Науфрагум: Под саваном Авроры - Том первый

В этот момент я почувствовал, что молчание слишком затянулось. Так, вспомнить бы, о чем она спрашивала?..

— С-свободен?.. — с заминкой отозвался я. — В каком смысле?

Теперь настал черед принцессы удивляться. Озадаченно приподняв бровь, пару секунд она смотрела так, словно вопрос выбил ее из колеи.

— В прямом. Как нетрудно догадаться.

— Но вы же сами видите, ваше... э-э-э, высочество, что на мне нет ни наручников, ни кандалов, — криво усмехнувшись, заметил я. Прозвучало глупо, но нужно же было хоть как-то скрыть замешательство.

Принцесса помолчала еще секунду, критически разглядывая меня. Потом со вздохом поинтересовалась:

— Не понимаю, господин Немирович. Вы хотите меня обидеть или занимаетесь шутовством из общих соображений?

— Скорее второе, — признался я. — Зачем бы мне желать обидеть ваше высочество?

— Счастлива слышать. А я, со своей стороны, просто хотела пригласить вас на танец — только это и означал мой вопрос.

— Теперь понимаю! — я чуть не хлопнул себя по лбу. Вот же идиот!

— Рада, что вы догадались. И?.. — нетерпеливо продолжила принцесса.

— Я бы с радостью, ваше высочество, но как танцор не выдерживаю никакой критики, — помявшись, ответил я. И добавил с надеждой: — Разрешите отказаться?

— Не разрешаю, — отрезала она. — Перестаньте паясничать и идемте.

— Как прикажете, — мне осталось лишь поклониться.

Принцесса повернулась к середине зала, где уже кружились пары, и бросила в мою сторону короткий требовательный взгляд. Локоть словно сам собой выдвинулся в исходную позицию, и ее тонкая рука в перчатке легла мне на предплечье, недвусмысленно подталкивая вперед. Хочешь, не хочешь, пришлось направиться к танцевальной зоне.

Навстречу шагнул юноша, по цветам парадного мундира которого можно было без труда узнать Пембридж. Льстиво улыбаясь, он поклонился, взмахнув завитыми локонами.

— Ваше высочество, вы сегодня еще ослепительнее, чем всегда! Боюсь, упасть к вашим ногам мне не позволят прочие конкуренты, но, хотя бы, в виде крайней милости — разрешите пригласить вас на...

Не скрою, на то, как от удивления вытаращились глаза аристократа, когда он рассмотрел, кого принцесса тащит за собой, было интересно взглянуть. Впрочем, нас почти с самого начала сопровождали перекрестный обстрел взглядов и приглушенное шушуканье. Моя спутница миновала претендента, не удостоив взглядом, лишь небрежно бросив:

— Простите, герцог, я уже обещала этот тур.

Посреди зала как раз завершались последние па предыдущего танца, и я возблагодарил бога за то, что это оказалась удалая мазурка. Следующая мелодия, согласно правилам, будет поспокойнее. Очень удачно, поскольку подпрыгивать и щелкать каблуками в воздухе я, возможно, еще и смог бы, но вот попадать при этом в такт — едва ли.

Принцесса, не обращая внимания на разряженную толпу, раздающую перед ней, словно под форштевнем ледокола, вывела меня на открытое пространство, где уже выстроились другие пары, остановилась и повернулась лицом ко мне. Оркестр заиграл первые такты Венского вальса, и я облегченно вздохнул — если я что-то и помню с обязательных уроков танцев в гимназии, так это такие простые движения. Как там, кажется: раз-два-три, два-два три, раз-два-три?..

— Боюсь, ваше высочество, вам придется вести, — криво улыбаясь, прошептал я, предлагая ей левую руку. — Совершенно забыл, как это делается.

— Извольте, — кивнула она, уверенно вложила пальцы в перчатке в мою ладонь и требовательно шепнула. — Быстрее.

Деваться было некуда, и мне пришлось положить правую руку под левое плечо принцессы. Пальцы, коснувшись тонкого шелка, заметно задрожали.

