| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Стремительно текущие мысли заставили меня довольно нескромно уставиться прямо в лицо телохранительницы, словно в поисках разгадки. Но её совершенные черты отражали лишь смятение. Не знаю, чего хотела добиться принцесса, заставляя Брунгильду заново пережить самый тяжёлый — наверное — момент из отдалённого прошлого, но одно у неё, безусловно, получилось. Ледяной панцирь, которым прекрасная, но суровая телохранительница отгораживалась от мира, дал трещину. Я увидел, как затрепетали её ресницы, а губы произнесли едва слышно:
— ...Госпожа непозволительно добра.
— Непозволительно?..
— Она пытается исцелить старые раны, а я...я недостойна целовать пыль у её ног, — Брунгильда шептала все быстрее, глядя под ноги остановившимся взором. На скулах её загорелся нездоровый румянец. — ...Не знаю, как я смею смотреть ей в глаза после того, что совершил мой отец. Как она находит в себе силы смотреть на меня, улыбаться мне, жалеть меня!..
— О чём ты говоришь? Причём тут твой отец?
— Он был за рулём в тот злополучный день. Не удержал машину на скользком повороте... получается, он убил принцессу Офелию собственными руками. А чтобы ты чувствовал, Немирович, глядя на дочь той, кого погубил твой отец?!. — с болезненной страстью, которой я никогда ещё не слышал в её голосе, выдохнула телохранительница. Казалось, ненависть к себе сжигает её, точно жестокий яд. — ...Чтобы ты сказал, чувствуя, как её доброта... убивает тебя...
Голос Брунгильды внезапно сел. Движения замедлились, она запнулась, и мне даже пришлось поддержать её, чтобы девушка не упала.
Вот в чем дело. Вина отца... и Грегорика, которая с присущим ей великодушием не собиралась ни в чём обвинять его дочь. Видимо, она заметила, что на сердце верной телохранительницы лежит какая-то тяжесть, но наверняка меньше всего хотела вонзить отравленную стрелу! Не знаю, как, но я почувствовал, что понимаю намерения принцессы — она хотела дать подруге детства шанс пережить прошлое, избавиться от него и оставить позади. Но как это объяснить впавшей в отчаяние, терзаемой раскаянием Брунгильде?
Решительно увлекая партнёршу в следующий поворот, я твёрдо произнёс:
— Я бы верил в Грегорику.
Телохранительница удивлённо подняла глаза, словно не расслышав.
— Что?..
— Она не винит тебя. Что бы ей стоило прогнать служанку с глаз долой? На деле же всё наоборот — когда она смотрит на тебя, видно, как она тебя ценит.
Брунгильда мотнула головой.
— Откуда тебе знать? Все не так просто. И я... я всё делаю не так.
— Почему?
— Я была счастлива, что наконец-то начала выполнять своё предназначение — защищать госпожу. Именно ради этого я училась сражаться, именно ради этого я пошла на всё, и даже... а, неважно! Но... я думала, что буду чувствовать удовлетворение, что госпожа сможет мной гордиться, но вместо этого... Ответь, Немирович, только честно. Разве не противно держать за руку убийцу? На мне кровь множества людей; я уже не знаю, скольких я убила...
— Если на то пошло, я готов целовать эту руку. Ведь сам я жив сейчас только благодаря тому, как она крепка.
Телохранительница вдруг попыталась вырвать свою ладонь из моих пальцев и даже, кажется, чуть-чуть покраснела — неужели решила, что я немедленно приступлю к делу? Не отпуская, я продолжал:
— И хоть в боевой доблести мне с тобой не сравниться, такие чувства мне знакомы. Ведь на моей совести тоже есть люди — те, кого я раздавил гусеницами. Но, хоть в смертоубийстве и нет ничего хорошего, мы защищали себя и других; возможно, это всё же зачтётся на страшном суде. Мне лично в голову не придёт обвинять тебя. И принцесса наверняка согласится.
Волнение и смущение на лице Брунгильды быстро сменилось привычно замкнутым выражением. Помолчав, она строго ответила:
— Не мне судить о том, что думает госпожа.
