассуждающему и безоглядному веселью. Пусть даже и недолгому.

— Да было за что! — хитро ухмыльнулся Жак, — Во всех трех случаях.

— И за что же?

— Ну, — закатил глаза шут: — Шеллара — за жульничество в споре, Мафея за... — он замялся, покосившись на стремительно краснеющего мальчишку, — за, выразимся деликатно, излишнее любопытство...

— Врешь все! — оборвал пунцовый королевский кузен. — И искажаешь факты! За, как ты выразился, "излишнее любопытство" он меня только материл. А за уши — это когда я драконью кровь хотел попробовать. Я ж не знал, что эльфы ею травятся...

— А его величество? — возможно, спрашивать о таком было непозволительной наглостью, но очень уж этот эльф с гитарой не походил на короля.

— В ту пору я был еще высочеством, да к тому же в изгнании, — уточнил Плакса, и сознался со вздохом: — За плагиат.

Вот оно как! А ведь и для найгерис это было серьезным преступлением... Интересно только — принца в изгнании неведомый Кантор покарал собственноручно? Отрезав ему одно ухо? Судя по тому, чего Даллен успел наслушаться, с него бы сталось! А вот ставший королем принц, похоже, воспринял это как должное. Интересно...

— Я смотрю, ваш Кантор никому спуску не дает, — с усмешкой заметил граф йен Арелла, — А нельзя ли с этим чудом лично познакомиться? А то даже интересно стало. Не каждый день, знаете ли, встретишь барда, позволяющего себе рукоприкладство по отношению к коронованным особам!

"И остающегося после этого в живых и на свободе", — добавил Даллен мысленно. Здесь ведь явно не Найгета, где Поющий ценится выше любого короля! Да и то — Поющий, а не просто какой-то бард, каких много.

— А куда ты денешься? — пожал плечами Орландо и снова затянулся. — Познакомишься еще. А вообще, давайте оставим Диего в покое. Пусть семейной жизнью наслаждается... пока опять куда-нибудь не влип. С его-то везением всегда огребать первым и по полной программе... Мда, семейной жизнью... — мистралиец покачал головой. — Кто бы мне сказал лет восемь назад, что маэстро...

— Плакса! — предупреждающе воззвал Мафей.

— ...женится, — продолжал неугомонный король. — Я бы свалился в оркестровую яму. Без чувств!

— Значит, Диего? — с интересом переспросил Даллен.

— Ну да, — кивнул Орландо, — Его так зовут на самом деле. "Кантор" — это ведь прозвище. Еще с войны. По-мистралийски значит "певец", а на некоторых диалектах еще — "певчая птица"... — король Мистралии улыбнулся: — Ему идет кстати. Он поет изумительно, даже сейчас, после всего...

Так... Стало быть, не только бард, но и воин? И даже с боевым прозвищем? Все занятней, и занятней! Значит, ты у нас — Певец... Как сам Даллен — Рыбья Кровь... Хотя теперь-то его никто так не называет, даже Эгарт... Поглядеть бы на эту Певчую Птицу! "После всего..." После чего, интересно?

— Да, и правда, что мы все о нем, Даллен, ты лучше о себе расскажи! — как-то подозрительно быстро проговорил шут. Тем более подозрительно, что фраза точно совпала с едва заметным движением Мафея, пихнувшего одноухое величество локтем. Величество виновато заткнулось. Не иначе, чуть не брякнуло лишнего.

— Вот-вот! — с готовностью согласился сереброволосый эльф, — Ты лучше расскажи, как ты сюда попал-то? Я тебя точно не вытаскивал. Да и Орландо... А правда, Даллен, кто тебя притащил? Или ты обменялся?

Притащил? Обменялся? Видимо, имелись в виду способы перехода в этот мир тех, кого Жак именовал "переселенцами", но Даллену они ни о чем не говорили. Единственной магией, которой он владел, была магия Поющего, поэтому он решил пока помолчать, тем более, что эльфы не особо и ждали его ответа.

— На меня не смотрите, я не при чем! — жарко опроверг наветы одноухий король, вновь затягиваясь, — Я его впервые вижу! И вообще, мы что тут — единственные маги что ли? Или Мельди уже и напиться не может?

— Да не трещите вы! — прикрикнул на расходившихся царственных эльфов шут, — Разве кто-то говорил, что это вы? Здесь он появился. Прямо у меня посреди гостиной, и при том, что никаких магов у меня тут не напивалось и не помирало... Я тут собрался было выпить с горя, иду со стаканами, а тут арка такая светящаяся возле окна, а из нее — Даллен, причем обычно-то переселенцы встрепанные бывают, понять ничего не могут, а этот стоит — спокойный, как Шелларов розовый слон...

— Портал? — восхитился Орландо, — Вот это да! Это же штучное умение, их даже мэтр Истран не открывает, насколько я знаю...

— А у вас так не умеют? — как бы невзначай поинтересовался Даллен, решив не уточнять, что Наставник Дэррит этого тоже, вроде бы, никогда не делал.

— Не знаю... Я точно нет, — тряхнул головой мистралиец, — Я и телепорт-то с грехом пополам освоил... Погоди, выходит — ты не переселенец?

— Признаться, я даже не знаю, кого у вам называют переселенцами, — признался Даллен. — А что — у короля Шеллара есть розовый слон? А где? В королевском зверинце?

— Нет, то есть... — шут замялся, — Ему этот слон как-то по пьяни примерещился. Элмар — это брат Мафея, — мне еще тогда в ухо дал за то, что короля спаиваю до неподобающего состояния...

— И все-таки, переселенцы... — напомнил Даллен, отложив на потом вопросы по поводу Элмара и слона.

— Существует в этом мире такой феномен. Как в других — не знаю, — немедля приступил к должностным обязанностям специалист по адаптации, — Кстати, ты чего не пьешь? Давай за встречу!

— За встречу! — Даллен энергично звякнул стаканом о стаканы Жака и младшего эльфа, глотнул прозрачного вина из стакана... и похвалил себя за осторожность. Настоянное на каких-то ароматных травах вино оказалось чудовищно крепким. Из чего они такое делают? Еще чуть — и сохранить невозмутимость не удалось бы. Даллен перевел дух и похвалил себя еще раз, отметив шкодливый взгляд шута. Нарочно ведь не предупредил, зараза ехидная!

— Молодец, силен! — восхитился Жак. — Наш человек!

— Ваше здоровье! — не менее ехидно хмыкнул Даллен, подумав, что с этакого зелья запросто можно увидеть не только розового слона, но и что-нибудь покруче. Зеленого эльфа, например...

— Жак, ты, кстати, с какого горя пил-то? — спросил Мафей, закусывая выпитое каким-то квашеным овощем.

— А, с Терезой поцапался... — отмахнулся Жак, — Все о том же... Ну так вот. Переселенцами в этом мире называют людей, переместившихся к нам из других миров. Как и почему это происходит — даже и не спрашивай, в этом и маги еще не разобрались. А происходит это обычно так. Согласно каким-то там законам мироздания из любого мира может быть изъято и перемещено только то, что в ближайшую минуту и так прекратит существование. Либо вещь, которая вот-вот будет уничтожена, либо человека, которому грозит внезапная смерть в ближайшие мгновенья...

* * *

Шут говорил, обстоятельно разъясняя суть магического феномена, насколько это может быть доступно не магу. Было видно, что ему приходилось делать это уже не раз, и он давно привык, как привыкает лекарь... Привык объяснять людям, потерявшим все, кроме жизни, что вернуться домой им не суждено. И нужно оставить прошлое за спиной и начинать новую жизнь — здесь. Потому что прежнего мира для них нет.

Даллен слушал молча, спокойно улыбаясь и сосредоточив взгляд на стакане. Ему очень не хотелось, чтобы кто-то сейчас посмотрел ему в глаза. Эх, не мог Жак завести разговор о чем-то другом... А эти злосчастные переселенцы — переселяться каким-нибудь иным способом. Не таким безнадежным — и не таким... похожим.

Это было... как нож в старую рану. Сердце сжалось от сочувствия. Так же, как и он сам, эти люди чудом оставались живы, но становились мертвы для своего родного мира.

Так же, как Даллен йен Арелла — для Шайла.

И если у Даллена еще есть призрачная надежда когда-нибудь преодолеть заклятья и превзойти свое Посвящение-через-Смерть, то у бедных переселенцев не было даже и ее.

Поющий машинально потер лоб — так бывало с ним порой. Редко.

Он даже не уловил момента, когда Жак замолчал.

— Даллен... — тихонько окликнул Орландо. В расширившихся глазах одноухого эльфа стояли недоумение и боль, — Что с тобой? Что-то не так? Ты боишься, что не сможешь вернуться обратно? Так нет же, все, что говорил Жак, относится только к феномену перемещения! Через порталы и телепорты можно ходить сколько угодно...

Проклятье! Он же все понял! Ну, почти все... Хорошо, что ему неоткуда знать... Да. Парень — эмпат, и намного сильнее, чем Даллен первоначально подумал. Вот только не понимает, что временами следует промолчать.

— Нет, ничего... Если все так, как говорит Жак, тогда я точно не переселенец, — спокойно сказал Даллен, и медленно, словно дорогое вино, отпил прозрачный огонь из стакана. — "Да, я не переселенец. И слава за это всем Богам мира", — Я спел Путь. Не знаю, как объяснить. Это особая магия, присущая народу найгерис... Хотя, может быть, и не только им. У меня-то Дар нашли, а я — человек.

Эльфы переглянулись.

Орландо посерьезнел и очень внимательно посмотрел на Даллена. Взгляд был странный. Обычно люди так не смотрят. Да и эльфы тоже.

— Не понимаю... — озадаченно проговорил Плакса наконец, — У тебя, видимо, какая-то очень неклассическая Сила. Я ее не вижу...

— Я тоже не... — Мафей одарил гостя точно таким же взглядом, от которого Даллен ощутил нечто, опасно похожее на раздражение.

Нет, все понятно, они — маги, но все равно неприятно, когда на тебя смотрят вот так. Как на странную диковину или неизученный артефакт.

— Ой, а я вижу! — радостный взвизг королевского кузена прозвучал настолько по-детски, что злость Поющего мгновенно сняло, как рукой, — Орландо, смотри сам! Вот же она, Сила!

— Точно... — ошарашенно кивнул мистралиец. — Она слита с Огнем! Похоже, она составляет с ним одно целое...

— Да, но это не школа Пламени Духа, — покачал головой Мафей, — Это что-то другое, ту я узнал бы... Слушай, Даллен, а как ты пользуешься этой Силой?

— Всё происходит с помощью пения, — осторожно ответил Даллен. — Вряд ли я сумею разъяснить подробности...

Разъяснить подробности он, может, и смог бы — не зря ж мастер Дэррит его учил, — вот только вдаваться в них желания не было. Как и становиться предметом дискуссии двоих любопытных эльфийских магов.

— Школа Магической Песни? — насторожился Мафей, — Что-то я о таком слышал... Это какая-то очень редкая неклассическая магия, связанная с воздействием созвучий на тонкие материи астрала... Ой, не помню! Где я об этом читал?

— Да, мэтр Истран что-то рассказывал такое... — наморщил лоб Плакса, — Малоизвестная школа, и действительно редкая, вроде бы таких магов в нашем мире за всю историю было не то два, не то три...

— Ну, сейчас они тут мне научный спор разведут! — с деланно тяжким вздохом предположил шут, — А я то хорош! Сижу и гостей не угощаю!

Жак уютно захлопотал, таская на стол понемногу чего-то копченого, чего-то соленого и очень много сладкого.

— Слушай, Даллен, а может, ты не будешь объяснять, а просто нам покажешь? — радостно заулыбавшийся Плакса выпростал голову и руку из-под ремня гитары, привстал со спинки кресла... и тут Даллен увидел то, что до сего момента было скрыто за спиной Мафея. У мистралийского короля не было ноги — штанина была подвернута на две ладони ниже колена. Стремительным, хоть и плавным движением Поющий оказался возле гостей и легко подхватил Орландо под руку...

— Спасибо. Но не надо было беспокоиться, — доброжелательно поблагодарил тот и перепорхнул за стол, не пользуясь при этом даже и здоровой ногой.

— Ну, что смотришь? — хихикнул Жак. — Ни разу левитирующего мага не видел? Вот, смотри! Сейчас вконец обкурится — и будет летать под потолком и качаться на люстре.

— Ничего, я поймаю! — заверил Мафей и взлетел на освободившееся место на спинке стула.

— Да это еще плевать, пускай летает! — возразил Жак, — Ты гляди, чтоб он мне тут фиолетовых гоблинов огненными шарами отстреливать не начал.

— Трепачи... — Орландо вздохнул и запрокинул голову, отбрасывая назад растрепавшиеся волосы, почти такие же длинные, как у Даллена, едва сумевшего скрыть удивление: против ожиданий, второе ухо у эльфа оказалось на месте. Вот только было оно совершенно обычным, человеческим.

— Удивляешься? — вновь улыбнулся Плакса, все-таки поймавший его взгляд, — Это мне еще в детстве сделали. Мама приказала. Если бы... ее муж узнал, что она изменила ему с эльфом, то, наверное, убил бы ее, и не посмотрел бы, что сестра короля. А потом мне одно ухо в бою срезало, ну оно и выросло заново. Таким, как от природы полагается. Теперь мистралийцы могут гордиться. — он вновь ослепительно улыбнулся: — Шутка ли — король с разными ушами! Ни у кого такого нет, а у них есть!

Н-да... Не все в этом мире было так просто. Даллен окинул обоих эльфов цепким взглядом. Кузен здешнего короля глядел на него с веселым детским любопытством, но в глазах мальчишки порой проглядывало что-то даже более жесткое и взрослое, чем у его старшего товарища... Или показалось? А Орландо... Если б не ухо и не нога, Даллен в жизни бы не поверил, что этот беззаботный, как нерадивый студент на каникулах, улыбчивый мальчик — сражался. Причем в первых рядах. Отсиживаясь за спинами телохранителей, невозможно так пострадать.

Похоже, не только у тебя было прошлое и была боль, Даллен йен Арелла...

— Не бери в голову. Отрастет, — проговорил Плакса, видимо, уловив его сочувствие, и тяжко вздохнул: — Только вот как же медленно растет-то, зараза! Еще луны три, не меньше... Я уже ждать замучился.

— Плакса, ты Бога-то не гневи! — возмутился Жак. — Представь: а если бы ты был человеком?!

— И представлять не хочу! — поморщился мистралиец, уплетая конфеты. — И вообще, давайте не будем о грустном, а? Даллен?

Гитара была старенькой, да и в лучшие свои дни вряд ли относилась к числу вещей, о которых можно сказать — "достойны короля". Даллен вдруг представил ее, висящей на стене в лесной хижине. Не королевская игрушка — боевая подруга воина...

Мафей с готовностью протянул гостю гитару, повинуясь жесту приятеля, но Даллен улыбнулся:

— Давайте-ка сначала вы, Ваше Величество... Мне хотелось бы послушать.

* * *

Гость выжидающе смотрел на короля.

Орландо задумчиво улыбнулся в ответ его ободряющей улыбке, внезапно подумав, что в этом человеке есть что-то знакомое. Кантор? Точнее — Эль Драко? В ипостаси строгого наставника? Может быть... Да, наверное.

— Ну что ж... — он немного помедлил, выбирая.

А выбрать было важно, Орландо это чувствовал. Как ощущал священный смысл, вложенный в титул этого человека — Поющий. Кем бы ни был Даллен, в его присутствии нельзя было играть гоблин знает что. И абы как. Только то, чем горишь.

Бывший команданте Зеленых гор взял гитару, и в тишине зазвучали резкие, отрывистые аккорды.

Тонкие пальцы полуэльфа не порхали, как обычно, заставляя гитару тихо звенеть и журчать, а били по струнам, застывая на мгновение неподвижно и снова набрасываясь на старенький инструмент, который сегодня выдавал всё, что мог. Как и музыкант.

У Мафея выражение лица стало жестче и неуловимо старше, — он смотрел на Орландо и вспоминал те сумасшедшие дни.

Кастель Агвилас — вертолеты, взрывы. Погибшие друзья. Кантор на стене, с винтовкой, ставший ее продолжением. Мафей не мог этого видеть, но... Сейчас он это почти видел.

Cлабо улыбающийся Плакса, весь в крови, на полу в Эльвириной комнате... и он же — умирающий в больничной палате, уж это-то Мафей помнил прекрасно...

И, конечно, то, что он и не забывал — похищение Оливии и прощание в Лабиринте.

А потом Орландо запел...

"Балладу о битве за Кастель Агвилас" он еще не пел ни разу. Никому.

Это оказалось больно — вспоминать и облекать в слова...

Словно выдергивать из раны стрелу, словно сдирать повязки...

Голос едва не сорвался на первых нотах.

Но никто не заметил оплошности.

* * *

Даллен слушал, полузакрыв глаза.

Нет, мистралийский король Поющим не был, но у него получилось то, что не всегда выходило у учеников Дэррита.

Заставить увидеть!

Заставить почувствовать!

То, что жило внутри Поющего и рождало стихи и песни — то ли, что эльфы называли Огнем? — внезапно взметнулось ввысь и вошло в резонанс с той же сущностью, но — чужой.

И Даллен — увидел!

Боги, что же это была за битва?

Граф йен Арелла был воином, ему не раз приходилось сражаться, он думал, что повидал достаточно, но подобного ему не снилось в самых жутких ночных кошмарах.

Затянутая дымом горная крепость, дикий грохот, от которого, кажется, должны рухнуть и стены, и скалы вокруг. Вспышки пламени, удары неведомой, но могучей силы, рвущие защитников на клочья, на ошметки...

Наверное, что-то похожее творилось во время пресловутых Магических Войн...

Железные машины — что-то вроде осадных башен? — долбят ворота какими-то кошмарными снарядами.

Кто они — эти враги? Великие маги? Где они взяли такое оружие? У защитников — арбалеты и мечи. Только у немногих в руках железные огнеплюи, похожие на те, которыми пользуется противник. Их мало. Слишком мало!

Орландо, отчаянно глотающий какие-то снадобья и уже совершенно не боящийся смерти, а только испытывающий острую жалость к тем, кто погибает за него... Жалость и стыд. Стыд перед теми, кто верит словам вождя, и ждет подмоги, которой не будет...

Как давно мы не верим в спасение!

Но мальчишки глядят мне в глаза...

Я солгу, что придет подкрепление —

Потому что иначе нельзя...

Подкрепление... Даже если оно и придет — как воевать с ТАКИМ?

Странный звук в небе, от которого холодеет внутри. Вот они...

Как это назвать?

Драконы? Нет. Оно не живое.

Железные воздушные колесницы. Разворачиваются и идут в атаку, поливая огнем все вокруг...

Над высоткою слышится пение,

Под высоткою стелется дым...

Я солгу, что придет подкрепление —

И наверное, мы устоим...*

Устоять? Но как?! Боги, да это же конец, что можно сделать против них?

Чей-то крик: "Ложись!"

Бойцы падают, вжимаясь в камень, напрасно пытаясь укрыться...

Молодой воин с такими же длинными, как у Даллена, черными волосами, стянутыми в хвост, медленно, словно чего-то выжидая, поднимается навстречу летящей гибели.

Безнадежный жест отчаянья?

Нет! У воина до жути спокойные глаза человека, которому уже ничего не страшно. Зловещий прищур стрелка.

Невиданное, похожее на трубу оружие в его руках внезапно плюет сгустком пламени, метко разнося вращающееся крыло атакующей летучей колесницы. Она вздрагивает, накреняется, падает наискось, задевая каменный зубец, и рушится куда-то по ту сторону стены. Огонь и грохот...

И рвущаяся сквозь них яростная мелодия!

Кастель Агвилас...

Орлиная Крепость...

________________________

* стихи Элеоноры Раткевич

Второй Путь. Глава 2

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру".

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: "Не стой на ветру".

А. Ахматова

Ласковое утреннее солнце освещало сидящую за столом женщину.

Она горько, отчаянно плакала, уронив голову на видавшую виды нотную тетрадку и гладя ее дрожащими руками. Хрупкая фигурка казалась изломанной.

"Господи... Что же мне теперь делать!.. Какая же я гадина... Я просто его недостойна. Кто он — и кто я..."

— Диего... Я же тебя люблю... ну пожалуйста, не уходи...

Но некому было ее услышать.

* * *

Ольга проснулась рано и долго лежала с закрытыми глазами, пытаясь заснуть опять.

Почему-то не получалось. Было неуютно, и не хотелось анализировать, почему.

Всё тело, кажется, приятно ныло после того, что ее муж, а до того мистралийский секс-символ Эль Драко, умел в совершенстве. Но это-то как раз было хорошо. Только вот что-то мешало целиком сосредоточиться на деталях прошедшей восхитительной ночи...

Ольга всё-таки открыла глаза и стала бездумно разглядывать обстановку спальни.

Нежно-зеленые занавеси из хинского шелка на окнах, вазы с южными цветами, картины... Это всё было очень красиво. Даже слишком. Она уже пару раз ловила себя на мысли, что ей хотелось бы вернуться на какое-то время в их старую квартиру. Но куда там! Обрадованный долгожданным воссоединением "этих двух придурков" (по выражению Жака) Шеллар предложил своей придворной даме и бывшему телохранителю, а ныне барду, небольшой особнячок. Ну то есть как небольшой... Десяток гостей разместить можно было не напрягаясь и со всеми удобствами. За исключением джакузи и безлимитного интернета. Конечно, чтобы поддерживать это жилище в мало-мальски пристойном состоянии, служанка была необходима, и даже не одна. И Ольга на удивление легко дала себя уговорить, предоставив распоряжаться слугами мужу, который, в отличие от нее, это умел. Теперь в их обиталище всегда царил относительный порядок (за исключением кабинета Диего, где убирать не разрешалось — вот ведь как ловко устроился!). А вечером ждал вкусный и обильный (так что оставалось и на завтрак) ужин. Как правило, в национальном стиле.

"И всё-таки я теперь стала самой классической мистралийской женой, — грустно подумала Ольга. — Даже что поесть и куда что поставить, кажется, уже не решаю!!"

Правда, если уж быть честной, мистралийская кухня с ее изобилием всяких солений-маринадов-морепродуктов нравилась ей с некоторых пор гораздо больше, чем раньше. Возможно, просто милейшая Аурелия, — высокая молодая мистралийка с веселыми черными глазами, — очень хорошо готовила. Только вот, похоже, чтобы безнаказанно поглощать всю эту вкуснятину, мистралийкой надо родиться!

Вот оно что... Наверное, вчера она переела очередного кулинарного совершенства Аурелии... Причем без хлеба или чего-нибудь такого нейтрального. Бедный желудок! Ну потерпи, родной, ну понимаю, тошно... я больше не буду... черт, и правда тошнит.

И одновременно уже есть хочется! Вот гадство.

Ольга с завистью посмотрела на сладко спящего мужа.

Если крепкий сон — признак незамутненной совести, то, похоже, у бывшего убийцы она куда чище, чем у его супруги!

Но какой же он всё-таки красивый...

Ольга невольно вспомнила портрет кисти Ферро. Лицо Кантора теперь не отличалось прежней эльфийской безупречностью и тонкостью черт, но пусть кто угодно говорит, что он не так уж и хорош собой! Неклассическая, как его магия, красота Диего была яркой и почти обжигающей, словно сам Огонь...

Блестящие черные волосы, упрямо не подстриженные "под барда", разметались по подушке. Рука со слишком изящными для воина пальцами по-хозяйски лежала на груди жены.

Ольга приподнялась на локте и тихонько провела пальчиком по литым мускулам его плеча.

Длинные ресницы чуть дрогнули. Ах, вот оно что! Кабальеро явно ожидал, что его начнут будить поцелуями! Эта игра, начавшаяся еще с медового месяца, никогда не приедалась. Ольга ласково коснулась гладкой левой щеки, наслаждаясь трогательной нежностью бронзово-смуглой кожи, и, улыбнувшись, скользнула рукой под одеяло...

...И немедля была отловлена еле уловимым движением.

— Лежать и не двигаться! — услышала она хрипловатый голос.

И тут же оказалась прижатой к постели с руками, раскинутыми в стороны...

Сухие горячие губы легко пробежали по ее телу сверху вниз, потом прижались к ее губам... Ольга закрыла глаза, радостно ожидая продолжения... но ее внезапно подхватили на руки и поднесли к окну.

— Смотри, какое красивое утро! — произнес Кантор.

Он ласково прижимал ее к себе, вглядываясь в пейзаж за окном (пейзаж, конечно, был хорош, кто спорит, вот только...). Шальные, горячие глаза сияли, как на том портрете... но он был уже где-то далеко. Ольга слишком хорошо успела узнать это выражение его лица. Оно называлось "Эль Драко сочиняет музыку".

— Ты не представляешь, какая мелодия мне приснилась! — выдохнул Кантор, мимолетно целуя жену в кончик носа.

"Опять мелодия!" — подумала Ольга с неожиданной горькой обидой, которую не могла заглушить исходившая от него радость. — "Да забудь ты о ней хоть на минутку, я же здесь! И я... хочу чтобы ты обнял меня, поцеловал, чтобы..."

Она вспомнила рассказ Азиль — как ее любовник записывал пришедшую ему в голову мелодию, пристроив нотный лист прямо на обнаженной спине нимфы. Но если Азиль это забавляло, то Ольге сейчас было совсем не весело. Ведь, кажется, с Азиль он погружался в свое творчество ПОСЛЕ, а не ВМЕСТО того... как сейчас.

Да, конечно, вчера они полночи самозабвенно занимались любовью и уснули уже совершенно измотанными. Но ей так нужно, чтобы он приласкал ее! Сейчас! Ну пожалуйста!

Радостное и влюбленное настроение разлетелось вдребезги, как выпавший из руки бокал. Ольга почувствовала ком в горле — непонятно почему, но стало так горько... Вот сейчас пригодилась бы та служанка, что не слушалась ее во дворце! Ей бы мало не показалось. И, наверное, Ольге стало бы легче. Жаль, что их прислуга — все такие милые люди...

Кантор осторожно поставил жену на пол и вытянул с кресла что-то из раскиданной вперемешку их с Ольгой одежды. Ольга тоже нехотя стала одеваться, и, подойдя к Диего, тронула его за руку.

— Пойдем на кухню?

— Да-да...

Схватив по пути тетрадку, он пристроился в любимом углу, не обращая внимания на окружающее. Ну что за манера — даже за едой не отрываться от нот!

Кантор что-то тихо не то напевал, не то бормотал себе под нос.

"Мы пережили эту ночь — какое чудо.

Ещё один рассвет увижу я отсюда.."

Новая пьеса?

— Это чьи стихи? — спросила Ольга.

— Какие? — недоумевающе уставился на нее Диего. — А, ерунда... не знаю. Не важно.

"Тоже мне, конспиратор хренов", — усмехнулась маэстрина, воспринявшая от дружбы с королем некоторую долю его склонности к аналитическому мышлению.

Просто Кантор, к сожалению, к своим стихам относился очень критично, а к недописанным и не отшлифованным до блеска — ещё хуже, чем к музыке Плаксы. Что не позволяло Ольге их прочесть. А хотелось!

Завтрак прошел почти в молчании, изредка прерываемом отдельными репликами. Наконец Ольга, взяв книгу, свернулась калачиком на диванчике рядом с Диего — тот являл собой замечательную иллюстрацию к выражению "с головой окунуться в работу". Даже сигару нашарил на ощупь, не отрываясь от своих нотных закорючек. Ароматный дым поплыл по кухне.

Притихший было желудок немедленно дал понять, что ему это ну никак не нравится.

— Опять куришь, — простонала Ольга, безуспешно пытаясь разогнать дым рукой. — Подумай хотя бы о своем голосе и связках!

— Всё, что могло произойти с моими связками, уже произошло, и терять им нечего, — криво усмехнулся Кантор. — А прежде тебе эти сигары нравились...

"А прежде ты меня замечал, а не сидел, как чужой", — подумала Ольга.

Рассудок робко попытался шепнуть ей, что Кантор с опаленной душой, без Огня, ежедневно готовый уйти и не вернуться — был не совсем тем Кантором, что стал сейчас ее мужем. И по-хорошему надо бы только порадоваться, что Огонь возвратился к нему — и, судя по всему, не просто возвратился, а засиял пуще прежнего.

"Он полностью обрел себя. Он даже не мечтал когда-то, что это случится. Я что, не рада этому?"

"Рада, конечно... Только вот Кантору я была нужна... А великому барду — не так чтобы очень..."

От этих размышлений она почувствовала себя такой жалкой, что впору было разреветься.

Не докурив до конца, Кантор затушил сигару и продолжал молча писать — быстро, лихорадочно, словно боясь не успеть за летящей в вихре Огня мыслью.

Ольга вздохнула и вновь попыталась вникнуть в галантные похождения какого-то паладина, то и дело протягивая руку к миске с маринованными улитками. От них почему-то делалось не так тошно.

Один раз их руки встретились над миской, куда бард тоже наведался за любимым лакомством. Но даже это не заставило его оторваться от нотной тетради.

Вот он поднял голову, уставившись невидящим взглядом куда-то в пространство...

Ольга наблюдала за мужем из-под книжки, поразившись вдруг тому, что почти такое же лицо — вдохновенное, страстно-безумное, — было у Кантора ночью. Когда в свете свечи она любовалась им, а он... Как же ей было хорошо...

"Так же, как бесчисленному количеству других возлюбленных Эль Драко", — возникла горькая мысль. "И ты что, думаешь, что среди них не было кого-то гораздо красивее тебя? Тех, кто умел ценить по-настоящему его музыку?!"

— Ольга! — голос Диего вырвал ее из мрачной задумчивости. Кантор перевел ошеломленный взгляд с пустой миски на жену: — У меня глюки, или ты и правда всё съела?!

— А тебе что — жалко? — огрызнулась Ольга, мимолетно удивившись злости в собственном голосе.

— Да нет вообще-то... — казалось, Кантор слегка опешил от такого внезапного наскока. — Правда, я рассчитывал, что этого хватит до конца первой части...

Наверное, он пытался пошутить по своему обыкновению, разрядить стремительно накаляющуюся обстановку...

— А я-то думала, что ты меня и не замечаешь совсем... А оказывается, ты следишь за каждой улиткой, что я съем! — колко бросила она.

— За каждой улиткой, — улыбнулся Диего, — или за каждой миской, полной улиток?

— Полной? — возмутилась Ольга. — Да их там и было всего ничего! Это мистралийская традиция, что ли — жен едой попрекать?

— Мда... я вообще на редкость жадный тип и вдобавок домашний тиран. — улыбка сошла с его лица, — Ольга, что такое? Да съешь ты хоть все, только ведь они же острые, да и соленые очень, я думал, ты их вообще не сильно любишь...

— А, так ты обо мне всё-таки думал? Надо же... — Каким-то краем сознания она понимала, что говорит чушь и вообще ведет себя как стервозная дура, дались же ей эти злосчастные улитки, но что-то не давало остановиться — ее несло.

"А ты последнее время часто думаешь, о том, что я люблю... и чего хочу?!"

Обида мешалась с бешеным желанием прикоснуться к нему, прижаться к плечу... упасть вместе на постель, лихорадочно срывая одежду с него и с себя. Всей кожей ощутить его гладкое, сильное тело, слиться воедино, сходя с ума от страсти и наслаждения...

Вот только в его взгляде ничего подобного не было. Ни желания, ни страсти — только удивление и легкая досада.

Да что же с ними происходит? Неужели он не видит, как она хочет его, как он ей нужен? Не видит! Он вообще ничего не видит, кроме своих проклятых пьес! Какое унижение... Ей что, теперь умолять надо собственного мужа, чтобы он с ней переспал?!

— Да убери ты свои ноты! — воскликнула Ольга, и голос зазвенел истеричными слезами. Злосчастная тетрадь, шурша смявшимися страницами, полетела куда-то в угол. — Пропади они пропадом! Уткнулся в них — а меня словно и вовсе нет! Да если б я сейчас сквозь землю провалилась — ты бы и тогда ничего не заметил! Конечно, я же ничего в музыке не понимаю, слуха у меня музыкального тоже нет, и петь я не умею... Ты мне изменяешь с ней, со своей музыкой! Ты меня просто не видишь! — она всхлипнула, тщетно пытаясь удержать рвущиеся слезы. — Хотя чему удивляться! Я ведь тебе и нужна-то была прежде всего, чтобы проклятье снять, разве нет?

Диего медленно поднялся...

Говорят, лучше всего истерику обрывает пощечина.

Ольге хватило его изменившегося лица.

Куда-то отлучившийся рассудок мгновенно водворился на законное место, и она замолчала, ужаснувшись, не понимая, как ее угораздило такое ляпнуть.

Господи! Уж лучше бы Диего заорал на нее. Или действительно ударил. Это не могло быть страшнее его взгляда. Этого отчаянного немого крика в его глазах.

Броситься, обнять, прижать к себе, сказать, что все неправда, что она вовсе так не думает...

Кантор молча повернулся и стремительно вышел, захлопнув за собой дверь...

* * *

Струны отзвенели и смолкли с долгим, медленно затихающим вдали отголоском... стона? Вздоха? Даллен знал, как это бывает — когда знаешь, что победил, но сил на радостный клич уже нет. Он протянул руку, нащупал стакан, и глотнул разом, не чувствуя обжигающей крепости напитка. Перед глазами таяло видение полуразрушенной крепости и летучих железных тварей, поливающих ее огнем... Товарищи Даллена гордились — и по праву! — своим обширным боевым опытом, но такого не выпадало никому из них. Самому графу йен Арелла — тоже. И слава за это всем богам...

— Это ты написал? — спросил Даллен, поднимая взгляд на Плаксу, и понимая, что смотрит на веселого эльфа уже совсем другими глазами. Он не мог поклясться, но ему казалось, что на какой-то момент он увидел Орландо — на башне, которая мгновенье спустя обрушилась в дыму и пламени... Если это действительно был полуэльф, становилось непонятно, как он остался жив.

— Да, я... — Орландо скромно улыбнулся.

Жак и Мафей, не сговариваясь, одновременно одарили Его мистралийское Величество укоризненными взглядами.

— В смысле, слова — я, — пристыженно поправился Плакса. — А музыку — Кантор.

— Ты мог бы стать Поющим, я думаю, — задумчиво произнес Даллен. — И ваш Кантор, о котором я уже столько слышал... наверное, тоже. — Внезапная мысль, возникшая где-то на уровне ощущений, очень быстро обратилась в уверенность: человек, создавший ТАКУЮ музыку, не мог не оставить в ней частицы себя, отпечатка своей души, личности...

Даллен сосредоточился, как учил Дэррит, вновь медленно пропуская мелодию сквозь себя... и словно споткнулся о яркий, врезающийся в сознание образ. Длинные черные волосы, яркие, почти по-эльфийски большие глаза, кривая усмешка, странное оружие в руках... Видение словно плыло, то меняясь почти до неузнаваемости то возвращаясь к прежнему облику... Отпечаток не может быть ТАКИМ... Это бред, так не бывает!

А радужные порталы, открываемые песней — бывают?

Даллен на пару мгновений прикрыл глаза ладонью и медленно проговорил:

— Есть кое-что, чего я не понимаю. Я видел там, на стене крепости, парня... черноволосого, смуглого, с длинной челкой, падавшей на лицо. На руке, выше локтя, нарисовано что-то яркое... В первый миг когда я его увидел, он стоял, безоружный, сжав кулаки, и усмехался — нехорошо так усмехался...

Хотя такие улыбки ты видел один раз, Даллен йен Арелла, внезапно подсказала память. И очень не хотел бы увидеть снова. Так улыбаются Поющие, когда их вынуждают браться за меч...

— Эта усмешка не шла его лицу... — продолжил Даллен, — И его лицо меняется. Когда я вижу его в следующий миг, он уже другой... Воин. У него было оружие — странное, как большая труба из металла. И он целился в этих... летающих монстров. Спокойно так целился, прямо как эльфийский лучник. И попал...

— Черт возьми! — Жак еле успел подхватить бутылку, из которой драгоценная влага лилась через край стакана прямо на пол. — Плакса, ты мне так щедро не наливай, одурел что ли?

— Как ты сказал? — хрипло произнес Орландо, словно не услышав непочтительной фразы шута. — С челкой? И татуировка на плече?

Рядом тихонько ругнулся Мафей, устраиваясь поудобнее на своем неустойчивом насесте на спинке кресла.

— Татуировка? Ну да, наверно, — кивнул Даллен. — На правом плече. Разноцветная... А потом, когда он стал стрелять, я ее больше не видел, и челки тоже, волосы были стянуты назад... Он уже совсем другой, лишь глаза прежние. Но всё равно... это был он.

— Кантор... — ошеломленно проговорил полуэльф. — А откуда ты знаешь? В балладе ведь нет...

— Я видел. — тихо сказал Даллен. — То сражение, в котором тебя чуть не убили...

Оба не заметили, что Поющий называет мистралийского короля на "ты", и говорят они друг с другом, как будто знакомство исчисляется не парой часов, а гораздо более длинным отрезком времени.

— То есть, ты хочешь сказать... — глаза сереброволосого эльфа, и без огромные, расширились изумленно и восторженно: — Ты воспринял балладу визуально?

"Воспринял визуально!" Надо же каких слов напридумывали!

— Если ты имеешь в виду, что я видел битву, о которой пел Орландо, то да, — кивнул Даллен, — Не все от начала до конца, скорее обрывочно, словно сон... Это раздел магии Поющих. Можно спеть иллюзию — и слушающий увидит то, о чем поется. Можно спеть место или событие — и слушатель окажется там, незримо и бестелесно. Второе намного труднее и требует участия человека, как-то связанного с местом, о котором поют, или присутствовавшего при событии. Но я думаю... — Даллен умолк на мгновенье: — Я думаю, что Орландо сейчас удалось именно второе.

— Странно, — Плакса выглядел озадаченным, как человек, совершивший нечто, чего сам от себя не ожидал, — Я же не первый раз пою. Почему никто другой никогда ничего не видел? А Кантор вообще ругается, что я лажаю все время.

— Не могу сказать. — пожал плечами Даллен. — Может быть потому, что меня учили и я знаю, как слушать, может — потому, что этот бой и эта песня значат для тебя очень много и дар раскрылся... Скорее всего — и то и другое.

— А ты можешь спеть для нас... место? — Мафей аж заерзал на спинке кресла, — Или событие? Так, чтобы мы увидели? Или для этого обязательно надо быть Поющим?

— Нет, почему же! — улыбнулся Даллен, — А вы хотите, чтобы я спел для вас Найгету?

— Вот, держи! — Орландо с готовностью протянул Поющему свою гитару.

* * *

— Спасибо, мне не нужно, — Даллен аккуратно пристроил инструмент в кресле у себя за спиной.

И запел.

А может быть, сначала заговорил.

Орландо, например, потом так и не мог объяснить, как ЭТО начиналось.

Потому что это не было просто пением.

Вначале в ушах мистралийца зазвучало словно эхо множества отзвеневших струн, тихой свирели и трель крошечного барабанчика. Потом — отзвук множества голосов; они спорили и сокрушались, признавались в любви и вызывали на дуэль...

А потом перед его глазами возникли дома. Совсем незнакомые. Таких он не видел ни в родной Мистралии, ни даже на приснопамятной Альфе, куда его заносило...

Странная архитектура. Простая... и непонятная. Изящная и одновременно суровая.

А потом...

Что это — праздник?

Залитая солнцем площадь, множество улыбающихся лиц. Люди... Или нет? Наверное, это и есть те самые найгерис...

Красивая раса! Золотоволосые, как эльфы, с черными глазами... Но совсем не эльфийские лица. Гордые. Чуждые. Пугающие.

И другие, чем-то неуловимо похожи на самого Даллена.

У этих волосы черные, как у мистралийцев, и золотистые, чуть вытянутые к вискам глаза. Хотя и не такие удлиненные, как у Даллена... И у стоящих на террасе у дверей здания, похожего на небольшой храм.

Из дверей появляется немолодой величавый правитель или жрец... Нет, скорее наставник! Да, это Наставник, благословляющий учеников... И как похож на мэтра Истрана! Не внешне, а чем-то другим, неуловимым — похож!

Уколов запястье узким сверкающим ножом, пожилой найгери протягивает руку над серебристой чашей, которую держит юный служка, и роняет в вино несколько капель крови. Стоящие рядом следуют его примеру. Наставник вновь принимает чашу и протягивает ее... Даллену!

Даллен обнажает меч и на раскрытых ладонях подает его стоящему рядом молодому черноволосому парню с такими же удлиненными золотистыми глазами, затем почти тем же жестом протягивает сложенные ковшиком ладони вперед. Наставник ободряюще улыбается — и чаша с вином и кровью ложится в отрекшиеся от оружия руки.

Даллен, преклонив колено, и, словно целуя священную чашу, касается губами вина.

Что это? Братание? Посвящение?

Парадные одежды... воинский салют — выхваченные из ножен мечи. Впечатляет... хотя стоящие на террасе не салютуют. У них вообще нет оружия. И у Даллена теперь нет...

Город медленно тает, сменяясь ночью и лесом, Даллен и еще двое сидят у костра возле уютной хижины и вместе чему-то смеются.

И вновь город — но уже другой. Какой-то дворец, роскошный и аляповатый, словно жирный купец в расшитой алмазами одежде...

А встречают посольство разодетые придворные — такие же разубранные и очень соответствующие своему дворцу. Какие лица! Тут нужен художник... невероятная смесь страха, ненависти, восхищения и подобострастия... И Даллен с товарищами — праздничные, гордые и строгие черные плащи и длинные одежды, текущие, простые и необыкновенно изящные, похожие чем-то на эгинские туники... и такие же, как складки одежд, плывущие движения...

Взгляды найгерис, отчужденные и полные скрытого презрения... И ненависть во взгляде самого Даллена — ненависть на спокойном и вежливо улыбающемся лице.

Видение вдруг заколебалось, словно горячий воздух над костром

Орландо скорее ощутил, чем услышал странное напряжение в сильном, чистом, невероятного диапазона голосе Поющего, и вдруг вспомнил... Вспомнил, заново переживая давно и хорошо забытую боль, с которой товарищ Пассионарио, обиженный на весь свет и заодно на Кантора с Амарго, не ставящих его ни во что, сбегал на любимую скалу и сидел там, глотая слезы и вспоминая давние-давние годы, когда от него ничего не требовали и ничего не ждали...

Нет, это было что-то другое... но так похоже... Полуэльф почувствовал отчетливый комок в горле.

Привычная дежурная улыбка — всё хорошо, вы слышите! — и обреченное знание, что опять увидишь во сне то, что так хочется... и так не хочется видеть.

Хорошо запрятанное сочувствие, от которого ещё паршивее на душе...

Но это же не его мысли! Такого с ним не было!

Безвкусный дворец и встречающая посольство толпа окончательно потеряли четкость, а потом сгинули, как сдернутая занавесь, и Орландо увидел...

Сторожевую башню с тяжело колышущимся знаменем, веселую солнечную площадь, разноцветные булыжнички мостовой, башенки и витражи таких уютных и родных улиц...

Узенькие переулочки и умывающуюся на крыльце милого маленького домика кошку...

А потом всё исчезло. Внезапно. Резко.

Даллен, как будто не понимая, что он делает, перебирал одной рукой струны гитары, и они отзывались — тревожно и недоумевающе.

Мафей и Жак сидели, как пришибленные.

В комнате повисло молчание.

— Боги, как же вы похожи... — Орландо, не стесняясь, стер со щек слезы. — Вам с Кантором всё-таки без амулетов нельзя.

* * *

Наверное, он должен был мерзнуть...

Наверное...

Плащ, лихорадочно сдернутый с крючка в прихожей и наброшенный поверх рубашки, вряд ли мог спорить с ортанским климатом, но Кантор почему-то не ощущал холода. Он вообще почти ничего не ощущал.

Говорят, что любовь — это доверие. Что нельзя любить, не доверяя.

Врут. Можно. Потому что Ольга любит его. Он же чувствовал! Любит!

Любит, но не верит. Так и не поверила, что он вернулся ради нее, а не ради этого трижды неладного проклятья, в землю б Харгана за него вколотить! Не верит, что он пришел к ней по своей воле... Не верит в его любовь! Согласилась на брак — из сострадания? Торо венчал их, а она, отвечая "да", мысленно жертвовала собой, из жалости обрекая себя на ад жизни с любимым — но не любящим?

Как он тогда сказал ей?

"Либо мы просто поверим друг другу, либо нам уже никакие клятвы не помогут".

Тогда, на свадьбе, он думал, что она поверила...

Оказалось — нет...

От этого леденело в груди, и сердце замерзало, сжимаясь от тоски и недоумения. Еще хуже, чем в тот день, когда он понял, что Огонь угас. Промозглый ветер над Риссой ничего не мог добавить к этому убивающему холоду.

Где-то на грани сознания тихо и безутешно плакал внутренний голос.

Боги и демоны, да что ж он слезливый-то такой? Ну прямо товарищ Пассионарио номер два. Не иначе, собрал в себя все, что только было в Эль Драко эльфийского, вот теперь и отрывается, плакса позорная...