Вальс начался, и мы размеренно двинулись по квадрату, в нужные моменты приподнимаясь на носки и поворачиваясь. Как бы я ни вытягивал руки, пытаясь отстраниться, избежать пристального взгляда оказавшихся необычайно близко зеленых глаз принцессы было невозможно. Она заговорила почти сразу же, с тем же серьезным выражением.

— Но я пригласила вас не затем, чтобы блистать танцевальным мастерством. Нам нужно поговорить.

— Полностью в вашем распоряжении. Как я понимаю, сбежать все равно не удастся. 'Олимпик' велик, но отступать некуда.

— Оставьте шутки, господин Немирович. Речь о важных делах.

— Весь внимание... ой, простите!

Моя правая туфля — почищенная по приказу Алисы — наступила на носок лакированной туфельки принцессы, и, если бы она не отдернула ногу с похвальной реакцией, случился бы конфуз.

— Ой!.. Право, я не хотел...

— Забудьте.

— Но ведь из-за моей неуклюжести страдает и ваш публичный образ. Не хотелось бы... а, виноват!..

На этот раз я сам споткнулся, и устоять на ногах помог лишь незаметный, но сильный рывок за рукав со стороны партнерши, и то, что я с силой оперся на нее правой рукой, придвинув к себе существенно ближе, чем положено. Испугавшись, я отдернул ладонь, едва не выпустив принцессу из рук.

— Держитесь крепче и не сбивайтесь с ритма, — бросила она, и потянула мою ладонь, ведя за собой. Тонкий шелк белоснежной перчатки скользнул, с прискорбной отчетливостью цепляясь за ороговевшие мозоли. Заметив, как принцесса удивленно взглянула туда, я залился краской.

— Занимаетесь спортом? У тренера, который давал мне уроки тенниса, тоже были жесткие руки. Но до вас ему далеко.

— Нет, ваше высочество, спортивные снаряды ни при чем. Прошу простить, это всего лишь лопата и весло.

— Лопата?..

— Увы. Летом мне опять не удалось отвертеться от раскопа в археологической экспедиции. Отец всякий раз обещает пристроить к топосъемке, но на землекопов хронический дефицит. Да и грести пришлось немало — путь не близкий. А если вспомнить волок с баркасами из Невольничьего озера в Саскачеван... простите, надеюсь, перчатка не порвалась. Но вы что-то хотели сказать?

Принцесса смерила меня непонятным взглядом.

— Да. Вернемся к тому, о чем говорили на балконе. Вы упомянули дневник вашего деда, лейтенанта Гойко Немировича. Я правильно поняла, что он попал к вам вместе с медальоном? Вы говорили, что сумели прочитать первые страницы.

— Совсем немного, увы. Очень хотелось знать, что тогда произошло, но времени было маловато. Кроме того, это оказалось вовсе не так просто — дедушка явно старался писать убористо, что в сочетании с его почерком способно затмить любую криптографию.

— С какого же момента идет хроника событий?

— С начала путешествия... которое потом справедливо называли 'Походом слез'. Но то, что вас интересует, упомянуто лишь мельком.

— Вот как? — холодно усмехнулась принцесса. — Что же, по вашему мнению, меня может интересовать?

— Уверен, не ошибусь, предположив — то же самое, что и при прошлом разговоре. Взаимоотношения наших предков.

По губам ее высочества скользнула странная, горькая гримаса. Не понял. Что бы это могло означать?

— Дедушка Гойко начал с момента, когда по тревоге поднял своих егерей и примчался в ангар на базе Ванденберг — только тогда он понял, что командиром разведывательного отряда оказался принц Максимилиан. Они виделись всего несколько дней назад в гостях у Виолетты Спенсер и расстались, не слишком довольные друг другом. Точнее, принц ушел, а лейтенант остался...

...Ветер стремительно гнал рваные тучи, и пятна света от мощных прожекторов тревожно метались по ним, скрещиваясь и проваливаясь в широкие разрывы. Луны не было и человеческому глазу с трудом удалось бы различить края облаков, если бы этой ночью подсветку с земли не затмили чудеса, творящиеся на октябрьском небосводе.