— И совершенно напрасно. Как ты думаешь, зачем она попросила меня потанцевать с тобой? Неужели для того, чтобы оскорбить или унизить? Да она буквально открытым текстом сказала: 'Сделай так, чтобы у Брунгильды на душе стало полегче; может быть, она избавится от груза, который её гнетёт'.
На лице телохранительницы снова мелькнуло смятение и неуверенность.
— Это... это мне не приходило в голову, — наконец, призналась она. Но буквально секунду спустя сердито нахмурилась и отрезала: — Не знаю, зачем это говорю. Ты оказался не таким слабаком, как показалось сначала, но это не значит, что тебе позволено совать нос в дела госпожи.
Спорить было бессмысленно, хотя логикой это заявление не блистало. Поэтому я только криво усмехнулся, пожав плечами.
Последние ноты печального вальса под дождём улетели к низким облакам и погасли. Грегорика, совершенно поглощённая музыкой, не сразу опустила скрипку — она так глубоко ушла в какие-то печальные мысли, что не обращала на нас никакого внимания. Мы с Брунгильдой тоже замерли, точно в оцепенении, слушая шелест дождя по тесовой крыше. Наконец, телохранительница отстранилась, не поднимая на меня глаз, отошла и неподвижно замерла у того же столба, где и раньше.
Принцесса, словно очнувшись, утомлённо тряхнула головой. Потом шагнула к поникшей Брунгильде и положила ей руку на плечо. Вспомнив про меня, принцесса болезненно и слабо улыбнулась.
— Кажется, я слишком поддалась меланхолии. Простите. И ступайте внутрь, Золтан, становится холодно.
Она настолько очевидно хотела поговорить с телохранительницей наедине, что никаких дополнительных объяснений не требовалось. Более того, контраст её же собственного задорного настроения всего полчаса назад и теперешней тяжёлой атмосферы оставил мне возможность лишь молча повиноваться.
В низенькой 'зале' корчмы было весело и шумно — я даже постоял на пороге, немного ошеломлённый сменой атмосферы холодного и печального дождя под тоскливые звуки скрипки на тепло и вкусные запахи. То, что мне удалось перехватить после возвращения в поселение, уже плотно утряслось с помощью танцев, поэтому столы, на которых наблюдались грубые кувшины и глиняные миски с дымящейся жареной поросятиной, притягивали, словно магнитом.
Из-за одного из столов бодро замахала Алиса:
— Эгей, давай сюда! Мы тебе местечко нагрели!
В самом деле — Весна, сидевшая рядом с рыжей подругой детства, торопливо подвинулась, освобождая кусочек дубовой лавки,
— Садитесь, Золтан Святославич, — застенчиво улыбнулась она.
— А толкаться обязательно?.. — пробурчала сидевшая с другой стороны от неё София с солёным огурцом в руке, которую Весна немного подвинула, прижав к костлявому боку — кого бы вы думали? — скрипача Пенко. Впрочем, даже трансильванка не стала долго хмуриться, дохрумкав огурец и воздав должное пирогам с капустой.
Народу в тесной корчме скопилось немало, поэтому празднующие своё спасение от разбойников крестьяне сидели на лавках плотно, плечом к плечу, и свободных мест не наблюдалось вовсе. Даже мои спутницы — казалось бы, чужие и впервые появившиеся в деревне буквально вчера — без проблем влились в местную публику, оказавшись приняты, как свои. Замотанный и красный корчмарь и его помощницы носились туда-сюда, едва успевая подтаскивать незамысловатые, но вполне аппетитные кушанья и напитки.
Отказываться от приглашения не было никакого резона. Я перелез через скамейку, стукнувшись коленом о толстую дубовую столешницу, устроился между девушками и потянулся к стоящему посреди стола кувшину. Рука неожиданно наткнулась на уже налитую кружку, которую с готовностью подставила Весна.
— Э-э... благодарю!..
Махнув несколько глотков весьма неплохого натурального пива, я утёр налипшую под носом пену и обнаружил перед собой глиняную тарелку с варёными картофелинами и кусками жареной свинины. Именно то, что нужно!
Впрочем, Алиска тут же беззастенчиво прижала свою тощую коленку к моей ноге, и поинтересовалась, понизив голос:
— Что ты там так долго делал, когда все разошлись? С принцессой секретничал?