"Это я — позорная плакса? На себя посмотри! Что, получил, новоиспеченный законный муж? — горестно вопросил голос, видимо, вдохновленный тем, что на него обратили внимание, — Всё-таки, в двадцать пять лет ты был в чем-то умнее. Когда тебе ещё не надавали по всем местам".

"Отстань", — равнодушно велел Кантор. Разговаривать не хотелось. Ни с кем. Даже с собой. Наверное вот так раненого зверя тянет забиться подальше в нору, чтобы отлежаться, зализать раны, и чтоб никто не трогал и, упаси боги, не спрашивал, что стряслось и как его так угораздило.

Благослови небо Карлоса — маэстро ни о чем не спросил...

"Не надо было жениться... — пробурчал незримый плакальщик, и не подумав послушаться и отстать, — и особенно на девушке, которую любишь. Она-то, кажется, это понимала — не хотела замуж выходить. И говорила тебе об этом не раз, с самого начала. Тебе бы повнимательней прислушаться. Ах, тебе очень захотелось? А она что, и так бы с тобой не осталась? Ах да, проклятие... Ну вот мы и приехали! И в чем была неправа Ольга? Из-за проклятия и женился!"

"Я бы на ней и без всяких проклятий женился!"

"Ну и дурак, — вздохнул голос, — Ты мне объясни — на кой оно тебе было надо? Жениться! Может, еще и отцом семейства заделаться надумал?"

Вот сволочь, умеет же ударить в больное место! У Его Величества что ли научился?

"А с чего ты вообще взял, что она тебя еще любит? — мрачно продолжал голос, — Чем витать в облаках и баллады сочинять, лучше б разок снял амулет и прослушал, что чувствует собственная жена. Мало ли, что ты там от нее раньше ловил! Это когда было. Может, она от тебя устала давно. Может, ты ей со своими заскоками надоел хуже вяленой тарбы, а ты и не знаешь, герой-любовник!"

"Заткнись, шизофрения!" — огрызнулся Кантор в духе героя иномирского романа, когда-то переписанного Ольгой для короля, и облокотился на ограждение мостика, глядя то в небо, то на рябую от ветра серую воду. Потом резким рывком содрал амулет и швырнул вниз.

Царящий в душе хаос медленно переливался в мелодию — дикую, рваную, похожую на странную музыку с Ольгиных кристаллов. Не имеющую ничего общего с той, что приснилась ему на рассвете...

Я торопился закончить пьесу, чтобы поскорее сыграть — для нее...

Сырой ветер вновь дохнул в лицо, и Кантор, наконец-то осознав, что ему холодно, мысленно обматерил себя за то, что не надел куртку, придурок. Только простудиться не хватало! Зарби, конечно, и по сценарию — орк хрипатый, но не надо усугублять, это было бы свинством уже по отношению к Карлосу и товарищам по театру.

Следовало зайти куда-то, где можно согреться... и выпить... А еще была нужна гитара. Нужна отчаянно, до зуда в руках.

* * *

Тедди сидел за столиком в небольшом уютном мистралийском ресторанчике и лакомился экзотическим салатом из курицы с яблоками и апельсинами.

Платили в Департаменте Безопасности весьма неплохо, так что сегодня палач решил изменить привычным комплексным обедам, подаваемым в закусочных Лоскутного квартала. В конце концов, почему бы нет? Сотрудники Департамента — народ не нищий, и могут побаловать себя время от времени.

Здесь было уютно. И напоминало Мистралию...

Заказанное блюдо чем-то было похоже ещё и на хинскую кухню, которую Тедди доводилось пробовать в молодости — наставник, мир его праху, был большим докой не только в своем ремесле, но и в кулинарии, и обожал время от времени сам готовить национальные кушанья. В конце концов, даже палач может иметь невинное хобби.

Тедди подумал, не взять ли вина, но, поскольку предстояло еще возвращаться на службу, не решился: господин Флавиус (умнейший человек, в полной мере способный оценить все преимущества хинской школы!) выпивки в рабочее время категорически не одобрял. Хотя работы у палача в ближайшее время вроде бы не предвиделось. А если и предвиделось, то немного — объекты попадались какие-то хлипкие, кололись за считанные минуты. Никакого сравнения с тем упрямым мистралийцем, которому Тедди и был обязан своим нынешним благополучием.

Словно наяву вдруг вспомнились подвал и кривая, усталая усмешка: "Тедди, а тебе от начальства не попадет?"

Странный парень...

В бытность учеником Тедди как-то, по требованию наставника, попробовал "огненную плеть" на себе. Всего один раз — но шрам на спине сохранился по сей день, да и ощущения остались незабываемые. Так что, нарвавшись на Кантора в кафе, палач с полным основанием предположил, что его сейчас попросту прикончат, и был несколько ошарашен, когда все вышло наоборот.

Память, а может быть — совесть, вновь услужливо подсунула полумрак подвала, перекошенное болью лицо, отчаянный крик и шипение горящей кожи под раскаленной железной полосой...

Признаться честно, Тедди не понимал, как можно с таким веселым беззаботным дружелюбием общаться с человеком, причинившим тебе... такое. Пускай не по злобе, а по службе, но все равно... И ведь не только "плеть", кстати! Надо думать, пальцы у него долго заживали, а что значат руки для снайпера? То же, что для музыканта!

Другой бы на месте Диего не бутылки ставил и не рекомендации добывал, а сунул бы ему нож под ребра... да и всё. И никто бы его не осудил. Даже сам Тедди... Нечего было бы ему возразить.

А тот ещё и расспрашивал участливо, как у мучителя дела, нет ли у него проблем, и не надо ли устроить его на хорошую, высокооплачиваемую работу... чтобы можно было вот так сидеть сейчас в ресторане.

Тедди вздохнул и покосился в тарелку с вкуснейшим салатом, словно немой укор исходил именно из нее.

— Привет, Тедди!

У столика стоял Кантор.

Палач вздрогнул, как нервная школьница. Боги, только что про него вспоминал... бывает же так. Знакомый голос на этот раз звучал не очень-то весело.

— О... ты? Привет...

— У тебя тут не занято? А то народу много.

Улыбка у мистралийца была совсем как тогда, в подвале...

Такая же веселая. И оптимистичная.

Может, зря он поменял класс? Такой был убийца... Не выходит, наверное, с этими бардами... вот уж где народ порой больной на голову. Может, поэтому он такой и грустный?

— Садись, конечно! А я тут пообедать зашел...

Тедди суетливо подвинулся. Кантор опустился на стул — туда, куда сначала приземлился и сам палач. Лицом к входу, спиной к стене... боковым зрением отслеживая черный вход невдалеке... интересно, отдавал ли он сам себе отчет, почему выбрал бы этот столик, даже не будь там знакомого?

— Уже уходишь, или как?

— Ну... Я пожалуй закажу себе еще бифштекс. — отозвался Тедди, отставляя на край стола опустевшую тарелку и листая меню, — Вот этот, с перцем и вельбой. А ты что будешь?

— Водки, — проговорил мистралиец, глядя куда-то... в никуда. — И... нет, улиток не надо, ну их в ...! Орешков соленых взять, что ли... И вельбы квашеной...

Хотя, похоже, ему было решительно всё равно, что есть.

Тедди, получив свой бифштекс, медленно и неторопливо принялся отрезать по маленькому кусочку... Странно, но спокойное и умиротворенное настроение, впрочем как и довольство собой и своей работой, словно отошло куда-то на второй план. Непонятная тоска, совсем не свойственная обычно флегматичному голдианцу, похоже, накатила всерьез. А самое мерзкое — было непонятно, откуда она взялась.

— Выпьешь? — спросил мистралиец, наполняя стопку.

— Нет, спасибо, — с некоторым сожалением отказался палач, — Я б с удовольствием, но господин Флавиус...

— Не одобряет, — кивнул Кантор и криво усмехнулся. В темных глазах странно мешались боль, злость и какое-то сумасшедшее вдохновение, наводившие на мысль, что парень собрался кого-то убить...

Он молча налил себе, выпил залпом, глядя мимо Тедди, словно того здесь и не было. Сейчас он до невозможности напоминал того пленника, пившего и игравшего в карты с палачом в подвале у Багги Дорса.

"— И чего отказываться, если наливают. Тем более, я очень надеялся, что, если выпью, мне полегчает.

— А что, не полегчало?

— Не очень..."

Палачу вдруг захотелось спросить мистралийца, что у него стряслось, но специфическая работа давно отучила задавать праздные вопросы, временами могущие обойтись себе дороже. Демоны его знают, этого Кантора, что с ним случилось, но "легчать" ему явно не собиралось и в этот раз.

Тедди невольно поежился. На душе было удивительно погано...

"Надо было мне ещё раньше уходить от Багги", — подумал он почему-то. Хотя, по насмешке судьбы, именно "объект" от Багги... пожалуй, способствовал и его уходу — и нынешней работе тоже.

— Слушай... налей мне всё-таки тоже, что ли... — неожиданно для себя проговорил Тедди. — Что-то так на душе мерзко, ты не представляешь...

Кантор удивленно взглянул на него, словно только сейчас увидел.

— Извини, — сказал он, немного помолчав. Черные глаза устало и немного насмешливо блеснули из-под длинных рассыпавшихся волос. — Я не хотел...

Секунду или две Тедди соображал, в чем виноват мистралиец, и чего он не хотел. В памяти вновь всплыл подвал... и амулет, который ему тогда очень не советовали снимать с пленника.

Конечно же! Парень — эмпат, как можно было забыть!

Так все это непостижимое душевное безобразие, смесь боли и злости с горькой обидой, на самом деле — его? Поделился, ага. Да уж... если бы он ТОГДА поделился, мало бы никому не показалось, наверное...

Кантор смотрел в пространство, машинально жевал орех и крутил в руке сигару. Нервные, гибкие пальцы барабанили по столу нетерпеливо и ритмично.

Внезапно он поднялся и подошел к барной стойке.

Хозяин заведения, любивший порой сам приготовить фирменный кофе, приветливо вскинулся навстречу клиенту, понимавшему в этом толк. Кантор что-то тихо ему сказал — Тедди со своего места не мог разобрать, что именно, — и вдруг кивнул на висевшую за стойкой гитару. Хозяин улыбнулся и с готовностью вручил ему инструмент.

Бывший убийца своей легкой кошачьей походкой вернулся на место. Старенькая гитара прильнула к его плечу.

Несколько быстрых движений, немного подвернуть колок... привычный, машинальный перебор струн...

Тедди застыл, забыв наколотый на вилку кусочек мяса.

Ожидавший обычной музыки, знакомой по некоторым прослушанным кристаллам, Тедди недоуменно уставился на быстро мелькающие пальцы Кантора. Рваный и ни на что не похожий ритм, тем не менее логичный, стремительный и напористый... Даже привычное для мистралийской музыки гитарное соло под танцующими фламмо пальцами говорило живым голосом его бывшего "объекта"... Мелодия смеялась, зло и отважно, прямо в лицо... и если бы можно было услышать в аккордах цветистые многоэтажные конструкции этого хрипловатого голоса...

Боги небесные!

Так он действительно бард?!

"— Ты? Бард? Лучше б уж ты ко мне в ученики пошел".

Что за день такой! Должно быть, одному голдианскому палачу сегодня суждено все время испытывать неловкость за сделанное и сказанное. Гитарист... Он-то думал — Кантор актер, ну там стишки на сцене читает... Музыкант. С незнакомой доселе досадой на самого себя Тедди украдкой взглянул на правую руку Кантора и вздохнул.

К музыке Тедди относился равнодушно, но ни одна музыка до сих пор не могла вывести его из равновесия... Да что там — из равновесия! Мелодия, рвавшаяся из-под пальцев мистралийца, продирала до костей, заставляла замереть, забыв обо всем. Да такое никакому барду не снилось, даже этой их знаменитости — Эль Драко!

Кантор...

Там, в кафе, его веселые товарищи-барды называли его — Диего.

А потом прошел этот странный слух насчет суда, с кем-то он там судился, кажется тоже фрукт не лучше Багги Дорса... Чего только мальчишки-газетчики не кричали. Что бывший убийца и погибший в Кастель Милагро знаменитый бард — одно и то же лицо... ну и фантазия у этих писак, однако!

А интересно, как звали Эль Драко? Песни мистралийца Тедди нравились (даже кристалл с балладами на голдианском где-то валялся), но не до такой степени, чтобы, подобно глупым девчонкам, караулящим кумира у гримерки, убивать время, выясняя, как же его в действительности зовут...

Музыка оборвалась странным созвучием, резким, словно выстрел. В ресторане стояла потрясенная тишина, в которой, казалось, медленно затихало эхо струнного крика.

— Кантор... — едва слышно произнес Тедди, — Диего... Прости.

— За что? — удивился мистралиец, наливая себе еще водки. — А, за это, что ли? — он проследил взгляд палача. — Не бери в голову. И не смотри на меня такими глазами...

— Если бы я знал...

— И что? — едко усмехнулся Кантор. — Уволился бы в знак протеста? Вот смеху-то было бы на всю Голдиану.

— Но...

— Ой, Тедди, прекрати! — поморщился мистралиец. — С этой рукой еще и не то делали...

По лицу Кантора скользнула тень. Опять — как тогда...

"— Насчет тебя не уверен. А проверить уже не получится.

— Тогда положись на мое слово, потому что я уверен.

— А почему ты так уверен?

— Потому что... до тебя проверяли"

Где же тебя проверяли на стойкость, парень? Так проверяли, что профессионал хинской школы уже не страшен? И не только не страшен, но даже и ненависти не заслуживает?

На ум приходило одно — Кастель Милагро... Тедди доводилось работать в Мистралии, но туда он даже соваться не стал. По слухам, советник Блай не очень-то разбирал, кого следует брать на службу, а кого и близко к допросным камерам нельзя подпускать, и греб отъявленных садистов, позор палаческого сословия, бессовестно мешавших работу со своим извращенным удовольствием. Похоже — и сам был таким же...

Так кто ты такой, Кантор?

— Послушай... — негромко произнес голдианец, внимательно глядя на своего странного собеседника, — Ты не помнишь... как звали Эль Драко?

Мистралиец поднял взгляд от гитары. Огромные глаза сверкнули ледяным черным огнем.

Тедди приморозило к стулу. Никогда еще в глазах другого человека он не видел с такой отчетливостью свою смерть.

— Его звали Диего Алламо дель Кастельмарра, — произнес мистралиец голосом, чуть более хриплым, чем обычно.

— Трудное имя, — выговорил палач таким же охрипшим голосом, — Не думаю, что я его запомню...

— Тебе-то какая разница, Тедди? — Кантор вдруг улыбнулся. Словно и не было жутковатого взгляда убийцы. — Тоже решил в барды податься?

Он выпил залпом свою стопку и, стремительным движением пробежавшись по струнам, повторил ещё раз — торжествующий звон заключительных аккордов и тихий согласный ответ басовой струны. И осторожно поставил инструмент рядом.

Тишина ресторанного зала разорвалась аплодисментами и удивленными возгласами, несколько человек, вскочив, двинулись к их столику...

Кантор, пробормотав что-то, встал с места, и Тедди усмехнулся — рука мистралийца явно потянулась к пистолету. Потом он, видно, всё-таки передумал... Достал из кармана деньги, положил на стол и поставил сверху стопку.

— Удачи тебе... с Флавиусом.

Палач открыл рот... но плащ Кантора взметнулся крылом уже в дверях...

Исчезла чужая боль и тоска, всё теперь было в порядке — и осталось странное чувство, что чего-то не хватает.

Снова раздалось звяканье ножей и вилок — а ему хотелось, чтобы заговорила старенькая гитара.

И первый раз в жизни сжалось что-то внутри — оттого, что он никогда не сможет задать мистралийцу последнего вопроса.

Потому что знает ответ.

(1) стихи Элеоноры Раткевич

Третий Путь. Глава 3

Хлопнувшая дверь словно поставила точку. Или восклицательный знак. В конце книги.

Ольга смотрела вслед Кантору, ещё не до конца осознав, что он ушел, что она так и не остановила, так и не сказала ему, что..

Нет, сказала! Такое сказала... Боже, что она наделала?!

Он же такой гордый! Как она могла?!

Ольга бессильно уронила голову на руки. Она что, и вправду стала теперь такой стервой, как сказал однажды Жак? Или не Жак... Не важно. Важно, что это правда. Ведь на самом деле она не думала, что Диего женился из-за проклятия. И вообще — она этот самый брак, правда фиктивный, давно уже ему предлагала, ещё при Артуро! А Кантор отказался. А она ему не верила... Суд этот устроила... Господи, как гадко всё...

А уж нынешняя ссора, начатая, как теперь прекрасно понимала Ольга, на пустом месте, и вовсе не укладывалась ни в какие рамки. Из-за чего она на него напустилась? Что это? Депрессия? ПМС?

Или... Или все намного хуже, и она попросту завидует Диего? Тому, что он обрел себя, а она — еще нет?

Или...

Вот оно что...

Эта мысль ошеломила Ольгу. Ведь она ревнует! Она действительно отчаянно, до слез ревнует Кантора. К его Огню и его музе, отнимающим у нее, Ольги, его взгляд, его внимание, его страсть!

Нелепость какая!

Слезы мешали смотреть. Ольга погладила потрепанную обложку ни в чем не повинной нотной тетради. Вот она — музыка Эль Драко, написанная, быть может, и для нее тоже... а больше он для нее уже ничего не напишет. Потому что не вернется.

Боже мой, а пистолет у него есть или нет?! Она не успела заметить...

Нет, нельзя так. О чем она думает?!

И вообще, ей, как бы то ни было, пора собираться. Карлос-то ни в чем не виноват, ему нужна помощь. И лучше быть в театре, чем в этом дворце — одной!

И ведь Диего тоже, наверное, сейчас туда придет, на репетицию...

* * *

Агент Ха Танг мрачно перебирала бумаги, прикидывая, под каким предлогом скажет Карлосу, что ему следует искать другого бухгалтера. Хотя размышлять об этом было лишним — легенду и так скоро сообщат из Департамента Безопасности. Она уедет, отправится в очередной тренировочный лагерь или на задание, Янь Зинь перестанет существовать, и друзьям придется забыть о ней, а ей — о них. Хинеянка прекрасно понимала, что ее миссия здесь закончена, — после свадьбы Ольги и Диего короне нет смысла держать в театре своего человека, — и ее скоро отзовут, но сама не ожидала, что это настолько ее расстроит. Еле удержалась, чтобы не нахамить дорогому братцу...

Зинь мысленно послала несносного родственничка в задницу демону У.

Похоже, что ее роль, ее бухгалтерша — веселая и ироничная, где-то даже (страшно подумать!) — открытая, так слилась с душой... Без нее будет тоскливо. Без Ольги, которая считает ее подругой... Без этой раздолбайской братии — актеров, певцов, танцоров, и всех остальных, для которых она вроде бы как своя.

И даже без Кантора... хоть и трудно забыть железную хватку убийцы на своей шее. Впрочем, его тоже можно понять.

А с ним было так хорошо...

Зинь окончательно расстроилась, вспомнив нежные руки молодого танцовщика, с которым подружилась в основном потому, что он чем-то сильно напоминал ей Диего. Она даже "на работу" бежала с удовольствием. Дожили...

Дверь противно взвизгнула. Ха Танг мысленно ругнулась, послав следом за Флавиусом работника, не удосужившегося смазать петли, и подняла взгляд от документов.

В бухгалтерию влетела Ольга.

Движения ее были быстрые и какие-то дерганые. Выглядела маэстрина не лучшим образом, хотя гордо задранный вверх подбородок свидетельствовал о том, что данный вопрос лучше не обсуждать.

— Привет! — бросила она и нерешительно остановилась.

— Добрый день... — задумчиво ответила Зинь, с сожалением переключаясь с мысленного созерцания густых черных волос и стройной высокой фигуры танцора-мистралийца на окружающую действительность. И сразу отметила покрасневшие глаза подруги. Похоже было, что секунду назад Ольга благополучно забыла о цели своего прихода.

Впрочем, слово "благополучно" едва ли было уместно...

Ольга сейчас не сумела бы обмануть и круглого дурака, а уж Зинь вполне могла распознать состояние женщины, изо всех сил сдерживающейся, чтобы не разреветься.

— Что-то случилось? — осторожно спросила агент Ха Танг, морально готовая получить в ответ все, что угодно, от резкости до истерики включительно.

— Диего... — тихо проговорила Ольга. — Мы поссорились...

— И всего-то? — с облегчением вздохнула Зинь, успевшая по отчаянному взгляду подруги предположить, что Кантор, как минимум, пристрелил кого-то из членов Королевского Совета, и за это ему теперь грозит неминуемая плаха, от которой не в состоянии отмазать даже сам премудрый король Шеллар, — Не бери в голову. Все женатые пары время от времени ссорятся... — хинеянка игриво подмигнула: — А потом мирятся.

— Да, так просто всё у тебя! — бросила Ольга почти со злобой, и опустилась на диванчик у стены. — Ссорятся, мирятся... Ты же его не знаешь! Ну что же мне делать?! ...А где Карлос? — добавила она упавшим голосом.

— Не знаю. Где-то тут. А что?

— Я думала... он знает... где Диего, — жалобно отозвалась Ольга, глотая готовые пролиться слезы.

— Что значит — где? Он что — сбежал? — недоуменно проговорила Зинь, внезапно подумав, что братец поторопился ее отзывать. — Или ты опять его выгнала?

— Я ему сказала... Зинь, я ему такое сказаааала! — Ольга, уже не сдерживаясь, разревелась в три ручья.

— Тихо, не плачь... Что ты ему такого сказала?

Ольга, всхлипывая и честя себя самое мягкое — тварью, принялась рассказывать.

— Так, — кивнула Зинь, когда подружка, наконец, иссякла, — А он что?

— Ушееееел! — Ольга безуспешно попыталась утереть глаза мокрыми ладонями, — Зинь, ты не представляешь, на нем лица не было! Я так боюсь, а... — она вскинула на хинеянку полный ужаса взгляд: — А вдруг он застрелится?!

— Ольга, да успокойся ты! — прикрикнула хинеянка, — Не будет он стреляться, что он — дурак? Сигарету хочешь?

— Не хочуууу. Я на них последнее время вообще смотреть не могу.

— А что так?

— Тошнит... — всхлипнула та.

— И давно? — насторожилась агент Ха Танг.

— Не помню... — Ольга снова утерла слезы, — Несколько недель уже. Наверное, мне мистралийская кухня не впрок... А может — от нервов... Ничего есть не могу.

— А соленых улиток мисками лопаешь? Ну-ну... — ехидно кивнула Зинь, — Подруга, ты противозачаточное заклинание давно обновляла?

— Вообще не обновля... — Ольга внезапно умолкла, словно какой-то маг кастовал в бухгалтерии "завесу безмолвия". — Зинь, ты что, хочешь сказать... Да нет, чушь какая! Я тебе не говорила разве? У Диего хроническое бесплодие. С ним никакие заклинания вообще не нужны.

— А ты в этом уверена? — недоверчиво нахмурилась Ха Танг. — Может быть, уже нужны?

— С чего бы? — удивилась Ольга. — Его даже на... ну, маги, которых его отец нашел, вылечить не смогли.

— Но с Азиль-то он спал, а нимфа...

Ольга покачала головой.

— Нет. Не буду вдаваться в подробности, понимаешь, не мои это тайны. Просто... Он с Азиль и до этого спал. Несколько лет назад. А бесплодие как было — так и осталось.

— Ну, тогда, значит, будет у тебя ещё один полуэльфик... — хихикнула Зинь. — С Мафеем подружится...

— Да нет, нет, нет, — почти с ужасом затрясла головой Ольга, — Не может такого быть. Это все премьера... нервы... Так бывает.

— Бывает, конечно, всякое, — философски пожала плечами Зинь, — Но как говорят у нас в Хине: если некое существо выглядит, как утка, плавает, как утка, и крякает, как утка, то с большой долей вероятности — это утка и есть. Сходила бы ты, что ли, к целителю, чтоб уж точно знать.

— Зинь, не говори ерунды, — Ольга вскочила, голос опасно зазвенел, — Сейчас мне нужно найти Диего! Ты его видела сегодня?

Дверь снова противно скрипнула, заставив отвлекшуюся Зинь вздрогнуть от неожиданности.

Ольга с надеждой вскинулась... и сникла.

Вошедший Карлос задумчиво уставился на девушек.

— А-а, Ольга, ты пришла... — протянул он. — Это хорошо. Надо бы отсмотреть некоторые сцены, сейчас как раз подойдет балет. Поскольку Диего сегодня не будет — работаем сцены Кена с народом.

— К-как это не будет? — воскликнула Ольга.

Карлос удивленно воззрился на нее.

— Так он же отпросился. Сказал — у него голова болит... или что-то там ещё, я не понял, — сказал он смущенно. — Я думал ты в курсе...

— Голова болит? — подозрительно переспросила Зинь.

Карлос задумчиво пожал плечами.

— Я уж не знаю, что там! Ну будем надеяться, что завтра он сможет работать. А то у нас премьера уже совсем скоро. Сегодня же семнадцатое...

— Семнадцатое... — убито повторила Ольга. Догадка, четкая и логичная и от этого ещё более ужасная, вспыхнула в ее мозгу. — Нечетный день! У него голова заболела...

— Ольга, да успокойся, проклятье давно и благополучно сдохло, когда вы поженились, — попыталась утешить подругу Зинь.

— Да! Когда поженились! А теперь... мы же поссорились... и как раз по этому поводу... — еле слышно закончила маэстрина.

— Ну так ты же его заново не проклинала, — рассудительно возразила хинеянка.

— А если... опять все вернулось, и будет, как до свадьбы? — воскликнула Ольга, окинув ни в чем не повинную Ха Танг таким ненавидящим взглядом, словно перед нею стоял собственной персоной наместник Харган.

"Точно, беременным женщинам лучше не возражать..." — поджала губы Зинь и всё-таки сказала:

— Не слышала я никогда, чтобы возвращалось старое проклятье, для которого уже выполнено ограничивающее условие. А мой дядя Вэнь хорошо в таких вещах разбирается. Мало ли, с чего у Кантора могла заболеть голова? Его контузию никто не отменял... Помяни мое слово, ничего с ним не случилось. Просто он, как все нормальные мужики, решил пойти и напиться...

— Ему же нельзя! — охнула несчастная супруга.

— А когда это твоего Диего останавливало слово "нельзя"? Лучше прикинь, куда он мог податься.

— Ой, Зинь, ты умница! — просияла Ольга, — Конечно же! Жак!.. Маэстро, вы нас отпустите?

— Максимум два часа, — обреченно вздохнул режиссер, понимая, что толку от ученицы в противном случае не будет всё равно.

— Я вернусь! — просияла Ольга и в порыве благодарности чмокнула Карлоса в щеку.

Слегка ошалевший маэстро ещё некоторое время смотрел вслед девушкам, устремившимся к выходу.

* * *

— Боги, как же вы похожи... — Орландо, не стесняясь, стер со щек слезы. — Вам с Кантором всё-таки без амулетов нельзя.

— Без каких амулетов, Орландо? — мягко спросил Даллен, оставляя в покое гитару.

— Да без таких... Ограждающих... — неопределенно пробормотал мистралиец. — А то ведь, всё то, что ты чувствовал, тоже... хочешь не хочешь, а переживаешь...

Даллен вспомнил тихое эмпатическое касание в начале знакомства. Вот он о чем! Похоже, возможность делиться чувствами во время пения у них взаимна... Именно чувствами, а не только образами!

Да... Признаться, Даллен сам — во второй раз за сегодняшний день! — не ожидал того, что у него получилось. Хорошо, что здесь Жак и эти веселые эльфы. И можно не думать... какое-то время не думать, что было бы, если бы он не отпрянул в нерешительности, когда перед глазами начали возникать очертания башен Шайла...

Не сейчас...

Сколько раз он гулял по Шайлу... спетому вместе с королем Эгартом. Только с ним. И больше никак.

Этого было слишком мало — и этого было невероятно много. Они стали очень дружны — король Шайла и Даллен йен Арелла, отдавший жизнь за то, чтобы не случилось беды с тем городом, который он так любил.

Только вот иногда Эгарту казалось, что Даллен всё-таки погиб, и об этом почему-то молчит этот Поющий... найгери с золотистыми, до боли жаркими глазами, молчит, не желая упрекать, его, Эгарта... да и невозможно было выжить после такого. И король опять стонал во сне, вспоминая взметнувшийся в огне плащ, разрубленное кольцо, толпу у помоста для казней... иногда припоминая даже то, на что тогда не обратил внимания.

А потом отправлялся в Найгету, желая и страшась взглянуть в такие родные и такие незнакомые, огромные, вытянутые к вискам глаза Поющего. И они бродили по улочкам Шайла, и слушали, как весело смеются дети, кидая камушки вниз со старого горбатого мостика, как напевает свою песенку молодой возчик, как воркуют голуби на разноцветной черепичной крыше...

Даллен не позволял себе петь Шайл — один.

Что-то нашло на него в этом немного бестолковом, шумном и доброжелательном мире... Но было бы глупо и подло делать этих людей, что так приветливо его встретили — свидетелями того, как бывшего графа йен Арелла (ну не бывшего, но от этого ничего не меняется) — просто разорвет на куски охранной магией любимого города.

А ведь это могло бы случиться.

Наверное.

Об этом он подумает потом. В Найгете. Или здесь... попозже.

Но неужели Орландо увидел именно это?

Шайл?

И почувствовал то же, что и Поющий?

Тогда, возможно, он и прав. Есть вещи, которыми Даллену йен Арелла совсем бы не хотелось делиться со случайными знакомыми...

— Слушайте, а может нам свалить куда-нибудь, погулять? — предложил Плакса, оглядывая присутствующих. Его живая физиономия с ещё непросохшими слезами излучала теперь веселое лукавство, как у сбежавшего с занятий студента.

— В свой дворец не приглашаешь? — подколол Мафей.

— Можно, — широко улыбнулся король. — Если у тебя есть потребность выслушать, кроме поучений своего кузена и наставника, ещё и лекцию моего советника, и заодно придворного мага... Устроить?

— Сохрани небо! — ужаснулся принц. — А в Даэн-Риссе, между прочим, и без королевских дворцов есть на что посмотреть. Жак! Кто у нас специалист по адаптации?

— Да я... Мне бы сегодня... — Жак смутился. — А можно без меня? Мы тут с Терезой опять поругались, а она скоро домой пообедать зайдет. Я лучше ее дождусь, да... приготовлю, что ли, что-нибудь романтичное... Примирения ради.

— Что-то вы последнее время часто ссориться стали! — ухмыльнулся Мафей. — Вы этак скоро Орландо с Эльвирой догоните!

— Трепло! — фыркнул мистралиец.

— Вот вам все бы хиханьки, а я не знаю уж, что и делать. — вздохнул Жак, и вдруг, словно осененный некоей блестящей идеей, поглядел на светловолосого эльфа. — Слушай, Мафей, может вытащишь ты ей этого католического священника? Или ты, Орландо? А то ж мы до второго Пришествия не поженимся!

— Нее... — тряхнул головой Орландо. — У меня не получится. Как ты это представляешь? Вот сейчас руками разведу и стану вопить во все горло: "Ау, католический священник?" Ещё вытащу такого, что... Лучше всё-таки уговори ее на какого-нибудь нашего мистика. Если не на Торо, то на кого-нибудь ещё... известного примерным поведением.

— Ее, пожалуй, уговоришь! — расстроился Жак. — Если уж ее даже Торо не устраивает!

— А что случилось? — поинтересовался Даллен, — Твоя невеста принадлежит к такой редкостной религии, что вы не можете найти ни одного жреца, который бы вас обвенчал?

И тут же подумал, не бестактный ли задал вопрос. Такое ведь и правда вполне могло случиться, если девушка — одна из тех несчастных, кого Жак по долгу своей второй службы знакомил с этим миром. Тогда она действительно может исповедовать какую-нибудь совершенно неизвестную здесь веру...

— Да не в редкости дело, — с готовностью подтвердил его предположение Орландо, — Тереза — переселенка. Единоверцев ее у нас пруд пруди, но у них там всякие течения, толки, секты... Она католичка, а у нас, как на зло, ни одного священника этой конфессии. Если бы еще она не держалась так за свое католичество, их мог бы обвенчать кто-то из наших мистиков-христиан, а она ни в какую...

Разумеется! Даллен мысленно пожалел неизвестную подругу по несчастью. Неудивительно, что "ни в какую"! Ведь вера — единственное, что у нее осталось от ее прежнего мира, от утраченной родины. Как отказаться? Исповедуй Шайл свою особенную религию, Даллен бы тоже от нее не отрекся ни за какие блага. Даже за законное бракосочетание с Линной. Которому, в отличие от Жака и его невесты, ничего не мешает...

— Я, конечно, могу попробовать... — задумчиво произнес Мафей, вглядываясь в воображаемую даль с чисто юношеским энтузиазмом.

— Да ну тебя! — поморщился Орландо, — Свободный поиск по религиозной принадлежности — тебе самому не смешно?

— А... Ладно! — Жак безнадежно махнул рукой: — Видно, не судьба пока...

— Вроде мы собирались показать Даллену город, — напомнил Плакса и вдруг хихикнул: — Жак, ты как хочешь, но, на мой взгляд, мириться лучше всего ночью.

— Так у нее ночью дежурство! — тоскливо пожаловался шут.

— Ладно, — улыбнулся Орландо, — тогда напомни, что у вас тут есть посмотреть приезжему человеку, кроме Королевского музея в замке Харроу?

— Да много чего есть, — пожал плечами Жак, — Площадь Приветствий, где телепортационная станция, Погорелый театр... Вон, в "Лунного Дракона" сходить можно, это такой неплохой ресторанчик... там сегодня Азиль танцует.

— Ой, точно! — радостно завопил Орландо, даже не подскочив, а прямо-таки подлетев вверх, — Даллен, ты когда-нибудь живую нимфу видел?

— Нет, наверное, — задумчиво проговорил Даллен. — Правда, я не совсем понял, что такое нимфа...

А судя по реакции Его эльфийско-мистралийского хромого величества, нимфа — это было что-то!

— Что такое нимфа, словами объяснить трудно, — Плакса блаженно улыбнулся, — Это надо видеть! Пошли! — он решительно слез со стола, на котором сидел.

— Э, погоди! — насторожился Жак, — Ты что — так вот прямо в "Дракона" и собрался?

— А что? — удивился мистралиец.

— "Что"! — усмехнулся Жак. — Ты король или хрен собачий? Тебе по ресторанам без охраны ходить не положено.

— Да бросьте вы! — обиделся король, — Может, мне еще и свиту с собой взять? Я, к твоему сведению, телепортист, боевой маг и бывший партизан! Что мне сделается?

— Я тоже телепортист и боевой маг, — как-то совсем по-взрослому и очень невесело усмехнулся Мафей. — Вот только наместнику Харгану было на это наплевать, а полиарговой сети — тем более... Кстати, Орландо, ты дома хоть предупредил кого? Тебя Государственный Совет, случаем, не ждет?

— Ой! — хлопнул себя по лбу Плакса, — Забыл совсем! Сегодня ж заседание... Амарго с мэтром Максимилиано небось с ног сбились, я ж никому не сказал, что у Жака буду!

Шут откровенно заржал. Мафей покачал головой.

Даллен сидел, не вмешиваясь в разговор. Интересно, все ли монархи в этом мире — подобного рода? И каковы тогда подданные?!

Посреди гостиной взвилось серое облачко.

Не ожидавший этого Поющий вздрогнул, бросая руку на рукоять ножа.

— Ой-ё... — обреченно протянул Плакса, и как-то сжался, виновато взирая на явившегося из облака мужчину явно воинского обличья и совершенно неопределенного возраста: стройного, сухощавого, с ясным молодым взглядом ярко-синих глаз... и совершенно седыми волосами.

За плечом воина маячил некто в мантии — вероятно, маг, обеспечивший перемещение. Интересный, кстати, способ путешествовать. Даллену доводилось знать нескольких магов, но такого никто из них не умел.

А заманчиво: открыть этак дорогу прямо в сердце вражеской крепости...

— Вот, значит, где обретается Его Величество, в то время как бедный дон Аквилио уже вовсю кается, что прохлопал заговор с целью похищения короля! — криво усмехнулся седой вояка.

— Амарго, что ты несешь? Аквилио? Заговор? Он что — одурел? — возмутился Орландо, — Кто меня похищал? Он что — меня не знает, что ли?

— Очевидно он намного лучшего мнения о вашем величестве, нежели оное величество заслуживает. — сурово припечатал Амарго, мельком покосившись на Даллена. Поющий крепко заподозрил, что не случись в Жаковом доме гостя, Плакса услышал бы куда менее светскую фразу.

— Ээээ... Даллен, познакомься. — запоздало вспомнило об этикете упомянутое величество. — Мой первый советник, дон Мануэль Каррера, известный также как Амарго... Мэтр Алехандро, придворный маг, — Если Даллен хоть что-то понимал в жизни, это была вовсе не дань вежливости, а банальная попытка переключить внимание грозного дона Мануэля с себя на кого-то еще. В надежде, что разгневанный первый советник все же не станет бросаться на безвинного постороннего.

Ну что ж! По крайней мере, становилось ясно, каким образом Орландо, это великовозрастное дитя, умудрился выиграть войну: у трона беспечного эльфа стояли очень серьезные и не склонные к беспечности люди. Было, кому командовать войсками и планировать сражения. Что ж, этого следовало ожидать.

— Граф йен Арелла, — Поющий поднялся. Мануэль Каррера вызывал у него безотчетную симпатию. И сочувствие. Надо думать, нелегко бедняге приходится — с таким-то королем, имеющим обыкновение исчезать, не сказав — куда.

Интересно, кстати, что означает его боевое прозвище?

— Очень приятно, — сухо отозвался советник, с профессиональным любопытством разведчика оглядывая "переселенца". — Прошу прощенья, сеньор граф, но его величество вынужден отлучиться по делу, не терпящему отлагательства...

— Очень приятно, — сухо отозвался советник, — Прошу прощенья, сеньор граф, но его величество вынужден отлучиться по делу, не терпящему отлагательства...

В дверь постучали.

Дон Мануэль одним движением, выдающим опытного бойца, обернулся на звук.

— Амарго, да перестань ты! — вздохнул Орландо, — Какой ты нервный сегодня! Ну кто там может быть? Шеллар разве что?

Даллену стало немного смешно. Без шуток, какие формы должно принимать любопытство местного владыки, чтобы окружающие так его боялись? Первый советник Каррера великолепно владел собой, но внутренне его просто перекосило, Даллен не увидел это, а скорее почувствовал.

— Поторопитесь, ваше величество, мы опаздываем, — распорядился Амарго. Его голос звучал абсолютно спокойно, но жаркое желание поскорее исчезнуть отсюда просто ощущалось кожей.

В дверь постучали снова.

— Это не он. — возразил Жак, видимо, разделив мысль Даллена, что монарх не стал бы столько времени стеснительно торчать под дверью, а давно бы вошел. — Кто там? Входите, не заперто!

Ожидаемого короля за дверью и впрямь не оказалось, зато там обнаружились две девушки: одна — белокурая, худенькая, в мужских штанах, явно чем-то расстроенная, другая — черноволосая, с симпатичным, чуть плосковатым лицом и узкими, раскосыми, как у орки, темными глазами. Похоже, полукровка...

— Извините, — виновато проговорила блондинка, видимо, не ожидавшая застать ораву гостей, да еще столь титулованных, — Здравствуй, Орландо... Привет, Жак! Здравствуйте...

Тут она заметила остальных и окончательно смутилась.

— Ольга, что-то случилось? — немедленно насторожился Орландо.

— Вообще-то... — девушка обвела присутствующих полным надежды взглядом, — я только спросить хотела: вы Диего не видели? Жак, он к тебе не заходил?

— А что с ним? — встревожился Плакса.

— Пропал! И Ольга всхлипнула.

Орландо ахнул и испуганно округлил и без того огромные эльфийские глазищи.

Амарго криво усмехнулся и вполголоса произнес какую-то очень эмоциональную фразу, которой Даллен не понял.

— Да не пропал он никуда, — возразила симпатичная полуорка. Взгляд у нее был странный. Изучающий. Прямо как у йен Тривера, начальника Тайной Службы Шайла. Молодым девушкам такие несвойственны. — Жак, не подскакивай! Пьет где-нибудь с горя...

— А вы что — тоже поссорились? — расстроился мистралийский король. — Ну нет, ребята, вы что сегодня — сговорились? Сперва Жак с Терезой, теперь — вы с Кантором! Осталось только мне с Эльвирой опять...

— Ваше Величество, мне кажется, вы опять забыли... — начал Амарго.

— Не забыл, — обреченно вздохнул Плакса, — Иду... Нет, ну что за собачья участь — королем быть!

Он досадливо махнул рукой и исчез в сером облачке. Причем судя по его походке, отсутствие конечности его сейчас заботило куда меньше, чем надоевшие государственные дела...

— А что значит: "Ellos sin embargo los hermanos"? — шепотом спросил Даллен, поглядев на Жака.

— "Все-таки они братья"... — так же тихо перевел шут.

— Кантор и... король? — улыбнулся Даллен.

— Ну да. Амарго вечно так говорит, хотя это и не так, — стал объяснять Жак. — Просто они почему-то всегда пропадают одновременно. И в неприятности всякие влипают — тоже одновременно... Так уж получается.

Даллену почему-то представился давешний воин с холодной яростью в глазах... и те слова, которыми он, скорее всего, встретил бы того, кто попытался бы ему напомнить про Государственный Совет. Хотя ему, вероятно, напоминать не пришлось бы. Еще сам бы напомнил забывчивым. Так, что долго бы помнили. В том числе и о Советах, назначенных монархом...

Хотя... Даллен же, в сущности, ничего не знает об этом мире. И о его обычаях. Порой Поющему казалось, что здесь все происходит как бы легко и играючи... если бы не искалеченная нога Плаксы. И его баллада...

— Ольга, садись! — Жак, сочувственно глядя, похлопал рукой по дивану рядом с собой, — Налить тебе?

— Не надо, — мотнула головой светловолосая девушка, названная Ольгой, и мельком покосилась на Даллена, отчего тот крепко заподозрил, что гостья хотела бы выплакаться шуту в жилетку, но при постороннем человеке стесняется.

— Это Ольга. Жена Кантора. — с готовностью представил Жак. — Это Зинь. А это — Даллен йен Арелла... маг. Из Найгеты.

— Очень приятно, — вежливо улыбнулся "маг из Найгеты", чувствуя себя совершенно лишним.

— А вы... знаете Диего? — с надеждой спросила Ольга.

— Только слышал про него, — мягко улыбнулся Даллен.

"...Давайте оставим Диего в покое. Пусть семейной жизнью наслаждается... пока опять куда-нибудь не влип".

Судя по несчастному виду супруги мистралийского стрелка, семейным наслаждениям что-то основательно помешало. Или Орландо оказался пророком, и неведомый Кантор все-таки нажил неприятности? Впрочем, ничего удивительного. Если Жак и эльфы не грешили эпическими преувеличениями, рассказывая о его характере, неприятности за ним должны бегать табуном.

Но в любом случае, если молодая женщина пришла к другу за помощью, нечего всяким посторонним "магам из Найгеты" тут мешаться.

— А вы — новый переселенец? — поинтересовалась полуорка со звенящим, как колокольчик, именем.

— Не совсем, — уклончиво проговорил Даллен, поднимаясь и оборачиваясь к Жаку. — Спасибо за гостеприимство. Раз уж я сюда, к вам, попал... то пожалуй и вправду пройдусь по городу. А сопровождать меня не надо, я привык гулять один.

— А может, все таки... — с сомнением начал Мафей.

— Спасибо. Правда, не нужно.

— Ой, а как же... — забеспокоился шут. — Даллен, у тебя наших денег-то нет, небось. Ты ведь есть захочешь, да и сувенир какой-нибудь надо же купить на память...

Жак завертелся явно в поисках кошелька.

— Не надо, — вновь улыбнулся граф йен Арелла. — У вас золото и серебро ходят?

— Конечно, — кивнул Мафей.

— Тогда все в порядке. У меня есть.

— Подожди, — полуэльф пошарил рукой в воздухе, извлек последовательно платок, листок бумаги, какую-то деревянную штуковину... и наконец что-то вроде короткого меча. — Возьми вот. У нас вообще город спокойный, но... Люди — они, знаешь ли, всякие бывают.

Жак с добродушной усмешкой наблюдал за растущей кучкой хлама возле кресла Мафея: судя по тому, с какой досадливой гримасой принц швырял на пол извлеченное, гостю предназначался именно меч, который полуэльф и протянул Даллену рукоятью вперед.

Вообще-то Даллену, как Старшему Поющему, оружия не полагалось... Теперь уже не полагалось. Только вот он до сих пор ещё иногда привычным жестом искал у пояса рукоять — и лишь не найдя ее, вспоминал о торжественном ритуале посвящения. Тогда он опять лишился меча. Во второй раз. Какая усмешка Судьбы...