Призрачное зарево, совершенно погасившее звезды, переливалось за облаками, подсвечивая их фосфоресцирующими зеленовато-гнилушечными оттенками, заставляя устремленные вверх испуганные лица выглядеть лицами мертвецов. Трепещущие занавесы северного сияния, никогда не виданные на этой широте, беззвучно извивались, и в них чувствовался какой-то странный, гипнотический ритм. Громадные сигарообразные тела трех крейсерских дирижаблей класса 'Инвинсибл', пришвартованных к причальным мачтам, слегка подрагивали на ветру.

Заунывный вой сирен, расположенных по периметру летного поля, заставлял пальцы на ногах напряженно поджиматься, а невидимую шерсть на спине вставать дыбом.

— Господин капитан, лейтенант Немирович прибыл для погрузки — доложился я.

— А, егеря, — фуражка командира дирижабля, стоящего у ведущего в гондолу трапа, блеснула тусклым золотом. — Сколько у вас людей?

— Двадцать штыков, господин капитан. С собой два боекомплекта и бивачное снаряжение...

— Хорошо, грузитесь. Потом доложите... а, майор Тюдор-Второй, вон он там, с другими офицерами. Быстрее, старт через пятнадцать минут!

Придерживая тесак, я побежал навстречу торопливо шагающим высоким фигурам. Двое авиаторов в кожаных шлемах с шелковыми шарфами, армейский капитан-артиллерист, офицер с черными петлицами химика и военврач. Впереди — высокий и стройный майор в полевой форме, что-то торопливо листающий в раскрытом планшете. Я мгновенно узнал его, но мой голос не дрогнул, пока я бросал руку к козырьку:

— Господин майор, лейтенант Немирович в ваше распоряжение прибыл.

Принц Максимилиан захлопнул планшет и смерил меня взглядом, в котором отчетливо читалась неприязнь. Нахмурившись, он процедил:

— Хотя мне лишь сейчас довелось узнать о ваших успехах на последних учениях, я не был удивлен. Да, я имею в виду дерзкий рейд вашей разведывательно-диверсионной группы и захват штаба синей стороны. Судя по всему, внезапные нападения и захваты — ваш врожденный талант.

— Это так, господин майор. Должен ли я понимать, что это намек на мои отношения с Виолеттой Спенсер, которые вас не устраивают? Вы хотите обвинить меня в нечестности?

Он опустил глаза и тяжело вздохнул. Помолчал. Потом все же проговорил:

— Нет, лейтенант. Я знаю, что она выбрала вас. И мои чувства здесь не имеют значения. Прошу простить, что дал волю неприязни. Мне не следовало смешивать личные и служебные дела.

— Такое нечасто услышишь от принца, — понизив голос, заметил я. — Но... благодарю вас, ваше высочество.

Максимилиан лишь устало махнул рукой:

— Теперь это все не имеет значения. Продолжайте погрузку, лейтенант Немирович, времени осталось мало ...

— Макс! — донесся зычный оклик. В люке возникла еще одна внушительная фигура. Широкие плечи, на которых в отблесках прожекторных лучей вспыхивали аксельбанты мундира гвардейского Его Величества Виндзорского полка, были сгорблены, словно под невидимой тяжестью. Все присутствующие вытянулись и бросили ладони к козырькам фуражек.

— Сир?

Император помолчал, вглядываясь в переливающееся невиданными красками небо из-под нахмуренных бровей, потом обратил мрачный взгляд на сына.

— Долго еще?

— Никак нет, сир. Через десять минут все люди будут на борту. Единственное, мы не успели получить боевую химическую машину...

— Отправляемся. У нас мало времени. Да. Кажется, его уже почти не осталось, хорошо, что ветер западный ... — оборвав фразу, император Траян Второй повернулся и исчез в люке.

— Вы хороший рассказчик, господин Немирович, — проговорила Грегорика. Перед глазами все еще, словно живые, двигались громадные сигары воздушных крейсеров, уходящие в ночные облака, подсвеченные сполохами северного сияния.

— Ваше высочество, не говорите так, а то я приму за чистую монету... а, виноват!..

Боже мой, пятый раз! В последний миг она успела выдернуть туфельку из-под ботинка партнера, и тут же, подгоняемая мелодией, сама подняла его руку и закружилась.

— П-простите великодушно, но я предупреждал, что не смог бы зарабатывать на жизнь танцами...

