Прохожу мимо каптёрки, внезапно оттуда вываливает Мурсал Асварович, мигом замечает мой слегка свободный ремень. У молодых он должен, перетянут, чуть ли не до позвоночника, сами же, носят их, если говорить грубо, на яйцах.
— Ничего ж себе, — возмущается он, — затяни!
Не спорю, чуть затягиваю, не свожу с него пристального взгляда, когда же он от меня отстанет.
— Слабо затянул, — Мурсал пытается просунуть палец между бляшкой и животом.
— Да, вроде нормально, — вспыхиваю я.
— Дай сюда! — он снимает мой ремень, меряет по своей голове, вновь протягивает.
Пытаюсь застегнуть, ну очень узко! Раздражение захлёстывает душу, расслабляю ремень так, что он брякнул ниже пояса.
— Ну, ты и хам, — тянет Мурсал Асварович, — а ну пошли в бытовку!
Заходим, он становится в боксёрскую стойку. Не шевелюсь, смотрю прямо в его чёрные глаза. Он словно взрывается, профессионально бьёт в голову, но я быстро ухожу в сторону и со всей силы рефлекторно наношу удар ногой в шею. Мурсал Асварович, растопырив руки, летит в угол каптёрки, прямо в толстое зеркало два на метр и, окровавленный падает в осколки. Дверь моментально распахивается, на пороге возвышается прапорщик Бондар.
Каптёр пытается встать, лицо всё посечено, кровищи как с порося, неожиданно он выкрикивает: — Товарищ прапорщик, всё нормально! Завтра, такое же зеркало достану!
Ничего не меняется в лице прапорщика Бондара, закрывает дверь, уходит. Помогаю каптёру встать.
— Ну, ты даёшь! — утираясь полотенцем, говорит Мурсал Асварович. — Где вот мне теперь, такое зеркало искать?!
— Извини, — искренне раскаиваюсь я.
— Ладно, забыли. Где так драться научился?
— В Севастополе.
— Как-нибудь побоксируем, вечерком. Ты не против?
— Почему нет? С удовольствием, — я с удивлением смотрю на каптёра, он не испытывает ко мне никакой злости, лицо обычное, невозмутимое.
— Тогда держи "краба"! — Мурсал протягивает толстую ладонь.
Настроение пятибалльное, иду в бытовку, надо бы подшить воротнички, мимо прошуршал рядовой Ли, ловлю его за рукав. Он непонимающе глянул мне в глаза.
— Послушай, — с напором произношу я, — с виду ты нормальный парень, утверждаешь, что имеешь чёрный пояс по каратэ, а ведёшь себя как шестёрка.
— Не понимаю тебя, — кореец сузил и до того узкие глаза.
— Что сержанты приказывают, сломя голову бежишь исполнять, унитазы уже блестят как у кота яйца, ты бы умерил свой пыл.
— Я не понимаю ...
— Чего тут понимать, надо как-то лавировать, стараться меньше попадаться им на глаза ... и не следует показывать такое рвение, ребятам это не нравится, считают, что в лучшем случае ты хочешь выслужиться, а в худшем — обычная шестёрка, — с сожалением произношу я, мне интуитивно он нравится, но я не могу понять его поведение.
— Ах это, — Ли улыбнулся, — мы разные, Кирилл. Я считаю своим долгом исполнять приказы командиров, ведь мы служим в советской армии.
— Да какие они командиры, обычные сержанты, причём хамоватые, они иногда по ночам наших ребят бьют ... узнаю кто, отметелю, — со злостью произношу я.
— Не знал, помрачнел Ли, — тогда это нарушение Устава.
— Что ты прицепился к Уставу, своей головой надо работать! — вспыхнул я.
— Ладно, Кирилл, мне умывальники надо дочистить, — с мягкой улыбкой произносит Ли.
— Ну, как знаешь, — разочарованно говорю я, — тебе жить.
Он скорым шагом пошёл в сторону туалета. Внезапно на пороге казармы появляется сержант Милюхин и рявкнул на дневального: — Из офицеров кто-то есть?
— Товарищ сержант, все убыли и прапорщик Бондар тоже! — бойко докладывает тот.
— Это хорошо, — сержант Милюхин ощутимо качнулся, выудил из-за пояса бутылку водки, сделал смачный глоток, — что-то я устал, ноги не держат, — он рухнул на табурет и с тупым видом смотрит на свои замызганные сапоги.