Нет, конечно, случись война — и никто не сможет запретить Поющему сражаться. Но в мирное время... Да многие известные Даллену молодые найгерис, кажется, всё бы отдали, чтобы добиться такой чести.

Но отвергать заботу юного принца показалось невежливым. А что-то долго объяснять — не хотелось.

"Ты здесь не дома", — усмехнулся про себя Даллен, принимая меч, — и осознал, что едва ли не в первый раз подумал о Найгете как о доме.

— Вот, возьми! — Жак, отлучившийся в соседнюю комнату, протягивал Поющему сложенный вдвое простой, но добротный плащ. — Холодно у нас... Никак весна настоящая не придет.

— Спасибо, — Даллен был тронут. — Я вернусь...

Спеть портал можно было где угодно, но отзывчивый шут так трогательно беспокоился о совершенно чужом человеке... Не иначе, уже зачислил Даллена в свои подопечные.

— Всего доброго, — граф йен Арелла поклонился девушкам.

— До свидания, — с сожалением распрощалась Зинь, напоследок кинув заинтересованный взгляд на Даллена.

Легкая улыбка, взметнувшиеся полы плаща... и вот уже Ольга поймала себя на том, что пытается тоже улыбнуться, таращась в закрывшуюся за гостем дверь. Кого-то он ей напомнил... а может и нет. Голова отказывалась нормально и четко работать.

А хинеянку снедала досада. Вот ведь незадача! Новое лицо — и откуда он взялся? Переселенец? Какой странный! Маг из Найгеты... Ни про какую Найгету Ха Танг отродясь не слышала. Расспросить бы его. Жак — святая душа, полуэльфы — тоже, шпиона приветят, сами того не заметив, а она всё-таки агент... Вот черт возьми, как говорит Ольга! Не бежать же за ним теперь...

— Мы тоже пойдем, наверное... Извините, — нерешительно сказала Ольга.

— Если Кантор забредет, сказать ему, что ты его ищешь? — поинтересовался Жак.

— Нет... не знаю... Всё равно его тут нет, — уныло произнесла свежеиспеченная сеньора дель Кастельмарра.

— А может, он у Элмара? — предположил Мафей. — Хочешь, провожу? Телепортом?

— Да... Наверное... — отозвалась Ольга и нерешительно взглянула на Зинь — она предпочла бы поговорить и с Элмаром, и с Кантором, буде он отыщется у первого паладина, наедине. Но отделаться от Ха Танг было не так-то просто.

Хинеянка ослепительно улыбнулась Его Высочеству, и, подхватив Ольгу под руку, исчезла вместе с нею и эльфом в телепорте...

— Вот всегда так! — вздохнул Жак, запирая за Далленом входную дверь. — То пусто, то густо...

Пожалуй, следы пирушки следовало убрать до того, как придет Тереза. Да и впрямь приготовить что-нибудь вкусненькое.

Жак стал думать, что же сказать ей, чтобы получилось почти так же убедительно, как у короля. Во время размышлений он успел помыть целых две чашки, прежде чем из библиотеки раздались голоса. Вернее, один голос. Который означал, что Даллен отчалил ОЧЕНЬ вовремя.

— Здравствуй, Жак, — деловито поздоровался, входя в гостиную, его величество Шеллар Третий. Он уселся в кресле, достал трубку и цепким взглядом окинул оставленный гостями беспорядок:

— Я, собственно, ненадолго... У меня появилась одна мысль, и я хотел ее проверить. А ты гостей принимаешь? Кто это у тебя был?

— Мафей, Орландо, Ольга, Зинь... — скучно перечислил шут, коварно замолчав самое интересное.

— Орландо? Жаль, я его не застал... — слегка огорчился король. — Ну да ладно. Успеется. А Ольга с Зинь? Вместе пришли? Что это они вдруг, ведь кажется у них в театре сейчас должны быть репетиции?

— Не знаю, — пожал плечами Жак. — Она вроде Кантора искала.

— Искала?! — удивился Его величество, — И как же это наш друг ухитрился пропасть средь бела дня? Другая женщина тут не замешана, я бы знал...

— А вы что, до сих пор за ним наблюдаете? — вытаращил глаза шут.

— Да не то чтобы именно за ним и всё время, но... — туманно ответил Шеллар. — Ты же понимаешь, что Ольга — близкий и небезразличный мне человек. И я не хочу никаких неприятных неожиданностей в ее жизни. Кстати, собственно, к Кантору это тоже относится...

— А у них, кажется, как раз неприятности, — вздохнул Жак, — Иначе с чего ей быть такой расстроенной и искать Диего то у меня, то у Элмара?

— Она предполагала, что Кантор придет к тебе, чтобы отвести душу и напиться? — догадался король. — Странно... мне он последнее время казался совершенно спокойным и уравновешенным, даже с некоторыми придворными помирился, когда я его об этом попросил...

— Знаете, у нее такой вид был... — пробормотал шут, вспомнив расстроенное лицо подруги.

— Какой? — немедля заинтересовался король.

— Ну... не знаю. Какой-то жутко виноватый.

— Виноватый, говоришь? Ну ладно, после выясню, что у них произошло, — кивнул Шеллар, — У меня к тебе вот какое дело. Я думал об этом сам, но мне не хватает информации. Скажи, Жак, я правильно понял, что в Кастель Милагро была Т-кабина, которая по времени своего создания никак не могла оказаться там до консервации тюрьмы?

— Была, — согласился, заранее ужаснувшись, Жак. — Но если вы надеетесь узнать, как она туда попала — простите, ваше величество, но я — пас! Понятия не имею, откуда она там взялась...

— Но может быть, у тебя будут какие-то предположения? Не поверю, что ты совсем не задавался этим вопросом: и как она там взялась, и к какому времени она относится, и откуда она вообще...

— Я ведь вам еще тогда говорил. — вздохнул Жак. — К моему времени она относится. А сама тюрьма — к рубежу двадцать первого — двадцать второго. Сами подумайте, кому нужно тащить кабину в сто лет назад законсервированное здание, чтобы потом закрыть его опять? В этом нет никакого смысла.

— Вот это-то и интересно! — с энтузиазмом подхватил король. — Мне и подумалось, что...

И в этот момент раздался стук.

Тереза? Да нет, вроде рано еще...

— Да что ж такое, я прямо нарасхват сегодня! — всплеснул руками Жак и пошел открывать. — Кто там?

— Это я, — ответили снаружи.

Жак распахнул дверь, внезапно испытав странное ощущение, напоминающее "дежа вю". Ему вдруг вспомнились пельмени. Много-много больших неуклюжих пельменей...

На пороге, кутаясь в плащ, стоял Кантор.

* * *

— Диего! Привет! — радостно поздоровался Жак и как-то нервно хохотнул.

— Кантор? — донесся из-за спины шута знакомый голос. — Это ты? Здравствуй, проходи давай...

"Вот ты и попал... Долгая задушевная беседа с Его Величеством — это именно то, что тебе сейчас остро не хватало! Ммать твою..." — совершенно непечатно закончил внутренний голос.

Кантор был с ним согласен как никогда. Он бы развернулся и ушел, но будучи уже застигнутым в дверях, пускаться в бегство было как-то стыдно. Бывший убийца обреченно перешагнул порог, мысленно задаваясь вопросом, какая нелегкая вообще понесла его к Жаку. Надо было к Элмару пойти...

— В театре время репетиций, а помощница режиссера и исполнитель одной из главных ролей шастают непонятно где, — усмехнулся король. — Причем сеньора разыскивает мужа и понятия не имеет, где тот изволит находиться... Судя по твоему замерзшему виду, пол-столицы ты уже обошел, хорошо хоть сегодня дождя нет...

— Ну почему, — возразил Кантор, чтобы хоть тут не согласиться. — Я спокойно посидел в мистралийском ресторане. В приятной компании.

— С кем это? — скептически осведомился король: — Жак, что стоишь, налей нам. А то Кантор трезвый и злой, и не расположен к разговору.

— Ну, что ж поделать, если Тедди пьет мало, даже с бывшими своими объектами.

— Тогда понятно. А вот Ольга почему-то совсем не спокойно ищет тебя повсюду, как будто опасается, что ты уже опять на пути в Кастель Агвилас, — заметил король.

— Наверное, опять боится, что я застрелюсь? — усмехнулся Кантор и тут же пожалел о сказанном, потому что последовал логичный вопрос:

— А что, есть причина?

— Да нет, с чего вы взяли...

— Кантор, не морочь мне голову. — слегка поморщился Его величество, — Видел бы ты себя сейчас. У тебя лицо... как тогда, полгода назад, когда ты притащился сюда под дождем.

— Ага, только сухой, — несмело хохотнул Жак, искоса наблюдая за невезучим мистралийцем.

Кантор присел к столу, закурил и с тоской посмотрел в сторону лестницы, подумав в этот момент, что как же всё-таки хорошо — уметь телепортироваться. К едреным демонам, но подальше от всяких расспросов.

— Позволь, я выскажу несколько предположений, — продолжал тем временем король, словно для высказывания предположений ему и впрямь требовалось чье-то позволение, — Вы поссорились с Ольгой. Вернее, это она с тобой поссорилась — если судить по тому "жутко виноватому", как сказал Жак, виду, с которым она явилась тебя искать... А судя по твоему виду — она сказала или сделала нечто, чего ты не смог перенести. Причем настолько, — коронованный безопасник профессионально-внимательно оглядел собеседника: — что вылетел из дому даже не надев куртки. Видимо, на выходе сдернул с крючка первое, что попалось, я прав? А вот далее у меня выходит неувязка. Зная Ольгу, не могу представить себе, чтобы она затронула одну из твоих болевых точек...

— Ваше Величество, — Кантор поднял голову и смерил короля мрачным взглядом. — Скажите, в вас давно не кидали какими-нибудь тяжелыми предметами? Стаканом, например?

— Кидать в королей стаканами, во-первых — преступно. — наставительно произнес Шеллар. — Уголовный кодекс Ортана, раздел особо тяжких: "Оскорбление короны", статья третья, пункты "ар" и "вей"... А то и вторая, Жаковым стаканом и убить можно запросто...

— Убить можно и ложкой. Запросто, — сквозь зубы просветил ортанского монарха Кантор, сжав в пальцах ни в чем не повинную ложку. — Было бы желание. Я, кстати, умею.

— Я подозревал. — невозмутимо согласился Шеллар и спокойно продолжил: — А во-вторых, для данного случая — неразумно и неконструктивно. Я же вам обоим только добра желаю.

— Ну вот и не касайтесь, как вы сами сказали, болевых точек.

— Если рану оставить без надлежащей обработки, может начаться гангрена. — тем же наставительным тоном сообщил король.

— Ваше величество, — воскликнул, вскочив, Жак, — да отстаньте вы от человека! Ну неужели вы не можете хоть раз в жизни... засунуть куда-нибудь свое любопытство. Хоть на время. — Шут почти всхлипнул, в голосе звенели боль и ярость. — Нет, обязательно надо докопаться, и ведь тему-то выбираете — самую болезненную, о которой и думать-то не хочется, а не то что говорить! Всё вам надо выяснить, на поверхность вытащить, по полочкам разложить! Да уж... Садизм — это профессиональное качество. В Департаменте Безопасности. И не только!..

Кантор и Шеллар, не сговариваясь, с одним и тем же выражением полнейшего изумления воззрились на шута.

"Идиот", — устало констатировал внутренний голос. — "Амулет выкинул? Вот теперь исправляй, что натворил".

— Да ладно, Жак, — Кантор твердо положил ладонь на уже сжатые в кулак пальцы шута. — Брось... Я понимаю, его Величество хочет как лучше... только вот получается, гм, не всегда. Я вот тоже утром хотел — как лучше, — с усилием проговорил он.

"Всё равно ведь рассказать придется, чтоб вас!"

Изумление в королевском взгляде уступило место пониманию:

— Кантор, ты что — без амулета?

Мистралиец кивнул.

К его удивлению, нагоняя за несанкционированные эманации и распространение негативных эмоций не последовало.

— Что ж, — с некоторым удовлетворением проговорил Шеллар, — теперь я, по крайней мере, представляю себе твое душевное состояние. И утверждаюсь во мнении, что, как человек небезразличный, должен знать причину. Так что ты имел в виду, сказав: "Хотел как лучше?"

— Позаботился о желудке любимой жены, разом проглотившей прорву маринованных улиток... — сквозь зубы процедил Кантор с таким видом, словно ему только что споили ведро уксусного рассола из-под упомянутых улиток. — Ваше Величество, если вы действительно желаете добра, то лучше сделайте что-нибудь с журналистами. Чтобы они не сидели у меня на заборе, как мой прадедушка у Элмара, пытаясь каким-нибудь боком выяснить, Эль Драко я или всё же нет, и взять интервью. А то ведь до греха дойдет — перестреляю когда-нибудь.

Кантор взял стакан и налил себе, не дожидаясь, пока сочувственно глядящий Жак догадается претворить свое сострадание в единственно необходимую сейчас материальную форму. Вихрь Огня и странной, попирающей все каноны музыки, подхвативший его там, на мосту, а потом в ресторанчике, и почти вынесший из черной бездны к свету, схлынул. Огонь притих, словно переводил дыхание. На душе вновь стало тоскливо и мерзостно, как в осеннюю слякоть.

Но значит, Ольга пошла искать его?

Беспокоится...

А может, она все-таки его еще любит?

— Кантор, не уводи разговор от темы, — не подался на провокацию король Ортана, — О журналистах поговорим позже. Если они действительно так тебя достали, мы с ними разберемся. Сейчас меня интересует другое. Так значит, Ольга... Я уже не спрашиваю, что именно она тебе сказала... потому что у меня тут появилась совершенно неожиданная мысль. Ольга тебя обидела. Хотя ты не давал ей никакого повода. Она завелась на пустом месте, так?

— Ну... можно сказать и так, — нехотя проворчал мистралиец, которому всё же претило жаловаться на любимую женщину.

— Очень хорошо... — протянул король с удовлетворенным видом, разглядывая кольца дыма от сигары Кантора. — Кстати, Ольга курить, случаем, не бросила?

— Бросила. Не знаю уж, на время или насовсем, — немного удивленно отозвался обиженный супруг.

— Прорва маринованных улиток... это первый раз с ней такое? Чем ты вообще жену-то кормишь? — с улыбкой поинтересовался король. Кантор уже открыл рот и хотел что-то выдать нелицеприятное, но Шеллар пояснил:

— Я уже не помню, кто мне об этом говорил, но кажется о кулинарных талантах вашей поварихи знают многие, и были даже попытки ее переманить... Так что... Всякие соленья и маринады, значит, в изобилии у вас водятся?

— У нас много чего водится, — проворчал Кантор, который соленья предпочитал в основном в виде закуски и как раз сейчас был бы не против отведать чего-нибудь этакого. А потом опять запить.

— О вашей интимной жизни я не спрашиваю... — начал король, но увидев взгляд Диего и стиснувшие рюмку пальцы, быстро докончил: — потому что абсолютно уверен, что тут-то как раз всё в порядке. И потому что мне всё это знакомо. Даже слишком. Она ещё не ревновала тебя? — осведомился король с неожиданно мягкой и задумчивой улыбкой. — К поклонницам, к придворным дамам...

— Разве что к нотной тетради... — хмыкнул Кантор и воззрился на короля. До него начало доходить. — Вы на что это тут намекаете, ваше величество?!

— А ты уже и сам понял, — ухмыльнулся король. — Думаю, что я прав и Ольга попросту беременна. Всё очень похоже, я сам через это прошел с Кирой. Так что готовься...

— Вы хотите сказать, что она мне изменила?!

— Да не подскакивай ты! — поморщился Шеллар, — Вот уж действительно — бард! Эмоции впереди разума, не говоря уж об элементарной логике! Почему она должна была забеременеть именно в период вашего брака? Это могло случиться и раньше.

— Не может быть, — тряхнул головой Кантор, — У нее месячные были. Через неделю после свадьбы...

Стоп. А ведь после этого не было! Точно не было, они занимались любовью каждую ночь, и ничто не мешало... Значит если Ольга все-таки ждет ребенка, это произошло после свадьбы!

— Ну и что с того? — возразил его величество самым знающим тоном, — Спроси любого мистика или лекаря-акушера. Совсем необязательно месячные должны прекращаться сразу же. Временами они продолжаются первые два, а то и три месяца беременности. Известен даже один случай, когда они не прекращались весь срок.

— Все-то вы знаете, ваше величество! — простонал Кантор, сраженный обширностью королевских познаний. — И откуда только?

— Ну как же? — удивился король, — Когда Кира забеременела, я счел своим долгом узнать об этом... хм... процессе все возможное, почитал литературу, спрашивал врачей, мистиков...

Кантор молча пожалел мистиков и особенно врачей. Их, наверное, так не гоняли по предмету даже во время обучения на медицинском отделении Академии.

— Но тогда... — задумчиво продолжал Его Величество, — Н-да, ребенок, конечно, создание невинное, но очень бы не хотелось, чтобы это оказалось наследство суслика...

"А уж как мне бы не хотелось!" — мрачно подумал Кантор, проигнорировав истерическую тираду внутреннего голоса, категорически потребовавшего немедля отыскать Сан-Барреду, где бы он ни был, и оборвать ему все, чем тот грешил.

— Вряд ли это Артуро, — возразил Кантор, привычно и безрезультатно посылая голос в известном направлении. — Ольга, пока жила с ним, ходила к ведьме.

— Ходить-то она ходила, — кивнул Шеллар. — Я, помнится, пересылал ей через Зинь адрес одной надежной ведьмы... Кстати, надо будет пригласить эту ведьму и расспросить ее поподробнее... Интересно, — продолжал Шеллар, — существуют ли в области их магии заклятья, нейтрализующие женское предохранение. Если да, Артуро вполне мог попытаться привязать Ольгу ребенком. Женщины часто страдают непонятным мне предрассудком насчет того, что с отцом своего ребенка следует жить до старости, даже если он полное ничтожество... А донья Исидора с радостью посодействовала бы сыночку.

— Умеете вы утешить, ваше величество...

Кантор подумал, что в таком случае точно найдет суслика и порежет его на ломтики, как тех галлантских сутенеров, покусившихся на Саэту. И даже не стал вновь огрызаться на голос, страстно одобривший эту идею.

А ребенок... Нет, Кантор, конечно, признал бы этого ребенка. И даже любил бы — ведь он Ольгин... Но все-таки, Артуро... Святое небо, уж лучше эльф!

— Или остается признать, — развел руками король, — что Раэл не умеет считать до тринадцати, и тебе в скором времени предстоит воспитывать остроухое и магически одаренное эльфийское дитя...

"И регулярно разыскивать его в Лабиринте в виде цыпленка!" — хихикнул повеселевший внутренний голос.

А что? И ладно. Раэл так Раэл, все лучше, чем эта трусливая, хитрая, вечно ноющая падаль... Хотя, с другой стороны, еще вопрос, выдержит ли и без того травмированный товарищ Кантор в своей семье копию его мистралийского величества. Плакса в свое время ему достаточно нервов помотал. Надо будет папу попросить, чтоб поделился опытом в области воспитания эльфийских полукровок. Да и мэтра Истрана тоже. А впрочем, в конце концов, это вовсе не беда. На что-то подобное все равно пришлось бы пойти рано или поздно — несправедливо отказывать женщине в счастье материнства только потому, что законный муж не способен дать ей детей.

— Хотя... Погоди. Приходила мне тут уже давно одна небезынтересная мысль... я даже начал ее проверять. — Шеллар придирчиво осмотрел трубку и удовлетворенно закурил. — Мы ведь не знаем, каким образом рождаются нимфы...

"При чем тут нимфы? — подумал Кантор, в который поражаясь парадоксальности королевского мышления.

— Никто из нас ведь никогда не видел взрослой нимфы... Исключая Азиль, разумеется. Но откуда взялась Азиль? Девочку просто подкинули в хитанский табор... Никто не знает, кто ее мать. Вот я и подумал: а что, если нимфы, по неведомой прихоти Богов, рождаются в обычных человеческих семьях? Если матерью Азиль была просто согрешившая деревенская девчонка, даже и не понявшая, КОГО она родила?

Мысль и впрямь была интересной и неожиданной, вот только было непонятно, каким боком рождение нимф имеет отношение к Кантору, Ольге и их проблемам.

— Смотрим дальше, — продолжал развивать свою гипотезу король. — Мы знаем, что Азиль испытывает необходимость в сексуальных контактах с мужчинами, причем все время разными. Это питает ее магическую силу, они же получают в обмен исцеление души и тела, удачу или еще что-либо в этом роде. Теперь ты. Репутация Эль Драко также известна всему континенту, но я, ты уж прости, навел некоторые справки... Сколько женщин близко знали тебя в бытность твою Эль Драко?

— Вы думаете, я помню? — опешил Кантор.

— Четыреста двадцать восемь, — уточнил король.

Где-то на грани сознания тихо ахнул внутренний голос, не иначе, пораженный неожиданно вскрывшимися масштабами собственных подвигов.

— Среди них, — невозмутимо продолжал Шеллар, — двести четырнадцать случаев исцеления от каких-либо телесных или нервных заболеваний, в остальных — просто изменение жизни к лучшему, иногда по мелочи, иногда весьма ощутимо. Отдельные трагические эпизоды типа Мэйлинь не беру — исключение, подтверждающее правило.

— Ваше величество, вы бредите, — Кантор нервно затянулся и закашлялся, внезапно поперхнувшись дымом. В памяти всплыло то утро — пробуждение рядом с Азиль... "Ты не такой, как все. Ты... немного как я. Мне приятно знать, что в мире есть еще кто-то, такой, как я..."

— Брежу? — ничуть не смутился король. — Смотрим дальше. Азиль не может зачать до некоего момента "созревания" — потому что до этого момента нимфы не могут иметь детей. Сейчас она стерильна. А тебе не приходило в голову, что то давнее отравление может не иметь никакого отношения к твоей стерильности?

— То есть, — выговорил Кантор, окончательно ошеломленный полетом королевского воображения, которому и бард в данном случае мог бы позавидовать: — я понял правильно, вы действительно хотите сказать, что я... э... нимф?

— Ну или как там следует именовать нимфу мужского пола, — пожал плечами Его Величество. — Возможно, лучше подойдет научное определение: "элементаль Пятой Стихии". На вашей семье, как я знаю, благословение Эрулы, богини Любви во всех ее проявлениях. В том числе — физической любви. А в народных поверьях и мифологиях самых разных племен — от Ледяных Островов до сгинувших орков, — секс, как средство зачатия нового существа, отождествляется с самой Жизнью, то есть — с Пятой Стихией. Я специально спрашивал ученых-историков и мифологов, даже выяснил, как с подобными воззрениями обстояло на Альфе. Оказалось — точно так же. Кстати, о "моменте созревания". Начало расцвета для мужчины — это примерно чуть за тридцать. Тебе сейчас тридцать два.

— Охренеть можно, — язвительно проворчал Кантор, — То есть, я — нимф. А сейчас, значит, созрел. Можно срывать и откусывать. Шкурку только снять не забыть.

— Да, созрел для возможности иметь детей, — невозмутимо подытожил король. — А в этом случае ребенок Ольги — твой. И что-то мне говорит, что так оно и есть.

Четвертый Путь. Глава 4

Даллен шел по Даэн-Риссу.

То есть — просто по городу. Названия он не спросил. Какая разница?

Это был город Жака. Мир, где живут и Жак, и король Орландо по прозвищу Плакса — эльф с разными ушами... Мир юного принца с таким взрослым взглядом, неведомого отчаянного Кантора и той белокурой беременной девчушки, что его искала.

Поющий знал теперь, что тональность города — это не архитектура и не окружающий пейзаж. Хотя и это тоже. Но всё-таки главное — это люди. Их мысли, их настроение, радости и заботы... боль и возмущение. Он слышал и чувствовал. И сможет теперь, захотев, вернуться прямо сюда, на эту кривоватую улочку...

Его чувства обострились; запах цветов из маленького палисадника, казалось, звучал еле слышным переливом флейты, а стоило сделать Поющему несколько шагов дальше по улице, как словно ласковый, робкий шепот зазвучал в ушах и невольно заставил улыбнуться. Похоже, в этом доме царила нежность...

Раньше Даллен не знал за собою такого; проходя мимо некоторых домов, он улавливал обрывки мелодий, иногда еле уловимое пение или аккорд какого-то струнного инструмента... Может, он ХОЧЕТ, чтобы этот город — звучал? Да, нет. Некоторые дома "звучали" почти отчетливо, и, хвала богам, он ещё ни разу не услышал зла, ненависти, зависти... Какой хороший город...

Даллен вдруг увидел впереди небольшой горбатый мостик. Река подступала здесь к самым стенам домиков с красными черепичными крышами, а над водой, отражаясь в ней, склонялись черные ветви деревьев, едва успевших выпустить на весеннем солнышке ароматные зеленые почки. Как это было похоже! Похоже на Шайл... Крыша была ну совсем как у того домика...

Усилием воли Поющий отогнал видение уютной улочки, скамеечки во дворе, улыбки старого оружейника... Иногда граф йен Арелла — многие его знакомые удивились бы, если бы знали — присаживался тут поболтать запросто со стариком, послушать его ворчание по поводу нынешней молодежи: ученики и меч-то заточить толком не умеют, и секреты мастерства перенимать не спешат, а туда же, мастерское звание им подавай... Тех, кто умел хорошо владеть оружием, старик уважал не менее, чем тех, кто умел его искусно ковать. Говорил, что для настоящего воина, навроде "его сиятельства", и меч-то делать приятно. Как дочь достойному жениху вручать...

Это было давно. Быть может, и старика уже нет в живых...

Интересно, кто живет в этом домике, так похожем на дом оружейника?

Даллен шел дальше. Он не знал, куда; он просто позволял этому городу и этой улице — вести себя, увлекать вперед, в переплетение переулков, останавливать на минуту журчанием ручейка или воркованием голубей под крышей, и снова тихим шепотом рассказывать на ухо полузабытые секреты тех, кто когда-то ходил по мостовой, мощеной разбитым булыжником.

И вдруг... Это действительно было "вдруг" даже для Поющего и мастера кэрье. Видно, граф йен Арелла слишком глубоко ушел в свои мысли. Из-за живой изгороди, надежно отгораживающейот улицы небольшой каменный дом, раздалось возмущенное звонкое "Гав!" Даллен вздрогнул, а неведомая собака продолжала ругаться на своем собачьем языке. Не переставая и, похоже, совершенно нецензурно.

— Ну что ж, — негромко сказал Поющий, — всё правильно. Дом свой надо охранять...

Лай приблизился, и тут в небольшой проем между кустами высунулась белая мордочка. Даллен остановился как вкопанный.

— Белка... — еле слышно прошептал он.

Надо же — Белочка! Похожа-то как! И рост, и масть, и даже голос — почти такой же.

Она была самым невыносимым обитателем Драконьего Клыка — пограничной крепости на рубеже владений Шайла и королевства Эрвиол. Маленькая, белая, неведомой породы, со склочным нравом и голосом, достойным матерого волкодава. Белка была стражем воинской дисциплины в крепости — ни один сержант не выслеживал бегающих в самоволку солдат с такой беспощадной бдительностью, как она. От сержанта можно было спрятаться, но низкое грозное гавканье раздавалось неумолимо и неизбежно.

Приехавший в Драконий Клык вместе со своим сюзереном, посланным инспектировать заставы, оруженосец Даллен йен Арелла долго думал, почему никто из обитателей крепости ни разу не попытался утопить несносное существо. Вероятно, потому, что комендант, прославленный не меньшей вредностью характера, чувствовал в мелкой горластой твари родственную душу. Пожалуй, у него единственного было с Белкой полное взаимопонимание.

Комендант был мудр. И в этом Даллен убедился на собственном опыте.

Он даже и не помнил теперь, не понимал — как его не убили тогда? Не мастера кэрье, не знаменитого фехтовальщика — зеленого, восторженного и самоуверенного юнца? Противник был умелый. Эрвиольский лазутчик, взрослый обученный вояка, без труда миновавший стену и часовых, с насмешливым прищуром смотрел на возомнившего себя героем шестнадцатилетнего мальчишку. Которому сюзерен ясно велел сидеть в компании кружки горячего вина, а не шастать невесть где, усугубляя проявившуюся вчера простуду. Смотрел — и ждал. Ждал, когда тот сделает движение — любое, какое угодно, в попытке напасть или бежать, — и подставится под удар.

Даллен тоже ждал. Сам не зная, чего именно. Он даже не понимал, каким чудом ушел и от первого-то удара! Явно умелого, отточенного удара ножом по шее, назначенного уничтожить врага, не дав ему закричать и поднять тревогу. Эрвиолец не знал, что Даллен и так не может этого сделать. Вчерашний промозглый ветер и сегодняшний холод напрочь заложили горло, оставив возможность лишь шептать. Не знал? Или понял, потому и медлит?

Понял, иначе — откуда бы эта торжествующая кривая ухмылка?

Услышать сейчас оруженосца барона йен

* * *

могли разве что боги. И, видимо, услышали. За спиной шпиона раздался низкий негодующий лай. Лазутчик дернулся, пытаясь держать в поле зрения и мальчишку, и то, что он, похоже, счел не менее чем закованным в шипованную броню инирским боевым псом. И дал замершему оруженосцу один призрачный шанс!

Белка низко и сердито взлаяла, выражая своей возмущение нахальным вторжением невесть кого во вверенную ей крепость. В глазах смертельно раненного врага успело отразиться потрясение такой подлостью судьбы. А Даллен именно после этого и начал изучать мастерство кэрье...

Потом. А до того был застывший, как во льду, мир и подступившая к горлу мучительная тошнота. И влажный теплый язык маленькой белой собачонки, сочувственно вылизывавшей лицо мальчика, потрясенно сидевшего возле первого убитого им человека...

Белая псина вновь возмущенно гавкнула. Улыбаясь непонятно чему, граф йен Арелла присел на корточки и стал тихо напевать. Обычно этим напевом Поющие успокаивали лошадь — действовало даже на самых диких. Умиротворять им же собаку Даллену не случалось — но почему бы и не попробовать? На белой мордахе нарисовалось почти человеческое удивление. Собака заворчала и уставилась на странного незнакомца, потешно наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.

— Альма, замолчи! — раздался из-за забора мелодичный женский голос. — Альма... Но собака и так уже молчала. — Она не кусается, — нерешительно проговорила хозяйка, — только лает... Что это с ней?

Женщина приблизилась к забору вплотную и с любопытством посмотрела на Поющего.

— Вы к мужу? — спросила она. — Его сейчас нет дома, но если вы хотите заказать мебель или ещё что, я могу ему передать...

— Нет, не беспокойтесь, — Даллен выпрямился и поклонился женщине. — Я просто шел мимо по улице.

— Да, а... — женщина замялась, — вы подождать его не хотите? Вы не друг ли его? Вон и Альма... она ни к кому так не ластится, вот же чудо!

Псинка (уже начисто забывшая, что на посторонних надо лаять) отчаянно виляла хвостом, вытянувшись в струнку, и старалась дотянуться лапками до колен Даллена.

— Нет, мы незнакомы, — мягко ответил Поющий. — Спасибо. Всего вам доброго...

Он погладил собачку и не торопясь пошел дальше.

Уютные домики приветливо смотрели на мир чисто вымытыми окнами. Но это было уже не похоже на Шайл — другая форма окон, орнамент на решетке в виде головы дракона...

Интересно, здешние люди — они, наверное, такие же? Раз живут в похожих домах, так же сажают цветы в палисадниках... и так же любят свой город. А он даже не спросил у Жака и у Плаксы, с кем воевали они и не грозит ли ещё опасность их родному городу?!

Хотя... речь о той битве шла как о чем-то прошедшем и закончившемся. Он не мог ошибиться, сейчас они не воюют. И никакие твари с железными крыльями не летают над городом, плюясь огнем, как демоны из легенд о Войне магов...

Поющий взглянул в небо, словно чтобы окончательно убедиться, что ему не нужно предлагать свою помощь в войне с неведомым ему врагом. Небо было ясным, а единственное стоявшее над крышами белое облачко казалось светящимся. И на его фоне отчетливо, словно прорисованный чинийской тушью, красовался совершенно потрясающий флюгер: по указующей направление ветра стреле, задрав хвост, гордо вышагивала улыбающаяся черная кошка.

Улыбающаяся?

Как можно сделать улыбающимся флюгер, который и виден-то лишь черным силуэтом? Но она казалась именно такой. Гордой, игривой и веселой. Ни в Шайле, ни в других городах, где довелось бывать, Даллен не видел ничего подобного.

В том доме уж точно живет кто-то, обладающий юмором и умеющий радоваться жизни! Даллену захотелось рассмотреть кошку поближе. Торопиться ему было некуда. Никто его не ждал и не звал...

Хотя — насколько он прав? Дэррит наверняка беспокоится и гадает, куда занесло его отчаянного ученика... "Я не могу потерять ещё и тебя!" — однажды заявил он Даллену в порыве откровенности. А Айсленна? Ты забыл, с какой радостью она кидалась тебя обнимать всякий раз, когда ты приходил в ее дом?

И, конечно, Тэйглан. Он-то в первую очередь. Тэй, целитель и друг, которому Даллен постепенно заменил убитого Анхейна.

А Шайл... что ж, и среди жителей Шайла можно, не задумываясь, назвать десяток другой имен тех, кто кинется радостно навстречу. Начиная со старика оружейника. Так что, не обманывай себя, йен Арелла...

Вблизи кошка оказалась еще симпатичнее: мастер, делавший ее, не допустил ни одной резкой изломанной линии, не считая треугольного носика. Контур был закругленным и плавным. Полюбовавшись (нет, правда, хороший кузнец ковал!), Даллен рассеянно огляделся, соображая, куда направиться дальше. Дом с кошкой был крайним. Улочка кончилась, влившись в широкую площадь, посреди которой...

Посреди...

Нет, удивляться-то нечему. Такие площади есть везде, во всех городах. И не все, кого везут сюда под крики толпы, не заслужили этого скорбного пути.

Зачем он подошел к помосту для казней?!

Поющий не смог бы ответить на этот вопрос.

Он не услышал музыки. Да и ожидать ее в таком месте было бы более чем странно. Это было как дыхание — тяжелое, прерывистое и неровное дыхание человека, сдерживающего стон.

Его собственный стон — Даллена йен Арелла...

На мгновение он почувствовал себя — стоящим на этом самом помосте. Или на том, чей дощатый пол до сих пор помнился ему, как знакомая с детства картина в гостиной родового замка... И помост. И лицо палача. Закаменевшие скулы и сверкающие глаза Эгарта... Тогда король сразу всё понял. В отличие от остальных... но это было облегчением, и — да, гарантией! Надеждой, что его жертва не будет напрасной...Спасибо, Эгарт!

Благодаря ему, благодаря Дэрриту и Тэйглану... и Анхейну тоже... они сделали так, что Даллен живет сейчас свою вторую жизнь. Ты живешь после смерти, йен Арелла — так, может быть, не нужно снова и снова вспоминать, КАК ты умирал?

"Эй, мертвое тело! Выходи, тут тебя с почетом хоронить приехали!" — вспомнил он и облегченно вздохнул. Тэйглан — кто бы мог подумать тогда, давно... Какая чистая, незамутненная ненависть — и такая же нерассуждающая, преданная дружба. Тэйглан жизнью бы пожертвовал за Даллена, если бы было нужно.

Ты должен быть счастлив — раз у тебя есть такие друзья. Тэйглан. Дэррит. И Эгарт...

Даллен улыбнулся помосту. И, повернувшись, пошел прочь. Музыка вернулась.

Ее еле слышное дуновение заставило Даллена повернуть в сторону центра города. Даллен поймал себя на том, что соскучился... Боги! Раньше он мог довольно долго обходиться не то что без музыки, но и без женщины... без еды... Без перевязки, в конце концов. И — ничего. А тут — потянуло неодолимо. Граф йен Арелла невесело усмехнулся. Кого в нем больше теперь? Человека — или найгери, Поющего?

Музыка приближалась — и на более близком расстоянии теряла часть своего очарования. Как это часто бывает с людьми.

Довольно сильный мужской голос исполнял балладу под гитару. Недостатки аккомпанемента уличный певец возмещал громкостью, чуть более четким, чем надо ритмом и — как ни странно — довольно выразительной, искренней интонацией. Всё бы хорошо, только на высоких нотах еле уловимо проскакивала фальшь.

И всё равно — мелодия была на удивление хороша!

Боль по нервам бегущая, жгучая кровь.

И гитара безумца в руках.

Пусть надежда с тоскою смешаются вновь

На забытых судьбой берегах.

Глянь, на чаше весов чья-то жизнь, чья-то смерть...

Упиваясь, гитара поет.

Консонанс, диссонанс и опять круговерть

На изнанку миров понесет.

Пальцы в кровь, и по струнам аккорды беря

Улетает душа, словно в бой.

Песня барда несется, сердца бередя...

Боль, куда ты? Останься со мной... *

В середине баллады Даллен не выдержал и стал тихонько подпевать вторым голосом. Странно... Мелодию эту он слышал впервые, но чем-то она была ему уже знакома. Он закрыл глаза и не видел, как изумленно вскинул голову бард... его глаза загорелись, и голос — действительно неплохой — вдруг зазвучал ещё более выразительно и — чисто. Исчезла фальшь, выровнялся ритм — осталась только музыка.

Музыка — бесшабашное веселье с комом в горле... как танец перед битвой.

* * *

Кантор шел куда глаза глядят, совершенно не смотря по сторонам. После выпитого в ресторанчике и дома у Жака, а также услышанного от Его величества, собственная походка казалась ему на удивление твердой и ровной. Со стороны бывший убийца казался просто спешащим по делам человеком. Но дело-то было как раз в том, что этот человек совершенно не представлял, куда ему спешить и что сейчас вообще делать...

Ольга беременна. Очень похоже. Потому что иначе с чего бы она на него набросилась?! Ведь он же знал свою жену... И то, что произошло утром, было совершенно не в ее духе, словно Ольгу подменили или заколдовали. Потому и ударило так больно...

Причем беременна не от кого-нибудь, а от него. От Кантора. Ну, это ещё неизвестно, но... Хотелось бы думать, что король и тут не ошибается. Да уж, папаша из Кантора — самое то! Хуже только Плакса. Хотя, ещё неизвестно...

А он сам — нимф. Усраться можно. Почему-то, несмотря на то, что рассуждения короля базировались на предположениях и аналогиях, Диего поверил ему сразу.

Можно себе представить, как ржали бы ребята в Зеленых Горах, если бы узнали... У самого "нимфа" вырвался совершенно истерический смешок. Ох, что будет, если об этом узнает Гиппократ! Лучше сразу эмигрировать. Лет на несколько... А если бы знали в лагере... "Нимфа" в бараке. Мать вашу! Впрочем, вряд ли бы ему пришлось драться злее и чаще, чем... пришлось.

Кантор тряхнул головой, пытаясь выкинуть из нее непрошеные ассоциации и воспоминания. Собственно говоря, если Его Величество прав, то нечего бывшему барду жевать сопли и болтаться по городу... Домой пора. И так замерз вон, как щенок бездомный, хорошо хоть у Жака отогрелся... Можно, конечно, пойти в свое бывшее холостяцкое убежище, но стоит ли?

И тут его "накрыло".

Это было как удар поддых.

Боль, давнишняя, привычная... Кажется, он ее почти забыл? Вытравил из памяти, затёр чьей-то кровью, в том числе и собственной, залил спиртным... Воспоминание о Кастель Милагро...

Дикая смесь невыносимого унижения — и одновременно сознания собственной правоты. "Я сделал всё, что мог. Остальное не в моих силах... Теперь — только дотерпеть..."

Кантор глухо простонал. Только сейчас он осознал, что ноги привели его почему-то туда, куда он на трезвую голову ни за что не пришел бы. Площадь Справедливости — место публичных казней. Диего всегда избегал подобных мест, даже прилегающих к площади улиц. Несмотря на то, что амулет вроде бы защищал его от эманаций чужой боли и отчаяния. Но ведь не было сейчас там никакой казни! Не было!

Площадь была пуста.

Какие-то люди, спеша, проходили стороной, минуя Кантора; пробежал мальчишка-почтальон; пронесся чей-то экипаж... Только один мужчина неподвижно стоял спиной к барду и смотрел в сторону помоста. Как будто там что-то происходило...

Странная фигура.

Уже готовясь повернуться к площади спиной и поскорее отсюда уйти, Кантор не удержался и сделал шаг — только шаг! — в сторону незнакомца. Почему он так стоит? Казнили кого-то из его близких?

Новая волна эмоций — теперь уже Диего почудилась глухая тоска, ностальгия по прошлому, по беззаботному детству, которое было где-то в неизмеримо далеком прошлом. Гордость — выстоял, смог, не сдался... А ещё — неожиданный отблеск брезгливой жалости к тому, кто стал причиной беды. Возможно, к близкому человеку... Который выдал друзей под пытками? Тогда понятна эта жалость...

Вот только этих воспоминаний ему сейчас и не хватало! Боль, унижение, отвращение к тому, что осталось от собственной жизни, слабая надежда на то, что этой жизни хватит ненадолго, и всё кончится... Как всё это было знакомо!

Ещё один, прошедший ад Кастель Милагро и выживший? На свою зрительную память Диего не жаловался, но что-то говорило ему, что стоявшего здесь человека он не видел никогда.

Впрочем — а почему он обязан его знать? Он что, всех защитников Кастель Агвилас помнит в лицо? Всех несчастных, побывавших в лагерях? То-то и оно. Хватит дергаться... нимфа ты недоделанная. Тьфу! Идиот! Ну, зачем амулет выбросил?

Диего шел, не разбирая дороги, не задумываясь — куда, и только минут через пять-шесть сообразил, что его несет совсем не в том направлении, где находятся и его дом, и бывшее его холостяцкое убежище, и даже дом Элмара — словом, все те места, где он мог, наконец, остановиться, согреться и выпить!

Хватит ловить всякую гадость от незнакомцев! И делиться своим... хорошим настроением. Вон, с Жаком уже поделился, а, возможно, и не только с ним...

Назад. По боковой улице, вдоль бульвара, мимо рынка... только миновать эту клятую площадь... и опять налево...вот теперь правильно... И нечего нестись по улице так, словно за ним гонятся люди Блая. "Ты ведь теперь законопослушный и легализованный гражданин? Тогда передвигайся, как все нормальные люди", — еле слышно усмехнулся внутренний голос. — "Хотя... Разве когда-нибудь ты был нормальным? Может, тогда и начинать не стоит?"

Так, а вот это уже просто гадство. Он всё-таки не заслужил, чтобы на закуску ещё слушать собственную балладу! В таком вот исполнении!

Этот дешевый пафос, неуместный и утрированный... и, вдобавок, фальшь. В этом месте мелодия идет вниз, а не вверх! Какая сволочь присочинила эту пошлятину? Убил бы...

"А может, слушателям именно так больше нравится?" — съехидничал внутренний голос. "Да чтоб тебя! Заткнись!" — сегодня бывший убийца не склонен был миндальничать с незримым собеседником. "Если тебя ЭТО удовлетворяет, слушай и наслаждайся! А я..." "Угу, прибьешь беднягу. Давно не стреляли, товарищ Кантор?"

"Тебя бы пристрелить..." — обреченно подумал мистралиец, невесело прикидывая — а в кого бы ему в таком случае пришлось целиться?

Неожиданно чей-то голос, глубокий и звучный, подхватил песню — каким-то чудом попав в терцию, именно так, как когда-то Диего написал эту мелодию! Звуки, как бальзам, пролились на душу бедного автора. Да и уличный певец вдруг перестал фальшивить — совсем.

Кантор замедлил шаг и, как завороженный, приблизился к небольшой толпе, собравшейся возле музыканта.

Странный сегодня был день. Казалось, он никогда не кончится... И весь день мистралийца будет преследовать прошлое и его собственная музыка. Нет, он точно сегодня напьется! Вот только дослушает. Теперь ЭТО можно слушать. Он вспомнил, как написал когда-то злополучную балладу — короткий и жаркий приступ вдохновения между такими же жаркими объятиями... как же ее звали? Рыжеватые кудри и большие черные глаза...

А, неважно...

Здесь слишком много народу. Ещё встретит кого-нибудь из знакомых... Меньше всего Кантору хотелось опять объяснять, почему он болтается по улице, вместо того, чтобы... наслаждаться семейным счастьем! Во, точно. Очень подходящие слова... Что ж — пойдем домой. К семейному счастью.

Но и здесь, кажется, не повезло...

Стоящий в толпе слушателей человек, увидев проходящего мимо Диего, сделал шаг в его сторону и тихо окликнул. Кантор быстро повернулся на голос — и к собственному изумлению узнал того, от чьих эмоций на Площади Справедливости его так скрутило... Может, он и сейчас ослышался? Пожалуй, теперь бывшего снайпера не удивило бы даже и это... Но незнакомец повторил негромким и, тем не менее, странно звучным голосом:

— Кантор? Я не ошибся, это ты?