— О чём нам особо секретничать-то? — я сделал вид, что не понял намёка.
— Ну, не знаю! Может быть, она тебя вербовала в свои кондотьеры. У неё же всякие далеко идущие планы, а вот подданных — раз, два и обчёлся. А ты наверняка сразу растаял, принёс присягу и повязал на шлем её чулок.
Проницательность, которую продемонстрировала Алиса, не слишком удивляла. Скрывать свои намерения я не собирался — это все равно было бы бессмысленно — но то, как их охарактеризовала эта проныра и сплетница, раздражало. Поэтому я ответил более грубым тоном, чем следовало:
— Тебя так волнуют чужие чулки?
— Ни капельки!.. Но мне интересно, на какую награду ты рассчитываешь? Кто она, и кто ты?!. — вспыхнула Алиса, повысив голос. — Она же просто тебя использует!
— Может быть, мне нравится, когда меня используют.
— ...Всегда знала, что ты мазохист! И любитель донкихотствовать!
— Да, издавна питаю страсть к мельницам.
— ...Тоже мне, рыцарь нашёлся! В итоге даже не с чулком останешься, а с носом, как последний дурачок!.. — выкрикнула не на шутку разошедшаяся Алиса и, схватив со стоящего посреди стола блюда пучок мокрой петрушки, засунула его мне за шиворот.
Рассердившись, я выдернул его и запустил обратно, но промахнулся — рыжая склочница увернулась, ловко наклонившись вперёд, и пучок угодил точно в физиономию Герта, мрачно уткнувшегося носом в кружку справа от неё.
Он, конечно, пребывал в далеко не самом лучшем настроении, и, не дав даже возможности извиниться, яростно выругался и с размаху плеснул мне в глаза содержимым своей кружки.
Вот теперь раздражение, некоторое время уже искавшее себе выхода, вырвалось наружу — протерев рукавом слипшиеся ресницы, я без промедления отвесил ему оплеуху тыльной стороной ладони. Удар, просвистевший над головой все ещё пригнувшейся Алисы, вышел неожиданно сильным; да и Герт, видимо, не ожидал немедленного отпора. Он вдруг завалился с лавки назад... успев в последний миг поймать мою руку и потянуть за собой. Инерция повлекла меня за ним, и в следующую же секунду я чувствительно приложился затылком и плечами об пол.
— Доннерветтер!.. — прорычал приземлившийся бок о бок неожиданный противник и, не вставая, врезал мне кулаком в глаз, вызвав целый сноп искр. — ...Зачем девку обидел?!
— ...Не твоё дело!
Поскольку, лёжа на полу, я не мог замахнуться правой рукой, пришлось двинуть его в живот коленом. В следующий миг мы, сцепившись и яростно рыча, покатились по полу, награждая друг друга неловкими тумаками.
Зрители сопроводили наш дурацкий поединок пьяным свистом и подбадривающими выкриками. Силы оказались примерно равны, и чаша весов не склонялась на чью-то сторону. Пыхтя, я изо всех старался захватить шею танкомастера в локтевой захват, когда дыхание вдруг напрочь перехватило потоком очень холодной воды, обрушившимся на нас сверху.
Ослеплённые, отчаянно кашляя, мы с Гертом расцепились, оказавшись сидящими на мокрых грязных половицах друг против друга. Когда я сумел протереть глаза, то увидел стоящую над нами принцессу и рядом с ней Брунгильду с пустым ведёрком, которое она явно подхватила у рукомойника, приделанного рядом с дверью.
— Прекратить эту глупость! — холодно потребовала Грегорика. Убедившись, что мы не собираемся продолжать драку, она шагнула мимо, более не удостоив нас взглядом, и села с другой стороны стола. Хмурая телохранительница последовала за ней.
Холодный душ пошёл на пользу — нестерпимый стыд за идиотскую выходку заставил мои уши ярко вспыхнуть. Пощупав начинающий заплывать глаз, я покосился на спарринг-партнёра: тот тоже явно не гордился своим поведением. Хотя, стоило признать, всему виной стала именно моя несдержанность и раздражительность. Ну, раз так, то и извиняться нужно именно мне.