В этот момент с ним поравнялся Ли: — Товарищ сержант, разрешите пройти в умывальник!
— Ты кто? — выдохнул Милюхин.
— Рядовой Ли! Иду выполнять приказание старшего сержанта Селехова, мыть умывальник!
— Не кричи так громко, — поморщился сержант и гнусно усмехнулся, — вот тебе новое приказание, видишь мои сапоги, в дерьмо залез. Так вот, вылежи их так, чтоб блестели как яйца у кота Васьки.
Ли напрягся, чёрные глаза недобро блеснули: — Это не по Уставу, товарищ сержант!
— Что?! — Милюхин пытается схватить его за голову и тут, я оценил такой профессионализм, Ли поддаётся движению рук сержанта и молниеносно наносит удар головой в живот. Милюхин охнул, и начал сползать с табурета. Младший сержант Хиль и ефрейтор Матвеев, которые посмеиваясь, наблюдали за отвратительной сценкой, опешили, затем, с криками: "Тебе не жить, дух!" — бешено вращая глазами, понеслись на Ли.
И тут кореец передвигается в характерную стойку, дожидается, когда они к нему подбегут, подпрыгивает, легко сбивает их стремительными ударами ног. Младший сержант и ефрейтор рухнули без сознания. Открывается каптёрка, выбегает Мурсал: — Что за херня! — и двинулся на Ли.
— Мурсал, стой! — крикнул я.
— Что за херня! — он поворачивает ко мне перекошенное злобой лицо.
— Они сами виноваты! — я подскочил к нему. — Захотели чтобы Ли вылизал их сапоги.
— Что за херня?! — обомлел каптёр и опускает свои кулаки. — Это точно? — он не сводит с меня пронзительного взгляда.
— Не вру, всё так и было. Сержант Милюхин несколько перебрал, стал городить беспредел, Ли его успокоил, эти решили подписаться, вот и получили.
— М-да, — пожевал губы каптёр, — здесь явный перебор, — затем посмотрел на корейца: — Ты что, сам их всех вырубил?
— Виноват, — Ли потупил взгляд.
— Это они виноваты, — скривился Мурсал и добавил: — Ну да, духов надо воспитывать, но здесь явный беспредел. Ладно, я замну этот инцидент. Тащите их в каптёрку, пусть там оклемаются, заодно я проведу с ними трогательную беседу.
Как-то, с этого момента, служба пошла легче. Сержанты стараются меня и моих друзей, Мишу и Ли, излишне не напрягать, а по вечерам, с Мурсал Асваровичем устраиваем ринг, я учу его каратэ, но и из бокса беру многое. Вскоре у меня вырисовывается непонятный стиль, удары ногами как в каратэ, а руками — из бокса.
Проходит некоторое время и вот наконец-то дождались Присяги. Стою на плацу, волнуясь, зачитываю текст, теперь я полноправный солдат! Нас поздравляет генерал Щитов. Из строя смотрю в его волевое лицо, чувствую, он выделяет меня из толпы. Словно электрический разряд шваркнул в небесах, когда мы схлестнулись взглядами, я, "зелёный" солдат, и опытный генерал, мне даже показалось, запахло озоном.
Присягу приняли, скоро нам дадут оружие, первые стрельбы. Сидим в курилке, я не курю, но иногда сплёвываю в таз с водой, чтоб не откалываться от коллектива. Рядом Миша и Ли, они тоже не курящие.
Ли посмеивается своей загадочной корейской улыбкой, а Миша невозмутим как бескрайние равнины его деревни. Как-то незаметно мы стали закадычными друзьями, а укрепилась дружба, когда послали нас как-то в наряд по кухне. Нашей обязанностью являлась, уборка помещений. Сообща делаем всё быстро, чистота, порядок, наслаждаемся покоем. Неожиданно ко мне подлетает таджик, явно старослужащий и тычет мыльницей.
— Что это, зачем? — не понимаю я.
— Она меня не понимает, — взъярился тот, — унитаз забился, иди, вычёрпывай!