У мистралийца на мгновение возникло сильное искушение сказать: "Нет! Не знаю я никакого Кантора!" Но, с учетом того, что война давно уже кончилась, это попахивало бы простой трусостью... Да и потом — в чем дело? Откуда его знает этот совершенно не знакомый ему человек?

У бывшего партизана, разведчика и убийцы была прекрасная память на лица и, пожалуй, ещё более хорошая память — на голоса. ЭТОГО голоса он никогда раньше не слышал. Вот чего ему точно не хватало сейчас — это очередного свидетеля его прошлого, желающего пообщаться! Ну почему он не может, как Мафей или Плакса, умотать ко всем демонам отсюда, не вдаваясь в объяснения?!

— Ну, допустим. И что теперь? — не слишком приветливо отозвался Диего.

— Ведь это тоже твоя баллада, не правда ли? — полуутвердительно произнес незнакомец.

Очевидно, за время жизни в Найгете Даллен позволил себе постыдно расслабиться. Похолодевший взгляд, резкое, стремительное движение — граф йен Арелла прижат к стене.

— Это. Не моя. Баллада, — раздельно, словно стреляя в мишень, — ответил Диего. — И вообще — кто ты такой и откуда знаешь мое имя?!

Незнакомец чуть пожал плечами, легким движением головы отведя прядь волос со лба... странная прическа... и лента на лбу странная, вышивка, правда, красивая... и вот уже нет его у стены дома. Он за левым плечом у Кантора! Да будь ты неладен! Мистралиец стремительно развернулся:

— Темная канцелярия, что ли? Что вам на этот раз надо?

Глаза незнакомца — Диего успел заметить — были совершенно необычными. Их теплый золотистый цвет не казался чем-то необыкновенным, но эти уж очень большие для человека глаза были заметно удлинены к вискам. Приятель Толика?

— Нет, не Темная, — усмехнулся обладатель невероятных глаз, — и совсем не "канцелярия"... Я... сам по себе. Просто... я тебя видел в песне Орландо... эльфа Плаксы. Он пел, а я увидел... битву. Летающих монстров. И тебя...

На последних словах произошло непонятное — странный эльф опять исчез. Впрочем, ненадолго. Еле уловимый обычным ухом шорох, да ещё на фоне близкого выступления певца... но для Кантора этого было достаточно. Бывшему разведчику надоело играть в прятки; он отступил к стене, и теперь незнакомцу в лицо уставилось дуло пистолета.

Все, зайти ему за спину было уже невозможно, а в своей способности заставить этого парня просто смотреть мимо Поющий внезапно засомневался.

И Даллен поступил совершенно, казалось бы, нелогичным... нелогичным, но единственно возможным образом. Сейчас — единственно возможным. Потому что сейчас он — не Даллен йен Арелла... вернее, не только. Он — Старший Поющий Даллен.

Скрестив руки, Поющий застыл, не двигаясь и не сводя глаз с мистралийца. А потом, — подчеркнуто медленным и словно плывущим движением, — приблизился ещё на один шаг и заговорил.

Кантору очень хотелось услышать что-то такое, что позволило бы ему наконец всадить пару пуль в этого подозрительного эльфа, полуэльфа, или демоны знают кого! А ещё лучше — просто хотя бы подраться от души...

Но незнакомец стоял неподвижно и на этот раз не пытался увернуться, хотя не мог не видеть, что оружие направлено на него.

— Понимаешь, — его голос был странно глубок, — я и правда сам по себе и не знаю вашей канцелярии... Жак сказал, что я переселенец... но это не совсем так. Я спел... сотворил телепорт. Первый раз в жизни!

Тут он улыбнулся, став сразу значительно моложе. Удивительные золотистые глаза заискрились горячим огнем — только в их глубине оставалось что-то такое, что Кантору опять вспомнилась Площадь Справедливости. И "пойманная" волна горечи и боли.

— Спел телепорт... и не смог удержаться — шагнул в него. Так я попал к вам...

Бывший убийца продолжал сжимать пистолет, но — непонятным образом! — после сказанных незнакомцем слов уже не хотелось ни стрелять, ни драться. Может быть, причиной тому была чистая, незамутненная, почти физически ощутимая искренность, исходившая от эльфа. Равно как и отсутствие малейшего намека на вражду.

Удивительный голос... А ведь он певец, скорее всего! И... маг? Иначе — почему сегодня все, как сговорившись, пытаются беседовать с Кантором о его собственном прошлом, о котором, похоже, знают не хуже его! Или... или он с Альфы, от отца? Или...

— Я не эльф, — продолжал незнакомец, усмехнувшись почти как сам Диего — одним углом рта, — это глаза у меня стали... не совсем обычными... несколько лет назад. А так я просто человек. И окликнул я тебя потому... что мне очень понравилась баллада.

— Это баллада Эль Драко, — сказал Кантор холодно.

— Так звали тебя, когда... когда была та битва с летающими монстрами?

— Битва?.. — машинально спросил Кантор, не понимая уже вообще ничего. — Кастель Агвилас?

— Кастель Агвилас — да, наверное, кажется именно так и называл эту битву Орландо, — сказал незнакомец. — Он пел про битву, а я в какой-то момент увидел тебя... на стене. С оружием...

Кантор скосил глаза на свой пистолет, который всё ещё был у него в руке — словно тот волшебным образом преобразился в плазменную винтовку.

— Орландо пел тебе про Кастель Агвилас?! Когда?

— Сегодня, — спокойно ответил Даллен и добавил с еле уловимой иронией:

— После того, как мы выпили...

"Жак мог бы мне и рассказать про ваши художества! Что же там Плакса наболтал обо мне спьяну, придурок?!" — выругался про себя Кантор. Вслух он сказал:

— Значит, ты... увидел то, что он пел?

— Да. Это бывает... редко, но мне удалось... Так же, как я понял, что эта баллада — тоже твоя... Потому что я Поющий, — тихо произнес Даллен. — И я чувствую такие вещи.

— Бард?

— Ну... в общем... наверное, я и бард тоже. Можно и так назвать...

— Ладно, — проговорил Кантор и, убрав пистолет, усмехнулся чему-то своему, — мне кажется, здесь не очень подходящее место для такого вороха вопросов.

Он огляделся, покосившись в сторону певца. Тот больше не фальшивил. Что было неудивительно — для тех, кто сталкивался хоть раз с Поющими. Впрочем, Кантор об этом ещё не знал — но мистралиец за сегодня услышал уже столько всего интересного, что сам по себе факт внезапного улучшения слуха и голоса у уличного певца был лишь отмечен им где-то на краю сознания.

— Пойдем со мной, — сказал Диего.

_______________________________________________________________

* Стихи Татьяны Толстовой-Морозовой.

Пятый Путь. Глава 5

Даллен послушно следовал за своим необычным спутником. Почему необычным? Даллен не мог бы ответить на этот вопрос, да он и не стремился сейчас понять. Слишком много тут было всего намешано... Как в оркестре, где ни один инструмент не повторяет чью-то партию, а каждый — солирует. Скрипки, гитары, барабаны, флейты — всё это вместе звучало, пело, звенело. Порою получалась ужасная скрежещущая какофония, не лишенная какой-то варварской, завораживающей прелести... А порой — страстная, яркая, гармоничная мелодия, и все невидимые инструменты, кажется, играли так, что вот закончится музыкальная фраза — и лопнут струны, разорвется сердце. Странный человек, таких не встречал ещё Поющий... А самым странным было то, что иногда Даллену казалось, что он видит — себя. Только непонятно, себя ли прошлого — до казни — или себя в будущем?

Размышляя об этом, он не переставал впитывать в себя и запоминать тихий шепот, хныканье или веселое бормотанье тех домов, близко к которым они подходили. Тут у него возникла новая мысль, и Даллен чуть не остановился — она была слишком важна... Ведь раньше он никогда так ясно не слышал дома, улицы... саму музыку города... и людей тоже. Значит ли это, что в этом мире всё немного по-другому? Или изменился он сам? Но тогда...

Тогда он достанет из дальнего уголка сознания своё страстное желание увидеть родной город — и свою непоколебимую решимость этого добиться. Он долго старался об этом не думать. Почти получалось.

— Ну что? — обернулся к нему Кантор. — Больше не будешь исчезать?

— Да нет, пока не собираюсь, — усмехнулся Поющий. — А ты что, тоже кэрье?

— Я шархи, — угрюмо отозвался тот. — А кто такие кэрье, я не знаю.

Шархи... значит, не человек? Может, потому от барда и веяло этой чуждостью, как от эльфа или орка? Кстати... а вот эльфом он тоже, кажется, был... в некотором роде. Похоже, Поющему повезло с провожатым... Даллен подумал, что он мог бы попасть куда-нибудь в другое место, в другой город или даже в другой мир и не встретить всю эту необычную компанию... Короля-полуэльфа с замашками нерадивого студента, угрюмого барда с навыками убийцы и воина... А ведь жаль было бы! Он точно ещё не знал, почему. Но ему надо было быть здесь. Здесь и с Кантором. Откуда эта увереннгость, Даллен не знал.

Они прошли улицу до конца и повернули на какую-то другую в направлении, ведомом лишь Кантору, и Даллен уже хотел спросить его, куда же они направляются? Домой к хмурому барду, который, похоже, был сейчас менее всего расположен к приему гостей? Или обратно к королевскому шуту? Так это вроде в другую сторону...

Поющий не привык, чтобы его куда-то вели — он всегда сам выбирал, куда идти... Кроме... его первого появления в Найгете, но тут всё понятно. В конечном счете он тоже выбрал это САМ. Быть может, ему лучше сейчас попробовать вернуться, не создавая никому лишних проблем?

И в этот момент хлынул дождь.

Небо заволокло разом, тучи накрыли город — не прошло и минуты, как дождь перешел в ливень, по мостовой побежали пузырящиеся лужи...

— Твою мать! — с сердцем выдохнул Кантор. — Давай сюда, что ли... хоть переждем немного.

И потянул спутника под арку старого каменного дома. Там не капало сверху, хотя ветром и приносило особенно сильные струи. Становилось всё холоднее. Кантор поёжился и пробормотал ещё что-то, с ненавистью глядя на сплошные струи дождя...

Даллену вдруг пришла в голову неожиданная мысль, точнее — осознание фантастичности происходящего. Он стоит, вжавшись в стену непонятно чьего дома, непонятно в каком мире, непонятно с кем рядом... А ведь ещё недавно собственная жизнь казалась ему устоявшейся — вроде бы всё, что могло произойти с ним, уже произошло... вплоть до смерти, воскрешения и нежданного проникновения в чужую магию, которая стала своей. Но оказалось, это было ещё далеко не всё! И кто знает, что еще будет! Почему-то от этих мыслей вдруг стало как-то бесшабашно-весело, как в юности.

— Скажи, с тобою никогда такого не случалось? — спросил Даллен у спутника, угрюмо кутавшегося в уже промокший плащ. — Попадаешь куда-то — незваный-непрошеный... как орк в цветочной лавке...и тем не менее чувствуешь, что должен был оказаться именно там и именно сейчас. Вот только как бы убедить в этом окружающих? И ещё бы цветы не попортить...

Орк в цветочной лавке..

Кантору вдруг живо представился его персонаж — Зарби, оркский шаман при всех подобающих регалиях, поющий свою арию с букетиком цветов в руке. А букетик перевязан розовой ленточкой...

Бывший убийца захохотал.

— Не попортишь, не волнуйся! С этой колючкой вообще лучше не связываться...

"Этот наглый, неуживчивый тип..." — вспомнил бард и, усмехнувшись, спросил:

— Как тебя зовут? А то у меня странное ощущение, что ты всё обо мне знаешь — даже то, КАКУЮ музыку я сочинил! — а я даже не знаю твоего имени... Очень непривычное ощущение, надо признаться. И неприятное...

— Даллен, — просто ответил Поющий.

— А я Диего. Хотя Кантором меня называют, пожалуй, чаще... Ты ведь переселенец? Из Жаковых подопечных?

— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Даллен.

— Тогда понятно, откуда ты обо мне столько знаешь, — усмехнулся воин-бард. — Увидишь Жака, передай ему, что он — трепло. Хотя... ладно. Похоже, не успел ты у нас появиться, как эти двое, Жак и Орландо, наперебой принялись рассказывать тебе про меня? Больше в Ортане никаких достопримечательностей не нашлось, что ли?

— Наверное, есть и что-нибудь ещё! — засмеялся и Даллен. — Но ты первый им в голову пришел. И твои... склонности к рукоприкладству. По отношению к коронованным особам... Наверное, всё дело в Жаковом питье.

— Так Жак тебя поил для лучшей адаптации? И сам прикладывался? Тогда понятно! — Вот чего Кантор не ожидал, что эти два раздолбая додумаются так запросто слить встречному переселенцу тайну Эль Драко. В голове не укладывалось. Алкоголики хреновы... Нет, ну не может такого быть!

— А почему ты решил, что я написал ту песню, что пел парень на улице? — спросил Диего и тут же пожалал об этом.

— А разве я ошибся? — произнес Поющий. И, не дождавшись ответа, продолжил:

— Я и сам не могу тебе объяснить этого как следует... Ну, как почерк написавшего письмо... как рисунок художника или движения мастера-фехтовальщика... Но и это не совсем то. Как звук знакомого голоса... только у меня в голове возникают ешё и зрительные образы. Ту балладу о битве пел Орландо, но он очень старался! И когда я услышал песню на улице... словом, мне кажется, ты понял?

— Не совсем, — честно признался Кантор. — Мда, любопытная магия у вас там! Интересно... Слушай, а ты дождь заклинать не умеешь?

— Увы, — признался Даллен. — И вообще. Это не дождь. Это демон знает что!

— Сейчас и мы это узнаем, — пообещал Кантор. — Потому что я предлагаю не ждать тут второго пришествия эльфов и идти ко мне домой. Там мы всяко обсохнем и согреемся.

Как оказалось, решение было правильным. Потому что за время их пути не появились ни эльфы, ни просвет в затянувших небо тучах.

* * *

Ольга вздохнула и закрыла кастрюлю с борщом. Борщ обиженно булькнул. Есть совершенно не хотелось, даже аппетитный запах вполне удавшегося национального блюда не будил аппетит. Просто готовка позволяла хоть как-то отвлечься. Вот только... надо было сварить что-то другое.

Борщ... При воспоминании о том, как она готовила его, чтобы удивить вырвавшегося ненадолго с Зеленых Гор товарища Кантора необычным переселенческим кушаньем, вновь едва не навернулись слезы.

Где сейчас Диего? Ну, вот куда он делся?

Даже куртку оставил! А вдруг он простудится? Перед премьерой! И кто будет в этом виноват? Ольга вновь хлюпнула носом и в который раз покосилась в окно, постаравшись отогнать пугающую мысль, что Диего завалился куда-нибудь на свою старую холостяцкую квартиру и возвращаться не собирается вовсе. Именно поэтому она и не пошла искать его там, а не потому, что забыла. Просто, окажись он там, это означало бы... В общем, понятно, что бы это означало.

Поэтому оставалось надеяться на лучшее и ждать.

Хотя Ольга понятия не имела, что она скажет Кантору, если... когда тот придет.

И речь даже не о ее безобразном поведении утром!

Сегодняшняя встреча с Азиль...

Признаться, Ольга до сих пор не могла уложить в голове то, что радостно объявила ей нимфа, едва увидев подругу.

Счастье еще, что Мафей, переместив девушек, тут же испарился по своим делам, а Зинь поспешила откланяться. Видимо, несмотря на присущее хинеянке любопытство, она все-таки не решалась навязывать свое присутствие члену королевской семьи, пусть даже герой в отставке никогда не страдал сословными предрассудками.

Принц-бастард, как всегда, трогательно обрадовался, увидев Ольгу. И, конечно, немедленно заметил ее встрепанное состояние и глаза на мокром месте.

— Ольга! — вскричал он, вставая из-за стола, на котором лежали какие-то бумаги. — Как хорошо, что заглянула! Ты теперь реже у нас бываешь... Что с тобой?

— Ничего, Элмар, не обращай внимания, — быстро отозвалась Ольга. — Я просто хотела спросить — к тебе Диего не заходил?

— Нет... — слегка удивленно отозвался Элмар, разворачивая подругу лицом к себе. Простодушное лицо варвара выражало искреннюю тревогу. — Как это — не обращай внимания? Я же вижу — ты плакала! — и добавил воинственно: — Кантор тебя обидел? Что он натворил на этот раз?

— Ничегооооо... — не выдержала Ольга и разревелась, уткнувшись носом в могучий бицепс. — Я сама виноваааа...

— Ну-ну, успокойся, — Элмар с нежностью, труднопредставимой при его габаритах, утер маэстрине слезы и усадил ее на диванчик.

Ольга немедля вспомнила, как на этом самом диване кормила бутербродом едва оклемавшегося после ранений Диего, и едва не разлилась по-новой — не то от печали, не то от умиления, пожалуй, она сама не смогла бы сказать.

— Рассказывай! — решительно скомандовал принц.

Ольга утерла слезы и принялась в который раз за сегодняшний день излагать историю своей непроходимой глупости. А впрочем — в который? Во второй. Первым благодарным слушателем была Зинь.

К чести Элмара, он не стал задавать нелепых вопросов типа "А что на тебя нашло-то?"

— Ты, главное, не расстраивайся раньше времени, — утешил он. — Никуда Диего не денется. Вернется. Он же тебя любит. Ты это знаешь. И я это точно знаю. Забыла разве, как он тебя добивался? И все ради того, чтобы после первой же ссоры бросить и уйти на все четыре стороны? Не может такого быть. Все люди ссорятся, все мирятся.

— Не могу представить, чтобы ты вдруг поссорился с Азиль, — всхлипнула Ольга, по-детски утирая глаза тыльной стороной руки.

— Азиль — другое дело, — возразил принц-бастард. — Она — нимфа. С ней невозможно поссориться. А посмотрела бы ты на моего кузена с Кирой!

— У Киры уважительная причина, — невесело улыбнулась Ольга.

— Это да, но Шеллару-то от этого не легче! Знаешь что, а может, тебе с Кирой поговорить?

— Это идея, — согласилась Ольга. — Я ее, кстати, со свадьбы не видела. Ей рожать вот-вот, а я и не навещу подругу, забыла совсем, свинюка... — А кроме того, лучше было посидеть некоторое время в апартаментах Ее Величества и потрепаться за жизнь с Кирой, чем возвращаться в пустой дом. — Ты проведешь меня во дворец?

— А зачем тебе я-то? — удивился Элмар, — Нет, я, конечно, провожу, если хочешь, но ты же теперь ортанская и мистралийская дворянка, бывшая фрейлина Ее Величества, имеющая заслуги перед короной. Попробовал бы кто тебя не впустить!

— Я забыла. Но все равно... Проводишь?

— Конечно! — вздохнул принц-бастард. — Ладно, пошли...

Дверь он открыть не успел, она распахнулась сама, впустив солнечные лучи... и окутанную ими нимфу.

— Ой, Ольга! — радостно вскрикнула Азиль, яркой бабочкой впархивая в дом и кидаясь гостье на шею. — Как хорошо, что ты пришла! Я так по тебе соскучилась! Ой! — глаза нимфы расширились удивленно и радостно. — У тебя внутри маленькое солнышко, и оно так пульсирует... словно сердечко бьется... Как здорово! Это же замечательно!

— Ты уверена? — удивился Элмар.

— Конечно, я же вижу! Ольга, милая, поздравляю!

— Э... С чем?

Солнышко внутри... Сердечко бьется... Поздравляю...

Господи! Можно было не гадать, что должно значить! Особенно учитывая проклятую тошноту по утрам и внезапно вспыхнувшую страсть к маринованным улиткам... Но как?! Ведь этого не может быть!

— Азиль так видит... — немного смущенно пояснил Элмар. — Ну... в общем, когда женщина ждет ребенка.

— Да, — радостно кивнула нимфа. — Ольга, что с тобой?

Сильная рука Первого паладина вовремя подхватила Ольгу под локоть, не дав осесть на пол там же, где стояла.

— Азиль, мне кажется — ей дурно...

— Да нет, — совершенно истерически засмеялась Ольга, — что вы! Мне просто прекрасно! Особенно если учесть моё состояние!А главное, что я не представляю, как это вообще могло произойти! И как я буду объяснять это Диего!

И тут она опять заревела.

— Но ведь Диего знает... про то, как вы с этим эльфом... — почесав в затылке, нерешительно проговорил принц-бастард. — Или ты... или это ещё кто-нибудь?

Растерянность и какая-то стыдливая неловкость настолько не вязались с мужественной фигурой и суровым лицом Элмара, что Ольга нервно хихикнула, продолжая одновременно всхлипывать:

— Никого у меня больше не было! В том-то и дело! И... я вообще не понимаю, что случилось... потому что после Раэла у меня...

Тут она опомнилась, что всё-таки в комнате находится первый паладин, и замолкла.

— Я понимаю, — заявила Азиль, задумчиво гладя Ольгу по голове. — Ты ведь любишь только Диего. И значит... — нимфа просияла, словно внезапно сделала научное открытие. — И это значит, что ребенок — от него!

... Почему именно Азиль так считает — Ольга так и не получила от нимфы ответа. Да его, похоже, и не было. И если не рассматривать какие-то малореальные возможности типа того, что на Дельте крутым образом поменялся Ольгин организм и вообще вся физиология (тем более раньше ничего такого она не замечала!) — то оставалось... либо ребенок от мужа, либо непорочное зачатие! Во что поверить было всё-таки трудновато. А Раэл... и всё-таки нет. Не похоже. Но Диего?!

В конце концов, он мог и вылечиться! А то "не будет детей, не будет детей..." Когда-то, в другой жизни, Ольга слышала о подобном... правда, тогда дело казалось женщины, родившей вопреки прогнозам врачей. Ну и хорошо! Нормальные люди в таких случаях радуются... А она, выходит, не рада?

Бедная маэстрина задумалась.

За окном начинало темнеть... На душе стало ещё тревожней, а тут ещё и дождь пошел, сперва слабенький, а потом — настоящий, щедрый ливень, вызывающий ассоциации с тропиками, селевыми потоками и наводнениями. Раньше Ольга любила курить, вглядываясь в блестящие струйки и высунувшись в окно. Теперь не хотелось ни курить, ни смотреть на дождь. Непрошеной гостьей пришла мысль о том, что ее муж выбежал из дому даже без куртки, а тут мало того, что просто прохладный вечер — так ещё и дождь... Да, Диего — сильный мужчина. Который сейчас, похоже, был уязвим почти как мальчишка.

Только сейчас мысль о ребенке окончательно оформилась в ее голове. "Я — мать?! Господи, ну какая из меня мать! Ох, хлопот-то сколько... а ведь и это нужно будет предусмотреть... и это... А если парень будет, хулиган?! Я ж с ним не справлюсь... А вот Диего справится, у него не похулиганишь..."

Ольга представила себе Кантора, с пистолетом в руке заставляющего непослушное чадо убрать на место игрушки или не дергать за хвост соседского кота, и захихикала... Мгновением позже она осознала, что сам Кантор уверен, что никаких детей у него быть не может, и в таком случае радостная новость становится... чуть менее радостной.

"Ну, пусть только попробует сказать мне, что я ему изменила!!" — воинственно подумала она.

И в этот момент, словно судьба тут же и вознамерилась испытать ее решимость, раздался стук в дверь. Девушка рванулась вперед... потом остановилась.

"Что я ему скажу? Надо же решить сначала... Попросить прощения? Или просто позвать ужинать? А может... сообщить новость?"

А если Азиль ошиблась? Эта мысль пришла в Ольгину голову впервые. И довершила смятение. А дверь нужно было открывать...

"Хватит тут сопли жевать", — подумала маэстрина, не замечая, что повторяет как раз слова мужа. — "Он, там, небось, промок как... Ихтиандр! Что я — боюсь дверь открыть?! Сама вон бегала по городу, искала...

"Если бы можно было вернуть то настроение, что было с утра, пока мы не поругались!" — в который раз подумала она и отодвинула задвижку.

От Кантора веяло дождем и вечерней свежестью, а в глазах не было ни обиды, ни гнева. Скорее... нежность?

— Диего... — тихо произнесла Ольга и положила руку ему на плечо. Ну так что же ей сказать? "Прости, я сегодня наговорила всякой ерунды"? Или "где ты пропадал весь день!!" Или...

В темно-лиловых сумерках, сгустившихся в их расцветающем саду, она даже не сразу заметила, что Ихтиандров-то оказалось двое.

— Доброго вечера, — поприветствовал маэстрину молодой мужчина с необычными, удлиненными к вискам золотистыми глазами. Длинные темные волосы схватывала на лбу расшитая лента.

— Диллан, — смутилась Ольга, узнав мага-переселенца, представленного ей Жаком сегодня днем. Называть фактически незнакомого человека по имени было не совсем удобно, но его заковыристая фамилия напрочь вылетела у маэстрины из головы. Равно как и название города, откуда он прибыл... Что-то на "эн", кажется...

— Заходите быстрее, льет как из ведра!

— Даллен, — мягко поправил гость.

А Кантор крепко обнял жену.

"Переселенец" вошел в дом, каким-то непостижимым образом просочившись мимо обнявшейся парочки, и прикрыл за собою дверь. Иначе стоять бы ему на дожде ещё некоторое время, а это было бы уж совсем нехорошо... Но об этом Ольга подумала не сразу. Вначале она просто растворилась... потеряла сознание... взлетела... в общем, забыла обо всём. Потому что Кантор ее поцеловал, как он мог. А ведь она, кажется, успела немного подзабыть, как он целуется — с утра? или со вчерашнего вечера? В общем, она ненадолго сошла с ума, и это было здорово... Хорошо бы завернуться, как в плед, в это ощущение покоя, что тихо качало ее, когда она приникла к мужу... Ох, неужели они так долго обнимались?

— Даллен! Раздевайся... сейчас горячего выпьем... и просто выпьем, — гостеприимно махнул рукою бард, передернув плечами. Казалось, ему хотелось встряхнуться, как это делают мокрые собаки. Даже Ольга после их объятий чувствовала себя изрядно подмокшей.

— Ой! Простите, пожалуйста... — Ольгу настигла неловкость, живо напомнившая маэстрине придворный прием у Его Величества. — Да что же я... Вы же промокли оба насквозь!

— И правда, — согласился Кантор.— Пошли, Даллен, найдем что-нибудь сухое...

— А я пока поесть... налью! — подхватила Ольга, улыбнувшись навстречу удивленному взгляду Поющего.

Граф йен Арелла, правда, думал, что наливают обычно, чтобы выпить, а не поесть — хотя кто их знает, местное население? Впрочем, видение солдатской похлебки, сваренной у костра в промежутке между боями, заставило его улыбнуться. Только вот так ли уж неуместно было это видение? Скорее наоборот... Пожалуй, хозяин дома был и в походах, и в боях, один-то бой Даллен сам видел.

Он шел вслед за Кантором, радуясь, что смог помочь. Поющий ясно почувствовал музыку этого дома. Напряженность хозяйки, обиды, неловкие слова, непонимание — всё это было не столь важным. Главным оказалось то, что их соединяло... Когда Кантор с Ольгой обнялись, Даллену было очень легко обвить своей мелодией те страстные, бархатные звуки виолончели, что он слышал. Потому что то, что он видел перед собой и то, что СЛЫШАЛ в этом доме, было настоящим. Остатки напряжения исчезали, развеивались, сходили на нет, подчиняясь голосу Поющего. Еле слышному, как вздох или далекое дрожание струны...

Возможно, кто-то сказал бы, что Даллену не следовало вмешиваться не в свое дело, но он не сожалел. Боги знают, из-за чего повздорили странный этот бард с замашками кэрье и заплаканная белокурая девочка. Это наверняка была какая-то ерунда. Они же любят друг друга, это видно. И слышно. А теперь их любовь нежно звенит и переливается в воздухе, как звук флейты на площади перед Домом Песен... Вот теперь всё хорошо.

Когда Кантор привел его в свою комнату и, недолго думая, вручил какую-то одежду, Поющий машинально скинул свою, мокрую, оставив только то, что языкатая маэстрина, будь на месте Поющего Диего, не преминула бы назвать "оригинальными семейными трусами". Он продолжал успокаивать хозяина дома — легко, еле уловимо касаясь сознания усталого и изнервничавшегося барда. Со стороны это было почти невозможно заметить — словно человек напевает себе под нос, а может и не напевает, а просто громко вздохнул...

Он уже натянул штаны и взялся за рубашку, когда заметил изучающий и очень выразительный взгляд.

* * *

... Кантор вдруг с удивлением осознал, что кроме вполне понятного дискомфорта из-за мокрой одежды, его больше ничего не беспокоит! Ни запальчивые слова Ольги, ни ее возможная беременность от него или непонятно от кого, ни феерическое предположение о его собственной "нимфической" (или как? "нимфястой"?) сущности. Он был спокоен и благостен... ну примерно как сытый падре Торо!

Жена его любит? Любит. Собственные эмпатические способности работали на полную мощность, уж насчет Ольги он не мог ошибиться! Даже непонятно откуда взявшийся маг этот, знающий о Канторе явно больше, чем следует и чем это вообще было возможно — не мог нарушить гармонию... "Вот мы сейчас выпьем и побеседуем по-мужски", — решил бард. "Не может же быть, что в другом мире, откуда он прибыл, меня кто-то знает. А вообще, наверное, я всё усложняю — просто Плакса трепач, каких мало... да и Жак тоже..."

В этот миг споро переодевавшийся гость стащил рубаху и досадливо сдернул с волос насквозь промокшую ленту.

И Кантор как-то сразу понял, что отнюдь не только сожалением о предавшем или погибшем друге объясняется та волна — да не просто волна, а целая буря! — эмоций, захлестнувших его возле места казни... Как же он сразу не догадался. Наверное, потому, что после ТАКОГО обычно не остаются в живых.

Впрочем, а кто бы выжил после того, что с ним, Кантором, было в Кастель Милагро?!

Они стояли друг против друга...

Однажды убитые — очень основательно, постепенно и... медленно.

И воскресшие — тогда, когда не было уже надежды. Два воина-барда.

Шестой Путь. Глава 6

Ольга разливала в тарелки свежеприготовленный борщ, удивляясь сразу двум вещам. Во-первых — и как это ей хватило сегодня решимости и терпения всё же сделать что-то позитивное дома, а не только проливать слезы и упиваться запредельным идиотизмом ситуации, в которой она очутилась?

Несмотря ни на что, борщ удался, и, внюхиваясь в аппетитный пар, Ольга сама с радостью предвкушала вкусный ужин. Поесть домашней еды и вправду бы не помешало. Когда она в последниц раз что-то готовила?!

А сегодня и кухарка была выходная, словом, одно к одному...

Второе, что Ольге было непонятно, это куда делась ее депрессия, истерика и ворох совершенно ненужных мыслей? Неужели колебания настроения — это один из признаков беременности? Ох, не хотелось бы...

Сейчас ей было спокойно, уютно и нежно, она ловила на себе любящие взгляды мужа, и было ясно как день, что никуда он не денется, и нет между ними никаких обид и недоразумений... Она двигалась легко и ловко, и даже сама удивлялась радостно, как же это всё у нее здорово получается?

Может быть, стены помогают? Она всегда любила проводить время на кухне, ещё до... до переноса сюда. Там было теплее, именно там можно было засидеться с друзьями до утра, покурить в форточкуи и признаться в чем-то таком, о чем не повернулся бы язык сказать в комнате...

И даже тут, в небедном особняке, что обставили для них по приказу Его Величества Шеллара и руководствуясь в основном мистралийскими мотивами, — маэстрина сумела создать совершенно особые уголки, напоминающие ей то общежитие института, то собственную квартиру в Лоскутном квартале... Кроме всепоглощающего беспорядка, живучего и неистребимого, в таких местах чувствовался отпечаток ее собственной личности и ЕЕ уюта (который человек, привычный к порядку, уютом бы скорее всего не назвал. Ну и ладно!) Кухня была одним из таких мест. Безделушки, газеты, книжка, шкатулка с булавками и заколками, вязаные салфетки, подаренный Кирой чехол для пистолета — всё это и многое другое стояло и лежало в самых немыслимых сочетаниях, тесно общаясь с продуктами и пряностями...

Не дожидаясь просьбы, Ольга налила мужчинам по рюмке водки и поставила перед ними тарелки с борщом и хлеб. "Заметьте, холодными закусками и супом закусывают только не дорезанные большевиками помещики", — вспомнила она булгаковского профессора и хихикнула. Помещиков было целых двое: высококлассный киллер-партизан, владелец имения Муэрреске, и их гость — что-то подсказывало Ольге, что простым пахарем, ремесленником (или кто там живет в их мире?!) Даллен точно не был. Впрочем, и солдатом тоже. Черты лица, взгляд, непринужденность разговора... А движения! Она невольно залюбовалась — в исполнении гостя простейшее соло на бутылке со стаканом (взять, налить, поставить) выглядело как балетный номер... или хирургическая операция, или...

Однажды, ещё в ТОЙ жизни, в гостях у подруги девушка случайно встретилась с известным в городе чемпионом по карате. Неужели это его движения и пластика сейчас вспомнились ей? Трудно сказать... У мужа тоже порой... движения напоминали, пожалуй, леопарда — недаром когда-то он их держал, ещё мальчишкой.

Они были похожи друг на друга. И дело было даже не в длинных темных волосах, в данный момент одинаково распущенных по плечам, движениях, и чем-то неуловимом, крывшемся в двух взглядах — черном и почти золотом. Или... Может быть, как раз в этом?

— Вы ешьте, а я... сейчас музыку включу, — чуть смущенно улыбнулась Ольга, словно застеснявшись своего открытия, и встала.

Там, в шкатулке с кристаллами, лежал один... Переписанный с диска, принесенного из родного мира. Мафей изыскал-таки способ зарядить батарейку плеера!

Будь здесь Его Величество Шеллар — надо думать, в очередной раз удивился бы умению Ольги мыслить ассоциациями. А ей нестерпимо захотелось именно здесь и сейчас послушать эту песню.

"Maybe I, maybe you..."

Ольга английский знала так себе и даже не особенно старалась вслушаться и перевести все слова песни. Ее захватывала сама мелодия и что-то неуловимое, что заставляет сердце тихо сжаться — то ли от боли, то ли от счастья... И хочется взлететь — или, может быть, петь... Или смотреть в эти шальные, родные глаза, сжать плечи мужа: "Не отдам никому!"

А ему тоже нравилась эта музыка. Ну ещё бы.

— О, как хорошо! — мистралиец обернулся, услышав первые аккорды. — Ты молодец! Даллен, а вот это... — Кантор запнулся на миг, — музыка из мира Ольги...

Ему не хотелось долго объяснять, хотелось послушать. Но Поющий просто кивнул...

Maybe I maybe you

Can find the key to the stars,

To catch the spirit of hope,

To save one hopeless heart...

"Жаль, они не знают языка!"— подумала Ольга, чувствуя, как на глазах выступают слезы... и вдруг услышала голос того, кто назвал себя Далленом.

Что изменилось? Как же он звучал, голос Поющего?

Самое обидное, что потом, спустя время, она не могла сама себе однозначно ответить!

То казалось ей, что целый оркестр подхватил припев...Или по крайней мере ансамбль струнных — скрипки, альты, виолончели, в едином порыве и слаженно, и ещё... наверное, трубы!

Или... Даллен пел в унисон с солистом? Или как? Что же это было? Ольга с завистью поглядела на Диего — он-то, небось, понимает, что же такое изменилось и что вообще происходит!

А через мгновение — она услышала слова.

Клаус Майне пел ПО-РУССКИ?! Нет, но... эти слова звучали в голове — так, словно она придумала их сама.

Может я, может ты

К звездам ключ обретём,

И надежду вернём

Той душе без мечты...

Может я, может ты

Лишь фантазий рабы,

Но без нас — нет борьбы,

Мир лишён теплоты.

Может я, может ты

Лишь солдаты любви:

Пламя душ оживим

В том краю темноты.

— Ольга! Я... понимаю, о чем он поет! — изумленно проговорил Диего. — Раньше такого не было...

— Я тоже слышу, — тихо сказала девушка, когда песня кончилась. — Это же о вас... О вас обоих.

Мужчины переглянулись — с какой-то недоуменной настороженностью.

Ольга была права, Диего еще тогда, на площади, ощутил некую общность с иномирским гостем. Сходство? Сродство? Но — видит Бессмертный Бард! — именно это ему сейчас менее всего хотелось бы обсуждать вслух. И Даллену тоже, по глазам видно.

"Ох, Ольга, ну неужели обязательно всё облекать в слова?! — мысленно вздохнул Кантор.

"Да уж! — ехидно поддакнул внутренний голос. — Сходство просто потрясающее! Тебя с твоим нынешним голосом только Поющим и называть. Самый поющий орк во всем Ортане, главное, хорошо, что конкурировать не с кем!")

— Как это ты сделал, что мы слышали слова? — спросил он у Даллена, когда песня закончилась.

— Магия Поющих, — улыбнулся гость. — Я ведь и говорить с вами могу благодаря ей.

— Мда... — задумчиво проговорил бывший убийца, наполняя стаканы. — А вот сейчас мы с тобою выпьем, и ты расскажешь нам, что же это за магия такая, и как же это она позволяет узнать в лицо впервые встреченного на улице человека?

Непостижимым образом интонация Кантора напомнила Ольге его Величество. Она тихо хихикнула про себя: "От вопросов Шеллара ты ушел, а вот из цепких лап бывшего партизана попробуй вырвись..."

— Не всякого человека, что ты, — тихо улыбнулся Даллен. — Я не узнал бы тебя, если бы не твоя музыка. Если я слышал хорошую песню... Настоящую... Конечно же, я узнаю того, кто сложил. Это же как оттиск... отпечаток.

— Отпечаток пальца? — с готовностью предположила Ольга.

— Отпечаток ноги на песке. Или перстня на сургуче... — задумчиво ответил Даллен, и голос его внезапно словно утратил глубину, а лицо едва заметно дрогнуло.

Кантор вскинул голову — волна горечи от этих слов была ощутима почти физически. Хотя Даллен тут же улыбнулся:

— Конечно, бывают песни, по которым не определишь автора. Написанные без участия вдохновения, когда не вложено в музыку души. Написанные по заказу... ну или просто бесталанные. Тогда, конечно, невозможно ничего узнать.

— То есть, если бы ты встретил на улице автора той песни, что мы сейчас слушали, ты бы его узнал? — заинтересованно вскинулась Ольга.

— Наверное, да... Хотя, Кантор, узнать тебя мне было легко и не только благодаря тому, что ты написал ту музыку, что я слышал от эльфа и на улице. Когда ваш... эээ... Плакса исполнял твою балладу, я УВИДЕЛ — увидел битву, и тебя на стенах крепости, и его тоже. Я сейчас подумал, что, наверное, у него получилось создать картину так хорошо потому, что это же он придумал слова... Только одно странно... Орландо я узнал сразу, а вот ты... Вас было... двое. Один — такой, как ты сейчас, твое настоящее лицо, а второй — как будто другой человек, другое лицо и прическа, и все же я точно знал, что это ты.

* * *

Подробное и откровенное объяснение вызвало неожиданный эффект: привыкший любые разговоры на эту тему пресекать на корню, Кантор потрясенно молчал, видно так и не решив ещё для себя, стоит ли рассказывать свою историю пришлому магу — и хочет ли он сам этого?!

— И какой же был этот другой человек? — не выдержала Ольга. Она присела рядом с мужем и тихо прижалась к его плечу.

— Тот же рост, сложение. Лицо чем-то похожее, но другое. Более тонкие черты — скорее напоминающие эльфа. Я принял бы за эльфийского полукровку вроде Орландо. Глаза... Глаза те же. И волосы такие же длинные, но на лбу — косая челка, падающая на лицо. Здесь, — Даллен хлопнул себя по руке выше локтя, — татуировка — не то разноцветный змей, не то что-то похожее...

"Получил?" — хихикнул внутренний голос. "Вот и попробуй теперь отпереться, мертвый бард..."

"Да чтоб эту... твою магию, так ее растак!" — беспомощно выругался про себя Кантор. "Хорошо хоть он не стал рассказывать, что именно и как... сделали с той внешностью. Довольно мне Ольги с ее снами..." — подумал он.

— Значит, Эль Драко тоже... был в той битве... — завороженно прошептала его супруга.

— Угу, и схлопотал контузию, — отозвался Кантор. — Бард в битве — смертник.

— Однако, — Даллен слегка улыбнулся: — Мы с тобой пока еще живы.

Кантор хмыкнул, не решаясь оспаривать столь очевидный факт, но тут вступила Ольга:

— А Поющие могут... передать с помощью песни информацию? Вот, например, кругом чужие... или враги, а вдали тебя может услышать друг... И ты своей песней его, например, может предупредить или на помощь позвать... — задумчиво проговорила она, мысленно улыбнувшись ассоциации: мультяшный трубадур поет своей принцессе, дабы последняя сбежала из дворца к нему в объятия. "Луч солнца золотого..."

"А что, к такому сбежала бы", — подумала она, глядя в золотые миндалевидные глаза.

— Могут, — кивнул Даллен.

— Толку-то — если враги тоже услышат, — пожал плечами Кантор.

— Можно так, что не услышат. Я спою для друга — так, что не услышит никто, кроме него, даже тот, кто будет стоять на расстоянии вытянутой руки от него. А он услышит. Не ушами, — Даллен замялся, словно затрудняясь объяснить. — Услышит здесь, — он коснулся ладонью лба.

— Лихо! — удивленно присвистнул Кантор. — Наши менталисты такого не умеют. Вот тебе и бард на поле боя!

— Вам тоже грех жаловаться! — пожал плечами Даллен. — Чтобы простой воин держал в руках оружие, разящее магией — у нас такого и во времена Магических Войн никто не видел.

— А Диего и не простой воин! — неожиданно воинственно вскинулась Ольга. — Он снайпер, лучший стрелок континента!

— Прошу прощенья, — улыбнулся Поющий. — Я вовсе не хотел принизить воинское искусство Диего, я имел в виду лишь то, что он ведь не является боевым магом...

— А, это нет. Но ведь в... том оружии тоже не было никакой магии. Это просто плазменная винтовка!

— Ольга, да ладно тебе, "лучший стрелок!"

Кантору стало одновременно смешно, немного неловко — и в то же время порыв жены его очень тронул.

— Плазменная?

Ну разумеется, Поющему это не говорило НИЧЕГО.

— Винтовка, да. Довольно совершенное оружие — никакой магии и сплошная технология. Просто из другого мира, даже не отсюда, — спокойно доложила Ольга, не привыкшая держать язык за зубами.

Глаза гостя восхищенно распахнулись:

— Вы хотите сказать, что это чудо всего лишь... механизм? Как... например, арбалет? Или баллиста?

— Ну да... Просто механизм... Как и то, во что пришлось стрелять и что поливало нас огнем сверху, — проворчал Кантор и разлил себе и Даллену ещё по рюмке.

— Значит, вы общаетесь с другими мирами? — в голосе Даллена мелькнула нотка зависти. — У нас этого нет...

— Пожалуй, твоим соплеменникам стоит этому радоваться, — заметил Кантор, залпом осушая рюмку. — По крайней мере вам не грозит вторжение танков и вертолетов под командованием Горбатого Посланца, будь ему пусто! Во время этого боя я впервые понял, как выглядит то место мучений грешников, о котором рассказывают христианские мистики... Хотя... Плазменная винтовка — это, конечно, вещь... Вертолет — одним выстрелом!

— Конечно, когда такой стрелок! — проговорила Ольга. — А в вашем мире совсем нет огнестрельного оружия? Что, даже порох еще не изобрели?

— Порох? У нас знают какой-то состав, который сгорает от искры, а однажды чуть не разнес лабораторию королевского алхимика... Значит, вот это что такое?— глаза Поющего загорелись живым интересом. — Тогда понятно...

("Мужчины!" — усмехнулась про себя маэстрина. "Неважно, из какого мира... Новое оружие, как новая игрушка...")

— В Шайле предпочитают арбалеты, — негромко проговорил Даллен. — А найгерис — великолепные лучники... почти как эльфы. А уж в ближнем бою...

Он задумчиво посмотрел на свою руку, сжал ладонь, словно на рукоятке меча.

— Северные племена, я читал, в старину использовали ядовитые отвары, чтобы войти в боевой транс. А у найгерис это природная способность. И я не хотел бы оказаться на пути у найгери, охваченного безумием битвы.

— Но... ты живешь с ними? — полуутвердительно бросил Диего. — А сам — человек...

— Да. Так вышло... — тихо ответил Поющий. — Хотя знаешь? Порой мне кажется, что я уже не совсем человек. Семь лет — это много...

— Да, — эхом откликнулся Кантор. — Семь лет — это вполне достаточно, чтобы начать новую жизнь... и заново найти себя, — добавил он еле слышно.

— Даллен, — вдруг проговорила Ольга, — А как там? Ну, в Найгете? На что она похожа? А то про найгери, по-моему, даже мифов никаких нет...

