Бред и компания

— Му-у-угу... — ответил я на вопрос и отвернулся к стенке.

— Как знаешь.

Что-то щелкнуло, тренькнуло и засияло, освещая все вокруг, я дернулся, вспомнив об одежде на стуле, Нилова же извинилась.

— Сейчас-сейчас, прости... я просто кое-что возьму и сейчас же его закрою.

Сундук, догадался я по звуку, затем внимательно прислушивался к копошениям девчонки, тихим вздохам и зевкам. А когда она в ванную ушла, я выглянул из укрытия и удивленно застыл. Безжизненный угол, где я надеялся, теперь, с появлением хозяйки, появятся и ее личные вещи, дополнился лишь маленькой подушкой в цвет покрывала и книжкой, предположительно дневником.

Златенский как-то говорил, что Нилова закрытый человек, но я и предположить не мог, насколько. Это скорее жилой угол офицера, а не двадцатилетней девушки. Или я чего-то не знаю о Ниловой?

И словно бы в ответ мне из ванной комнаты прозвучало:

— Нет... нет-нет! — а вслед за ним и полное отчаяния: — Ох, ты ж е!..

И я бы ни за что не выглянул из укрытия и тем более слова не сказал, кто знает чем зеркало Нилову пугает, но вдруг послышался всхлип.

— Дедушка меня убьет... — В иной ситуации я бы весьма удивился кровожадности ее предка, но посмотрев на кровать девчонки, тихо хмыкнул. А дед явный тиран, и не только он, потому что следом послышалось: — Или бабушка... если проклятие раньше не успеет. — Это замечание было тихим, но стоя за дверью, я отчетливо услышал слезы в дрожащем голосе и исполненный боли стон.

— Не снимается... о господи! — и не столько ее отчаяние, сколько призыв к высшему божеству, заставил меня презреть все нормы этики и морали открыть дверь и откликнуться.

— Ну и что там у тебя?

* * *

День не задался. Вначале меня раздражал счастливый вид Дарики, затем мысли об Оливии Брэкс и ее сюрпризе для Маккоя, после срочное задание декана. Арвейн Кроссби знал толк в наказаниях, а потому отправил меня с письмом через всю столицу в лапы Паука, ну или в логово зловредного сапа, как его бабушка называет. Дедушкино министерство я терпеть не могла по двум причинам: первая — большая часть 'женихов' была из его управлений, вторая — слепок моей ауры знал призрак на проходной. Именно поэтому навстречу мне вышел не рядовой, а офицер и, несомненно, знакомый.

— Вы изменились, — произнес Пират, приветствуя меня галантным поклоном.

— А вы нет. — Я коротко кивнула и прошла вперед, не замечая ни подставленного локтя, ни чарующей улыбки. Баронет не может проявлять подобные знаки внимания простушке из деревни, пусть даже и хорошенькой, с черным париком каре и гримом под брюнетку. Впрочем, и я себя повела неверно, нужно было покраснеть и смущенно ляпнуть 'Ой!' или 'Ух ты какой...', а не уходить с надменным видом.

Он догнал меня на лестнице и решительно заступил дорогу.

— Считаете, что короткие волосы больше мне к лицу?

— Я ничего не считаю, капитан. — Холодно отчеканила я, не желая вспоминать ни его поцелуй, ни моей поджог, на последующее наказание. — У меня письмо к секретарю замминистра МакГрэ, не могли бы вы указать дорогу.

— Могу, — отчеканил он и представился: — Капитан Дейв Багрос.

— Студес Офелия Нилова.

— Можно просто Дейв, — попытался он улыбнуться, и окаменел, едва я согласно кивнула и пролепетала в строгом соответствии с ролью смущенной девицы:

— Спасибо, Дейв. Так, где здесь заседает МакГрэ?