— Извини приятель, это не в наших обязанностях, — усмехаюсь я и моментально получаю сапогом под коленку. Больно! Врезал таджику так, что ещё долго наблюдал, как тот летел в коридоре. Азиат незаметно исчезает, но, спустя несколько минут, слышим яростный гул, по коридору несётся толпа, все с раскосыми глазами и огромными тесаками. Я таких ножей никогда раньше не видел, эти "инструменты" используются в разделочных цехах. Сказать по правде, стало не по себе. Вскакиваю в стойку, но меня опережает Миша, хватает длинную скамью и как пушинку метает вдоль коридора. Огромная скамейка, сшибает всех, не дав им опомниться, Миша и Ли, прыгают в эту кучу малу и безжалостно пинают дебоширов. Я, бегаю рядом, пытаюсь прорваться, чтоб внести свою лепту, но не могу подлезть, обречённо опускаю руки и жду, когда тех проучат. Затем мы сидим на длинной скамейке и смеёмся. Миша довольный, что никого не зашиб насмерть, Ли получил удовольствие от случайного поединка, а я, вспоминая, как летали по коридору коротконогие таджики, еле сдерживаю хохот.
На следующий день, как всегда старший сержант Селехов, ведёт нас на завтрак. Садимся — лысые и голодные, а он большой и великий, развалился за столом, кашу отодвигает, лениво намазывает на хлеб масло, нехотя кусает и выкидывает бутерброд в тарелку, этим он всем показывает, что стоит рангом выше всех. Мы же, как голодные щенки, лихорадочно поедаем кашу, давимся хлебом. Успеть бы наестся! В любой момент старший сержант Селихов может встать и гаркнуть: — Рота строится!
Кто не успел доесть, тот останется голодным. Вот он заелозил задом, вскоре встанет, мы быстрее задвигали челюстями. Неожиданно дверца в хлеборезке открывается, высовывается уже знакомый мне таджик, видит нас и через мгновенье появляется в открытой двери, в руках поднос забитый дымящимся мясом, идёт к столу, кладёт его напротив нашей неразлучной троицы, улыбается, кланяется и уходит. Старшего сержанта Селихова разбивает паралич, он едва не падает со скамейки. За годы службы еще ни разу не было, чтоб старослужащие лебезили перед "духами". Вот как, оказывается, отметелили и они признали в нас своих хозяев. Такой менталитет! Нам не понять их загадочной души.
Вообще, быть молодым солдатом в Советской Армии, не просто. Но одно для себя надо понял, нельзя пресмыкаться, но и наглеть тоже. В какой-то мере мне повезло, я сочетаю в себе все эти качества. Напрямую, меня и моих друзей, стараются не трогать. Конечно, бывают проблемы, но я гашу их быстро, без попрания достоинства человека. Помню, один "дед", слегка распоясался и бил нас по ногам в строю, чтоб выше поднимали ноги. Ничего ему в этот вечер не сказал, но ночью его бужу: — Вставай, — ласково тереблю его за плечо.
— Что такое? — в его голосе возникают испуганные нотки.
— Пойдём, в умывальник.
Он встаёт, безропотно, как-то обречённо идёт за мной, ноги безвольно шаркают по полу. Рота спит, никто не видит его позора. Завожу в умывальник, он опускает свой взгляд: — Был не прав, — тихо говорит. На этом инцидент был исчерпан, он больше никогда не бил молодых солдат по ногам, а для меня он перестал существовать, я очень не люблю трусов.
Сержанты, правда, иногда отрываются на нас, но грань не переступают, интуитивно понимают, что хоть я и молодой солдат, лучше лишний раз остеречься, я на генетическом уровне не терплю несправедливости.
Безусловно, как все хожу по нарядам, без энтузиазма шуршу на полах, доводя их до ослепительного сияния, часами маршируем на плацу и горланим солдатские песни. В общем, служба идёт как обычно.
— Рядовой Панкратьев! — гудит прапорщик Бондар. Он появляется в курилке, полностью заслоняя дверной проём плечами, даёт увольнительный. — Тебя вызывают в особый отдел. Бегом!
Холодок слегка скользит между лопатками. Особый отдел, для всех нас, нечто таинственное, чего следует остерегаться. Хотя, начальник Особого отдела, вроде, ко мне благосклонен.
Торопливо выхожу из курилки, в лоб в лоб сталкиваюсь с командиром роты. Капитан поглаживает усики, смотрит загадочно: — Значить интегралы знаешь, — почему-то вспоминает он.