Она ласково положила руку на плечо мужа, понимая, О ЧЕМ он может сейчас думать.

— А про кого у вас есть мифы? — спросил Даллен.

— Про эльфов и троллей, про гоблинов. Про орков... хотя я раньше думала, что орков один писатель придумал!

— А у вас тут тоже есть эльфы и орки?

— Только эльфы, и то не у нас. Обоих наших эльфов ты, похоже, уже знаешь, — отозвался Диего.

— А что касается найгерис... Если честно, то все, кто их видел, полагают, что этот народ произошел как раз от смешения эльфов с орками.

— Да ну! — поразился Кантор. — Так не бывает.

— Не бывает. Но выглядят они именно так. Как будто взяли что-то и от тех, и от других... Возможно, лучшее. Не такие утонченные, как эльфы — и без грубоватой резкости наших орков. Хотя я никому не посоветовал бы брякнуть при найгери то, что я сейчас сказал... Впрочем, при эльфе или орке — тоже.

Ольга хихикнула в кулачок.

— Просто я подумала... — пояснила она в ответ на взгляды мужчин. — Про спектакль. Диего, если тебя с твоей эльфийской кровью загримировать под орка, то на самом деле получится...

— Получится найгери? — подхватил Поющий. — А ведь вы правы, Ольга! Хоть и не видели найгерис никогда... Глаза у тебя, — обратился он к Кантору, — действительно эльфийские, пожалуй, а вот черты лица... фигура... Так ты артист?! А я думал — бард... или воин. Впрочем, это не мое дело. Вот только у найгерис при черных глазах всегда золотистые волосы. Второй тип — волосы черные, а глаза почти как мои.

Ольга оглянулась на мужа и вновь прыснула.

— Ой, — взмолился Кантор. — Только не говори, что сейчас думаешь о том, как бы покрасить меня в блондина!

— А мне кажется, тебе бы пошло... — задумчиво проговорила Ольга, вновь оценивающе оглядывая мужа, — ты стал бы похож на эльфа!

— Опять?! — вырвалось у Кантора. — Нет уж... Мне тут ещё не хватало... гостей с забора гонять, — фыркнул он. — Вот лучше скажи: сам народ, страна, какие они все-таки?

— Про найгерис я уже говорил, они лучшие воины в нашем мире, по-моему. В битве при Кроличьей балке мы знали, что, раз уж нас прикрывают найгери, мы можем быть спокойны за фланг. Про нашу магию... Это можно бесконечно рассказывать. Но порой мне кажется, что самое примечательное у найгерис — это сама их родина. Море. Озера, множество озер с чистейшей водой, водопады... Скалы, обрывающиеся в синюю-синюю воду... И леса.

— Наверное, похоже на наше Поморье, — заметил Кантор. — Я там был несколько раз. Таких лесов нигде больше нет — они как храм. А озера такие, что в тихий день и не понять, где настоящее, а где отражение. Зеркало.

— И правда похоже! — улыбнулся Даллен.

— А березы там есть? — спросила вдруг Ольга, и добавила, сообразив, что гостю может быть неизвестно дерево с таким названием: — Ну, такие деревья с белой корой и мелкими листьями?

— Кажется, я понял, — кивнул Даллен. — Есть.

— У них сок вкусный, — она мечтательно закатила глаза. — Не знаю, почему вдруг вспомнила...

Кантор понимающе улыбнулся.

— Можно поискать у поморских торговцев. Я как-то пробовал. Только его нужно осторожно собирать. Это же только эльфы умеют уговорить дерево поделиться соком добровольно.

— Найгерис тоже умеют, — вновь улыбнулся Даллен. — Это упражнение входит в тренировки женщин-Поющих. Мне сперва было странно смотреть: стоит девчонка под деревом и поет, играет голосом, даже без слов, а с ветки сок струйкой — в кувшин...

— Только женщин?

— У них это лучше получается. Парни больше любят упражнение с оружием — Младшие Поющие еще ходят с мечами. Нужно заставить меч звенеть, сперва в унисон с твоим голосом, а потом... уже без голоса. Вернее... — Даллен замялся, — это и голос, и не только. Людям было бы не слышно. Им бы показалось, что я молчу.

— А как это — "ещё ходят с мечами"? А потом? — удивился Кантор.

— Старшие Поющие не носят оружия, — тихо сказал Даллен. — Если только... битва столь ужасная, когда весь народ бросает в бой последние силы... Такое было, как мне говорили, всего несколько раз. Да нам это и не нужно... Этот вот меч, — Даллен показал взглядом в угол, — мне одолжил Его Высочество... Мафей, кажется. Я не стал отказываться, он так искренне хотел помочь!

— Мафей, он хороший, — немного сонно произнесла Ольга. Она прижалась к Кантору и положила голову мужу на плечо. — Если бы не эта его одержимость...

— Месть? — невесело усмехнулся Поющий. И, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Пару раз, когда я на него смотрел, мальчик показался мне более взрослым, чем ваш... поющий король. А женщины найгерис... В старину, как говорят, женщины найгерис сражались рядом с мужчинами, было такое. Сейчас же они больше целительницы... ну и не только. А ещё — непревзойденные рыбачки!

— Рыба — это вкусно! — задумчиво проговорила Ольга, и вновь пристроила голову на плече мужа. — Вот только чистить ее.... ффу! Вот если разве что морскую...

— Вот поедем в замок Кастельмарра — там этого добра много, — засмеялся Кантор. — А еще там можно собирать ракушки.

— Угум...Они красивые... — протянула сеньора де Кастельмарра совсем по-детски и закрыла глаза.

Диего улыбнулся гостю и подхватил жену, взяв на руки:

— Пойдем-ка, я тебя уложу... Похоже, нельзя тебе переутомляться!

— Почему? — сонно спросила Ольга, на миг открыв глаза. Но больше она ничего не сказала.

Кантор пристроил обессиленную девушку на супружеском ложе, укрыл и вернулся на кухню.

— Значит, Даллен? — кинул на гостя мистралиец испытующий взгляд и закурил. — Просто — Даллен, или как там у вас... у Поющих?

— Не совсем просто. Граф Даллен йен Арелла, — ответил тот мало что выражающим голосом. — А ты ведь — не просто Диего? И тем более не просто Кантор?

— Даа, у нас с этим щедро! Диего де Аллама дель Кастельмарра, это уж не говоря о том, что кабальеро Муэрреске, усмехнулся Кантор.— Жуть, как говорит моя жена!

— Ты не всё сказал, — взгляд золотистых, чуть раскосых глаз был под стать черным. Такой же испытующий. — А баллада Эль Драко? Так тебя ещё называли, правда? Ты сам назвал мне это имя — там, где ее пел уличный певец...

— Предположим, — холодно отозвался Кантор. — В этом мире есть очень ограниченное число людей, которые могут назвать меня так. Но даже они этого не делают!

И не для того он прикладывал столько усилий к сохранению инкогнито, прячась от собственной матери и обманывая тех, кому был небезразличен в "прошлой жизни", чтобы сберегаемую тайну походя выложил всему миру какой-то захожий маг.

— Если ты не хочешь, и я не буду, — покладисто отозвался Даллен.

— Я ведь тоже не спрашиваю, что связывает тебя и... площадь казней, — угрюмо бросил мистралиец и налил обоим водки.

— Ну почему, можешь и спросить, — вежливо кивнул Даллен, забирая свой стакан. — Гражданская казнь. Лишение всех титулов и прав состояния, плюс заклятье, не позволяющее когда-либо вернуться в свой город. Да, забыл уточнить: обвинение было ложным и давно снято. Вот только смертные заклятья, к сожалению, не снимаются королевским указом. Попробую вернуться — охранная магия Шайла размажет меня о стены.

— Понятно, — нейтральным тоном произнес Диего, в общем-то не сильно удивленный. Пойманная им эмпатическая волна как раз и укладывалась в то, что сказал Поющий. — Ты пей! Только закусывать не забывай, а то водка крепкая, у вас такого и нет наверное. — Мистралиец глотнул означенного напитка и выловил из мисочки квашеную вельбу — круглую и блестящую, в целой шкурке.

— Нету, — согласился Даллен, закусывая ложкой борща. — Твоя жена хорошо готовит!

— Ольга? — поразился Кантор. — Надо разбудить ее и сказать...

— Не надо! — не принял шутки Даллен. — Пусть поспит. Ей нужно больше спать в ее положении.

— Значит, все-таки да... — усмехнулся Кантор.

Очередное магическое подтверждение! Остается надеяться, что в Далленовом мире нету нимф... и нимфов. Потому что выслушивать вторично про свою сущность ещё и от гостя Кантору совершенно не хотелось.

— Все-таки? Так она тебе еще не сказала? Видимо, я и правда полез не в свое дело. Извини.

— Не успела. Я не уверен, что она и сама-то знает... а вот ты, кстати, откуда ТЫ всё знаешь?! Даже то, что моя жена беременна?! Может ты у нас Господь всеведущий?

— Я слышу. Ну... это немного похоже на то, как у вас... певица поет, а ей кто-то тихо аккомпанирует, — объяснил Поющий и вдруг добавил:

— Я уже говорю "у вас" — значит, у людей... Вот уж не думал. Семь лет...

Кантор молча смотрел на человека, в сущности чужого ему — и видел себя. Не совсем, конечно, — но тоска по родине и по себе прежнему, которого не возвратить — это было в тех или иных пропорциях знакомо до боли! Особенно если вспомнить тот период, когда он вернулся после Кастель Агвилас и пытался начать новую жизнь — порой без особой уверенности в успехе.

Внезапно с невероятной отчетливостью вспомнилось кафе "Три струны", девушка, дергающая за рукав студента-гитариста... "Ностальгия" Гальярдо.

"Вот посмотри! Представь себе, о чем он думает. Когда-то он жил здесь, может, учился в этой же консерватории, мечтал о будущем, был счастлив... А потом что-то случилось... Потерять дом, работу, любовь, жить в чужой стране, помнить о прошлом и сожалеть об искалеченной судьбе... Ты в глаза ему посмотри, и если не поймешь, то ты вообще не бард"...

Вот чего Кантор не ожидал от судьбы, это возможности взглянуть, как в зеркало, в чужие глаза, и ясно понять, что увидела когда-то юная ведьмочка в его собственном взгляде.

— Еще налить? — предложил мистралиец средство, никогда ещё не подводившее.

Демоны бы побрали его истерику, когда он выкинул амулет!

А ведь его гость, судя по всему, не хотел бы, чтобы Кантор знал о его мыслях и настроении. Он бы сам точно не хотел...

— Значит, говоришь, аккомпанирует? — повторил он слова Даллена. — Любопытно. Весьма. И ты уверен?

"Мог бы и не спрашивать — ты ведь и сам почувствовал", — усмехнулся внутренний голос. — "Папаша!"

— Да, — просто ответил Даллен, явно продолжая попутно думать о своем. — Раньше я не чувствовал такие вещи, а теперь знаю.

— Тем более — повод выпить, — усмехнулся Кантор.

Вообще-то он должен сейчас радоваться и гордиться, так, кажется? Вроде принято считать, что счастливый отец при таком известии просто обязан прыгать до потолка. А если он сам еще не решил, как относиться ко всем этим свалившимся как снег на голову новостям вроде своей якобы "нимфической" природы и якобы исчезнувшего бесплодия — то это его проблемы.

"Поной ещё. Или устрой сцену ревности. Сам ведь знаешь, что она тебе не изменяла, придурок!" — упрекнул внутренний голос.

"Ну, знаю..."

"Ну и хватит тут уже! Нимфа ты нервная!"

"Нимф", — упрямо уточнил Кантор.

От содержательного диалога его оторвал вопрос Поющего:

— Диего, а что это такое?

Взглядом Даллен указал на злополучную тетрадь, куда бард утром записывал пришедшую мелодию.

— Это? Ноты. Ну, запись музыки специальными обозначениями...

— Я знаю, что такое ноты, — усмехнулся Даллен. — Хотя в Найгете их нет. Там... музыку просто не записывают...А вот в Шайле... В общем, там у нас их пишут немного по-другому, но чем-то похоже, — сказал он, мельком заглянув в тетрадь и положив ее обратно на полку.

— Но как же это всё-таки — спеть портал?! — воскликнул Диего. — Нет, я понимаю — создать зрительный образ... хотя, скорее, не зрительный, а эмоциональный... переданное музыкальными средствами журчание ручья или звон колоколов, это понятно! Но — так, чтобы возник другой мир! А кстати... почему именно НАШ мир? Как ты на нас вышел? Специально выбирал или?..

— Нет, не специально. Вообще пока считалось, что это невозможно — спеть место, которого ни разу не видел... А мне казалось, что получится. И я попробовал спеть город наугад... Представил его себе... таким, чтобы были острые крыши, река, изогнутые мостики над ней... О портале я не думал. Но в какой-то момент город стал таким живым и зримым! Я его увидел, как из открытой двери... Вот и всё.

— И ты, создав портал, бросился в него? — рассмеялся Диего. — Вот это я понимаю! Наш человек!

— Не бросился, — совсем по-мальчишески улыбнулся Даллен и чуть наклонил голову набок. — Шагнул...

"А ведь он не старше меня!" — подумал Диего. Веселая бесшабашность Эль Драко вдруг глянула на него с чужого лица — жаркими глазами цвета янтаря.

— Значит, говоришь — ты пел и представлял себе город, такой, как Даэн-Рисс? — задумчиво спросил Кантор.

Даллен пожал плечами:

— В общем да... Ваш... Даэн-Рисс чем-то похож на Шайл. На мой родной город, — пояснил он.

— А когда ты собираешься возвращаться? — спросил Диего. И, видя, как на мгновение невеселая усмешка скривила губы его собеседника, пояснил:

— Туда... К своим Поющим.

— Выгоняешь? — Даллен поднял бровь.

— Нет, — не принял шутки Кантор.— Я бы очень хотел послушать. Ведь я... действительно пишу музыку. Давно. Я много слышал, да и читал... но никогда ничего не встречал похожего на твою магию. Так неужели я пропущу ТАКУЮ песню?! Или ты собираешься задержаться у нас, и я ещё успею?

— Нет. На самом деле мне давно уже пора, — задумчиво проговорил Поющий. — Ещё там, в доме Жака! Но мне казалось, что должно произойти ещё что-то. Я должен что-то увидеть или что-то сделать... Знаешь, я ведь исчез прямо на глазах у Наставника Дэррита! Представляю, как он тревожится... И остальные тоже. Тэйглан, мой друг, наверное, места себе не находит... Хорошо хоть, что Линни отлучилась на Побережье к родителям и ничего не знает!

Даллен вздохнул и вдруг улыбнулся:

— Знаешь, я вспомнил вдруг Его Величество Орландо и очень сердитого воина, прибывшего за ним...

— Седой, моложавый и с синими глазами? — улыбнулся Кантор. — Ну, Плаксе достанется...

— Боюсь, мне тоже. Ведь всё это — в первый раз... Дэррит так ждал этого. Мне кажется, он верил, что у меня получится.

— Тогда... Моя жена говорит — выпьем на дорожку? Раз уж так...

Кантор разлил остатки из незаметно опустевшей бутыли, отсалютовал Поющему и выпил залпом.

"Магия песни... Или магия голоса. Бывает же и такое, демоны побери этих Поющих! Что же они делают своими песнями? Это тебе не эмпатия... вернее, эмпатия — это самое малое, очевидно...тут что-то посерьезней и в нашем мире неизвестное. Телепорт с помощью песни! Да ещё в такой город, о котором мечтал! Вот же твою мать!!"

"Завидуешь?" — иронично осведомился внутренний голос.

"А ты как думал, придурок!" — огрызнулся бард.

Даллен легко поднялся, словно и не было нескольких рюмок слишком крепкого с непривычки напитка. Неожиданно вышел из кухни и тут же вернулся, неся перевязь с мечом:

— Ты принцу отдай, пожалуйста, — попросил он Кантора с еле заметной грустью. — И передай... благодарность. И что со мной всё в порядке.

Поющий положил оружие на кресло и сделал шаг к окну.

Вгляделся, а затем распахнул створки с забрызганными стеклами — капли искрились в свете фонарей, стоявших у дома. Он сказал что-то чуть слышно... нет, запел...

В лицо дохнуло свежестью после ливня. Шелестели падающие с листьев тяжелые капли... На мгновение сверкнул и погас луч фонаря, отразившийся в граненом камне ограды их дома...

Кантор тряхнул головой. Это же не он у окна! Не ему веет в лицо свежим, влажным ветерком. И даже ограду их особнячка он не может отсюда видеть!

"Ну, ни фига себе! — уже без всякой насмешки выдохнул внутренний голос.

Вот это эманация! Вплоть до телесных ощущений! Или это потому, что они оба эмпаты?

А потом зазвучала Песня...

Внутренний голос еле слышно подпевал, изнывая от жажды знать, как же творится эта магия, безошибочно попадая в тон и прерываясь иногда, чтобы цыкнуть на Кантора.

Бывший убийца первый раз в жизни покорно молчал, прекрасно понимая, что не с его нынешним голосом пытаться повторить ТАКОЕ!

Нет, он, определенно, не настолько пьян, чтобы так опозориться... да еще и испортить Песнь... Именно так. Песнь. С большой буквы.

Но все-таки... КАК ЖЕ?

Что-то такое близкое... и понятное... и почти знакомое. Нет! Пусть летят все его страхи к рогатым демонам! Он споет... он должен понять, КАК это — и что это за Песнь!

...Кантор уже не знал, сам ли он подпевает Даллену, или всё-таки поет его внутренний голос... Его надоевший, невидимый собеседник поет — или плачет? — забыв обо всем...

И неважно, в конце концов, каким он поет голосом! Оказывается, это действительно неважно. Ольга была права...

Это было похоже на то, как если бы он вдруг узнал, что умеет летать. На одно лишь мгновение мистралийцу почудилось, что вот сейчас он поймет логику и построение этой музыки, которая была больше чем музыкой. Ну вот как знаешь иногда, какой нотой должна разрешиться мелодия — хотя слышишь саму мелодию впервые. Вот ещё немного, вот сейчас...

Воздух медленно сгустился перед ним переливчатой радужной занавесью, которая внезапно раздернулась. В первый миг Кантору показалось, что ничего не произошло, и там, за радужной аркой, все то же окно в сад, где с мокрых листьев падают стеклянные бусинки и пропадают в траве.

Нет! Деревья, почти такие же, как в саду за окном, освещало солнце!

— Вот она — Найгета! — Даллен обернулся к Кантору, но вдруг улыбка его погасла. — Но подожди, как же так? Я ДОЛЖЕН тебя услышать! Я уже знаю две твоих баллады... от Орландо и там, на улице, но это совсем не то! Хотя в первый раз мне удалось даже увидеть — увидеть рассказанное в Песне, и это было так удивительно!..

Он сделал шаг назад, от телепорта.

— Знаешь, Даллен, — весело проговорил Диего и, встав из-за стола, подошел к Поющему. — Я тебе не говорил, что успел побывать ещё и телохранителем? Кем я только не бывал... бардом, партизаном, убийцей... Но, думаю, я должен лично убедиться, что ты невредимым добрался до дома! На мне, если вдуматься, ответственность за весь наш мир, куда ты попал! Охренеть можно! Так что пошли! Я тебя провожу.

... И брошенные вожжи улетели куда-то в очень дальний угол...

Седьмой Путь. Глава 7

— Мастер Дэррит! Мне сказали... Что случилось? Что... с Далленом?

Тэйглан смотрел на Дэррита, страшась увидеть мертвые от горя глаза — он слишком хорошо помнил собственную боль, ярость и бессилие после смерти Анхейна.

На Площади перед Домом Песен целителю успели сообщить множество вариантов происшедшего. Самым пугающим был: "Даллен пытался вернуться в Шайл. Не получилось". Не может быть!

Неужели судьба была настолько жестока к его другу?!

— Мастер...

— Насколько я мог видеть, — Дэррит говорил медленно, веско и строго, — с Далленом пока не случилось ничего плохого. Я верю в него, Тэйглан! Но... он спел телепорт и вошел в него... а куда вел этот телепорт, не знаю ни я, ни... он сам.

— Но почему никто не остановил его?

Дэррит помолчал, невесело, как-то болезненно усмехнувшись.

Потом тихо сказал:

— Я весь день задаю себе этот вопрос... Почему я его не остановил?

"Потому что его невозможно остановить..." — подумалось Тэйглану, который вспомнил последнюю эрвиольскую войну.

Застывшие в крике лица эрвиольцев, падающие наземь. Медленно. Почему ему так кажется? Сраженные Далленом враги падали, как обычно и падают раненые или убитые. Но целителю почему-то виделось это запечатленной картиной — неподвижной и страшной. Распахнутые рты. Ненависть и ужас на лицах. Брошенные под ноги найгерис эрвиольские знамена — в знак покорности. Рука Даллена, прижатая к боку, и его кровь — Тэйглан никак не мог унять ее, у него руки дрожали... Целитель! Без пяти минут Старший! Стыд какой... Но потом Тэйглан сделал всё, что надо. Конечно, сделал. Хотя лечить близких и дорогих тебе существ — трижды тридцать раз труднее, чем просто хороших знакомых!

— Он вернется, Мастер! — Страхи вдруг показались Тэйглану глупыми. Разве может Даллен не вернуться, не справиться?

— Вижу, что ты и впрямь в это веришь, а не пытаешься утешать меня пустыми словами, — легкая усмешка тронула губы Дэррита.

— Он вернется, — повторил Тэйглан. Даллен жив — это главное. И если даже случится потерять Путь — есть друзья, чтобы помочь отыскать его снова.

— Что ты имеешь в виду? — живо повернулся к нему Дэррит.

— Песнь Возвращения, конечно же!

— Песнь Возвращения... — Мастер на миг задумался. — Да. Если Даллен не возвратится завтра у утру, я соберу Поющих. Куда бы ни занесла Даллена судьба — он услышит нас!

Дэррит, конечно же, был прав. Вопреки опасениям Тэйглана, Учитель не думал отчаиваться и поднимать тревогу — даже давал любимому ученику время справиться с ситуацией самому... Вот только Целитель не знал, как сумеет дотерпеть до этого самого завтрашнего утра, если друг до того времени все же не объявится.

Да уж, как говорится — ждать да догонять...

Тэйглан сам не помнил, как оказался у дома Даллена. Ведь именно сюда он должен вернуться. Сюда?

Тревога вновь всколыхнулась в груди подобно раздутому ветром язычку пламени. Заплутавшие на Пути стремятся домой!

Аккуратный небольшой домик у водопада — за прошедшие семь лет он стал для Даллена своим... Стал ли? Куда выведет друга незримая тропка, ведущая ДОМОЙ? Сюда? А если — в Шайл?

Ведь Шайл для Даллена всё равно оставался Домом — недоступным, но любимым и заветным. Тэйглан это знал и знал, что не ошибается. Его друг привык и полюбил Найгету, но... что если при возвращении Даллен всё-таки споет Шайл?

Пробить дорогу в другой мир — на такое и Анхейн не посягал, но все-таки... Кто ж ее знает, охранную магию его родного города? Прости, Наставник Дэррит, ты все же не прав. Даллен должен не просто вернуться. Он должен возвратиться в Найгету. К тем, кто его ждет... Наставник пусть поет Песнь утром — но вот Тэйглан ждать утра не может. Да у него просто не получится. Найгери еле сдерживался, чтобы не начать петь Песнь Возвращения прямо сейчас.

Разум подсказывал, что если Старший Поющий не вернулся сразу, в течение часа — значит, он решил какое-то время побыть в том мире, что внезапно открылся. Какое? Тэйглан не представлял себе, да, возможно, не знал и сам Даллен, отправляясь в путешествие...

Но вот к ночи он должен вернуться. Если с ним всё в порядке. Вернуться к Мастеру, полюбившему его, как сына, к друзьям, к преданно любящей его Линни... Правда, Линни уехала к родителям на неделю, но всё равно! А Айсленна и ее мать?

Да ведь малышка глаза себе выплачет, если ей скажут, что "дядя Даллен" больше не придет в их дом!

Дочка Анхейна, маленькая, худенькая и до боли похожая на отца, души не чаяла в Даллене, который приходил в их с матерью дом не реже раза в неделю — и всегда с каким-нибудь подарком для ребенка. Но не только за подарки она и ее мать привязались к графу йен Арелла — никто, кажется, так не рассказывал осиротевшей девочке об отце, так подробно, с таким восхищением и уважением, как тот... кто так и не успел с ним подружиться.

А ещё... а ещё Тэйглану хотелось бы думать, что Даллен вернется и к нему, к Тэйглану... что их дружба что-то значит для золотоглазого кэрье...что Даллен вернется ещё и к нему, к их вечерам у костра, и беседам у горящего камина, и совместным походам в горы, и на рыбалку, и...

Нет. Не важно, к кому...

Пусть он вернется... пусть с ним всё будет благополучно!

Иначе это просто будет... несправедливо. Более чем. Тэйглан был уже не мальчиком, прошел войну и хоронил друзей — но до сих пор не изжил упрямое убеждение в том, что в жизни должна побеждать справедливость. А если не получается — этому надо помогать. Изо всех сил.

Вот только сделать он сейчас ничего не мог... только верить в друга. И вспоминать...

* * *

— Даллен, не дури! У тебя рана открыться может в любой момент... и два ребра сломаны... как минимум. — Тэйглан подавил в себе острое желание еще и по башке этому несговорчивому созданию настучать. Так как прекрасно понимал, что бросает слова на ветер. — Как ты вообще ухитрился так подставиться, кэрье?

— А иначе Хэйдльяру точно бы руку отрубили, — поморщившись от боли, пояснил Даллен. — Уж лучше мои ребра — заживут, ничего с ними не станется...

— Готово, — Целитель затянул последний бинт.

— Вот и замечательно, — Даллен улыбнулся — неожиданно мягко и обезоруживающе. — Пойми, я должен быть там!

Конечно. Чего тут не понимать! Разумеется, Даллен не мог пропустить церемонию капитуляции Эрвиола...

— Грохнешься! — мрачно предрек Тэйглан. — Хорош будет победитель...

— Победитель остается победителем. Даже грохнувшийся...

— Дивное изречение! Его надо занести в анналы... Даллен, я серьезно.

— Я тоже. Тэй, я должен, я просто не могу иначе! Ничего со мной не случится!

"Возможно, и не случится — хотя бы потому, что с тобой и так случилось слишком много всего! Можно было бы и перерыв сделать", — мрачно подумал Тэйглан.

Ещё до начала эрвиольской войны Даллен попросил позволения у наставника Дэррита сражаться мечом. Хотя по неписаным правилам найгерис он не должен был этого делать... Правда, граф йен Арелла ещё не стал Старшим Поющим, но все, не исключая Дэррита, считали, что это произойдет уже очень скоро. Его магия развивалась необыкновенно быстро. Пожалуй, как в свое время у Анхейна...

И эта война — она была ЕГО войной.

"Я должен отомстить за Анхейна и за Шайл", — просто сказал тогда Даллен. И Дэррит разрешил. Он отдал Даллену меч — тот, которым юный Анхейн сражался когда-то у Кроличьей Балки.

...А потом Даллен стоял рядом с Дэрритом и Эгартом, принимая капитуляцию Эрвиола. Король — наследник того, купившего смерть Анхейна, — заученно произносил положенные слова, меряя победителей взглядом, полным ненависти. Такой, что лишь от нее можно было упасть замертво. Даллен не упал. Его движения и речь были изысканно-безупречны. О ранах не догадался бы даже Целитель. Если б не знал.

"Ну если сейчас ты откажешься от нэллеха, я не знаю, что я с тобой сделаю!" — думал Тэйглан, стоя у Даллена за плечом и слушая холодно-отточенные фразы шайлского короля. "Обезболивание и лечение — полностью, ничего не исключая! Дай только срок!"

...Нет. Он не будет вспоминать сейчас про войну и раны... Накличешь тут ещё! Лучше вспомнить что-нибудь мирное.

...Тририс — красно-желтая, величиной с голубя, найгетская трясогузка, — быстро перебирая лапками, спустилась с верхушки дерева на нижнюю ветку и с любопытством уставилась на человека. Даллен радостно вздохнул, на миг сбившись. Птица возмущенно пискнула и скрылась в листве.

— Не надо было останавливаться! — в который раз повторил Тэйглан. — Ты же магию сбиваешь!

— Так получается...

— А не должно! Смотри еще раз!

— Не надо! — упрямо тряхнул отросшими волосами Даллен. Его темная грива уже падала на плечи до самых лопаток — причем довольно дикарским образом, придавая блистательному графу сходство с благородным разбойником из романа в стихах, какими зачитываются юные девы. — Я сам...

На этот раз мелодия велась и впрямь бесскверно. Возмущенная трясогузка осторожно выглянула из-за ствола, наклонила головку набок, рассматривая певца одним глазом. Хлопнула крыльями и запрыгала по ветке вниз.

"Ну, еще, чуть-чуть!"

Признаться, Тэйглан был уверен, что Даллен опять собьется. Тем радостнее оказалось ошибиться в этом ожидании!

Тририс уверенно порхнула на руку бывшего шайлского вельможи, устроилась и закачала полосатым хвостиком, что у этих птиц было признаком совершенного довольства...

Да, было и так — череда светлых и нетревожных, почти беззаботных дней. Правда, его друг и тут ухитрился попасть однажды в самую гущу событий — только, правда, не летом. Зимой...

Случай с Эйвионом. Правда, это сам Даллен так назвал однажды: "случай", на его месте многие употребили бы совсем другое слово. Особенно причастные к происшедшему...

По крайней мере, родня Эйвиона, или просто маленького Эйви. Он был, пожалуй, для своих неполных десяти даже слишком непоседливым — сущее наказание для его тихой и почти робкой матери. Этого ребенка постоянно приходилось искать! Летом он убегал в близлежащий лес, зимой вместо надоевших занятий мог строить снежную пещеру в каком-нибудь глухом закоулке... Дома у мальчика всегда жил кто-то из найденных, пойманных, а нередко и спасенных птиц и зверюшек, ящериц и лягушек — съедая, сгрызая, теребя и роняя всё что ни попадя. А в тот день ничто не предвещало беды — и поэтому отсутствие Эйви заметили не сразу.

Хорошо еще, что он сманил с собой на озеро подружку — Айсленну! Дети собрались удить рыбу из лунок — морозы стояли уже несколько дней, по всему лед должен был быть крепок! Они забыли об одном — как раз в этом месте было сильное течение, а где течение — там крепкого льда ждать долго.

Как такое получилось — никто не знал. Видимо, лед подломился, когда мальчик попытался пробить лунку.

Айсленна, к счастью, даже в панике не потеряла соображения. Слава Стихиям, девочка не пыталась вытащить своего маленького приятеля — в этом случае она просто оказалась бы в полынье вместе с ним. Зато вопила дочь Поющего во всю мощь легких, так, что услышали аж на другом конце деревни. Вопила за двоих — Эйви даже не звал на помощь. Он почти судорожно хватался за лед, окоченевшие руки соскальзывали, оставляя кровавые пятна.

Даллен как раз сидел у Тэйглана, так что на крики они бросились вместе.

К реке уже сбегался народ, кто-то пытался ползти по льду — добро, никто не обломился в злосчастную полынью.

— Эйвион! Держись!

В стороне, удерживаемая сестрой, отчаянно кричала Нерис — мать Эйви.

— Спокойно! Всем стоять! — рявкнул Даллен, разом перекрыв шум. Ухватил Нерис за край накидки, почти грубо отпихнул прочь — не то, пожалуй, потерявшая соображение от ужаса женщина оказалась бы в воде рядом с сыном. — Копья, доску, веревки мне, что-нибудь — быстро!

После Тэйглан думал, что так, наверное, граф йен Арелла командовал своим отрядом в бою. А в тот миг — не думал ни о чем. Было некогда.

— Даллен, держи! — брошенное Сайраном копье скользнуло в локте от руки досадливо скривившегося Даллена, ткнулось в край полыньи, опрокинулось. На миг Тэйглан понадеялся, что оно ляжет-таки поперек, и мальчику будет за что ухватиться. Нет... Наконечник соскользнул, оружие ушло в воду.

Кто-то пихнул в сторону Даллена длинную доску. Еще одну. Хоть их догадались принести! А то ведь вечно в тревожный миг под рукой не оказывается нужного!

Бывший граф лег плашмя на скрещенные доски и мигом подполз почти вплотную к коварному пролому.

— Держись! Хватайся!

В этот миг Эйви, беспомощно взмахнув рукой, ушел под воду.

Помянув Богов и демонов, Даллен соскользнул в ледяную воду. Нырнул, вынырнул снова, хватая воздух, вновь погрузился, словно северный морской зверь.

Течение, с ужасом понял Тэйглан. Если Эйви затянет под лед... да его уже затягивает. Если они оба не вынырнут в ближайшие десять ударов сердца... Одежда! Запасной одежды нет... Скорее добраться до ближайшего дома, к печи, растереть... но где же?!

Ещё мгновение... Ещё...

Даллен выныривает — один, судорожно, почти со стоном вздыхает... "От такой воды, бывает, не выдерживает сердце", с ужасом вспомнил Тэйглан.

Но ведь это — не у найгерис, а у людей! А Даллен... он же человек! Он не был рожден здесь, на скалистом берегу холодного моря...

Поющий ещё одно мгновение переводит дух и каким-то чудом ловит отчаянный взгляд Тэйглана. И, кажется, улыбается в ответ! Или это гримаса боли?

Даллен снова ныряет — и исчезает под водой.

Черная вода успокаивается, словно никто не падал, не нырял... не было никого... только изгрызенные края полыньи в одном месте исчерканы красным. Кровь? Чья?

За каждое следующее мгновение целитель прожил, кажется, по году. Да он согласился бы по три года вкалывать в рудниках за такие мгновения!

Лед с краю внезапно становится дыбом, словно по нему ударили снизу... И наконец Поющий выныривает, с трудом хватается за протянутую доску и стремительным движением выпихивает на лед мальчишку, как маленький комок тряпья. А потом очень-очень долго не может вылезти сам...

Или так казалось Тэйглану, прекрасно знавшему, чем грозит человеку ледяная вода? Может, поэтому так бесконечно тянулись секунды. И туманился разум — ничем другим нельзя было объяснить рывок Целителя к полынье, остановленный диким взглядом полулежащего на краю Даллена. Опомнившийся Тэйглан быстро распластался на льду, пополз. Рука встретилась с рукой друга, которому, кажется, лишь этой небольшой помощи не хватало, чтобы выбраться. Рядом Сайран, также лежа, оттаскивал прочь спасенного Эйви.

Но почему рука Даллена такая скользкая?! Тэйглан чуть не упустил ее.

Вместе они отползли от опасного места. Даллен с заметным трудом поднялся, подхватил со льда сброшенный плащ, швырнул в руки подбежавшей Нерис:

— Заверни Эйви! В дом неси! Тэйглан, да что ты меня хватаешь, ты кому сейчас больше нужен?

— Обоим, — уверенно произнес Целитель. Эйви кашлял на руках матери, изгоняя из легких воду. — Одинаково.

Взяв Даллена за руку, Тэйглан повернул вверх ладонь, распоротую о лед. Да. Кровь — она скользкая...

— Ничего. Хуже бывало, — беспечно отозвался йен Арелла, принимая шубу, протянутую Сайраном.

— Знаю, — кивнул Целитель, невольно вспомнив путь из Шайла в Найгету. Ещё раз взглянул на пораненную руку — только ли ладонь пострадала? А сосуды? Почему кровь не унимается?!

— Но и в лихорадке ничего хорошего нет, особенно в мокрой! — наставительно произнес Тэйглан.

...Порой он сам себе напоминал занудного старого доктора, вынужденного напоминать мальчишке об осторожности... А иногда наоборот — из глаз Даллена глядела на Тэйглана какая-то усталость. Или горечь. Которая была старше него самого... Но это бывало нечасто.

* * *

Дорога стелилась под ноги, звала и пела, еле слышно подпевая голосу Даллена шелестом листьев и шумом водопада...

"Пошли! Я тебя провожу! — весело сказал этот невозможный бард, человек с примесью какой-то древней крови и двумя лицами.

Это было — логично, это было правильно, им ещё столько осталось договорить, но... ради всех богов! Как?!

Он сам — первый раз открыл путь в другой мир, там, где никогда не слыхали о найгери... и о Шайле тоже. Никогда. Никто. Он смог открыть дверь... но этот Кантор, ведь он же не Поющий, как же он сможет?! Сам Даллен, прежде чем начать перемещаться по Найгете с помощью магии Поющих, довольно долго тренировался под руководством Дэррита... Ведь этот сумасшедший погибнет, сгинет в межмирье!

— Кантор! Стой! — крикнул Поющий, и в первый раз за несколько лет голос ему изменил. Потому что... потому что было уже поздно — его новый друг стоял тут же, на невидимом пути, похожем на натянутые в темноте струны...

— Я стою, — отозвался его собеседник. — Стою и даже, кажется, не шатаюсь. Может, это тебя поддержать? — чуть насмешливо добавил он и положил руку на плечо Даллена.

Нет, ну каков нахал! Он, Даллен, что ли, шатается?!

Сказанная мистралийцем фраза прозвучала в той же тональности, что и Путь... хотя была сказана, а не спета. Похоже, Кантор об этом тоже подумал, потому что тихо напел продолжение мелодии — без слов и даже, кажется, не открывая рта.

Темнота стала расступаться. И Даллен, сам крепко сжавший локоть непрошеного "телохранителя", облегченно выдохнул, увидев проступающие силуэты. Потому что их он ни с чем бы не перепутал.

Два Брата — два обросшие мхом валуна рядом с водопадом. Бессильно простертая ввысь, высохшая верхушка старой корявой иссы.

И башня Дома Песен — стройная, неправдоподобно высокая, горящая вдали серебристо-бирюзовым огнем.

Всё знакомое. Привычное. Уже... можно сказать, что родное, да.

И нематериальная дорога — лента? Струна? Дуновение ветра? — Даллен так и не мог однозначно для самого себя это определить, — завершилась вполне себе жесткими камнями и землей окраины города.

Город назывался так же, как и вся страна — Найгета. Просто и удобно. А как же иначе?

В чем-то найгерис были прямее и проще, чем люди, и не искали лишних украшений и имен — быть может, подумал Даллен, это связано было с природой края — более сурового по сравению с Шайлом, подверженного бурям и грозам, засыпанного скалами, валунами и поросшего лесом? Здесь всё это казалось правильным.

Кантор стоял рядом, оглядываясь. Кажется, внимание его приковала башня: небольшая тучка скрыла солнце, но, видимо, башня ловила одинокий луч и горела, как магический факел.

Мелодия Пути отпускала сознание, предоставляя Даллену ясно осознавать случившееся. Он спел Путь и прошел по нему. Предназначенному для одного человека. Этот мистралийский Поющий просто сумасшедший, да и сам Даллен — не лучше...

— Ты что сделал? — хрипло спросил йен Арелла, отгоняя жуткий образ спутника, развеивающегося прахом в межмировом пространстве. Или вылетающего на землю Найгеты грудой ошметков. Или... никакой фантазии не хватит представить то, что могло случиться! — У тебя в голове что? Ты соображаешь, когда что-то творишь?

Его спутник тряхнул головой, словно отбрасывал челку со лба — хотя волосы его были убраны назад. Мгновение он смотрел на Даллена хмуро, словно решая: ответить так же резко на упрек или нет?

— Да ладно тебе, — произнес он неожиданно спокойно, чуть хрипловатым голосом. — Поздно уже дергаться — прибыл страшный я, срочно прячьте... столовое серебро и юных девушек! А что, ты никогда раньше не ходил телепортом?

— Диего, в нашем мире никто и никогда не ходил таким телепортом, как у вас. А в другие миры — никаким вообще. Мы ничего еще не знаем об этом. До сего дня я не имел понятия, что можно перемещаться так, да еще брать кого-то с собой. У тебя жена ждет ребенка, что бы я ей сказал, если бы...

— Если бы у монахини были яйца, то она была бы монахом! — жизнерадостно ответил Кантор. — Ладно, Даллен. Я понял, что ты в этом деле первопроходец. На мне уже ставили эксперименты, правда, в основном медицинского толка — ну вот теперь побуду этаким путешественником. Кстати, в других мирах я уже был... хотя телепорт был обычный, а не спетый, что правда, то правда...

— Ваш... хромой эльф ушел таким телепортом, — вспомнил Даллен. — Правда, не совсем по своей воле... Он не хотел прерывать общение с друзьями.

— Между прочим, это мой король, — сообщил Кантор. — Орландо Второй. Я его подданный...

— Вот теперь это меня уже не удивляет! — усмехнулся Поющий. — Вы с ним даже где-то похожи...

— Угу, скажи ещё, что мы братья, — фыркнул Диего.

Поющий обреченно махнул рукой:

— Чего уж там! Оба вы с королем шальные... но ты уже здесь, и, как говорят найгерис, если ураган повалил яблоню, поливать ее уже поздно.

Кантор оглянулся вокруг, прислушиваясь... Шумел водопад, еле слышно шелестели листвой деревья на опушке.

— Тут никого нет, — заверил спутника Даллен. — Я на отшибе живу.

— А поет тогда кто? Какая интересная мелодия...

Его новый знакомый был похож на собаку, унюхавшую дичь. Глаза его загорелись, пальцы делали машинальные движения, словно перебирали струны.

— Интересная? — задумчиво переспросил Даллен. — Да... ты прав! Пойдем скорей!

...Тэйглан стоял возле водопада. Он знал, что его друг потому и выбрал этот дом, что ему понравился водопад и его нескончаемый шум. Сбегавший со скалы ручей, не речка даже, не замерзал даже в лютые морозы, и зимою здесь шел пар и раздавалось журчание... А сейчас в шум водопада вплетались звуки Песни Возвращения. Найгери пел, неподвижно стоя в традиционной позе ожидающих. Тех, кто ждет близких с войны, из тяжелого морского похода или просто просит у богов выздоровления для любимого человека — Песня Возвращения не могла не помочь его другу найти путь домой, в Найгету!

Целитель пел уже давно... Он не знал, насколько. И говорил себе, что его ощущение времени наверняка неверное — потому что когда ждешь и беспокоишься, время тянется намного дольше.

Солнце всё ещё освещало верхушки деревьев — стояли те благословенные дни, когда оно тут же освещало восток, едва успев скрыться на западе. Жемчужные ночи — светлые, короткие, ласковые, с сиреневым отливом.

Тэйглан стоял в канонической позе, которую не всегда соблюдали те, кто пел песню Возвращения, но он не хотел пренебрегать ничем.

Прямая спина, осанка, как на параде — и призывно вытянутые вперед руки. Неподвижные. Конечно, он уже очень устал от этой неподвижности. Правда, Поющего это даже радовало — ему казалось, что раз руки, тело, все мышцы жалуются и ноют... значит, он старается не зря!

Тэйглан отдавал себе отчет, что это мальчишество. Но тем не менее продолжал.

Он пел — Даллена. Такого, каким он его знал.

Страстного, жаркого, порывистого... Буря, гроза, ослепительное солнце... отраженное в ледяной воде.

Вот он — Даллен! Четкие, выверенные движения фехтовальщика и спокойная ироничная улыбка. Веселая игра в прятки с малышкой Айсленной — и стылая обреченность осужденного. Убитого и похороненного. Казненного за подвиг. Раньше Тэйглан не мог бы себе даже представить, КАК это — когда за подвиг — казнят...

Теперь — узнал. Упаси светлые Боги от такого знания... А ведь мог бы, мог догадаться раньше!

Нэллех в дорожной пыли... Тайна, о которой нельзя проговориться во сне...

И эта спокойная, почти равнодушная стойкость, упоминание битвы у Кроличьей балки — это не могло, не должно было относиться к убийце!

Шаг босых ног в такт неслышной мелодии...

У людей знак, примету тоже называют колокольчиком. Колокольчики звенели так, что впору оглохнуть, но не желающий слышать — не услышит. Камень Истины понадобился!

Даллен никогда не говорил об этом и тем более не упрекал Тэйглана, что тот — не догадался. Да что там говорить, граф йен Арелла старался из последних сил, чтобы этого не произошло!

Но сам Целитель — винил себя до сих пор.

Он пел своего друга. Его доброту, душевную щедрость и обостренное чувство справедливости...

Вернись. Ты здесь нужен. Ты стал своим для Найгеты и ее обитателей...

А теперь Тэйглан пел Встречу, или Зов. Звучание протянутой через пространство руки. Просьба, почти мольба — чистая и ясная, потому что именно так нужно было заклинать тут, у водопада, у ручья с чистой и холодной даже для Найгеты, быстрой водой.

Вернись! Пусть у тебя всё будет благополучно. Только живи... и возвращайся. Возвращайся... и твой голос будет Петь, наполняя магией окружающий мир. Или просто — звучать, когда ты шутишь или что-то рассказываешь...

Звучать?