Так и не добившись от меня разрешения обращаться по имени, он скрипнул зубами, но не отстал. Самолично провел к секретарю и двадцать минут прождал под дверью, с намерением навязать мне неформальную встречу, предположительно с вином и под луной. Если бы не его упрямство, если бы не моя усталость, я бы никогда не сбежала из министерства, окончательно растратив силы на охранные плетения его подземных этажей и пробой защиты на запасных воротах. Я повторила ошибку, за которую меня наказали походом к пауку, опять оказалась пустой вдали от защищенных стен академии, за что и поплатилась.

Меня прокляли и чем-то сильным, раз страж пожурил за недальновидность, но не заметил плетения.

— Нет... нет-нет! — его спиралевидные узоры, ползущие под кожей, я заметила только в ванной, когда сняла с себя парик, форменную куртку, закатала рукава рубашки и смыла краску с лица. Заторможено осмотрев правое запястье, я сорвала с себя рубашку и с трудом сдержала крик, но не всхлип. Черная лоза проклятья давно переползла от руки на грудь, и теперь стремилась не только вниз под бюстье, но и на шею. — Ох, ты ж е!..

Лекари такое уже не снимут, проклятийники не возьмутся, а некроманты... Они по крови определят, кто есть кто, и кому голову оторвут, если что. Сдадут с потрохами декану, тот напишет указанному в анкете 'родственнику', тот моему опекуну и...

— Дедушка меня убьет. — Пришла я к неутешительной мысли и попыталась завязать на одной из спиралек узел. Линия влиянию не поддалась и более того, все плетение ускорило рост, пугая меня до нервной дрожи. — Или бабушка... Если проклятие раньше не успеет.

А оно не успеет!

Несколько мгновений я еще сомневалась, искала пути выходы, а затем потянулась к родовому перстню, чтобы впервые за полтора года попросить дедушку о помощи. Но, вот уж точно день не задался, кольцо застряло на опухшем пальце правой руки.

— Не снимается... о господи!

Казалось, хуже ничего не может быть, но тут дверь распахнулась, и в ванную комнату вошел Маккой.

— Ну и что там у тебя?

— Бред?.. — я не поверила своим глазам. Скорее уж это галлюцинация или предсмертное видение.

— Ты говорила проклятье, — улыбнулся он и коснулся руки, в которую я мертвой хваткой вцепилась, чтобы снять кольцо. — Показывай, не тяни.

— Маккой! — я со всем ужасом осознала, что он действительно стоит передо мной, смотрит на мое бюстье и кривовато улыбается. Запоздало схватила рубашку, прижала к груди. — Что вы тут делаете?

— Мимо проходил...

— В одних штанах?!

— Первое что под руку попалось. Конечно, можно было заявиться с полотенцем, как в прошлый раз, или в одном белье как ты, но я решил не повторяться... — Он шагнул ближе и повторил: — Проклятье покажи.

— А... а вам зачем? — Я все-таки протянула ему руку и прикусила губу, едва его пальцы заскользили по моей коже.

— Хочу увидеть, куда его вплели.

— А вы не видите?

— Из видимого на тебе только ведьминский отворот... на крови. — Он показал мне крохотную ранку на подушечке опухшего безымянного пальца. — Не скажу, что простенький, но и не смертельный, — хмыкнул Маккой, в очередной раз удивив меня своими познаниями.

— Что? Так это не Черная орхидея? — с дрожью назвала я одно из самых страшных проклятий нашего мира.

— Жаль расстраивать, но нет.

— Спасибо... — Не то от облегчения, не то ужаса меня повело в сторону. На мою удачу Маккой успел схватить меня за локоть и не позволил упасть.

— Рано празднуешь, Нилова, отворот еще нужно снять. — Ухмыльнулся он, усадив меня на пуф и опустившись рядом на корточки. — Ну... давай вспоминать, скольких парней ты у девчонок отбила, сколько было женихов, кому жизнь отказом отравила.

— Что? — Чувство нереальности происходящего накрыло меня с головой. — Какие женихи, вы о чем?

— О том, что отворот на крови завязан на имя. И снимается через плетение страсти, — он изобразил в воздухе руну, которая не относилась к любви.