— Товарищ капитан, меня вызывают в Особый отдел, — чеканю я.
— Дуй, Кирилл Сергеевич, — неожиданно говорит он и помигивает.
Я буквально шалею от его слов, замираю, как в столбняке. Неужели послышалось?
— Давай, Стрельников, поторопись, — откровенно улыбается капитан.
Всё же выяснили! Ликую я и несусь по дороге, сияя как ёлочная игрушка, а уже в гарнизоне едва не сшибаю патруль.
— Стоять, боец! — орёт офицер.
— Извините, товарищ лейтенант, я вас не заметил, — растерялся я.
— Не заметил?! Увольнительный! — рычит тот. Его лицо покрывается пятнами, замечаю, мы с ним совсем ровесники.
Протягиваю листок, лейтенант не глядя в него, суёт в карман: — Следуйте за нами, рядовой.
— Простите, но меня вызывают в Особый отдел, — тревожусь я.
— Сказки рассказывай байбаскам, — не верит лейтенант, — посидишь на губе, прыти поубавится.
— Зря ты так, товарищ лейтенант, — огорчаюсь я.
— Не тыкай, иди вперёд, воин! — рассердился молодой офицер и приказывает патрульным схватить меня под руки. Не упираюсь, но меня волокут достаточно грубо, словно преступника.
Гауптвахта находится на отшибе — заведение мрачное, там свои порядки, побывавшие в ней, иной раз с неделю харкают кровью.
Лейтенант решительно стучит в фанерное окно. Оно со скрипом отворяется, высовывается заспанная рожа сержанта: — Чего надо? — без малейшего уважения, спрашивает он. Лейтенант, багровеет, но своё "фе", не говорит.
— Примите арестанта!
— Основание? — нагло спрашивает сержант.
— Что?! — взрывается офицер, но стискивает зубы, выплёвывает: — Разгуливал по гарнизону в непотребном виде.
— В "гостинице" мест нет, — издевается сержант и закрывает перед его носом окно.
Смотрю со стороны, от души потешаюсь. Офицер видит это, кровь отливает от лица, белеет от злости, его патрульные отводят взгляды, чтоб тот не заметил насмешек.
Идём к ближайшему магазину, он покупает две бутылки водки, вновь тащит к гауптвахте и стучится.
— Что надо? — в окошке вновь появляется сонная рожа.
Лейтенант суёт водку, сержант оживляется, принимает товар, гостеприимно распахивает дверь: — Заводи!
Под суровым взглядом тучного прапорщика, сдаю ремень, документы и меня пихают в сырую, холодную камеру. Там уже сидит арестант, короткие волосы всклокочены, весь какой-то чёрный, взгляд затравленный.
— Привет, — я присаживаюсь рядом.
— Здорово,— нехотя произносит тот.
— С какой части? — чтоб начать разговор, спрашиваю его.
— Рота Обороны, — хмурится сокамерник.
— Вас же не сажают? — удивляюсь я.
— Чушь, всех сажают, — кривится он. — В лоб прапору дал, довыдёргивался.
— Не хило.
— Ага, чуть в дисбат не угодил.
— Как здесь? — ёжусь я.
— Увидишь, — усмехается сокамерник.
На этом разговор иссякает. Молчим, ждём событий. Всё тихо, служба разливает водку, им пока не до нас.
Спустя час железная дверь скрипит. Входит прапорщик с моим поясом и документами и с уважением произносит: — Свободен боец. Тебя ждёт начальник Особого отдела.
Радость всколыхнула сердце, быстро одеваюсь: — Удачи! — желаю своему сокамернику. Он смотрит на меня с удивлением: — Тебе того же.
Как хорошо на свободе! Вроде ещё не успел испытать всей прелести гауптвахты, но ощущение получил незабываемые.
В Особом отделе меня уже ждут. Иду к кабинету начальника, останавливаюсь и сразу слышу голос полковника: — Ты что, не видел в увольнительном маршрут следования?
Кто-то, что-то жалобно блеет в ответ. Набравшись смелости, стучусь.
— Заходи!
— Товарищ полковник ... — бодро начинаю я. Он, поморщившись, перебивает: — Изволите задерживаться, лейтенант Стрельников Кирилл Сергеевич!