Сквозь шум воды Тэйглан услышал... нет. Не услышал. Почувствовал. Виолон, певучие бархатные звуки — именно так Целитель всегда воспринимал своего друга и его магию — на слух. Даллен! Неужели? Или Тэйглан ошибся?

Такого ещё ни разу не было — к виолону примешивался звук какого-то другого инструмента, незнакомого, немного похожего на лютню. Какие силы обрел Даллен в неведомом мире, где побывал?! Откуда это новое звучание? Ещё ни у одного обитателя Найгеты не было двоих Песен, по которым их можно было бы найти.

Струны зазвенели колокольным звоном и умолкли...

Тэйглан с огромным трудом сдержался, чтобы не побежать навстречу — туда, где он почувствовал присутствие друга. Но... если он ошибся?! Нельзя прерывать Песню Возвращения. И он продолжал.

Впрочем, недолго... До того самого момента, пока к водопаду со стороны леса не подошли двое. Даллен — и кто-то чужой. Незнакомый. Чужой, как орк... или скорее эльф... как житель дальних южных островов или ещё более. Но одно было ясно и непостижимо: этот неведомый инструмент — его Песня. Тэйглан улавливал ее отголоски, так же, как и бархатный голос виолона...

Но никогда ещё раньше чужаки, прибывшие в Найгету, не имели своих песен, по которым их можно было бы узнать.

Замолчав, найгери молча вглядывался в подходившего Даллена. Его друг вернулся! Так и должно было быть. Но он привел ещё кого-то с собой по пути Поющего... Такого не было — никогда.

Впрочем, имея дело с Далленом, не пора ли привыкнуть ничему не удивляться?

Только сейчас Тэйглан почувствовал, как он устал. Он не охрип, нет... но напряжение — он все силы старался вложить в Песнь Ожидания, но застывшая поза с протянутыми руками... Почему-то он чувствовал себя на удивление вымотанным. Хотелось побежать навстречу... но это было бы, наверное, уж совсем по-детски.

Он просто смотрел.

Хорошо, что не видно Даллену, как у него, у Тэйглана, дрожат руки. Даллен невредим! И в каких-то чужестранных одеждах, черного или темно-синего цвета... Где же он успел побывать за этот день, Старший поющий Даллен Арелла? И кто этот человек — такой же высокий, стройный и черноволосый, как сам Даллен?

— Я вернулся, Тэй, — просто сказал Поющий.

Легкое, почти незаметное движение — Даллен дотронулся до плеча друга, и у Тэйглана сразу перестали болеть мышцы и дрожать руки.

И ТАКОЙ маг рискует собой, отправляясь неизвестно куда по пути, которым никто никогда не ходил?! Маг, который мог бы стать и целителем — если бы захотел. Но его друг уже несколько раз отказывался пробовать себя в целительской магии — наотрез. А вот что касается путешествий демон знает куда — это пожалуйста...

И этого отчаянного парня звали когда-то Рыбья Кровь?! Полно, он и сам видел... недолго он видел ТОГО Даллена. И вспоминать об этом совсем не хочется...

— Ты ещё и... сувенир прихватил из чужого мира?! — пошутил Тэйглан.

— Угу, — согласился "сувенир" и хмыкнул:

— Ему пришлось...

Даллен улыбнулся, и они с Тэйгланом коротко обнялись. Пожалуй, гора, упавшая с плеч Тэйглана, могла бы поспорить с Медвежьим Утесом на мысу за городом.

* * *

— Как это было? — спросил Тэйглан, и Даллен понял, что речь идет о спетом портале.

— Знаешь, это оказалось просто... — ответил он, и почти мальчишеская улыбка удивила бы тех, кто знал графа йен Арелла в Шайле. Она была мечтательной и чуть смущенной. — Я подумал о мире... чужом и незнакомом, но обитатели которого смогли бы понять нас, а мы — их... Подумал об уютных улицах и домиках с черепичными крышами... — его губы на мгновение искривились, как от боли, — и набережной не очень широкой реки... всё так и было. Люди, эльфы... с которыми я встретился, они... я теперь не могу назвать их чужими... И город, в который хочется наведаться ещё раз. А обратно попасть было совсем легко — я шел, как будто в который уже раз... только в один момент испугался за Кантора.

— Ты? Испугался?! — недоверчиво пробормотал Тэйглан, слушавший друга как завороженный.

— Ну откуда я знал, что не только Поющие могут пройти этим путем?! А он не знал... просто шагнул, и всё.

— Даллен, я уже извинился! — заметил Кантор. Правда, раскаяния в его голосе Поющие не услышали.

— К тому же — путешествовать с тобой куда безопасней, чем с тем же Плаксой. Ты, я смотрю, попадаешь туда, куда собирался.

Пришелец оглядывался вокруг с любопытством и восхищением поэта. К которому, если Даллен не позабыл свое воинское прошлое, примешивалась толика привычной бдительности и цепкости разведчика. Незнакомое место — а нет ли врага вот за тем красивым кустом?

А в следующее мгновение настороженный взгляд человека, словно глядящего в прицел, изменился. И зазвучала музыка.

Еле слышная... как пробующая голос птица... которая умолкнет — и запоет опять. Звенящие аккорды — такого же инструмента, что у хромого эльфа! Того, кто оказался королем...

Даллен застыл, вслушиваясь... Он смотрел на Кантора, а видел почему-то молодое, злое лицо парня на стене осажденной крепости! Того, с татуировкой. Но вот его попутчик недовольно тряхнул головой — в мозгу Даллена чужая звучащая мелодия, уйдя вверх за торжествующим звоном, остановилась... а потом словно вернулась и, тихо заговорив, пропала внизу, как тропинка в траве. Его новый знакомый как будто прикидывал, какой же будет эта новая его песня? Но вот струны смолкли.

Тэйглан удивленно переводил взгляд с одного на другого.

— Ты тоже слышишь? — спросил целителя Даллен.

— Я... мне казалось.. . звучала песня... и струны, — неуверенно ответил Тэйглан, вглядываясь в Кантора. — Надо будет спросить мастера Дэррита...

— Дэррит... — виновато проговорил Даллен. — Наставник сильно тревожился?

— Меньше, чем я ожидал. Во всяком случае — петь для тебя Песнь Возвращения он намеревался лишь завтра...

— Возможно, он знал, что ты сделаешь это сегодня... — тихо проговорил Даллен. — Спасибо, Тэй. А теперь всё-таки надо вас познакомить! Тэй, этого человека зовут Диего... Он воин и... бард. Тэйглан, мой друг, Поющий и Целитель.

Мужчины одновременно подали друг другу руки, обменявшись взглядами, которые со стороны могли показаться странными. Даллен прекрасно понял этот немой диалог: Тэйглан, по привычке Целителя, оглядел нового знакомого на предмет перенесенных повреждений и наткнулся на молчаливое, но непреклонное: "А ну — прекрати!". Потом будет вздыхать, что все воины таковы...

— Теперь я тебя приглашаю, Диего! — улыбнулся Даллен. — Только вот... похлебку такую же вкусную нам сварить некому.

— А я как же? — слегка ревниво откликнулся Тэйглан. — Или рыба, которую мы пекли в костре, успела тебе разонравиться?

— В костре... да! — подтвердил Даллен. — Невероятно вкусно. Посидим у костра, Диего? Если, конечно, тебе здесь нравится и ты не хочешь немедленно вернуться домой?

— Вернуться? Нет, немедленно не хочу, — ответил Кантор. — Иначе и не стоило сюда попадать!

— Вот и отлично, нельзя же отпускать гостя, не предложив угощения? — засмеялся Даллен. — Нужно пойти взглянуть, не попалось ли в сеть несколько аурис? Трех хватит на неплохой ужин.

— И чем запить готовую рыбу, у тебя тоже есть? — улыбнулся Кантор.

— Конечно. У меня лучшая в Найгете настойка на лесной краснушке...

— Да? — с сомнением поднял бровь Кантор, который в свое время в Зеленых горах готов был порою пить настойку на мухоморах и болотном мху. Но ему вдруг стало так легко и просто, что можно было шутить и спрашивать, и говорить о чем угодно — эти парни были из тех, кто поймет.

— Ягода такая, — с готовностью пояснил Тэйглан. — Они с Линни умудряются ее найти первыми! И действительно лучше всех готовят настойку.

— Я сегодня всё-таки напьюсь, — усмехнулся Кантор, вспомнив, где он сегодня и что пил — начиная с мистралийского ресторанчика в компании своего бывшего палача. — И это будет весьма логичным завершением этого дня... Кстати... а у вас тут сейчас день или вечер?

— Вообще-то уже ночь, — заметил Тэйглан. — Многие уже спят. Послушай... Диего? Но как же мы с тобой понимаем друг друга? Даллен?

— Возможно, это свойство портала, — ответил Старший Поющий. — Их еще познавать и познавать. А может быть — потому, что Диего подпел мне на обратном пути.

— Ты слышал? ! — вскинулся Кантор.

— Нет... — подумав, ответил Даллен. — Скорее почувствовал. Ты пел... наверное, даже не вслух, — понял он вдруг. — Про себя... почти всё. Быть может, только несколько нот...

— Даа, — отозвался Тэйглан, — Даллен, только ты мог попасть в такой мир, где случайно встреченный обитатель оказывается потенциальным Поющим!

— Не совсем случайно... — улыбнулся Даллен и искоса взглянул на Кантора, — но дело не в этом.

А дом Поющего был совсем недалеко — на небольшой поляне, на берегу узенькой речушки. Дом стоял в глубине яблоневого сада. И земля, как снегом, была усыпана белыми лепестками. Белая земля, белые деревья. И серые с серебристым отливом бревна небольшого, но крепкого дома.

Мощные вековые бревна, широкая и неожиданно низкая дверь, ведущая в дом. Каким всё было новым и незнакомым! И невероятно гармоничным — дом составлял одно целое с этой землей, садом, водопадом и травой...

— Какая светлая ночь, — задумчиво проговорил Кантор. — Прямо как у нас на Ледяных Островах. Я слышал, там солнце вообще практически не садится!

— У нас тоже скоро так будет, — сказал Даллен. Его друг взглянул на него, и Кантор вдруг почувствовал Тэйглана: очень сложный сплав тревоги, заботы, восхищения, привязанности... И ещё любопытство, приправленное небольшой дозой недоверия и досады... А вот это уже реакция на него, Кантора.

Мистралиец вздохнул. Он отвык так сильно чувствовать чужие эмоции.

... Дверь открылась, и идущий сзади Диего улыбнулся, услышав требовательный и жалобный мяв.

— Ну прости, прости, — услышал он. — Знаю, голодный... Тэй, я сейчас его накормлю, а потом уж мы.

В прихожую выкатился громадный меховой шар с острыми рысьими ушами. У шара была зеленоглазая кошачья мордаха, на которой явственно читались укор и нетерпеливое ожидание.

— Мяа...— неожиданно тоненько высказался кот и, повернувшись, заспешил вглубь дома: а вдруг хозяин забыл, где именно прячется еда?!

"Пафнутий обзавидовался бы", — подумал Кантор, глядя на удаляющийся пушистый хвост, задранный вертикально вверх. Кот показывал дорогу, и Даллен, смеясь, пошел за ним. Его питомец был размером почти с рысь.

Тэйглан последовал за другом, а Кантор остановился: его взгляд приковала необычайно искусная резьба по дереву.

Всего лишь скамья со спинкой. Но это было такое простое и изящное сочетание незнакомого орнамента со структурой самого дерева!

И не только скамья! Оконные рамы... Похоже, что резьба по дереву была здесь чем-то вроде национального вида искусства. Жемчужиной обстановки был опять же резной стул у небольшого письменного столика.

— Нравится? — спросил вернувшийся Тэйглан. — А это вот он, сам! Нынешней зимой...

— У меня был образец, — словно оправдываясь, сказал неслышно подошедший Даллен.

— Твоя мебель ничуть не хуже, — ревниво возразил Тэйглан. — А мне так твоя даже больше нравится.

— А что это сияет там, вдали? — спросил Кантор, выглянув в одно из низких окон.

— Башня Дома Поющих, — сообщил Даллен. — Она облицована зеленым янтарем...

Янтарем, значит, мрачно подумал Кантор. Непрестанные упоминания Поющих и пения начинали раздражать. Особенно когда сам ты можешь называться поющим лишь в сочетании с отвратительным словом "был"!

Внутренний голос бурчал что-то и в кои-то веки полностью соглашался.

"Ну и ладно", — ответил Кантор то ли внутреннему голосу, то ли ещё кому-то. "Они тут все Поющие, а я буду... слышащий. А музыка тут сама на бумагу просится. Попросить бумаги, что ли? Или запомню?

— Ты не имеешь ничего против трапезы у костра? — улыбнулся гостю Даллен.

— Довольно долгое время я только так и питался, — усмехнулся мистралиец. — Конечно, нет! Моя помощь не нужна? Я хотел бы... осмотреться.

("А вернее — послушать то, что звучит в голове... и там, под открытым небом...")

— Разумеется, — задумчиво ответил Даллен. — Только далеко не уходи — мы быстро всё наладим.

— Угу, — согласился мистралиец и вышел в сад.

Лепестки падали на землю... Как снег. Снег весной. Сравнение было затертым — по поводу цветущих мистралийских садов его не использовал только ленивый. Но здесь всё было другим — вечерняя прохлада, пахнущая хвоей и росой, розоватые верхушки деревьев — они ещё были освещены солнцем, шум водопада...

Водопад был аккомпанементом к звучащей музыке. Почему-то она была гораздо более тревожной и мятежной, чем неизбывно спокойная природа вокруг.

Кантор почти физически слышал эти аккорды рояля, торжествующе взмывающие вверх, стоны скрипок... а потом слабые всплески арфы, зов духовых — и слитное звучание всего оркестра. Это было похоже на знамя, упавшее из твоих рук и поднятое товарищем. В ЭТОЙ музыке не было места голосу — только оркестр.

"И не надо", — подумалось ему. "Я, быть может, знаю, как это можно было бы спеть — раньше. А теперь... лучше так."

"Отвыкни уже примерять голос на то, что приходит в голову. Нет его. Всё!"

Насмешкой прозвучало в голове гитарное соло, подражающее шуму водопада. Бывший убийца приблизился, любуясь неутомимо падающей струей — и крохотной птицей с полосатым хвостиком, которая чистила перья, усевшись буквально посреди водопада на мокрый камень.

Моргнув черным глазом на незваного пришельца, птичка порскнула в наросли над водой, потревожив куст фиолетовых колокольчиков — точно таких же, как на Дельте...

Кантор внезапно вспомнил бешеную скачку за город в компании Элмара — накануне праздника Радости Мааль-Бли. Дорога, солнце, ветер в лицо... и музыка, возвратившаяся через долгих пять лет злой внутренней немоты, мучившей сильней, чем потеря голоса. Он тогда привез колокольчики, успев разбудить Ольгу раньше солнечного луча, а она обняла его с радостным восторженным визгом...

Ох, а если она проснется, а его нет? Решит, что опять пропал? Или ушел пить дальше и поить гостя? Или просто ушел, оставив письмо, как тогда? Надо зайти в сон, всё объяснить. Обязательно.

... И внезапно — полузабытое ощущение, как щекотка или, скорее, холод между лопатками — холод ножа...

Кантор резко обернулся. Из-за развесистого дерева неведомой породы на него смотрел молодой светловолосый парень в длинной куртке черно-синего цвета — явно из незнакомого Кантору материала. Пристальный взгляд нехорошо напомнил взор часового, заметившего в ночи оплошавшего диверсанта.

Найгери был бледен, и горящие черные глаза больше всего напоминали паладина, идущего на бой с драконом. Или полицейского-стажера, вдруг обнаружившего у себя под носом разыскиваемого убийцу. Второе явно было ближе к истине...

— Стой!

Высокий юный голос чуть не сорвался.

— Стой! Стрелять буду!

... Кайруин, страж Города и окраин, объезжал свою территорию.

Найгета — столица государства найгерис, называющаяся так же, как и вся страна — была как бы ожерельем из нескольких небольших городов, находящихся рядом и перетекающих один в другой. Город-порт с верфью и складами; город Поющих — магов, целителей, мастеров... Торговые ряды, кварталы мастерских, а в центре, самой красивой части города, находился Дом Совета, храмы Поющих Богов и даже лекциум, где учились не только жители Найгеты.

Старая часть города была обнесена высокой каменной стеной из замшелых серых валунов, пригнанных друг к другу так плотно, что казалось — перед тобою нерукотворная скала.

Через равные промежутки к стене были пристроены смотровые вышки — но никогда, за всю историю Найгеты, враг не осаждал города. Никто и не пытался.

Тем не менее, покой города и мирных найгерис нужно было беречь — всё же в городе случалось всякое. Бывало, безобразили учащиеся лекциума (особенно после окончания семестра), мог учинить драку или повздорить с неуступчивой супругой выпивший лишнее кузнец, случались даже смертоубийства. Редко. В основном по причине ревности. И всё равно это не было так страшно и чуждо, как случившееся несколько лет назад — тогда Кайруин ещё не был Стражем, хотя, по правде сказать, если бы и был — вряд ли смог бы что-то предотвратить, вовремя догадаться...

Тогда, впервые за двести лет, в Найгету пришли — убивать. Лучшие наемники континента, купленные за невероятные деньги эрвиольским герцогом, братом убитого короля. За сумму, которую Кайруин себе и представлял-то смутно. Да и зачем ему такое?! Он был вполне доволен жизнью. Уютный дом, окруженный яблонями, тихий смех жены и лепет маленького сына, да ещё и крепкая просмоленная лодья-аск в сарае на берегу — и негаснущие закаты над морем... Зачем ему какие-то драгоценности? Борта обшивать? К потолку подвешивать? А жена ему говорила, что краше ожерелий, что он сам смастерил ей из перламутра, ей не нужно...

Но, как бы то ни было, нашлись люди, которым блеск драгоценных камней и золота, видно, был важнее и чести, и мастерства, и... чем они вообще дорожат, такие люди?

Убийцы пришли в Найгету под видом бродячих студиозусов — ну а как же. Кого б еще понесло к непонятным найгерис, с которыми даже купцы предпочитают торговать лишь у границ! Только этих непосед, перекати-поле, скитающихся из одного университетского города в другой. И временами среди них встречались недурные барды!

Хоть и староваты казались для ученья эти двое, но неделикатно указывать человеку на то, что первую половину своей жизни он, видно, прожил не так, как должно — раз только сейчас понял, что надобно учиться. Кто же укажет на это жаждущему знаний, да ещё из людей? Их век и так короче, чем у найгерис — и уж всяко не Стражу ворот советовать, стоит ли чужеземцу искать мудрости в Найгете, или нет... Им и не сказали ничего, не остановили — пожелали удачи и доброго пути к лекциуму.

А потом — было поздно.

Вернее, было бы поздно, если бы произошло непоправимое. Оно и произошло бы — кабы не чудо. Только вот это чудо... звали Даллен Арелла.

Титул "граф" был в Найгете не в ходу.

Вот Старший Поющий — это да! Куда там какому-то графу... Их, этих графов, в сопредельных странах — как собак нерезаных... а Поющих — мало. А Старших — тем более. Они все наперечет. И вся Найгета их знает. Вот только Даллен не был тогда ещё Старшим, и носил меч. Не будь у него с собою меча — ещё неизвестно, что могло бы произойти! Вплоть до самого страшного...

Собственно говоря, абсолютно точно и достоверно, кроме самого Даллена, никто не знал, что произошло тогда в его доме. Кайр знал лишь немногим больше других — ну он всё-таки Страж!

А вообще потом по Найгете ходило очень много разных слухов, и похожих на правду, и не очень, и уж вовсе дурацких — ну так кто же может запретить болтать некоторым женщинам? Это никому в мире неподвластно, будь ты хоть найгери, хоть эльф, хоть человек... А одному разговору и сам Кайр был свидетелем: всем известная кумушка Мадрун, жена кузнеца, так вот Даллена и спрашивает: "А правда ли, что тех убийц было двадцать человек? Или все-таки пятнадцать?" На что Старший Поющий ей ответил: "Какие убийцы, милая? Не помню ничего. Я вон живой, чего и вам желаю..." Тут она и сообразила, что не выйдет у нее расспросить-то. Хотя вот сам Кайр к некоторым допросам, когда преступник запираться начинает, с удовольствием бы Мадрун приспособил — и ей удовольствие, и правосудию польза. А Стражу остается только сидеть да слушать, ну и подправить где-нибудь разговор. Так, немного...

Не десять и не двадцать убийц приходили забрать жизнь Поющего — а всего двое. Но эти двое стоили двадцати. Потому что то был Орден Справедливости... или как там его? Ночной Орден? Орден Черной Справедливости?

Ерунда, наверное — справедливость не может быть черной. Вот и у них... не получилось с Далленом. Потому что справедливость была на его стороне, и черная, и белая, и малиновая в полоску...Хотя всем, кто хоть раз, краем уха про тот орден слышал, известно, что именно в нем состоят самолучшие воины и разведчики. Убийцы, короче говоря.

Ну почему тогда его, Кайра, не было рядом?! Даллен разобрался с убийцами один... Вернее, с первым убийцей... А второго он сам проводил до границ Найгеты — и правильно сделал, иначе не ушел бы человек Ордена живым. Хотя если бы кто-нибудь спросил тогда Кайра, что делать с убийцей, пусть даже несостоявшимся, уж он бы не посоветовал провожать его домой, как дорогого гостя!

Но Даллен тогда, говорят, совета ни у кого и не спрашивал.

Кайруин даже сам себе не признавался, что с той поры, как наемные убийцы проникли в Найгету и Даллен разделался с ними — он, Кайруин, мечтал распознать врага и защитить... того же Даллена. Но враги больше в Найгете не появлялись, войны тоже не было. Хорошо, когда нет войны. Но как же тогда — проверить себя? Свои умения? Как доказать, что ты можешь, ты хочешь защищать?!

Кайруин очень жалел, что опоздал родиться.

Нет, ну в самом деле! На какие-нибудь семь-десять лет раньше — и он принял бы участие в эрвиольской войне. Вместе с остальными. Он по-мальчишески завидовал и восхищался юным эльфом Маглаэром, чей удачный выстрел в какой-то степени способствовал быстрому окончанию войны — он ведь ухитрился попасть в самого короля Эрвиола! Как тот не прятался за спинами телохранителей и гвардейцев... "Мне просто очень повезло", — говорил Маглаэр, и так оно и было — а вот ему, Кайруину, не повезло... Хоть Маглаэр до сих пор выглядит как его, Кайруина, младший брат, но что возьмешь с эльфа? Ему сто четырнадцать, а ведет он себя порой как раз на те самые четырнадцать, без ста. Но на войну-то его взяли!

Страж вздохнул и свернул на дорогу, ведущую к дому Старшего Поющего Даллена.

Старший Поющий жил на отшибе — и вовсе не потому, что любил уединение. Народу в его доме бывало много. Просто только здесь был ТАКОЙ ручей с маленьким водопадом, и сосны, и... В общем, будь Кайруин Поющим, он тоже поселился бы именно в таком месте. Но Кайруин не был Поющим. Здесь его способности ограничивались простым умением петь, как всякий найгери. Говорят, у людей часто случается непонятная болезнь — несчастный не слышит музыку, не может петь, не разбирает мотивов и ритмов... Кайр искренне не понимал, как такое возможно. Может, потому среди людей и заводятся... такие вот, как те убийцы. Представить только: они брали деньги и шли убивать того, на кого указал наниматель, даже если тот человек не сделал им самим ничего дурного! Брать золото за чужую жизнь! Это было настолько дико, что просто не укладывалось в голове! А ведь среди наемных убийц (так они называются) есть не только те, что пришли к Даллену и бросили вызов! Бывает, влезают в дома и вонзают нож в горло спящему, неспособному защититься! Это уж вовсе казалось страшной сказкой о нечисти, но достойные доверия найгери утверждали — да, бывает... Говорят, что и Анхейна убил такой... Подлым ударом в спину.

А что, если...

Кайр тяжело вздохнул.

Если где-то в мире однажды случилось подобное — оно может повториться. Только вот Кайр подозревал, что с его везением он опять не успеет поучаствовать в деле поимки преступника. Но зато сегодня он обязательно побывает у Старшего Поющего Даллена! Вся Найгета знала, что Даллен ушел в другой мир, спев портал... всем было интересно, чем же это кончилось, все желали Даллену удачи — но Кайру очень захотелось быть тем, кто встретит Поющего и сможет задать ему хоть несколько вопросов. Может же он побывать на окраине, у дома Даллена, по долгу службы?

И не важно, что работа у него закончилась на сегодня и он вообще-то может идти домой. Кайр даже нарочно попросил передать жене, чтобы не ждала его сегодня и ложилась спать... И поехал к дому Поющего.

Недалеко от дома Даллена, на полянке, где была особенно хорошая трава, Кайр спешился и оставил коня — он знал, что умное животное прибежит, когда хозяин его позовет. А сам пошел пешком через негустой светлый лес.

Судьба не наделила его даром Поющего — таким, как у Даллена или Анхейна. Но Кайр был Видящим — а такой дар встречался среди найгерис даже реже, чем талантливые Поющие. Кайр видел ауры, мог при желании определить, кто кому является родственником, ждет ли женщина ребенка — и чей это ребенок, а также — след на ауре от совершенного убийства. Много чего юноша видел, ещё больше пытался домыслить (до поры до времени даже не рассказывая обо всем Наставнику), и постоянно старался совершенствовать свой действительно редкий дар.

Кайр шел к водопаду. Маленький перелесок кончился, здесь цвела и дышала медом маленькая поляна... а ещё, на краю ее, спиной к Кайру стоял человек. И смотрел на водопад.

Стройный мужчина в черной одежде. Тонкий, хищный профиль, черные волосы, небрежно собранные в хвост... Вот и Даллен так же свои волосы убирает... но почему от незнакомца веет ТАКОЙ чуждостью, будто перед Кайром не человек и не найгери, а дракон или вовсе демон?!

Кайруин застыл неподвижно и "включил" свое магическое зрение. Боги, Спевшие мир... Что это? Ему чудится? Что же это за создание такое... столько всего... и сразу?!

Кайруин, страж Найгеты, знал ауры людей, эльфов, гномов и орков. Здесь же в совершенно немыслимой ауре проскальзывали нотки человека и эльфа, но основа была совершенно неизвестной. В какой-то миг Кайр заметил даже слабые отблески, свойственные Поющим... но такого — не бывает!

"Я бездарь и недоучка", — понял Кайруин. "Наверное, на самом деле я вижу много лишнего или путаю, а Наставник меня просто подбадривает, надеясь, что в будущем может что-то получиться... Но ведь порой я видел всё правильно!"

Незнакомец как будто слушал голос водопада и ручья. Загорелая — нет, смуглая кожа, черные волосы, глаза... не понять, какие они, далеко он стоит, да ещё и в профиль...

Слишком похоже на тех убийц. Слишком. И чего он тут ждет? Или кого?! Оружия у него Кайр не видел, но ведь это ещё ничего не значит...

Замерший Страж так и не понял, чем выдал себя. Незнакомец обернулся внезапно и резко. Найгери увидел его лицо — молодое, чужое! — и понял, что был прав. Аура неизвестного полыхала багровыми отблесками. Перед Кайруином стоял убийца, взявший на своем веку не одну жизнь. И, если всмотреться, даже не десяток...

Кайруин вскинул арбалет.

— Стой! Стрелять буду!

Страж целился пришельцу в грудь. Палец слегка дрожал на спуске... Кайруин никогда ещё не убивал! Боги, Мир Спевшие, может, этот убийца сам сдастся, а?

— Ну, стою, — донеслось в ответ.

Голос... какой необычный! Разве бывает так, что голос одновременно хриплый и певучий? И звучит он как-то странно — вот здесь, рядом, под аккомпанемент водопада... и в то же время в голове. Это у него магия такая, что ли?!

Нет, дернись чужак в сторону, сделай хотя бы еле заметное атакующее движение или попытайся убежать — Кайр выстрелил бы...

Но тот ничего такого не делал. Спокойно скрестил руки на груди и продолжал в меру издевательским тоном:

— Стою, не шалю, никого не трогаю... как там дальше? Ах да... Так ты стреляй, чего ждешь? В безоружного, правда, стрелять тяжелее. Особенно первое время. Потом привыкнешь... Тебе трудно прицелиться? Давай я подойду, чтобы удобней...

Речи неизвестного внушали оторопь (откуда ему знать, как скоро привыкаешь стрелять в безоружных? По себе?) и обжигали стыдом. Он, Кайруин, целится в безоружного?!

Да. Неведомый человек (или не человек?) не лгал. Страж мог видеть это, не так безошибочно, как Камень Истины, но все же... Кажется, он был действительно безоружен... но при этом не казался беззащитным! Маг?

Нет... просто убийца. Тому, кто привык убивать... тому не страшно умереть? Нет... тут что-то не сходится.

Кайр продолжал целиться пришельцу в грудь. А тот сделал ещё один шаг. Недлинный. Медленный. Нет, два шага! Кошачьей стелющейся походкой...

— Кто ты такой?! — вскрикнул Кайр, которому сразу же стало стыдно и противно оттого, что его голос взлетел высоко, чуть не дав "петуха".

— Кто? — усмехнулся незнакомец и даже открыл рот, но потом передумал. Правда, выражение лица у него было такое, что Страж почувствовал — пришелец хотел сказать что-то непристойное! Причем в рифму... Что ж удержался?!

— Кто я такой... Не такой простой вопрос, на самом деле, — усмехнулся незнакомец. — Но если по существу, то — гость. Гость из другого мира... из мира Дельта, хотя ты, как я понимаю, о нем не слышал.

— Ты убийца! — мрачно возразил Кайр, не отводя арбалета.

— Ну — убийца. Что тут такого? Я уже год как в отставке! — удивился "гость".

Ведь не врет... Ни в чем не врет. Ни в том, что убийца — да это же ВИДНО, видно! Он... профессионал. Он — воин... но не совсем. Такие, — вдруг вспомнил Кайр, могут убить и мечом — и столовой вилкой. А ещё голыми руками, да...

И он — такой же. Не сразу Кайр осознал, что и сам мог бы уже быть трупом. Да вон и ножик у него на поясе... И обе руки при себе. — Кайр даже усмехнулся.

Только вот — не хочет он убивать... Страж не представлял себе, откуда он это знает. Но он ЗНАЛ!

Чуть-чуть насмешливая, чуть-чуть ленивая улыбка... как у сытого барса... Любопытство, легкая досада, насмешка...

Кайр покраснел.

— А здесь ты откуда взялся? Граница Найгеты — демоны знают сколько лиг к югу! — сказал он, уже сам чувствуя, что сдается, хотя голос его был тверд.

— А меня доставили. Телепортом, — как маленькому, объяснил убийца. — Сначала ваш Даллен появился у нас, на Дельте... в нашем городе... а потом и я решил последовать за ним. И понять, кто такие Поющие! — добавил он уже совсем другим тоном. Не издевательским. Серьезным.

— Ну и как? Понял? — спросил Страж, неосознанно повторяя тот же слегка насмешливый тон.

— Да нет пока, — честно ответил Кантор. — Но хотелось бы разобраться...

— А что, это входит в систему подготовки убийц? — поинтересовался Кайруин.

— Кантор! — услышали они вдруг голос Даллена. — Пойдем к нам! У нас тут костер уже...

— Это он меня зовет, — доброжелательно пояснил названный Кантором. — Пошли. Можешь меня арестовать. Только не связывай, ладно?

Он коротко хохотнул, повернулся и пошел к костру, не потрудившись даже обернуться.

Вздохнув, Кайр пошел следом. "Вот так всегда", — почему-то подумал он.

* * *

— Что это? — полюбопытствовал Кантор.

— Листья озерного даара, — Даллен ополоснул в ручье ворох широких, как лопухи, глянцевых листьев, жестких даже на вид. Они казались слепленными из воска.

— Лучшие повара окрестных земель не могут повторить это блюдо. Не потому, что неискусны, а потому, что даар растет только у нас, — усмехнулся Тэйглан, очищая толстую рыбину.

Обычно рыбу чистят, соскребая чешую, но найгери неожиданно ловко — "чулком" — снимал с рыбьей тушки кожу, умудряясь не порвать, словно шкурки предполагалось не выбросить, а употребить с пользой.

— Красиво, — оценил Кантор, наблюдая за движениями целителя.

— А я так не умею, — пожаловался Даллен.

— Ты ещё и это хочешь уметь лучше всех?! — испугался Тэйглан. — Хватит, не жадничай... Оставь и нам что-нибудь.

"Вот он какой, "рыбий мех"! — вспомнил Ольгино выражение мистралиец и спросил:

— А вы, случаем, из этой... шкуры рыбьей ничего не делаете?

— Делаем, — подал голос бдительный страж, которого Даллен назвал Кайром, — ремешки, женские сумочки.

— Браслеты и цепочки всякие, — добавил Даллен, — особенно когда кто-то материал приносит всё время.

— Это ты про Линни? — сказал Тэйглан. — У нее здорово получается... вот и приношу.

Очень быстро рыба была разделана — как раз по две штуки на каждого присутствующего, включая Кайра, — завернута в листья и положена в рядок у костра. Кантор незаметно для себя втянулся в такой знакомый и привычный процесс поддерживания огня — ровного, не слишком дымного, с целью обеспечить условия для запекания еды.

Негромко шумел водопад. Какая-то птица увлеченно свиристела, несмотря на ночное время. Да и то — было светло и спокойно. Он стал представлять, какой же инструмент лучше сыграл бы соло — если написать симфонию вот этого места? Этого леса, и речушки, и этого костра?

Странно... раньше он почти не писал произведений без голоса. В мюзиклох — там, конечно, были оркестровые вступления, но всё-таки в основе были голоса... Теперь же ему довольно часто хотелось написать оркестровое произведение — словно пейзаж, не требующий присутствия человека...

...— Кайр, а ты решил, что у меня возле дома бродит злоумышленник? — с улыбкой спросил Даллен.

Парень отвел глаза, заметно покраснев.

— Разве я не мог так думать? — выговорил он наконец. — Я людей в Найгете не всякий день вижу-то. Мало у нас людей. Я слыхал — они нас вообще боятся...

— Никогда не понимал — почему? — вполголоса заметил Тэйглан. — Что им в нас страшного видится?

Даллен вздохнул. Вдруг — ярко, словно пару часов назад! — ему вспомнилось: завороженный голос юного Илтарни. "Какие они другие! Другие — и страшные..."

Как же ты мог, глупый, упрямый, восторженный мальчишка, КАК ТЫ МОГ?! Не было в тебе этого... не было подлости. Или я ошибался?

— Я ведь, почитай, всех людей в Найгете знаю, — продолжал оправдываться Кайр. — А тут вдруг... прямо как тогда... Даллен, ну скажи!

— Это он вспоминает, как по мою душу пришли убийцы, — пояснил Даллен Кантору. — И Кайр подумал, что история повторилась, правда, Кайр? Правда, тогда они просто постучали ко мне в дверь...

... Настойчивый стук в дверь раздался на закате — как раз когда солнце опустилось за позолоченные верхушки деревьев. Даллен удивился — стук был каким-то чужим. Соседи, забежавшие по делу, стучали иначе. А этот грохот вызывал в памяти отряд стражников, явившийся арестовать подозреваемого в тяжком преступлении.

— Кто там? — осведомился Даллен на всякий случай.

— Возмездие Богов! — рявкнул снаружи чей-то молодой, но резкий, уверенный голос. — Открывай, злодей!

Удивиться, кто же это в Найгете так его невзлюбил, бывший граф йен Арелла не успел — память услужливо подсунула ответ, и... Даллен распахнул дверь.

— Где же это я успел перейти дорогу Черному Ордену? — осведомился он спокойным и почти ленивым тоном.

— Вспомнишь — Небеса зачтут! — молодой фарханец в ритуальной темной одежде отточенным, почти картинным движением, выдававшим только что посвященного, прикрыл нижнюю часть лица краем головного плата. — Защищайся!

Что-то объяснять и выяснять было бесполезно, это Даллен почувствовал сразу. Единственный выход — победить, доказав свою невиновность перед ликом Богини-Ночи. Закон чести Ордена повелевал позволить "осужденному" вооружиться, но меч был в доме, а начинать драку внутри... Этого очень не хотелось, но выбора не оставалось. Ждать фарханец не стал — настоящей тенью, чье имя не напрасно носил, скользнул следом и атаковал, стоило Даллену сомкнуть пальцы на рукояти меча.

Сверкнувшее лезвие располосовало одежду, чудом не задев тела. Даллен крутанулся вокруг своей оси, чертя вокруг себя сверкающее кольцо, ударом ноги послал в сторону противника деревянное кресло — ну так и просилось оно под ноги, грех не воспользоваться! А потом, проскользнув чудом мимо обоих "мстителей",вылетел наружу...

"Тень" заорал, обвиняя врага в трусости и клянясь, что "не позволит сбежать"... А разве тут кто-то бежит? А ну иди сюда! На воле-то куда как проще развернуться! Вот и пусть Богиня засвидетельствует, иначе от вас потом не избавишься!

Юный мститель — горящие глаза с длинными, как у девчонки, ресницами, нежная кожа и порывистые движения — выскочил вслед за Далленом.

Он мог бы победить — если бы Даллен не изучал кэрье... и если бы не был воином, чье тело действовало прежде, чем граф йен Арелла понимал, как и зачем он взмахнул мечом... Парнишка был обречен на поражение, и Поющий понял это почти сразу.

И тогда же понял, что не хочет его убивать.

Что-то говорило ему, что парень действительно считает графа йен Арелла преступником, заслуживающим кары. Люди ошибаются... иногда они ошибаются искренне.

Фарханцу следовало лучше выбирать наставников и друзей — но, возможно, у него НЕ БЫЛО выбора? В Ордене состояли, кроме родовитых граждан из нескольких стран, также сироты, воспитанные при храмах. Это Даллен тоже знал.

Надо было парня ранить — иначе победа не зачтется! — но не тяжело. Даллен уже мог выбить у фарханца оружие, но боялся, что по законам Ордена тот сочтет себя опозоренным... законы у них какие-то вывернутые, чуть ли не самоубийство предполагают в каких-то там случаях... проще ранить.

Они танцевали. Танец мечей — когда-то йен Арелла очень это любил и не пропускал ни дня без тренировки с достойным противником. Парень был... неплохим партнером, да! А вот сам Даллен почувствовал, что давно не дрался. Кто угодно другой этого бы не заметил, но не сам Поющий...

Да... было когда-то это умение, спарринги с друзьями, старый наставник... и осталось там, в другой жизни. Нечего жалеть. Хотя вот сейчас — пригодилось!

Юноша-послушник (или как это у них называется?) был, возможно, более гибок и быстр... но всё ж не так искусен, как мастер кэрье и мастер меча. Пусть даже и в прошлом.

Пропустив у самого тела — всего на палец от плеча — очередной выпад длинного, узкого клинка, Поющий как бы замедленно отбил ещё один, отступил на шаг, второй... пошатнулся? Нет, скорее поскользнулся! Так, должно быть, показалось молодому фарханцу, который так и не успел понять, каким же это образом его ногу вдруг пронзило болью... а противник резко отшагнул назад и в сторону. "Тень" рванул следом, оперся на раненую ногу — и упал.

Даллен сделал ещё один шаг назад и, усмехнувшись про себя, коротко отсалютовал мечом, как полагалось победителю.

Парень отчаянно попытался подняться — не получилось. Только сесть, опираясь рукой. Маску свою он потерял, так что почти детская растерянность, вовсе не подобающая жрецу Справедливости, была видна за версту. Написанная на тонком смуглом лице огромными буквами... или что у них там вместо букв? Даллен как-то видел эти изящные сложные рисунки, заменявшие фарханцам письменность.

— Ты... победил... И по правилам...

"По правилам вашего Ордена — я невиновен", — докончил про себя Даллен. И в этот миг — каким чудом он услышал чужое дыхание, одновременно с тихим стонущим голосом юного фарханца?

Дыхание может выдать даже бесшумную тень. Даллен резко метнулся в сторону — узкий меч свистнул, распоров одежду и кожу на боку. Н-да... А не был бы кэрье — здесь бы и лег...

— Пока еще не победил, — второй фарханец — явно опытный, зрелый боец, — метнул взглядом по сторонам, отыскивая исчезнувшую цель. Он был вовсе не настроен следовать канонам Ордена... Тем, которые не велят Следящему вмешиваться.

— Но, Учитель, я проиграл! — покаянно выдохнул младший, изумленно взирая на наставника, так откровенно попытавшегося оспорить суд Справедливой Ночи. — Это значит...

— Что ты оказался худшим учеником, чем я ожидал, — припечатал наставник. — А ты шустрый, шайлец! Что ж... Пора заканчивать.

Он был уверен, что быстро справится с тем, за чью голову ему заплатили... И имел для этого все основания.

Здесь уже не шла речь о ритуальном поединке. Это было убийство — Даллен должен был умереть. И для этого годилось все! Подхваченный с земли камень, веер стальных стрелок с алыми шелковыми хвостиками, виртуозный прыжок на крышу с броском оттуда же — похоже, "тень" что-то знал о кэрье. Только вот Даллен всё же был мастером — пусть давно. Пусть в прошлом. Но старые навыки всё же спасли его, когда Поющий, намеренно пропустив летящую в цель большую шестилучевую звезду — боги ведают, где убийца прятал ее! — успел вонзить свой клинок фарханцу меж ребер.

Звезда впилась в плечо, засев в нем наполовину, но это было уже не так важно. Поющий положил меч на крыльцо и подошел к раненому.

— Как тебя зовут?

— Мэнхо, — машинально ответил тот. Вид у мальчишки был неважный. Бледный, ошеломленный, "тень" косился в сторону трупа напарника с таким видом, словно небо рухнуло. Похоже, поведение старшего явилось для парня совершенной неожиданностью.

Надо перевязать, подумал Поющий. Не то, пока будет сокрушаться, кровью истечет.

— Я хотел бы знать, — Даллен не особенно нежно подхватил вздрогнувшего фарханца с земли здоровой рукой и потащил в дом, закинув руку парня себе на плечо, — за какими демонами вы сюда явились? Как я понимаю, Богиня-Ночь признала меня невиновным, но мне все же любопытно — кто и какую напраслину на меня возвел. Да еще и так раскошелился — вы же недешево берете за свою справедливость, не так ли?

— Нам не положено говорить... — "тень" охнул.

— А все-таки? — Даллен ссадил своего несостоявшегося убийцу на кровать.— Не упрямься, я слыхал о случаях, когда пара "ночных теней" от оправданного направлялась прямиком к клеветнику.

— Герцог Нейлинский, — вздохнул Мэнхо, поднимая виноватые черные глазища, огромные, несмотря на удлиненный раскосый разрез.

— Вот как! И чем я ему не угодил? Нет, я, конечно, понимаю, чем, но вы же не берете заказы за павших в бою, да и убил его братца не я. Кстати, держи! Обработай рану.

— О короле Эрвиола речи не было, — Мэнхо благодарно глянул на Поющего, принимая кувшинчик со снадобьем. — Он просил справедливости для дочери барона дель Грена.

— Лильен? — удивился Даллен. — Дочь эрвиольского посла в Шайле? Да Нейлин-то тут при чем?

— Да, госпожа Лильен, — кивнул Мэнхо. — Герцог сказал, что ты соблазнил ее, когда она жила с родителями в Шайле, а потом отказался жениться. Она никому не сказала об этом, а вернувшись домой — утопилась в дворцовом пруду, оставив записку, в которой обвиняла тебя...

— Боги пресветлые, что за чушь!

Лильен? Даллен хорошо помнил светловолосую девушку с нежной счастливой улыбкой, принимающую из его рук золотую диадему эльфийской работы. Эгарт еще похвалил "мудрый политический шаг", а Даллен о том и не думал, всего лишь хотел сделать ей приятное, девочка ведь не виновата, что в Шайле не любят эрвиольцев, да она и впрямь была милой...

Лильен дель Грен погибла? Боги! Неужели она истолковала его жест как обещание? Но... соблазнил? Нелепость! Они и говорили-то всего раза три. И это были просто светские беседы.

— У нас ничего не было с Лильен, — растерянно проговорил Даллен. — Я выбрал ее Королевой на турнире по случаю дня рожденья короля Эгарта, вот и все.

— Я верю тебе, ведь Богиня подтвердила, — согласился Мэнхо, пытаясь устроиться со своей раненой ногой поудобнее. Не получалось. Парень тихонько ерзал на далленовой кровати и затравленно смотрел на несостоявшуюся жертву... Поющий проследил его взгляд и понял, что тот смотрит на звезду, которая торчала у Даллена из плеча. Вынуть бы ее... но тогда кровь потечет ещё гораздо сильнее, Тэйглан говорил, да и сам Даллен это прекрасно знал... Тэйглан... А ведь это мысль! Надо просто его позвать.

— Перетяни ногу пока, — бросил он фарханцу.