— Это не та руна... Вы изобразили ее с засечкой смерти.

— Лучше не спорь. Просто имя несчастного назови. Кому ты в последний раз глазки строила? — От столь бессовестных обвинений я оторопела, он же продолжил: — не помнишь? Ладно, у нас осталось не меньше получаса, можешь просто перечислять всех знакомых. — Улыбнулся краешком губ и предложил: — Начнем с самых близких, с меня, например. Брэдвор Маккой...

Это было последней каплей в чаше моего самообладания.

— Да идите вы!.. — я попыталась встать, но он мягко толкнул меня обратно.

— Пойду, как только найдем источник боли. Ну, как? Есть какой-нибудь всплеск, укол? Нету? Жаль, значит отваживали не от меня. Кто дальше? Савронский, Злыдень или несчастный оборотень Мэрдок так и не вышедший из комы?

Услышав его, чуть не расхохоталась. Названные мужчины, конечно, входят в круг моих знакомых, но им далеко до дедушкиных женихов. Сколько их там, пятьдесят или сто? Если считать с моего пятнадцатилетия и до выхода в свет, тогда все двести. Дейв Багрос, Урон Парасски, Сэмюэль... вампир с красными глазами, граф Ложский, Альберт... Себастьян...

— Фея, ау... Ты спишь? — на пятой минуте мысленных перечислений оборвал меня Маккой.

— Нет, вспоминаю.

— Их так много?

— А вас это удивляет? — Надменно вскинула бровь и поднялась. — К слову, куратор, прошу впредь не нарушать субординацию и не называть меня Феей.

— В таком случае напомню, тебя... вас все так называют. Почему мне нельзя?

— Потому что вы его придумали, — мрачно процедила я. — В первый день моего обучения здесь.

— И как мне это удалось? — Он тоже встал и теперь недоуменно смотрел на меня сверху вниз. — Все же с вашим авторитетом в группе, подобное прозвище вряд ли бы прижилось.

— В группе, несомненно, но не у всего потока, — мрачно произнесла я. — У плетельщиков была общая пара по артефакторике, а у вас роман с помощницей преподавателя и, по всей видимости, привилегия свободного посещения...

— А! Маро Маккензи в лаборатории, помню-помню...

— Плохо помните, это была Гербена Дин. Которая с несвойственной ей глупостью позволила вам проверить посещаемость. И ваше склабезное 'О-о-о фея... Нилова' запомнили все!

Я была уверенна, что он хоть чуть-чуть смутится, кашлянет, прочищая севший голос, бросит сочувствующий взгляд... Но нет, Маккой широко улыбнулся и в который раз подтвердил, что он не Брэдвор, а просто Бред.

— Так я могу потребовать авторские отчисления? Потрясающая новость, мне не повредит лишняя монета!

В это мгновение предостерегающие слова Сани 'не ссорься с ним!' колоколом раздались в моей голове и острой болью отдались в области сердца.

— Твою ж... — падая, я утянула за собой и полочку с косметикой Дарики, а потому вслед за моим стоном, раздался звон разбившихся баночек. Потянуло запахом весенних первоцветов.

— А вот и имя! — обрадовался Бред, подхватывая меня. — Ну... о ком вспомнить удосужились? Златенский? — спросил он, так и не дождавшись ответа и в очередной раз меня удивив. — Да, его я из вида упустил, приписал к Арбаро и успокоился.

— А вы откуда?

— Оттуда. — Ответили мне и медленно вернули в вертикальное положение, чтобы огорошить похвалой. — А вы молодцы, хорошо прикрыли их 'дружбу'. Настолько хорошо, что уже получили первые овации от судей, — кивнул он на плетения отворота и улыбнулся, говоря: — Если вы не против, я оставлю его себе.

6.

У Ниловой есть грудь, у меня ведьминский отворот со знакомым плетением, у моей сестрицы крупные неприятности. Очень крупные и объясняющие ее скорый приезд.