Поднявшись на ноги, я помолчал, виновато почесал в затылке и поднял глаза на Герта.
— Извини, не собирался тебя оскорбить. Случайно всё вышло. И я, конечно, по-дурацки себя вёл.
— Не без того, — пробурчал Герт, сплюнув кровь с раздувшейся губы. — Дак и я тоже не по делу вспылил, моя вина. Эх, и денёк же сегодня выдался, всё кувырком...
— Вот это прямо в точку!.. Уж как понеслось одно за другим, голова кругом идёт, — ото всей души согласился я. — Ну так, значит, не сердись, пожалуйста.
— Не, чтоб я прямо уж сердился, — Герт тяжело вздохнул. — Ты тоже прости, камрад, что на тебе сорвал зло.
Ещё раз почесав в затылке, я не слишком уверенно протянул руку:
— Значит, мир?
Молодой танкомастер не стал долго колебаться — его крепкие, навсегда потемневшие от машинного масла пальцы стиснули мою ладонь; хотя я тоже, конечно, уже никак не мог похвастаться чистотой — смазка накрепко въелась в кожу и под ногтями.
— Мир, конечно.
Корчма наполнилась смехом и гулом — только что чуть ли не делавшие на нас ставки зрители одобрительным подняли кружки:
— Ось, добры хлопцы!
— Ну, чисто коты под окном; чуть что — так сразу лапой...
— ...А тут и хозяйка с ковшиком: 'Цыть, негодники!'
— Заместо чтоб враждовать, чашу надо испить!
Последнее предложение всем показалось настолько разумным, что я и глазом не успел моргнуть, как обнаружил в руке глиняную стопку. Наши с Гертом локти мигом оказались переплетены,
— Не бей по роже: себе дороже! — насмешливо пропищали какие-то девушки слева.
— Кстати бранись, кстати мирись!.. -подбодрил кто-то густым голосом справа.
Сконфуженно глянув друг на друга, мы с Гертом разом махнули свои стопки. Крепкая горилка обожгла горло, даже слезы навернулись на глаза. Втянув ноздрями воздух, я зажмурился и с непривычки помотал головой. Пожалуй, в последний раз я пробовал такую уже с год назад, в экспедиции на Юкон. В желудке сразу стало тепло, и когда я снова оказался на лавке за столом, настроение начало быстро подниматься.
Веселье продолжалось, за соседним столом кто-то развернул во всю ширь меха аккордеона, и дым поплыл, как говорится, коромыслом. Всего несколько минут спустя я обнаружил, что в красочных подробностях рассказываю Герту про крушение 'Олимпика' и чудесное спасение его пассажиров и экипажа, иллюстрируя это с помощью крупного маринованного кабачка и солонки, которая, к сожалению, упала и разбилась, в отличие от гондолы. Придя в полный восторг, мой недавний противник потребовал выпить за наш геройский, хотя и самозваный экипаж, что и было немедленно сделано. Затем речь зашла про вчерашний танковый бой, развернувшийся на улицах деревни и в циклопическом геодезике. Рассказ о храбрости принцессы, которая отважно провела танк по жутким, повисшим в пустоте эстакадам, естественным образом вылился в тост за её здоровье, который и был произнесён во всеуслышание. Странно, сама она почему-то не выглядела довольной таким выражением уважения и восхищения, лишь хмуро кивнув в ответ. Затем в центре всеобщего внимания оказалась уже Весна, которую я, наконец-то, от души поблагодарил за спасительное умозаключение по поводу содержимого газгольдера, самым высоким образом оценив её интеллект. Понятия не имею, почему она так покраснела и съёжилась, словно борясь с желанием спрятаться под столом. За здравицей в её честь последовала драматическая история финальных выстрелов, принёсших нам победу. Демонстрация принципа действия сегментного зажигательного снаряда с помощью подброшенной в облачко табачного дыма горсти печных угольков оказалась вполне научной, наглядной и при этом зрелищной — несмотря на протесты корчмаря, опасавшегося пожара — и сорвала бурные аплодисменты аудитории, завершившиеся, естественно, прочувствованным тостом, превратившимся в настоящую оду верному глазу и руке Брунгильды, а также танковой трёхдюймовке.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