Тот молча кивнул. Даллен крепко заподозрил, что "тень" боится, как бы победитель не углядел в лишнем движении какого подвоха. Головная повязка болталась на шее, фарханец размотал ее и старательно, хотя и не очень ловко перетянул ногу выше раны. Похоже, делал парень это в первый раз — у него никак не получалось затянуть как следует, и Даллену пришлось помочь — здоровой рукой.

Поющий подошел к окну — оно было приоткрыто. Даллен не знал, будет ли иметь значение, что дом друга располагается как раз примерно в той стороне, куда он сейчас смотрит, но в любом случае следовало попробовать. Потому что он ещё ни разу не звал Тэйглана — вот так.

Еле слышный шепот, чуть неровное дыханье, короткая певучая фраза — так воспринял бы этот зов со стороны тот, кто не был знаком с Поющими. Как будто человек захотел вдруг напеть песню себе под нос — а мотив никак не вспоминается.

Подумав, Даллен вздохнул и, покосившись на застывшего на кровати фарханца, повторил зов. И в этот момент услышал шаги. Даже не шаги, а прыжки — двумя отчаянными движениями Тэйглан взлетел на крыльцо и кинулся к другу... Если бы дверь была закрыта, он бы, наверное, ее вышиб — и даже не заметил.

— Даллен! Ты звал?! Что с тобой? — целитель был буквально не похож на себя...

Даллену пришлось употребить немалые усилия, чтобы сберечь раненого фарханца от ледяной и нерассуждающей ярости найгери. А потом, за перевязкой, выслушать массу нелестных слов по поводу своей неосторожности...

А как Тэйглан ворчал, услышав о решении бывшей "жертвы" сопроводить Черную Тень до границы!..

...— Правда, тогда они просто постучали ко мне в дверь...

— И ты вежливо проводил дорогих гостей до границ Найгеты, снабдив одеждой и едой, — ехидно подхватил Тэйглан в тон. — Ах, извини: не гостей, а гостя... Второго ты всё-таки убил. Для равновесия! Кстати, как там это фарханское чудо? Ты говорил, пришло письмо...

— Да, — кивнул Даллен. — Хотя о том, что случилось с герцогом Нейлинским, ты и сам слышал. Тот, кто отправил ко мне двоих из Ордена Справедливости, — повернулся йен Арелла к Кантору, — причем, знаешь, очень изящно отправил: мстить они мне собирались за то, что совершил он сам... Ну так вот... его ведь нашли в пруду. Том самом, где утопилась девушка. И язык у герцога был отрезан. Это мне Мэнхо написал — и я ему верю.

Восьмой Путь. Глава 8

Всё-таки есть в костре и живом огне что-то необъяснимое, что сближает порою совсем чужих людей и придает им чувство общности.

Ольга бы сказала, наверное: "Как доисторические люди в пещере после удачной охоты!" Кантор улыбнулся. Надо во сне непременно найти ее и сказать, что с ним всё хорошо. А то мало ли...

Печка, конечно, тоже неплохая вещь. Но костер — это всё-таки другое дело! Он смотрел на пляшущие язычки огня и вспоминал тех, с кем приходилось раньше сидеть у костра. Партизан и разведчиков, Семерку и Элмара... Тех, кто жив, и тех, кто погиб.

А сейчас тут с ним рядом найгерис, неуловимо чуждые, с нечеловеческими глазами и странными голосами — вроде как у человека, а вроде бы и нет. Словно запись на музыкальном кристалле. Словно музыкальный инструмент, который сделали неведомые маги... Сейчас они все смотрели на огонь — и найгери, и Даллен, и даже чем-то напоминали мистралийцу его бывших товарищей. И говорили о чем-то простом и понятном.

— А эту рыбу, — поинтересовался Кантор, — вы поймали где? Неужели в этом ручейке, что от водопада идет?

... Свежее, пахнущее цветами, росой и водорослями утро... Крепко просмоленная шлюпка. И он сам — мальчишка, чьей мечтой было поймать "вот такую!" рыбу. Сколько лет ему было тогда? Шесть? Восемь? Где-то в позапрошлой жизни...

— Ну, не в самом ручейке, — степенно ответил Тэйглан, — а в омуте. Недалеко отсюда речка делает петлю, и там небольшой омут, а там! Под корягами... Ну и ловушки есть куда поставить...

— Но больше всего ты любишь рыбачить у Туманного мыса, — задумчиво улыбнулся Даллен.

— Ну а как же! Там простор... Там море, — согласился Тэйглан. — Только времени не хватает... поехать туда, да на несколько дней!

"Угу, сплошные репетиции, времени точно не хватает", — подумал Кантор, который и сам уже частенько мечтал сбежать в свое родовое поместье, прихватив Ольгу и не сказав никому о своем маршруте.

— А ещё мы бы той наливки прихватили, что делали весной из снежной брусники, она наверное уже настоялась, — кивнул Даллен и поднял кружку: — За встречу! Пусть встреч будет больше, чем расставаний...

С этим согласились все.

— Эта ничуть не хуже, — ревниво признал Тэйглан. — И как это тебе удается?

Кантор улыбнулся про себя: увлечение Поющего домашними заготовками и уютно мурчащий тут же рядом на бревне котяра характеризовали Даллена с совершенно неожиданной стороны.

— Вы закусывайте! — Тэйглан выложил к костру нечто, напоминавшее формой головку сыра, но сделанное, судя по запаху — из чего-то мясного с приправами, и быстро порезал на дольки.

На вкус угощение напоминало памятный Кантору по визитам в Лондру продукт со странным именем Хаггс, когда-то давно, по слухам, завезенный странным переселенцем в клетчатой юбке. На странную... колбасу, что ли? — явно пошел ливер, сало, мелко рубленное мясо и какие-то травы.

Наконец очередь дошла и до рыбы. Когда Тэйглан только начал разворачивать листья, невероятно вкусный запах коснулся ноздрей всех сидящих у костра и больше всего взволновал кота, который жалобно замяукал.

— Ну конечно же! Ты страшно голоден. Я бы даже поверил, если бы только что сам тебя не покормил, — усмехнулся Даллен, тем не менее отломив животному приличный кусок. Некоторое время все наслаждались изысканным вкусом, а потом Кантор задумчиво произнес:

— И всё-таки мне хотелось бы понять, что это за магия — магия Поющих... Ничего подобного я не встречал. Ни у эльфов, ни у шархи... А это, между прочим, ещё два мира, кроме нашего!

— Про шархи никогда не слыхал, — сознался Тэйглан, — а эльфы и ни при чем. Их магия связана с растениями. Поют они, конечно, тоже неплохо, но ничего магического в их музыке нет. Хотя люди зачастую считают иначе.

— Подозреваю, те сказители, которые считали иначе, просто спутали эльфов с найгерис, — предположил Даллен.

— Так эльфы у вас тоже живут? И много их? — заинтересовался Кантор.

— Живут, — кивнул Даллен. — И немало. Только на землях, подвластных Шайлу, одна Долина, а сколько еще и где — я даже всех не знаю... Да и в людских городах живут. Я удивился, когда ты сказал, что у вас на весь мир их только два.

— Наверное, наши предки их слишком сильно достали, — усмехнулся Кантор. — Или они нас... — добавил он почти про себя. — Но вообще, возможно, у вас совсем другие эльфы, — проговорил он, вспомнив лиричного прадедушку на заборе.

— Один у нас тут, в Найгете, есть... — несмело встрял Кайр. — Герой войны!

— Ну тогда точно другие, — резюмировал мистралиец.

— А в Шайле два было, — припомнил Даллен. — Дирижер Королевского театра и музыкант, флейта-пикколо. Я в театре частенько бывал... Пикколо еще толстый такой был. Жена у него королевский шеф-повар, вот и раскормила. Кому рассказывал — никто не верит, эльфов, мол, толстых не бывает...

— Еще как бывают! — заверил Кантор, вспомнив Толика. — А он... флейтист этот... не оливкового цвета, случайно?

— Почему оливкового? — удивился Тэйглан..

— Да вот... Знаю я одного такого. Значит, у вас таких не бывает. Он толстый, оливкового цвета и любит шутки шутить... разные. Но как же всё-таки с вашей магией? Я уже понял, что ею обладаете только вы...

— И он... — тихо произнес Тэйглан, глядя на друга.

— И я, — еле слышным эхом повторил Даллен со странным выражением. Нет, не гордым и не радостным. Кантор не был полностью уверен, но более всего это было похоже на то удовлетворение с привкусом горечи, что испытал он сам, получив... роль орка в своем же мюзикле.

— Наставник говорил, что всё кругом... по-своему звучит. Струна колеблется, воздух под давлением выходит из дырочек флейты... и это может слышать любой. А найгерис слышат и всё остальное. Целители — движение соков в теле, садовники — рост растений... — сказал Тэйглан.

— Поющие слышат мир... — медленно и задумчиво проговорил Даллен. — Ветер и море, ложь и страх...всё имеет своё звучание, что-то мы только слышим, а что-то можем изменить своим пением... Или воссоздать... вспомнить место, где ты был — и придти туда. Да, думаю, так.

— Трудно это объяснить, словно пытаешься рассказать словами, как дышать, — сознался Тэйглан. — Пожалуй, проще даже начать с начала, — он улыбнулся. — Что говорят ваши жрецы о сути и начале мира?

— Все что угодно в меру фантазии, — Кантор припомнил падре Торо и добавил: — Христианские мистики утверждают, что вначале было Слово.

— Похоже, — кивнул найгери. — А у нас говорят: вначале была Песнь. Но в любом случае — Звук. Все есть Вибрация, и все есть Звучание. А в любое Звучание можно вплести новую ноту, новый оттенок.

"Ух ты, как торжественно", — усмехнулся про себя тот, кого когда-то называли Эль Драко. Но с другой стороны... подобная религиозная концепция был ему близка, как никакая другая! А вот с Наставником-Поющим было бы очень интересно поговорить.

* * *

Кайр был рад, что на него перестали обращать внимание. Молодому Стражу было неловко. Чем больше он смотрел на освещенный пламенем костра профиль гостя, тем сильнее ему казалось, что тот очень похож на Даллена. Зачесанные назад волосы, протянутые к теплу изящные, музыкальные руки... И взгляд! Взгляд человека, много сражавшегося, терявшего и обретавшего... А алые сполохи в ауре? Да у любого воина, почитай, они есть. После войны-то... И зачем он так поторопился со своими обвинениями? Только выставил себя в смешном свете.

Это все из-за тех. Черных. Кстати, этот Мэнхо был прав, вырезав эрвиольскому герцогу лживый язык. Вырезал — и хорошо. Правильно.

А Даллен никогда не привел бы с собой в Найгету кого-то дурного. Некоторые из найгерис искренне полагали, что тот из богов, что на заре времен взял на себя труд спеть людей, был в тот момент немного не в голосе, либо в плохом настроении. Но вот что касалось Даллена... к нему это не относилось, ни в малейшей степени! А значит, и друзей Даллен может выбирать только достойных, а он, Кайр, набросился, как на преступника. Надо бы поговорить. Извиниться. Вот сейчас и момент подходящий — Даллен с Тэйгланом возятся с рыбами возле чурбачка, заменяющего стол.

— Кантор, — тихо обратился найгери, впервые назвав гостя по имени, — извини, что так вышло, я...

— Забудь, — усмехнулся тот. — Стражи на меня всегда нервно реагируют. В моем мире — тоже. Так что я привык. Тем более... ты ведь почти и не ошибся.

Ну да. Убийца в отставке.

— А чем ты сейчас занимаешься? — спросил Кайруин, чтобы не дать разговору увянуть с первых же слов.

— Актер. И... в основном композитор. Ну что ты так смотришь? Давай за мир!

Кантор, улыбаясь, легонько стукнул чашей о чашу Стража. Кайр спохватился, что на лице, видимо, отразилось невежливое изумление. Композитор? Так у людей называют тех, кто сочиняет музыку. Это даже совсем и не удивительно, когда воин умеет слагать созвучия. Для найгерис. А для людей... Да еще и актер?

— А у вас это часто бывает? Ну... чтобы из воинов...

— Не очень, — вновь улыбнулся гость. — Когда я сказал об этом бывшим сослуживцам, те решили, что это весьма остроумная шутка.

— А как вы познакомились с Далленом?

Признаться, Кайр был почти готов услышать, что встреча произошла на поле битвы, или, на худой конец, посреди схватки с разбойниками, где явившийся из портала Даллен прикрыл спину новому другу, изнемогавшему под натиском врагов. Ответ почти разочаровал: встретились на улице, вместе прятались от дождя. Совсем не романтично, если только не приплетать к случившемуся Ведущую Песнь, сиречь — Судьбу. Молодой Страж улыбнулся своим фантазиям — какое, право, мальчишество! Словно Кайр и не повзрослел с тех пор, когда, семь лет назад, вся Найгета была взбудоражена горестной вестью...

Город бурлил. Женщины плакали. Все говорили о возмездии. Гибель Анхейна, Старшего Поющего и к тому же посла... Невероятное, циничное злодейство! И привезенный на праведный суд и смерть убийца — да, эти события никого не оставили равнодушным.

А потом вдруг — ошеломляющий поворот, нечто доселе невиданное. Никогда в истории найгерис люди не оговаривали себя. Не приписывали себе такого преступления, даже для спасения кого-то или чего-то.

Да что там люди — и найгери тоже.

Невиновность — и подвиг! Тогда подросток Кайр и сестренка Майлона слушали, затаив дыхание, как отец, Поющий Эйруин, присутствовавший на суде, изумленно рассказывал семье о чуде, случившемся в Доме Песен. Как спрашивал Мастер Дэррит, а подсудимый лгал, лгал, лгал раз за разом. И с каждым лживым ответом разгорались в сердцах найгерис ярость и ненависть, и они же не давали убить преступника на месте, избавив от заслуженной публичной казни. Поющий Эйруин был уверен, что шайлский предатель именно этого и добивается своей упрямой ложью! А потом спросил Младший Поющий Тэйглан. Спросил ПРАВИЛЬНО.

Потом, на следующий день и еще много-много дней мальчишки играли в суд, и Кайр неизменно, даже в драке, если приходилось, отвоевывал себе роль Даллена. И рисовал себе ягодным соком на лбу крест, который смывал после игры, не медля лишней минуты — помнил, как однажды, увлекшись, чуть не вырезал клеймо по-настоящему, ножом. Вовремя опомнился — нанести знак доблести незаслуженно, какой стыд!

Но все время играть в одно и то же скучно, да и серый булыжник не светился в отличие от настоящего Камня Истины. Поэтому, наигравшись в суд, играли в казнь, допустив, что "убийцу" второпях отвели на площадь без допроса. Кайра привязывали к крестовине, а напротив с почти настоящей ненавистью на лицах вставали четыре "лучника", державшие наготове двенадцать ритуальных стрел, назначенных пронзить тело приговоренного, не убив сразу, но предав его плоть и дух страданиям! И лишь вмешательство Майлоны, взявшей на себя роль заговорившего Камня Истины, останавливало казнь. Разумеется, сестра, даже завернувшаяся в отцовский серебристый плащ, была совсем не похожа на камень, но девочке тоже очень хотелось участвовать. Не изверги же они, запрещать! Сестренка у Кайра была умненькая и добрая. Может, даже целительницей станет...

Как хотелось Кайру рассказать сейчас пришельцу о подвиге Даллена!

О том, как первый раз на памяти даже самых глубоких стариков человек стал своим в Найгете. И не только своим — превзойдя всех тех, с кем учился магии у Дэррита, смог добиться неслыханных успехов... Как благодаря Даллену изменилось отношение простых жителей Найгеты к людям. Раз среди людей есть ТАКИЕ — значит, с ними можно торговать, можно жить рядом, можно дружить...

Но даже и не это главное. Главное — это... его нерассуждающая, безусловная жертвенность... с которой он принес на плаху себя, свою честь и имя — ради родного города. С которой, не задумываясь, полез в прорубь за незнакомым ему мальчишкой... Вот последний случай Кайр и сам видел.

Так или не так рассказал бы Страж города Кайруин, неизвестно — он не очень умел облекать свои чувства в слова. А кроме того, он прекрасно знал, что сам Поющий Даллен прервет его, едва Кайр успеет начать рассказ. Потому что очень не любит славословий, его прямо корежит от них, и в лучшем случае Даллен отшутится.

— А мы познакомились, когда... он Эйвиона из проруби вытащил, — пробормотал Кайр. — Родственник мой... мальчишка глупый. На молодой лед полез играть... Ты рыбу ешь. Остывает. Ее, конечно, и холодной можно, но это... как два разных блюда.

...А рыба и вправду оказалась изумительной, и мистралиец ревниво вспоминал, как рыбаки кормили его рыбой в Муэрреске. Тоже вкусно. Хотя и совсем по-другому. Странно — но пряный аромат листьев ничуть не забивал, а наоборот — подчеркивал своеобразный вкус рыбы, чем-то отдаленно напоминавшей мистралийскую дорану, которую мама запекала с розмарином.

Огромный кот Даллена ходил вокруг, терся о гостей пушистым боком, заглядывая в глаза и тихо издавая неожиданно нежный для такой туши "мяв!", приличный скорее крохотному котенку. Причем терся избирательно, с прицелом — именно о тех, кто ел рыбу.

Как на грех, Кантор успел проглотить кусок прежде, чем сообразил отломить часть. Кот подошел, укоризненно взглянул в глаза и произнес: "Мяяа..." так тихо и проникновенно, что мистралиец чуть не поперхнулся. Желание вытащить рыбу изо рта и отдать пушистому проглоту было столь острым, что оставалось лишь удивляться: это эмпатия или какая-то особая способность найгетских кошек? Даже леопарды никогда не наглели до такой степени.

— Нету! Съел! — буркнул Кантор, вдруг почувствовав себя так, словно подвел друга.

Кот вздохнул, примирительно муркнул и потерся о штанину, украсив черную ткань длинной серебристой шерстью.

— А... ещё можно немного? — вежливо осведомился бывший убийца.

— Ага! Понравилось! — как мальчишка, обрадовался Тэйглан.

— Конечно, — не стал отказываться Кантор, — я начинаю думать, что переход в другой мир... особенно при помощи вашего портала... вызывает неконтролируемое чувство голода!

И он с энтузиазмом принял от хозяев чуть вогнутый кусок коры с лежащей на нем рыбой, добавив сверху местную колбасу.

— На вот... вымогатель, — тихо сказал он коту и отломил ему кусочек, предварительно очистив его от костей.

— А где у нас бутылка с наливкой? — озадачился Тэйглан.

— У тебя за спиной, — мотнул головой Даллен, вороша угли в поисках новой рыбы.

"Сколько ж я сегодня пью всякого разного!" — подумал про себя мистралиец, но это не помешало ему подставить кружку и с удовольствием глотнуть крепкий напиток, пахнущий незнакомыми ягодами.

— А тебе? — осведомился Дален у Кайра. — Будешь?

— Немного, — застенчиво ответил Страж, — я ведь уже не на дежурстве... смена кончилась.

— Давай подолью... — улыбнулся Кантору Даллен, и Кантор подставил кружку, легонько коснувшись при этом руки Кайра.

Невнятно ахнув, парень дернулся, толкнув мистралийца и выплеснув почти всё содержимое собственной кружки ему на колено.

— Ммать... Не стыдно добро переводить? — Кантор, скорее удивленный, чем рассерженный, воззрился на юношу: на лице у Стража было отвращение, смешанное со страхом.

Опять! Да что ж творится-то?

— И что за хрень на этот раз? — ворчливо вопросил мистралиец, пытаясь отжать штанину.

— Твоя рука... — медленно выговорил Кайр, словно даже слово "рука" было грязным ругательством, которое противно было произносить. — Она — не твоя!! Рука трупа! Ты всё-таки... Ты некромант!

— Тьфу, — сплюнул Кантор. — Сам ты... зомби!

— Ты не зомби... ты некромант, ты латал свои раны частями трупов...Интересно, ты сам их убивал?! От кого ты взял руку... и здесь тоже! — Кайр обличающе указал пальцем.

"Лицо", — с тоской подумал Кантор. Парень-найгери испугался так, словно увидел сейчас, как Ольга в том сне — Эль Драко после пыточной, без руки и с обожженным лицом... А исцелился он с помощью злой магии, ну конечно же! Демоново чутье у этого Кайра... И что же ему ответить?

Как будто Кантор сам мог объяснить, откуда взялась его рука...

— Я никогда некромантом не был! — огрызнулся он. — А рука... теперь моя! Мне ее прирастили, и будь я проклят, если знаю, как! Знаю только, что никого для этого не убивали...

— Тебе... действительно отрубили руку? — спросил Даллен спокойно, без эмоций и любопытства.

— Отрубили! Отрезали! Вот эту самую! Ну и что? Давайте, я взрежу, покажу, что внутри мясо и сосуды! Или ты — Кайр, может, сам хочешь проверить?! Ножик дать?

— Зачем мне твой, у меня свой есть! — огрызнулся Кайр. — С серебром!

— Ммать, — пробормотал мистралиец. — Тоже мне, нашел вампира...

Он сел поближе к костру — до этого сам не заметил, как вскочил! — и сгреб к себе на колени кота.

Крупная лобастая голова подалась навстречу руке, на ласку, и живо напомнила любящих леопардов.

— А ещё у меня одна щека тоже не своя, — задумчиво, сквозь зубы процедил Кантор. — На ней щетина растет, а на родной — нет. Вот ведь как неудобно!

"Мертвые пятна..." — вспомнил он Азиль. Где она их ещё видела? На спине? Ах, точно... было отчего, да.

"Шел бы ты... к советнику Блаю! За разъяснениями", — вздохнул он про себя и тихо выматерился. Ну вот почему, ступая в портал за Далленом, не озаботился он взять с собой курево?!

"Мыурр", — согласно проурчал кот. И тут Тэйглан тихонько рассмеялся.

— Кайр! — обратился он к Стражу. Тот стоял, сжав кулаки, готовый к атаке и к обороне, и... явно обескураженный реакцией "некроманта".

— Кайр. У тебя очень сильное Второе Зрение, но... ты всё-таки вспомни. Большинство твоим Зрением не обладают, так вот — какие есть признаки для распознавания некромантов и нежити? А?

И Тэйглан перевел взгляд на Кантора.

— Мяв! — словно ответил на вопрос кот.

— Именно, — согласился с котом Целитель. — Ну что? Ты всё понял?

— Они... — упавшим голосом произнес Страж, — кошки... Не может быть! Но... что же я видел тогда? — тихо и почти жалобно спросил он.

"А хрен тебя знает!" — чуть не сказал мистралиец, но всё-таки промолчал.

— Я... прошу меня простить. Я ошибся, — выдавил Кайр и затравленно огляделся, словно ища, куда бы сбежать.

— Кайр, принеси, пожалуйста, сушняку. А то костер скоро прогорит, — попросил Даллен.

Обрадованный Страж тут же исчез из виду.

— В Найгете был один некромант, — пояснил Кантору Даллен. — Сильный маг. Учеников у него много было, причем предпочитал он брать в ученики приезжих и мало кому известных юношей... Никто точно не знает, сколько прожил этот найгери, и даже был ли он полукровкой с человеком, как утверждали некоторые — но в конце концов выяснилось то, что пытался тут сказать Кайр... Проклятый — а его имя было проклято и неназываемо с той поры, — каким-то образом научился, убивая учеников и просто попавших к нему в дом, омолаживать свое тело, заменяя его части на чужие... Я правильно говорю, Тэй?

— Да. Всё так, — подтвердил Тэйглан. — Вот с тех пор юных найгерис и пугают некромантами... Кантор, ты разрешишь мне...?

Присев рядом, он протянул руку к Кантору, но не коснулся его.

Бывший убийца, которого уже порядком достало внимание магов и немагов к особенностям его организма, уже хотел разъяснить, как он относится к попыткам заглянуть в него, но всё-таки удержался и только досадливо выдохнул.

Впрочем, Тэйглан недолго испытывал его терпение. Еле ощутимо дотронувшись до шеи, он на мгновение сжал пальцы правой руки — той самой, — и, выпрямившись, покачал головой.

— О Спевшие мир... — прошептал он. — Досталось же тебе! Но это не части трупов...

— Ну, спасибо! Я рад, — усмехнулся мистралиец.

— Это не мертвые пятна, скорее нерожденные, — продолжил целитель, — я бы сказал, что эта ткань не была частью живого существа, а возникла сама по себе... и потом ее приживили. Кстати, откуда такие раны? Война? Нет, если не хочешь, не говори... — быстро поправился он.

— Диего, — это Даллен вдруг оказался рядом с Кантором, — на, возьми!

Поющий протягивал ему полную кружку со своей настойкой. Не задумываясь, откуда она взялась и как это Даллен догадался, что ему нужно в данный момент, Кантор взял и выпил одним глотком.

Янтарные глаза Поющего смотрели на Кантора — и в то же время сквозь него, видя что-то совсем другое. А на лице Даллена была почти физическая боль. Он зачем-то прижал руку ко лбу странным машинальным жестом, туда, где была повязка.

"Эмпатия", — обреченно понял Кантор.

И вдруг вспомнил — Площадь Справедливости, незнакомая фигура, застывшая перед эшафотом... боль, гордость и стыд, воспоминание — о чем? О казни? Чьей? Явно у Поющего было что-то похожее в прошлом. "У каждого из нас своя Кастель Милагро", — зло усмехнулся про себя Кантор. Можно, конечно, в очередной раз пожалеть, что выкинул амулет. Только какой смысл?

Из леса вышел Кайр, неся большую охапку сухих веток. Он покормил костер и тихонько сел у огня, временами поглядывая украдкой на Кантора. О чем он думает и что чувствует, было ясно и без всякой эмпатии: парень дважды ни за что ни про что обидел гостя, а себя выставил посмешищем, и теперь остро жаждет куда-нибудь отсюда исчезнуть, но бегство полагает деянием недостойным и неподобающим. Элмара на него нет!

— Кайр, обратился вдруг к нему Даллен, — ты нам поможешь?

Юноша встрепенулся и с надеждой уставился на Поющего.

— Понимаешь, — сказал Даллен, — я бы хотел показать Диего Найгету. Ведь он совсем не знает нашу страну. И не может надолго остаться. Но мы можем... провести его по Песне...

— Но ведь я... я же не Поющий... — покраснел Страж.

— Не важно! У тебя зоркий глаз и хорошая память. Пусть нас будет трое, так лучше... Слушай, Диего... и смотри. Наверняка ты... увидишь. Ты сможешь.

И Даллен с Тэйгланом, переглянувшись, запели. А через несколько мгновений к ним присоединился Кайр. Кантор ещё успел это увидеть — парень встал и выпрямился, а на лице у него было такое выражение, какое, наверное, может быть у человека, держащего в руках что-то очень хрупкое. Заветное.

А потом мистралиец перестал видеть лица найгерис и Даллена.

Пожалуй, он и сам бы не мог толком объяснить, как это вышло — но раздвинулись, а потом исчезли стволы деревьев, исчез костер...

И возникло море.

А над ним горел закат. Пылающее небо — столько неба! — и не видно, где же оно кончается и где начинается вода...

Ярко. Дико. Фантастически красиво. Зловещий небесный пожар переходит в нежные краски перламутровой раковины — и всё это отражается в воде, и мерцает, и набегает волной на каменистый берег. И звучит музыка... нет, даже не музыка — шум ветра и мерный шорох прибоя...

Крики чаек и что-то ещё, такое родное и знакомое с детства — почему же он не помнит, что это такое? Тень музыки... намек на музыку... пастушья свирель? Нет... Колокольчики? Тоже нет...

Из-за мыса показалась лодка с хохлатой головой птицы на носу. Гребцы налегают на весла, и лодка мчится, каким — то чудом оседлав гребень волны! Но гребцы ведь тоже поют, и волна им послушна, как и весла...

Каменный склон — покрытые лишайниками седые каменные плиты. Деревья, чьи корни уходят в щели меж камнями... А внизу — словно выпуклое зеркало тихого озера. Вода такая прозрачная, что он видит, как на дне играют солнечные зайчики. Но музыка становится более суровой, и уже не колокольчики звенят в ней, а скорее мечи... А что это на вершине холма? Может быть, курган?

... И вдруг голоса его новых друзей зазвучали в унисон, торжественно и гордо. Возник город. Дома... разные, и деревянные, с серебристыми, как чешуя, крышами, и каменные. Везде у домов цветы, а ещё... калитки, скамейки, оконные наличники украшены веточками какого-то неведомого Кантору хвойного дерева с длинными темно-зелеными иглами. Кантор словно летел птицей над городом — и вдруг опустился на большую площадь, вымощенную белым неровным камнем...

По краям площади стоят воины с мечами... А теперь они движутся — красиво! Нет. это не поединок... и даже не танец. Демон знает, что это такое! Но здорово. Девушки с хвойными ветками, воины с мечами... и величавая башня, из какого-то невиданного материала, в котром словно светятся звезды из-под зеленой воды.

Какой-то звенящий звук — и воины разом подняли мечи вверх в слитном жесте, стремительном и красивом... Словно один воин многократно отразился в зеркале — настолько слаженно они это сделали. И несколько десятков синих молний сверкнули навстречу красивому старику... нет, легконогому, стройному мужчине с абсолютно белыми волосами. Это был приветственный салют, понял Кантор.

Вздох. Шелест убираемых в ножны чудесных сияющих мечей. Шелест прибоя и еле слышный крик чайки...

Они уже молчали, а мистралийцу всё слышались звуки — и они незаметно сплетались в мелодию. Он поймал себя на том, что прикидывает: как же лучше передать тот шелест прибоя? Арфа... но она слишком женственна... несколько гитар?

И тут он осознал, что стоит, машинально перебирая пальцами невидимые струны, а найгерис смотрят на него и улыбаются...

— Ну вот... ты видел? — полуутвердительно произнес Даллен.

— Видел, — признал мистралиец, — здорово! Дико, правда... наверное, холода сильные зимой? У нас на Дельте на Ледяных островах природа похожая... Только там ровно, а у вас горы... распадки... А в конце... это праздник был?

— Энвис, — отозвался Тэйглан, — Праздник Радуг. Его справляют после первой весенней грозы.

— Поэтому и мечи! — догадался Кантор. — Молнии...

— Да, ты прав... — задумчиво подтвердил Даллен.

Ещё немного смущенный, но уже довольный Кайр осторожно присел на бревно и глотнул настойки. Тэйглан подбросил дров в костер и подвинул поближе котелок, чтобы согреть какой-то травяной настой.

Кантор вслед за Кайром потянулся за настойкой, когда Даллен присел рядом и спросил:

— Скажи, Диего, а вот это — что?

Бывший убийца непонимающе поднял голову, и улыбнувшись, Даллен неожиданно пропел ему только что услышанную мелодию. Нет, как это — услышанную?! Кантор же только что придумал ее... это была музыка прибоя, которая напоминала ему увиденное... А Поющий показал ему его собственную мелодию... вместе с аккомпанементом?!

— Это я сейчас придумал, — угрюмо признался мистралиец, который решительно не терпел, когда копались в его мозгах!

— Откуда ты ее взял?!

— Услышал, — просто ответил Поющий.

— Когда рылся в моей голове? — не очень-то добро оскалился Кантор. Он и сам почувствовал, что его улыбочка малость смахивает на волчий оскал. Нет, ну в самом деле! Знал бы — не поперся бы в эту чужую Найгету! Что он тут забыл?! Мало того, что в некроманты записали, теперь ещё в башке роются почище Шеллара...

— Да ведь ты на весь лес фонишь этой музыкой... аж листья дрожат в такт, — усмехнулся Даллен. — А рыться в чужих мыслях я не умею. Да и не стремлюсь, по правде говоря...

— Диего... Прости... я всего лишь очень молодой ещё и подозрительный Страж, но даже я слышу какие-то смутные аккорды, а иногда как будто скрипки вздыхают. Ты ведь маг, правда? — неожиданно вмешался Кайр.

— Я неконтролируемый эмпат, — жестко ответил Кантор. — И обычно ношу амулет. А сегодня — или уже вчера? — я его выбросил. Настроение было такое... Обычно он защищает меня от чужих эмоций, которые я воспринимаю. Ну а других людей, соответственно — от моих...

— То-то мне то и дело хочется кого-нибудь стукнуть! — рассмеялся Тэйглан.

— Ты шутишь? — поднял бровь Даллен.

— Ну... немножко, — признался целитель. — Но что-то такое было, да...

— Да уж! — усмехнулся Кантор. — Я ж злобный неуживчивый тип, дома об этом все знают, не удивляются, а вы-то непривычные...

— Да ладно! — улыбнулся в ответ Даллен. — Видел бы нашего Раммерта! Он тоже любит говорить: "Характер у меня мерзкий, творческий"...

— Точно, — согласился Кантор. — А настойка у тебя и вправду... — он покачал головой, — вполне! Буду ее вспоминать...

— Кантор, — тихо начал Даллен, — а теперь уже я хотел попросить тебя спеть нам свои песни.

— Ты их уже слышал, — усмехнулся Кантор. — От Плаксы... и даже на улице.

— Но не от тебя. Ты — автор, это совсем другое.

— Я не буду петь, — ответил бывший убийца, подумав с горечью, что когда-то... давно... он бы спел не задумываясь. Поющие там, не Поющие — плевать! Он же пел, как жил... и жил как пел... и счастлив был, когда пел. — Не буду. Потому что... достаточно хорошо понял, что такое ваша магия... чтобы не лезть в нее... со своим голосом.

Это было сказано настолько категорично и окончательно, что Даллен, начавший уже было возражать, изменил свое решение:

— Хорошо. Давай ты просто... будешь вспоминать свои песни. Так, как если бы ты их слышал сейчас... если бы их пел кто-то... так, как нравится тебе самому.

"Вспоминать?!" — хотел повторить бывший бард. — "Да мне и так сегодня их напоминают все кому не лень! Тут забыть бы, а не вспоминать..."

Но обижать Даллена не хотелось, а песня... она пришла. Взяла и пришла, послушная, словно просили ее... старая, радостная — какой же счастливый он был тогда!

И как он пел!.. Да, тогда получалось... а оркестр вторил... и скрипки подхватывали тему в припеве...

Сам того не желая, Кантор пел про себя — так, как когда-то... с тем же выражением и страстью... забыв и о Даллене и о найгерис. Он вспоминал, КАК это было — и переживал заново. И пел лучше, чем тогда... да, теперь он мог бы петь лучше! Если бы сейчас был у него прежний голос.

Потому что тогда он просто в силу возраста и неопытности не знал истинного смысла некоторых слов... из того, о чем пел. Наверное, надо умереть, чтобы почувствовать цену жизни...

А потом, едва он услышал, как наяву, затихающий звон гитарных струн — тут же вспомнилась ещё одна песня. Та самая, которую он пел на вечеринке у Элмара. Песня о войне, о погибших товарищах... Бог весть, почему в голову пришла именно она — быть может, потому, что являлась полной противоположностью первой его балладе, светлой, счастливой, взлетающей, как на крыльях? Сейчас у него перед глазами не было ярко освещенного зала, сияющих глаз слушателей... и слушательниц. А были только струны гитары, и ещё собственные пальцы... руки, которая стала своей... а ещё спокойные глаза умирающего барда, который взял с него обещание, что он, Эль Драко, постарается обязательно выжить... Я не забыл тебя, Сантьяго, я выжил... я всё помню.

Он и сам не знал, в какой момент неслышная песня-воспоминание вырвалась на свободу и зазвучала у костра, коснулась, словно рукой, лиц присутствующих, которые становились жестче и строже. И Кантор уже не думал про свой голос. И даже о том, что у него нет с собою инструмента. Он просто — пел. Уже вслух...

А когда начинал последнюю строфу, вдруг заметил, что оба Поющих — и Даллен, и целитель Тэйглан — подпевают ему. Вот только Кантор не смог различить их голоса. Скорее даже он сказал бы, что слышит неведомые ему музыкальные инструменты, которые аккомпанируют его песне. Да так, как он и не мечтал! И один из них более всего похож был на виолончель или альт, а другой, пожалуй, на гитару.

"Надо будет дома попробовать так..." — мелькнула мысль.

А потом — ему показалось, что это они подпевают ему. Те, кто не дожил. Замученные в Кастель Милагро, умершие от ран и побоев в лагере, разорванные на клочки, истерзанные — там, в Кастель Агвилас... они стоят, положив руки на плечи друг другу, и поют вместе с ним.

Видение длилось меньше мгновения, но было необыкновенно ярким.

Песня кончилась, и на несколько ударов сердца воцарилась тишина. А потом Кайр вдруг воскликнул, как-то очень по-мальчишески:

— А я видел! Видел войну... Людей у костра... Как они провожают товарищей... — и умолк.

— Я тоже видел... Много чего...— пробормотал Тэйглан, не сводя глаз с Кантора. — Но ведь это значит...

— Это значит, что мне до сих пор иногда снится война, — усмехнулся Кантор. — Я слишком хорошо ее помню.

— Тебе надо обязательно повидаться с Дэрритом! — горячо произнес Тэйглан. — Он наш наставник, и он...

Целитель был взволнован, удивлен... да и трудно было объяснить пришельцу, КЕМ был для Найгеты Дэррит. — Только... сейчас ведь ночь уже, это только утром...

— Мне ведь надо тебя вернуть домой? — вздохнул Даллен. — Я бы с радостью предложил тебе остаться ещё хотя бы на день... но твоя жена, она же тревожиться будет? Увидит, что ты опять пропал — мало ли что подумает...

— Я предупрежу ее, не беспокойся, — отозвался Кантор и поморщился, услышав свой внезапно охрипший голос.

"Доигрался, придурок! — незримый собеседник как всегда был наготове. — Как теперь Карлосу в глаза смотреть станешь? Умудрился же — перед самой премьерой простудиться!"

"Заткнись", — привычно велел бывший партизан, полностью осознавая правоту замечания. В горле словно клокотала какая-то дрянь. С таким голосом даже орка не споешь! Оставалось надеяться, что завтра будет лучше.

— Она ведь спит сейчас, я в сон к ней приду, — объяснил он.

— О, тогда сворачиваемся! Быстро допиваем — и спать! — улыбнулся Тэйглан. — А завтра с утра — к Дэрриту... Он ведь знает уже, что ты вернулся, Даллен?

— Ну конечно же, знает! Ты меня уже спрашивал... Я с ним сразу же и связался... когда мы продукты собирали... забыл? — улыбнулся Поющий. — Ты как раз вошел, когда я закончил. Я ощутил ответ, короткий. Облегчение и... затрещина одновременно. Очень похоже.

— Так тебе и надо! — усмехнулся Тэйглан. — Ещё раз так исчезнешь незнамо куда без предупреждения... не знаю, что я с тобой сделаю!

— А я знаю, — тепло улыбнулся Поющий. — Ты споешь мне Песнь Возвращения...

— Спою, — тихо согласился целитель. — А потом всё-таки стукну.

Тэйглан внимательно посмотрел на Кантора — так, словно пытался понять: не случится ли до утра ещё чего-нибудь неожиданного и опасного — по вине этого загадочного и тревожного типа?

А потом, коротко попрощавшись, вместе с Кайром ушел в туман, что сгустился на краю поляны.

— Пошли, — Даллен подхватил на руки кота и кивнул на дом. — Кровать найдется, у меня гости ночуют, бывает. Завтра с утра Наставник Дэррит ждать будет...

— Пошли, — согласился Кантор. Надо было скорее предупредить Ольгу. Пока не проснулась без него.

Девятый Путь. Глава 9

Ольге снилось общежитие.

И в кой-то веки сон ее был не тревожным, как раньше: несданные зачеты, потерянные библиотечные книги и ощущение какой-то приближающейся беды.

Сон был радостным. Потому что студенты нынче сдали последний экзамен, а у Саньки, лучшей подруги — вот подгадала! — как раз подошел день рождения!

Звучала музыка "Скорпионс", и парни уже второй раз сбегали в ближайший магазин за вином. Девчонки смеялись, а Маринка, вылавливая из банки шпротину, приставала к Лёхе, требуя подпеть магнитофону — зря, что ли, он гитару притащил?

Ольга забралась с ногами на дальнюю койку и лениво жевала какую-то тягучую кисловатую конфету. Ей не хотелось, чтобы Лёха пел. Ей хотелось какой-то другой музыки, а вот какой, она и сама не знала.

На кровати валялся журнал — Ольга открыла его и с удивлением подняла брови. Вот уж не думала, что в их общаге мог заваляться импортный глянцевый журнал. На испанском! Да еще из разряда "для женщин". На развороте красовался... Зорро! В маске и черном плаще. В смысле — только в них. И больше ни в чем. Впрочем, картинка была еще достаточно целомудренной — все предосудительное невинно прикрывалось гитарой.

И ни маска, ни гитара не могли скрыть того, что Голливуд оторвал бы этого парня с руками, ногами, вместе с гитарой и виднеющимся на заднем плане быком.

С плеча "Зорро" смотрел разноцветный хинский дракон.

Постойте... хинский? Дракон?! Черный плащ? Но ведь это...

— Оль, да хватит этих испанцев разглядывать! — потянулась Маринка. — Все равно нам не светит... Ой...

— Привет, — вежливо поздоровался Кантор, входя в комнату и профессиональным взглядом окидывая собравшихся. — Это кто у тебя, Ольга?

— Зддрасьте... — ошеломленно прошептала Санька.

— Диего! — радостно воскликнула девушка, вскочив с места. Журнал полетел на пол. — Ты здесь... так это сон? А это мои друзья... мы учились вместе...

— Я что, собственно... Ты празднуй, если хочешь, — осторожно начал бывший убийца, — я только хотел тебя предупредить, что я уехал... ушел в гости. К Даллену. Не пугайся, если проснешься, а меня нет. Я завтра вернусь...

— Когда? — немного встревоженно спросила Ольга. — Ты уверен, что там не опасно?

"Так он тебе и скажет, даже если там по убийце за каждым углом", — подумала она. "Можно было и не спрашивать. А вот если так..."

— А что вы там с ним делаете? — поинтересовалась она невинно.

— Сейчас — спим, — усмехнулся муж. — А до этого сидели у костра... разговаривали... пели. Рыбу ели! Рыба исключительная.

— Уууу... — протянула Ольга, внезапно почувствовав, что ей тоже хочется рыбы. Пусть даже не самой исключительной. Но желательно — соленой.

— Тоже хочешь? — чутко отреагировал муж. — Я принесу... если получится. И всё тебе расскажу! — предупредил он возможный вопрос. — Обязательно!

Иначе расспрашивать его начнут уже ее подруги, а выгонять их, как в свое время Королевский Совет, ему не хотелось.

Он поцеловал Ольгу и, помахав на прощание рукой, вышел из комнаты девушек в Лабиринт...

Он был доволен. Ольга проснется спокойной, вспоминая приятный сон. Теперь обратно.

В уютный домик Поющего над ручьем, с резной мебелью и толстым пушистым котом...

Ступени с готовностью легли под ноги. Кантор ступил на них, задумавшись о новом знакомом, о завтрашнем дне, беседе с Наставником Поющих... Интересно, что сейчас снится Даллену?

Лабиринт словно отозвался: резная каменная мистралийская арка внезапно вывела на незнакомую улочку, напомнившую небольшие ортанские городки, где всё, кажется, осталось таким, как лет двести назад.

Маленькая круглая площадь с фонтаном и скамейками. Красивый кованый флюгер, разноцветная черепица крыш. И впрямь смахивает на старые кварталы Даэн-Рисса!

Кантор пошел наугад по одной из улиц, расходившихся с площади веером — там были уже более высокие дома, нарядные балконы и скульптуры на фронтонах... А ещё вдали была толпа. И слышался тревожный гул голосов.

Быстрыми шагами Кантор резал толпу, словно горячим ножом, и попутно замечал, что лица собравшихся — на удивление угрюмы, встревожены и потеряны. Равнодушных не было.

А впереди был помост. Для казней.

И там... там стоял Даллен.

Обнаженный по пояс, с неровно обрезанными волосами по плечи, бледный и спокойный. Насколько может быть спокойным умирающий. Тот, кого убивают.

Палач что-то сказал — и медленно, торжественно бросил какое-то одеяние в разведенный рядом огонь. Но Кантор не всматривался — он смотрел на Даллена. Ничего похожего ему не встречалось ещё. Казнь — но нет покорности виновного, полной раскаяния; нет ожесточения и ненависти к палачу, как бывает, когда тиран казнит невинного...

Спокойная обреченность... и гордое удовлетворение.

Но всё равно — в карих глазах Даллена было столько боли, что Кантор очнулся от ступора в тот самый момент, когда палач приступил к осужденному с каким-то ножом в руке. Миг — и пуля выбивает нож из руки пораженного палача, а сам мистралиец уже стоит вплотную к помосту...

— Стоять! — заорал он так, что, кажется, его голос эхом отразился от домов, и даже площадь под ногами вздрогнула...

— Прекратить сейчас же! Здесь не будут казнить невинных! Потому что... я этого не хочу!

Хозяин он Лабиринта или нет, мать их так?!

Люди, столпившиеся на площади, застыли... а потом стали исчезать, и на некоторых лицах Кантор явственно увидел облегчение.