Его рука снова осторожно легла на плечо. Грегорике вдруг пришло в голову, что ей давно не встречались партнеры со столь деликатной хваткой — можно подумать, она хрустальная! Хотя, с другой стороны, руки Золтана Немировича, пусть и неуклюжие, почему-то не оставляли такого впечатления, как после тура с герцогом Карлайлом, когда страшно хотелось поскорее вымыться. Непривычно жесткие, словно дерево, ладони, покрытые ороговевшими мозолями, которые буквально царапались... удивительно, насколько они живее, естественнее и... ну да, их было намного приятнее касаться, чем тонких и белых, чуть влажных и неуловимо липких пальцев обычных кавалеров.

Грегорика поймала себя на мысли, что впервые за долгое время не жалеет, что в вальсе приходится держаться так близко к партнеру, позволяя прикасаться к себе и вести. В чем же дело? Может быть, в том, что случайно встретился человек, который не вписывается в привычный набор светских лиц? Он совершенно другой, чем мужчины знакомого круга, и говорит так просто... но, если вспомнить их прошлый разговор, отнести его к простакам никак не получалось. Она решительно сказала:

— Неважно. Боюсь, мне придется повториться — нам нужно поговорить... нет, я хочу попросить вас об одолжении.

— Каком же, ваше высочество? Готов на все, чтобы загладить свою вину перед вашими туфельками.

— Не могли бы вы одолжить мне дневник вашего деда? На время. Мне очень важно разобраться, что же тогда происходило... вы даже не представляете, насколько важно.

Он в удивлении поднял брови.

— Если вы просите... конечно. Не уверен, что у кого-то получится разобрать его каракули... впрочем, может быть, вы сможете сделать это лучше меня? Могу я попросить записать расшифровку?

— На... наверное. Благодарю вас, господин Немирович. Я обязательно верну дневник... через некоторое время.

— Думается, дня два-три будет достаточно. Пользуйтесь, если хотите.

— Буду крайне признательна. Не могли бы вы сходить за дневником?

— Хорошо, — покладисто кивнул он. — Когда вам его отдать?

Окинув взглядом разодетую публику, Грегорика понизила голос.

— Позже. Лучше в каком-нибудь более уединенном месте. Не хотелось бы, чтобы на нас глазели. Вы знаете, где находится грузовой трюм?

— Грузовой?.. — его брови опять взлетели вверх. — Вот уж не думал, что кому-то еще из пассажиров интересны такие укромные уголки.

— Мне подсказала горничная.

Да, наверняка Брунгильда уже была там — едва ли она упаковывала парашюты в обычные портпледы, которые посыльные разнесли по каютам. Вернее всего, забирала их из багажного отсека, как раз в том самом трюме. Что же, все складывалось удачно.

— Скажем, если встретиться через полчаса? Правда, бал еще не закончится...

— Я и не планировал задерживаться надолго. Так даже удобнее, меньше лишних глаз.

Ей показалось или на его лице действительно мелькнуло облегчение? Непонятно, почему? Вряд ли он так уж счастлив отдать недочитанный дневник, повествующий о судьбе его пропавшего и всеми забытого деда... или...все совсем не так? Когда Грегорика слушала его разговор с той девушкой в аудитории, Немирович говорил раскованно и свободно, легко шутил. На балконе он был насторожен, но в ответ на обвинения — надо признать, не во всем справедливые — отвечал достаточно язвительно. Не совсем так, как должен был бы говорить с девушкой, если честно. Заговорив же с ним сейчас, на балу, Грегорика сначала удивилась тому, как скованно и зажато он себя вел. Тем более странным выглядело то, как после неловкого начала беседы он вдруг с такой готовностью рассказал о начале 'Похода слез'. Может быть, он просто не привык к балам и званым раутам и рад поскорее выбраться? Но тогда его глупая шутка в начале разговора и то, что потом показалось ей очередным ехидным намеком — лишь попытка скрыть нервозность!.. Хм, получается, господин Немирович вовсе не такой уж самоуверенный нахал, каким показался с первого взгляда. Возможно, он оробел, оказавшись на чужой территории? Наверняка, дело именно в этом!