Они таяли, как нелюбимый мистралийцем сахар. В кофе. А вместо кофе была черная ненависть — вот уж чего не ожидал и не хотел видеть Диего, так это казни...

— Ты что сделал, идиот проклятый?! Кто тебя просил? — услышал он вдруг.

— Тебе нравится, когда тебя казнят? И кто из нас идиот в таком случае? — вопросил Кантор. — Пошли отсюда, хватит!

— Не могу! — отрезал Даллен. — Уходи! Ты ничего не понимаешь!

Ярость, чистая и неукротимая, плескалась в его глазах, которые стали золотыми.

— Найгерис — они должны получить свою месть! И увидеть, что их посол отомщен!

— Всё, Даллен, — сказал Кантор спокойно. Теперь он уже стоял рядом с графом йен Арелла на эшафоте. — Ты победил. Всё это в прошлом. И твой город не пострадал... Очнись. Всё это сон...

Он положил руку Поющему на плечо.

— И титул тебе вернули — помнишь, ты мне говорил? И с городом твоим всё в порядке.

— Сон? — Даллен устало провел рукой по лбу. — Мне снится казнь... Опять... Это ты, Кантор? Надо же... откуда ты здесь взялся?

— Мимо проходил, — буркнул мистралиец. — Смотрю — казнь... Даллен, я умею ходить по чужим снам. И пойдем уже отсюда. Ты сделал всё, что мог. Насколько я понимаю, даже не один раз. Давай лучше пойдем туда, где повеселее и нет эшафота!

Поющий вздохнул, ещё не до конца придя в себя.

— Вот, так гораздо лучше, — сказал мистралиец, мановением руки "одев" Даллена в привычную для Кантора черную рубашку. — Пошли!

— Куда? — спросил Даллен, ещё, кажется, не до конца очнувшийся и не забывший казнь. Хотя — разве такое можно забыть? Можно только стараться не вспоминать. И всё.

— Я хотел всё-таки спросить, — начал Кантор, поняв, что никак не получается отвлечь спутника — они словно никак не могли уйти с площади, и за каждым новым поворотом улицы опять виднелся эшафот, — ведь ты не был виноват в том, за что тебя казнили?

— Не был. Но я признался в убийстве. Так было нужно...

— КОМУ нужно?!

— Шайлу. Моему городу. Чтобы предотвратить войну...

— А почему же нельзя было найти настоящего убийцу?!

— Слишком долго... У найгерис боевое безумие уже в глазах плескалось. Надо было дать им конкретного виновника. Немедленно. Здесь и сейчас. Суд вместо мести.

— Его хоть поймали? — буркнул Кантор.

— Да, — кивнул Даллен. — Потом.

— Потом... Когда было уже поздно... — зло процедил Кантор.

— Тот, кто заплатил за это — умер от страха, — усмехнулся Поющий. — Короля Эрвиола застрелил лучник-эльф... А непосредственный убийца сошел с ума. Знаешь, он был когда-то моим другом!

... Они вышли на тенистую улицу. В конце ее виднелся большой белый дом с колоннами и широкой мраморной лестницей.

Кругом отчаянно цвели яблони. На земле под ними, казалось, лежал снег — так много было лепестков...

А напротив лестницы, у беседки, искрился на солнце маленький фонтан.

— Это его дом, — задумчиво проговорил Даллен. — Илтарни любил сидеть тут, у фонтана, с каким-нибудь романчиком, где герои прекрасны, а чувства идеальны.

— Как ты можешь так спокойно о нем?! — поразился Кантор.

— Не знаю, — серьезно ответил Даллен. — Я его не видел. Но говорили, что он был в горячке, бредил... Мое имя повторял, кстати... Даже найгерис пожалели его. Нет у меня ненависти к нему. Хотел бы я знать, что с ним сейчас...

И тут, отвечая на слова Поющего, окружающий их пейзаж резко изменился.

Вместо дома и сада с фонтаном — гулкое каменное помещение с маленькими зарешеченными окошками под потолком. Настоящая тюрьма — вот только очень уж просторно для камеры...

Откуда-то доносился невнятный стон и, похоже, звуки ударов.

Даллен с Кантором переглянулись — и, не сговариваясь, кинулись на звуки.

А там, за поворотом коридора, в точно таком же мрачном помещении, находилось двое.

Один — худой белокурый юноша в парадном мундире незнакомой Кантору армии. Но было видно, что это именно мундир и именно парадный... несмотря на то, что он был измочален, исхлестан плетью, и кое-где в прорехи видно было тело — со следами ударов, разумеется.

А второй... Тоже белокурый, то же лицо... в простой белой рубашке и штанах... его можно было бы назвать старшим братом первого — настолько жестким и усталым было выражение лица, но само лицо — оно было тем же самым. Абсолютно тем же...

И этот второй — ожесточенно пытался достать плетью первого.

А тот, сжимаясь, как будто сознавая, что виноват, тем не менее старался увернуться от ударов — но далеко не всегда. Иногда он просто стоял, закрыв лицо руками, и вздрагивал...

— О боги, — вырвалось у Даллена. — Это же он... Илтарни...

— Тот самый?! — удивился Кантор. — Тот, который убил... тот, из-за которого ты пошел на казнь?

— Да... Но как же?! Почему?

— Ты привел меня в его сон, похоже, — сказал Кантор. — Это вот снится... твоему Илтарни. Забавно... У него брат-близнец, что ли?

— Брат у него есть. Старший. А вот близнеца нет и не было никогда... — прошептал Даллен. Избитый 'младший' прижался к стене и поднял ко второму свое залитое слезами лицо:

— Пожалей... Я не виноват... Я не хотел...

— Ещё скажи, что не убивал! Трус! Размазня... — с сердцем сказал второй. В его голосе звучало отвращение.

— Пощади... Я не понимал, что делал!

— А когда ты плевал под ноги тому, кого казнили, ты тоже не сознавал? Тварь ты трусливая... Мразь... — почти со стоном проговорил второй и ударил со всего плеча.

Первый Илтарни не отстранился, только прикрыл рукой глаза — и по руке побежала алая полоса.

— Смотри! Смотри мне в глаза! Ты же мог смотреть на казнь Даллена! Смотри, тварь!

— Я смотрю... Я всё время вижу казнь... — произнес избитый. — Вижу...

Он отнял руку от лица — взгляд стал отрешенным и покорным.

— Даллен стоит там... Он смотрит на меня! — с болью произнес Илтарни.

'Сколько лет уже продолжается эта казнь во сне, интересно?' — подумал Кантор.

— И давно он сошел с ума? — тихо спросил Диего Поющего.

— Кажется, почти сразу... Мне король рассказывал. Там ведь ещё магическое воздействие было — перстень подчинения. Ему подсунули перстень в кошельке, чтобы уж точно не смог одуматься и отказаться. Сначала Илтарни заставили убить посла, потом... — Даллен задумчиво и грустно усмехнулся, — потом, быть может, как раз и заставили сойти с ума — не знаю я тонкости этой мерзкой магии. А может быть, приказы всё-таки сильно противоречили его собственной натуре — и парень совсем свихнулся. Он ведь не был подлецом, не был убийцей, Диего!

Даллен сказал это с недоумением и болью — и тут вокруг посветлело. И парочка — братьев? двух ипостасей одного человека? — наконец заметили Кантора и Даллена.

— Даллен... — простонал Илтарни. Какой из них? Оба?

Поющий сделал шаг к близнецам, не отрывая взгляда. Сейчас они оба смотрели с одинаковой мольбой и со слезами на глазах.

— Даллен, ты пришел за мной? Я виноват... я должен заплатить... Я и долг тебе не отдал, а брат не услышал... наверное. Убей меня наконец, прошу тебя!

— Мдаа... — еле слышно протянул Кантор.

А Даллен, кажется, забыл, что всё это сон. Да это и не было сном... почти не было.

— Знаешь, иногда мне кажется, что я уже умер, но это не так... Я живу, живу во сне, а иногда слышу брата, но это бывает очень редко, — быстро, словно боясь не успеть, сбивчиво говорил Илтарни. — Пожалуйста, забери меня туда... и прости... хотя это нельзя простить, я знаю... но может быть, всё-таки... Нет, просто убей — своей рукой. Ты ведь можешь! Ты воин... Я так хочу... Я устал.

— Я жив, Илтарни, — сказал Даллен.

Илтарни в обеих ипостасях замолчал и неверяще уставился на него.

— Я живой, — повторил Даллен.

Какое-то детское, неземное счастье нарисовалось на залитой слезами физиономии первого, избитого парня.

— Найгерис... простили?! — изумленно прошептал второй.

— Да нет... Не простили, — усмехнулся Поющий. — Они наказали... виновного.

— А как же ты?!

— А они меня разоблачили. Поняли, что лгу... Магия меня разоблачила.

— И найгерис всё узнали?! — воскликнул второй. — Но тогда почему я жив?!

— Они сказали мне, что кровь Анхейна достаточно наказала тебя... — тихо произнес Даллен.

— Лучше бы они меня убили... — прошептал Илтарни и вдруг поднял к Даллену просветлевшее лицо:

— Правильно... Это же хуже смерти. Я должен жить долго. И помнить, что я подлая тварь. Я убийца... я убил... просто так, и за что... и я плюнул на могилу друга... моего друга... настоящего. У меня был друг... Я помню, Даллен... Ты не думай — я помню. Я всё время помню, — лихорадочно заговорил Илтарни. — Я знаю, кто я такой есть. Трус и подлая тварь... даже зарезаться не успел... не помню, почему. Помню, что хотел... но это правильно, я знаю... негоже уходить так просто, я должен жить... и помнить, что я сделал... и видеть... видеть казнь...

— Ты всё-таки сделал это не своей волей, — не выдержал Даллен. — Тебя магическое кольцо вело... Ему трудно противиться.

— Какое... кольцо? — медленно спросил Илтарни. — Я согласился взять деньги, да... Кольцо?

— Перстень подчинения... — сказал Поющий. — Они положили его в кошель с деньгами. На случай, если ты передумаешь.

То ли стон, то ли рыдание вырвалось у Илтарни — Даллен уже перестал понимать, где первый, а где второй йенна Крейд, бывший когда-то его другом.

— Значит, я взял деньги... а потом уже они управляли мной? — спросил парень еле слышно. Даллен молчал.

— Я хотел отдать долг. Лучше бы я разорился... стал нищим... Лучше бы не играл... Илтарни схватился за горло, как будто его что-то душило.

Башня Шайла. Два человека на площадке.

— Сколько уж раз я себе зарок давал, — признается белокурый мальчишка. — Ничего не выходит. Только в руки колоду возьму...

— Так не играй, — спокойно отвечает Даллен.

— Даллен, — сказал Кантор, — а хочешь, я выведу его отсюда? Он очнется...

— Это возможно? — встрепенулся Даллен. — Тогда — да! Семь лет... Он искупил свое преступление.

— Такое не искупить, — еле слышно уронил один из Илтарни. — И посла — не оживить...

— И тот плевок, — зло, с отчаянием добавил второй, — ещё худшая подлость, чем убийство!

— Найгерис... отпустили больного, — медленно произнес Даллен. — Но ты мог бы приехать к ним и принять свою судьбу из их рук. И тогда твое искупление завершится... А я — простил тебя, Илтарни.

— Пошли отсюда, — хрипло сказал Кантор.

Утро было ароматным и звучным.

Даллен поднялся первым и довольно долго стоял у окна. Он вспоминал сон, в который так резко ворвался его новый знакомый.

Поющий вспоминал казнь — и первый раз видел ее как бы со стороны. Наверное, она много раз снилась ему — но, проснувшись, он забывал. А теперь — помнил.

Помнил растаявший эшафот, и казалось ему теперь, что казнь осталась в другой жизни. Что не семь лет прошло, а гораздо больше.

Но это и была другая жизнь...

Теперь он Поющий, а не граф йен Арелла. Хотя и граф тоже. Имя и честь вернули... Интересно, кого же в нем больше сейчас? Поющего или шайлского графа?

Об Илтарни Даллен вспоминал редко. Старался не вспоминать. Он не волен был изменить прошлое и судьбу запутавшегося слабовольного мальчишки. Но, кажется, его новый приятель изменил будущее Илтарни? Вправду ли йенна Крейд очнется теперь, или сумасшествие так легко не лечится? Хотя это не совсем обычное сумасшествие. Даллен болезненно усмехнулся — он вспомнил: "Убей меня наконец, прошу тебя..."

Интересно, как среагируют найгерис, если Илтарни и вправду явится в Найгету с повинной?!

Поющий и сейчас видел, как наяву, улицу Шайла, залитую ярким утренним солнцем. Как они втроем вышли туда из этого мрачного каземата, где казнил себя Илтарни. Йенна Крейд был один, и выглядел непривычно — серьезно и торжественно. А Даллена совсем не удивляло, что они идут по улицам Шайла. Всё было так, как должно... И в какой-то момент ему даже показалось, что это — не сон.

Что-то изменилось. И что-то ещё должно было измениться... Вот и Илтарни, быть может, придет в себя.

— Доброе утро! — почти неслышно подошел его гость. Не кэрье, но задатки есть. — Воздух тут у вас какой! Ветром пахнет и лесом...

— Доброе! — улыбнулся Даллен. — А день и впрямь хороший. Тебе понравится. А то у нас тут , особенно весной и осенью, часто дожди...

"У нас", — подумал он. Я говорю "у нас"... И давно уже, если припомнить.

— Ладно! Давай собираться, Наставник, наверное, нас заждался. Мастер Дэррит привык вставать с рассветом!

— Тогда он уже встал, — заключил мистралиец, кашлянув в кулак.

Наскоро ополоснувшись холодной водой, они зашли за Тэйгланом и направились от Западных Ворот к Дому Песен.

Они шли по улице — и навстречу им с кустов срывало ветром белые лепестки. Еле слышно звенели колокольчики — маленькие флюгера на крышах, Даллен так и не понял, как они устроены, но при разных направлениях ветра они звенели по-разному.

Скоро должна была показаться Площадь... Даллен вспомнил, как увидел ее впервые — хотя, признаться, в тот день он мало что видел. Какой-то серый туман — и запредельная, далекая и чем-то успокаивающая музыка. И эта Площадь, воздух которой был пронизан мелодиями, словно принесенными ветром...

На бортике поблескивающего золотистой бронзой фонтанчика сидели парень и девушка — смотрели друг на друга, вслушиваясь во что-то, внятное только им.

— Поющий фонтан, — пояснил Даллен, заметив заинтересованный взгляд Диего. — Такой сплав, в Шайле из похожего колокола отливают. Струи воды падают на бронзу и вызванивают мелодию. Если сесть на бортик — хорошо слышно. Старый фонтан — не одна сотня лет ему... Говорят, тут ещё Поющие в свое время поработали... словом, каждый слышит своё.

— А я-то думал, самый музыкальный город на свете — Арборино, — улыбнулся гость. — Хотя... Вам тут по-другому и нельзя. Огонь же у всех поголовно — я даже и не представлял, что так бывает.

— Найгерис становится неуютно, если они попадают в абсолютную тишину... — сказал Даллен и замолчал. Какое дело Кантору до той ночи, что он провел в Немой Комнате?

Тогда он, Даллен, не мог понять, почему же его так угнетает полная, абсолютная тишина. Ведь хорошо, что никто не мешает, и можно думать и вспоминать о чем хочешь! Он и вспоминал — стараясь не пропустить всё самое главное, то хорошее, что он успел в жизни... и то, что не успел, тоже. А в голову приходили всё какие-то мелочи — разговор со старым оружейником, и то, что Даллен так и не заказал ему новый кинжал, выступление шайлского оркестра, плутоватая добродушная физиономия деревенского старосты из его родового имения...

А ещё — его солдаты, вместе с которыми он шел в бой, и как они сидели рядом у костра, и кто-то из них сказал мимоходом "наш командир — он молодец!" — а Даллен случайно услышал... и уважительные взгляды мечников-найгерис — там, у Кроличьей Балки...

Всё рассыпалось на кусочки, и каждый кусочек было почему-то очень жаль терять. И тогда он стал вспоминать о войне — и так и просидел ту ночь.

— Трудно представить себе такую тишину... — задумчиво покачал головой мистралиец. — И представлять не очень хочется! А здесь всё время что-то звучит. Еле слышно, но приятно. Фонтаны, колокольчики какие-то... ветряки...

Он досадливо поморщился, закашлявшись вновь — на этот раз куда сильнее, чем дома.

— Что-то с тобой не то, — заметил Тэйглан профессиональным целительским тоном. — Простыл?

Кашель у Диего и впрямь был какой-то нехороший, Даллен тоже заметил это, даже не будучи целителем.

— Похоже — да, — согласился мистралиец. — Горло болит зверски и словно дрянью какой-то забито... Вот гадство! Мне же Зарби петь! Он, конечно, орк, но у всего есть границы.

— Если хочешь, я посмотрю потом, что можно сделать, — предложил Тэйглан.

Гость прокашлялся вновь и ответил красноречивым взглядом, без слов говорившим: "Может, лучше не надо?!!"

А вот когда они стали приближаться к Дому Песен, тут не было уже звенящих фонтанов и музыкальных ветряков. Только птицы чирикали в ветвях старого дерева. Было тихо. Очень тихо. И в тишине вставала во всем своем великолепии Башня Поющих — стройный, высокий шпиль, выше самых высоких деревьев — острая, сияющая игла, отливающая всеми цветами радуги, сияющая, как брызги воды на солнце, как водопад. "Красиво как", — подумал Кантор. — "И не поймешь, из чего сделано... у нас такого нет..."

Он остановился, любуясь. Сделал шаг. Вновь остановился. И удивленно огляделся по сторонам.

— А это откуда? Башня так звучит? Или это магия?

— Что? — насторожился Даллен. — Ты что-то слышишь?

...Барабаны. Флейта. Дальнее эхо струн...

В тот день он тоже не мог понять, откуда доносятся звуки, сливающиеся в стройную мелодию.

— А как же не слышать? — удивился Диего. — Гитара! И вокал. Голос... нет, пожалуй, два голоса! Всё-таки два... Нет, они, конечно, очень тихие... но различить можно.

— Голоса?! — даже после семи лет обучения Даллен не взялся бы утверждать, что знает о магии Поющих все, но никто из найгерис на его памяти не говорил, что слышал голоса.

Сам он уже привык слышать здесь уже вполне отчетливую мелодию — бархатный голос виолончели, легкая трель барабанчика и чистый, ясный голос альтовой флейты, которая словно разговаривала с ним. У Тэйглана тоже была флейта... Флейта и скрипка.

— А чьи голоса? Ты их знаешь?

Мистралиец задумался, прислушиваясь.

— Да нет, конечно, — проговорил он наконец. — Просто один из них показался мне знакомым...

— А другой?!

— А другой нет. Да и звучало это... странно как-то. Словно бы очень издалека — и одновременно как будто здесь, рядом... А что это за голоса? Откуда?

— Да погодите! Вы что?! Правда?!

Тэйглан даже остановился посреди площади, как вкопанный.

— Какие голоса? Ты что, утверждаешь, что... слышишь здесь музыкальные инструменты?! Или, вернее... инструмент и голос?

Взволнованный целитель переводил взгляд с Даллена на Кантора и обратно. Глаза его горели, лицо посуровело, словно найгери вспомнил о чем-то трагичном.

Так оно и было, но Кантор этого не знал:

— Инструмент, да, — терпеливо повторил он, — гитара и два голоса.

— Но это же... — пораженно проговорил Тэйглан, — это же... Даллен! Я помню...

— Я тоже, Тэй, — еле слышно произнес Поющий. — Пошли...

... А Дэррит уже ждал. Как будто чувствовал. С другой стороны, а почему "как будто"? Во всяком случае, когда они пересекли площадь, вслушиваясь каждый в свою музыку — Дэррит уже стоял на пороге.

— Вернулся!

Он порывисто обнял Даллена и на миг застыл, сжав его плечи, словно убеждаясь — да, живой!

— Вернулся, как же иначе... Иначе не могло и быть... — наставник смотрел на Даллена с отеческой теплотой. — Ты расскажешь мне все, подробно! А сейчас познакомь меня, пожалуйста, со своим другом. Он пришел Путем, который ты спел! Невероятно!

— Это Диего, или иначе Кантор, — охотно исполнил просьбу Даллен. — А это мастер Дэррит, Наставник Поющих.

— Здравствуйте... маэстро! — поздоровался гость.

— Маэстро... — тихо повторил Дэррит. — Это незнакомое слово — но я понимаю его... и тебя. А ты мог говорить с людьми там, в другом мире, Даллен?

— Да — видимо, это свойство Пути, — предположил Даллен. — Я там... в городе Даэн-Рисс... правильно, Диего? Там я тоже понимал местную речь.

— Я искренне рад приветствовать тебя в Найгете, Диего, — улыбнулся наставник и вновь обернулся к ученику: — Ты даже сам не представляешь, мой мальчик, ЧТО ты сделал! Но пойдемте ко мне — ведь вы же не оставите старика без рассказа о другом мире?

— Мастер! Мы ещё не сказали... — взволнованно начал Тэйглан. — Про нашего гостя! Он — слышит! И слышит... голоса...

— Погоди, погоди, Тэйглан, — поднял руку Наставник. — Говори толком. Какие голоса он слышит, и при чем здесь я? Или ты как Целитель хочешь просить поддержки Поющих?

— Э... Я не то хотел сказать... — покраснел Тэй. — Он услышал на Площади. Струнный инструмент и дуэт.

— Вот оно что! — воскликнул Дэррит и внимательно вгляделся в Кантора. — Тогда... тем более не приходится удивляться, что он смог пройти тем Путем, что спел Даллен... Но... что же инициировало его?!

— Мне кажется... он — как я, — проговорил Даллен.

— То есть? Что ты имеешь в виду? Но ведь твоё Посвящение...

— Видимо, есть люди, способные обойтись без Посвящения... Или оно проходит как-то по-другому... Между прочим, Мастер, в своем мире он сочиняет музыку! — сказал Даллен.

— И ещё людей убиваю, — буркнул Кантор. — По четным дням.

Тэйглан на мгновение удивленно выпрямился, но потом понял, что это была шутка.

— Мало кто из найгерис никогда не убивал... — задумчиво проговорил Дэррит. — Хотя тропы воина и Поющего всё же разные.

— "Бард на поле боя — жертвенная курица"? — усмехнулся гость.

— Так то у людей, наверное, — с сомнением произнес Дэррит. — Впрочем, не в твоем случае, как я понимаю? Пойдемте за стол, вы, наверное, не завтракали!

...За столом, подкладывая ученикам и Кантору невероятно аппетитные пирожки, рыбу и полоски вяленого мяса, Дэррит слушал рассказ Даллена — и лучился тихой радостью и гордостью, знакомой только тем, кто был отцом или учителем...

Даллен рассказывал о городе с маленькими цветными крышами на узкой улочке, о бирюзовых водах речки, в которую смотрятся окна домов с цветными переплетами стекол и кружевными занавесками...

О тихо звучащих старых домах и кокетливо выгнутом мостике, об улыбках женщин и гордой линии набережной. Кантор слушал Поющего — и тоже почти слышал тихую мелодию улицы и что-то вроде соло трубы — на площади. Ему раньше никогда не приходило в голову, что улицы могут звучать. А ведь правда!

Даллен говорил о людях: добром забавном шуте, так гостеприимно встретившем незваного пришельца, о юном открытом эльфе с жестким взглядом, и другомэльфе — с лицом веселого студента и потрепанной старенькой гитарой, помнящей партизанские горы. О приветливой хозяйке смешной белой собачки..

Говорил — или пел?

Так странно было услышать рассказ о том, к чему ты давно привык и не задумываешься, как оно выглядит со стороны! Разве что иногда, быть может, слышишь, КАК оно звучит — когда идешь по улице и в голову приходят какие-то мелодии. Так было вчера у Кантора — уже здесь, в Найгете. Оказывается, и с другими так бывает, когда они слушают то, что кажется тебе привычным и родным. И люди... Диего рассмеялся, услышав емкий и образный рассказ о Жаке и Орландо, и как гостю пришлось прятаться, опасаясь любопытства Его Величества.

— ...А потом мы попали под дождь... и Диего пригласил меня в гости, — сказал Даллен, явно не собираясь рассказывать об Ольге и их доме. Кантор почему-то сразу понял, что это дань уважения. Для Даллена то был чужой дом и чужие тайны в нем...

— Как ты думаешь, почему Путь пролег именно туда? — спросил Дэррит. — Другой мир, город, про который никто даже не слышал?

— Возможно... — Даллен на секунду задумался. — Он очень похож на Шайл. Наверное, поэтому.

— Ты хотел спеть путь в Шайл? — остро взглянул на ученика Дэррит. — Или... хотел найти что-то похожее... перед тем, как идти в Шайл?

— Я хотел в Шайл, — отозвался Даллен. — Очень. Но... знал, что нельзя. Может быть, поэтому Путь обошел его стороной. И вывел в похожий город. Если бы у городов бывали дети, я бы сказал, что это сын Шайла...

— Ты решил? — тихо спросил Дэррит с еле заметным оттенком боли. Только Тэйглан, давно знавший Мастера, сразу всё понял и увидел в глазах Дэррита тревогу.

Даллен ответил не сразу. Он посмотрел на своего учителя — и за какие-то пару мгновений подавил собственную неуверенность. Ту, что ещё оставалась. А ещё сломал привычную стену, что стояла семь лет. Стена, состоявшая из слов "невозможно" и "заклятие". Их просто не было больше.

— Решил, — улыбнулся он. — Мастер... я знаю. Знаю, что дойду.

Повисло молчание.

И в этой тишине Кантор раскашлялся, впрочем, ненадолго. Он не собирался привлекать к себе внимание, тем более не очень-то было понятно, о чем говорят его новые друзья. Кашель закончился словом "тьфу!"

Но найгерис, как по команде, повернулись к нему. А Дэррит, словно возвращаясь из неведомого далека, задумчиво уставился на мистралийца, как будто тот был прозрачным.

— Диего... — не сразу спросил он, и тихий голос Мастера был почти торжественен. — Скажи... какие голоса... или голос слышались тебе на Площади?

— Да не знаю! — ответил тот почти раздраженно. — Два голоса... вроде мужских... один показался знакомым. Если бы я обладал романтическим воображением, то сказал бы, что это мой собственный... тот, что был когда-то.

— У тебя раньше был другой голос? — живо поинтересовался Тэйглан.

— Был. И сплыл. Вернее, сорвался. Навсегда. Осталось то, что осталось... а теперь ещё и простуда. Как я через два дня орка играть буду?!

— Я же предлагал посмотреть, — мягко укорил Тэйглан.

— Ну, да... Ладно, подумаешь, ерунда какая! Пройдет.

— За два дня, само? Как Целитель — сомневаюсь. Можно попробовать привести твое горло в порядок до спектакля.

— Ну... может быть... — пробормотал мистралиец, испытывая острое отвращение к самой мысли отдать себя в руки какого бы то ни было медика. Хотя... маг же! Мэтр Истран был ничего, если б еще нравоучениями не надоедал. Наставник Дэррит, пожалуй, чем-то походил на придворного мага Ортана.

— Хорошо! — вздохнул Кантор. — И... что мне делать?

Он повел взглядом, ища что-то вроде привычной кушетки в кабинете мэтрессы Стеллы.

— Погоди! — голос Дэррита прозвучал почти тревожно. — Тэйглан, ты видишь? Нет? Посмотри...

— Да! Неужели... не знаю, — пробормотал Тэйглан.

Дэррит обратился к Кантору, начавшему потихоньку жалеть, что он вообще пришел сюда:

— Я попрошу тебя — спой, пожалуйста. Не важно, как, — подняв ладонь, он остановил уже готового возразить мистралийца. — Шепотом, хрипом, как угодно... тихо, неслышно. Хотя бы куплет.

— И что мне петь?! — вскинулся бывший убийца.

— Не знаю... Впрочем... Наверное, то, что сочинил ты сам.

— Я уже пел вчера, — проворчал Диего. — Ну ладно. Могу пошептать... чего-нибудь.

Отказать этому магу, в чьем взгляде была видна не только сила, но и настоящая, неприкрытая доброта и участие — было невозможно.

И он, беззвучно ругаясь, тихо замычал себе под нос первое, что пришло в голову. Простуженное горло поначалу вообще отказывалось издавать какой-либо звук. Потом, после раздраженного шипения и непроизнесенных ругательств, хрипло и неуверенно зазвучала мелодия. Он сам не знал, откуда она взялась. Что-то похожее звучало у него в голове вчера — там, у водопада. А может быть, здесь, на площади?

Он проскрипел одну музыкальную фразу... другую... коротко откашлялся, потому что перехватило горло — и тут почувствовал, как ту же мелодию еле слышно подхватил мастер Дэррит.

Странно, Кантор не услышал, а именно почувствовал — как пожатие руки или дуновение ветра.

На голос Дэррита можно было опереться, как на дружескую руку. Чтобы перейти то ли болото, то ли тропинку по краю невидимой пропасти, то ли узкий мост — рука помогала и звала. А вот и глубокий голос Даллена с еле слышной улыбкой, которую почти можно увидеть... И яркий, горячий и чистый голос целителя-Тэйглана. Паника вскинулась было где-то внутри — и сгинула. Не было стыда за свою хрипоту рядом с волшебными голосами Поющих. Потому что все было правильно.

Диего на миг показалось, что он снова идет по площади, завороженно глядя на шпиль Дома Поющих, который переливался под лучами солнца всеми цветами радуги. Пригревало солнце, откуда-то слышался тихий шум маленького водопада — того, что был возле дома Даллена. И горло... горло больше не болело.

Он закончил петь привычной когда-то, короткой музыкальной фразой — и она странно звонко прозвучала здесь, в доме найгерис, которые никогда не слышали мистралийких песен, да и людьми не были... кроме Даллена... Кантор застыл — сердце пропустило удар. Потому что он понял вдруг: последние полминуты он пел один. И это певучее великолепие, эта волшебная виолончель — это не найгерис... это он. Сам.

Кантор замолчал, на миг зажмурился, вслушиваясь в отзвучавшую мелодию, тряхнул головой, пытаясь развеять наваждение. Конечно, как он сразу не понял! Магия! Мастер хотел знать, какой именно голос слышал гость на площади. И узнал. Не предполагая, что его любопытство так... жестоко. Откуда ему было знать...

— Диего, что с тобой?

Это Даллен — он сидит напротив и с неподдельной тревогой смотрит на своего гостя. Идиот, выбросил амулет! Опять эта способность к эмпатии...

— Ничего, — тихо бросил Кантор. — Всё хорошо...

— И горло больше не болит? — медленно и с каким-то странным выражением спросил Дэррит.

Мистралиец попытался откашляться — и не получилось... кашля не было.

— Не болит, — ответил он, и голос его дрогнул. — Совсем не болит.

И повисло молчание: найгерис улыбались и ждали его реакции, а Кантор... боялся. То, что он услышал — это было... прежнее. Забытое. Закрытое навсегда и выплаканное ночами без сна и слез...

А может быть, он сейчас выйдет из этого дома, и все исчезнет? И голос Эль Драко, тот самый... нет, даже ставший ещё более сильным и глубоким, пропадет — теперь уже навсегда?

"Онемел? Боишься слово сказать?" — спросил он себя .

Внутренний голос молчал. Его просто не было. А может быть, он как раз плакал? Хорошо, что про себя. Что его не было слышно. Потому что такая слабость была бы недостойна и никак не подобала... не должна была...

— Все хорошо, — повторил Кантор. — Даже слишком. Так не бывает!

"Бывает..." — ошеломленно возразил он сам себе, слушая полузабытые нотки когда-то потерянного голоса. Это не иллюзия, даже его горло... оно не просто перестало болеть... оно словно стало шире, свободнее... Как же хочется петь! Попробовать... уйти в эти звуки, забыть обо всем...

Нет. Сейчас он петь не будет.

Он вернется — и там, на Дельте... он должен поделиться в первую очередь с той, кто его любит — и с тем, кто всегда его ждал.

Карлос! Как обрадуется старик...

"И как же ты объяснишь это возвращение Эль Драко?" — с истерическим смешком осведомился внутренний голос.

"Как-нибудь! Скрывался от убийц..." — отмахнулся бывший партизан.

"Это ты-то? С твоей репутацией лучшего убийцы континента? Даже не смешно..."

"А пошли они все в... ... ...!!"

"Пойдут, конечно... " — веселился внутренний собеседник. "Мало ли? У эльфов скрывался. Ударился головой, память отшибло..."

"Ну вот видишь! Придумаем что-нибудь!"

— Спасибо... вам, — выдавил Кантор, переводя взгляд с улыбающегося Дэррита — наверняка старик всё понял! — на удивленных Даллена и Тэйглана, который явно хотел задать вопросы своему невольному пациенту. — Спасибо... Вы совершили невозможное — наши маги говорили, что не могут вернуть мне мой голос!

— А теперь... он именно такой, каким был?! — радостно спросил Тэйглан.

— Да, — Кантор почувствовал, что точно так же улыбается в ответ Поющему. — Я уже и забыл почти...

— Вспомнишь! — заверил Тэйглан. — И будешь... петь свои песни...

— Я очень рад, что мы смогли тебе помочь, — сказал Дэррит. — Я не встречал... таких травм и не был уверен. Но с их помощью, — он кивнул на Даллена и Тэйглана, — мне удалось!

Кантор встал и поклонился. От души. Так, как дОлжно было поклониться тем, кто подарил тебе — тебя самого.

— Я... должен вернуться, — сказал он тихо, даже и сейчас ещё не привыкнув, как по-новому... по-старому! звучит голос. Как певуче, и сколько новых оттенков появилось в нем — тех. Забытых. Убитых...

— Ты вернешься. Даллен споет тебе Путь, теперь эта дорога ему уже знакома, — сказал Дэррит. — А ты знаешь, что вот сейчас, когда мы пели — вместе с тобой — ты тоже смог помочь ему? Скажи, ведь на тебе благословение, я прав? Это божество владеет Жизнью?

— Да, — отозвался мистралиец, еще не понимая, что имеет в виду Наставник. При чем тут благословение Эрулы?

— Мастер, о чем вы говорите? — нерешительно спросил Даллен.

— О твоих смертных заклятьях. Я посмотрел, пока вы пели — они истончались, а теперь — я их не вижу.

— И я больше не покойник... Не мертвый — для Шайла! — тихо сказал Даллен.

Они с Кантором смотрели друг на друга.

А выражение лица у того и другого было одинаковым. Как отражение в зеркале.

ЭПИЛОГ

— Я тоже когда-то был очень нетерпеливым, — сказал Дэррит.

Тэйглан посмотрел на Учителя недоверчиво.

— Ещё каким! — подтвердил старый найгери и протянул Кантору глиняный кувшинчик с вареньем:

— Это твоей жене. С травами. Счастья тебе... Поющий!

— Спасибо вам, мастер Дэррит! — улыбнулся ему мистралиец.

Он не мог видеть, насколько — улыбающийся, счастливый и немного растерянный — сейчас напоминает себя самого много лет назад.

И голос... Диего ловил себя на том, что ему доставляет удовольствие просто разговаривать — как будто много лет он был немым и не привык ещё к своему голосу.

— Возвращайся... когда-нибудь. В гости! — сказал Тэйглан. — Только Путь сам не пой, подожди Даллена! — пошутил он.

— Подожду, — согласился Кантор. — Я теперь знаю, где вас всех искать. И найду...

Он не стал уточнять, что теперь может придти в их сны. Пусть это будет сюрпризом!

Они стояли на Площади песен. Кайр тоже пришел проводить гостя. Но Дэррит и Тэйглан смотрели сейчас на Даллена.

— Я буду здесь в День Летней песни, — сказал Даллен. — Обязательно, Учитель. А теперь...

... Портал соткался быстро — струи фонтана радужно переливались, как купол Башни Песен... или это были струи воздуха?

Кантор ещё раз отсалютовал Поющим — кроме Дэррита и Тэйглана, здесь были ещё другие найгерис, которые, вместе с Кайром, молча стояли и смотрели на Даллена с Кантором... И было в этом молчании что-то очень надежное и дружеское.

— Если не вернешься к завтраку, буду петь Песнь Возвращения, — улыбнулся напоследок целитель. Но Даллен знал, что Тэйглан начнет петь гораздо раньше. Может быть, с рассвета.

* * *

— Ой! — по-детски всплеснула руками Ольга. — Даллен! Диего! Какой у вас портал красивый! И он звенит... Спасибо, — сказала она, принимая у мужа кувшинчик с затейливым ягодным орнаментом на боку.

— Возвращайся... — тихо произнес Кантор. — Ты... ещё не всё здесь слышал.

— О да! Я обещаю, — граф йен Арелла улыбнулся совсем как когда-то. Светлая, мягкая полуулыбка — и без тени боли.

... Это будет — они ещё споют у зажженного камина, и в цветущем саду под дождем из белых лепестков... И вместе споют портал, а пушистый серый котенок будет мурчать у Ольги на коленях — совсем как на родине, в Найгете.

Но сейчас — звучит глубокий, волшебный голос — или это виолончель? — и перед восхищенной Ольгой, прямо на ее родной кухне, возникает огромное окно портала...

Там, куда ведет этот Путь, уже отчаянно цветут цветы, свисая с ящиков, выставленных на улицу. Служанка с корзинкой идет по мозаичному тротуару мимо дома с цветными стеклышками в переплете окон...

А Даллен ступает на мостовую и оглядывается.

Ольга машет ему, а Кантор соединяет руки с символическом жесте... звон и тихий голос виолончели... всё.

— Он вернулся, — сказал Кантор.

— Диего, — очень тихо произнесла Ольга, — мне... мне даже страшно... ведь у меня же нет музыкального слуха! Но это — это не твой голос! Ты говоришь не своим голосом.

— Нет. Своим. Только ты не слышала его раньше. Разве что на кристаллах.

— На кристаллах?! Это... твой прежний голос?! Так ты теперь сможешь петь, как раньше?!

— Теперь я смогу петь лучше... чем даже в юности. Потому что знаю, КАК! — улыбнулся Диего.

Он одним легким движением поднял жену на руки.

После долгого поцелуя Ольга тихо сказала:

— Знаешь, я всегда любовалась твоими глазами... А сейчас мне кажется, что они стали ещё больше. И ещё... как будто ты немного прищурился... словно они удлинились — как вот у него, у Даллена!

— Это вряд ли! — засмеялся Эль Драко.

* * *

В далеком городе Шайл в саду у позеленевшего, давно уже не бьющего фонтана очень худой парень, полулежа в кресле, провел рукой по лбу — так, словно у него болела голова.

Не сразу, медленно, он открыл глаза и долго смотрел на умерший фонтан. А потом обратился к мужчине, задремавшему рядом, в своем кресле:

— Брат...

Совсем седой мужчина, чем-то похожий на парня, но с усталым и каким-то загнанным выражением лица, вздрогнул и подался к нему:

— Илтарни! Что? Ты что-то сказал?

— Да... Я тебя разбудил? Прости... Как ты постарел! Перед тобой я тоже виноват. Ты так и сидишь тут со мной? Все эти... годы?

— Илтарни! — Орток йенна Крейд трясущимися руками ощупывал брата, не отвечая, не понимая и не веря, и наконец уткнулся лицом ему в грудь, глухо всхлипнув.

— Ты очнулся! Брат... Столько лет! Ты молчал неделями — а потом начинал говорить, повторял одно и то же, и никогда не отвечал мне! Сначала я не мог до конца вылечить твою лихорадку... А потом так трудно было заставлять тебя хоть что-нибудь съесть! Мы и гуляли с тобой, ходили... сидели тут, в саду... а ты не помнишь? Ничего не помнишь?

— Нет... Как гуляли — не помню. И сада тоже... Сад изменился, — грустно сказал Илтарни. — Орток! Помоги мне встать.

— Да-да! Конечно!

Орток придержал брата за плечо, Илтарни медленно встал и огляделся.

— Весна... — сказал он. — Я любил... весну.

— Пойдем, — как-то жалко засуетился брат, — тебя надо накормить поскорее! Сейчас мы выпьем... за то, что ты наконец очнулся...

— Накормить... да. Надо поесть перед дорогой, — решительно сказал Илтарни. — Странно... Я думал — и на ногах-то тверд не буду... Знаешь, Орток... Даллен сказал, что простил меня. И сказал, что он... живой. Скажи, неужели он и вправду не умер?

— Да... Найгерис как-то узнали, что он не убивал, и... оправдали его... и он теперь у них живет, — отозвался брат виновато. Словно это он был причиной казни Даллена. — Значит, ты увидел его во сне?

— Да. Увидел. Он меня простил почему-то... только вот сам я ещё не простил себя. Накорми меня, брат, и помоги собраться в дорогу. Пожалуйста.

— В какую дорогу?! Ты же не сможешь и на коне-то усидеть!

— Я поеду в Найгету, — сказал Илтарни так, что брат какое-то время молчал, не зная, что же возразить и как.

— Они же тебя убьют, — прошептал он.

— Значит, убьют. Но я... поеду.

— Я поеду вместе с тобой! — заявил Орток почти с былой уверенностью.

Илтарни улыбнулся — тень прежнего веселого мальчишки промелькнула и исчезла.

— Я не смею об этом просить, — сказал он, — и, наверное, не имею на это права... но я буду тебе благодарен, если ты... поможешь мне добраться.

Они молча шли к дому, на фасаде которого заиграли солнечные зайчики от трепещущих листьев яблонь. И изверившемуся, апатичному графу йенна Крейд вдруг подумалось, что занимающееся утро — начало новой жизни. Или смерти. Но чего-то такого, что будет лучшим, чем их жизнь сейчас.

А Илтарни мечтал.

Странными были его мечты — и если бы кто-то мог их увидеть, то сказал бы, что видит сражение.

Пограничная крепость Драконий Клык — та, чьи стены помнили мальчишку-Даллена. Граница с Эрвиолом, которая никогда не была спокойной: вылазки, стычки, исчезнувшие мирные жители и солдаты...

Служить там. Просто рядовым. Нести службу и погибнуть, если получится, за родину...

* * *

Даллен шел по улице Шайла...

Шайл был тем же. И одновременно другим — наверное, потому, что изменился сам Даллен.

И весна была другой... Запахи... Нет, в Найгете чудесно пахло лесом и хвоей, янтарного цвета досками, которыми вымощены были окраины, и даже яблони там тоже цвели. А всё же... по-другому они цвели.

Запахи были более теплыми, солнечными — родными.

Теплая земля, клумбы и везде цветы. Хоть и маленький, а ящичек с растениями висел почти у каждого окна.

Резная скамейка — и возле нее земля усеяна белыми лепестками яблони и вишни... Запах орионий — ярко-желтые головки светятся в траве.

А звуки...

Даллен "открыл" восприятие Поющего, и родной город обнял его звуками со всех сторон. Радостный лепет того дома, что семь лет назад ещё не был достроен... Даллен помнил его. Удивленный вздох, почти стон — от старого серого здания в переулке, где была хлебная лавка. Она и сейчас там, и пахнет свежей выпечкой... Старый дом, как гордая собака, что никогда не возьмет подачки от человека, почти кричал: "Пришел! Пришел!" Был бы он собакой — отчаянно вилял бы хвостом.

"Ты здесь", — прошептала акация у маленького флигеля, ласково проведя листком по лицу.

А из особняка на берегу речки послышались торжественные аккорды. И что-то похожее на мужской хор. И торжествующий звук трубы...

А куда он сейчас идет? Ах вот оно что...

Старый оружейник. Даллен часто вспоминал о нем. Однажды он даже решил написать старику письмо, — передать его с кем-то, кто приезжал в Найгету, не составило бы труда, но... что он мог написать?

Сейчас в саду, примыкавшем к дому оружейника, слышали голоса из беседки, увитой диким виноградом.

— А я тебе говорю, не буду я это ремонтировать! Что ты мне приносишь? Рухлядь какую-то... Дешевле новый сделать!

— Раз у моего хозяина висит на стене старый доспех, значит надо его починить, — ответил голос, смутно знакомый Даллену. — А тратить хозяйские деньги на новый... я всё же не стану, наверное, вот вернется он и сам закажет! А всё ж таки порядок должен быть...

Эта неспешная манера разговора и голос с хрипотцой...Неужели Вут?!

Вуттара, своего бывшего однополчанина, который когда-то воевал под началом ещё совсем молодого Даллена и вместе с ним дрался у Кроличьей Балки, он встретил за три дня до прибытия послов из Найгеты.

Одноногий солдат приехал в Шайл из своей родной деревни — и Даллен как раз хотел нанять его садовником, или привратником... и не успел. Кажется, он сказал Эгарту... королю Эгарту о солдате-ветеране. Но тогда... Про какого хозяина говорит Вуттар?!

Поющий глубоко вздохнул и отворил ведущую в сад калитку. Несколько шагов, и...

Они встали — два старика. Встали, как на параде, вытянув руки по швам и глядя на него...

— Так вот я и говорю, — неожиданно прозвучал голос Вуттара. — Хозяин вернется — и сам закажет всё, что ему надо!

Голос солдата почти не дрожал. Только слезы бежали по лицу. Одна за другой.