Едва я снял плетение и стал его сворачивать, спасенная подавилась словами безмерной благодарности. И Нилова как самая настоящая выскочка попыталась опротестовать мое заявление.

— Маккой... Простите, куратор, я не могу вам отдать отворот.

— Можете.

— Но вы меня обманули! — она перестала цепляться за подушкой, коей прикрывалась до сих пор и всплеснула руками. — Я отчетливо виду привязку проклятья Черной орхидеи к нижнему ряду...

— Где? — удивился я, с непонимающей улыбкой быстро содрал эту самую привязку, распустив все узелки. Привязка без накопителя, это просто привязка, а накопитель и само проклятье я давно уничтожил.

— Вы... — оторопела Нилова, а затем сверкнула грозным взглядом: — Вы это специально!

— Что именно?

— Специально расплели, чтобы уже никто не смог найти...

— Исполнителя, — закончил я за нее и потянулся за своей одеждой. Шесть утра, скоро обход домовых, пора из общежития убраться. — Нилова, а вы не просто мм... глазастик, вы еще и умны.

— Не уходите от темы! — потребовала она и удивленно застыла, взирая на то, как я одеваюсь. Ее бледное лицо мгновенно залилось багряной краской. — Так вы... вы!..

— И сверх меры наблюдательны, — продолжил я, как ни в чем не бывало, спешно застегнул рубашку, взялся за ремень брюк.

— Вы спали здесь?!

— Пришлось.

— Что значит 'пришлось'? — Она поднялась с кровати, все так же удерживая подушку в руках. — Вы нарушили устав академии, вы проникли на частную собственность, воспользовались чужим имуществом.

— Был вынужден. Видите ли, по вашей воле меня оставили без жилья на весь период больничного. — Намек она уловила и смущенно потупилась.

— Это был сюрприз.

— Он не пришелся мне по душе. — Я заправил рубашку в брюки, взялся за жилет. — А будете и далее потворствовать таким сюрпризам, я поселюсь у вас навсегда.

— Вы не посмеете!..

— Это вы не посмеете, — оборвал ее на полуслове. Она благоразумно умолкла и засопела, взирая на меня из-под бровей. Надувшаяся Фея, это нечто невероятное. Я с трудом удержался от смешка, чтобы не испортить серьезность мгновения и свою победу. Обулся, спрятал галстук в пиджак и, повесив последний на руку, напомнил: — Если не ошибаюсь, вы своим возмущением прервали поток благодарственной патоки в мою честь. Не хотите продолжить?

Не хотела, по лицу видно, но из вредности вопросила:

— А на чем я остановилась?

— На словах о моих неординарных талантах. — Не сдавался я. — Об уме и начитанности, скорости реакций...

— С вас хватит, — заявила выскочка и, вдруг вспомнив о чем-то, поспешила сгладить собственные слова. — То есть, на этом я и хотела остановиться, чтобы попросить. Прикройте мое отсутствие на этих выходных. — Я недоуменно вскинул бровь, и Нилова со вздохом пояснила: — Мне приходится... подрабатывать. — Я так же молча вскинул вторую бровь. — Тут нечему удивляться, я и ранее подрабатывала!

— Под патронажем педантичной мадам Безори и без официального извещения об отъезде? И как же вам это удавалось?

— С переместьем мне все было по плечу, — мрачно сообщила она.

— Вот только не надо меня обвинять...

— Я и не виню. Так вы меня прикроете да или нет?

— А если нет, то вы сбежите? — задал я ей встречный вопрос и, вроде как, выбил почву из-под ног. Но ошибся. Нилова не была бы выскочкой и тем более серым кардиналом, если бы и не нашла чем припереть меня к стене.

— Не сбегу. Но буду обязана рассказать декану Кроссби о моем спасении, вашем героическом поступке... — Ей не пришлось договаривать угрозу, я понял все без слов.

— Ладно, Фея, твоя взяла.

— Спасибо, Бред, за понимание! — с этими словами она открыла дверь, и в комнату вместе с гулом звуков обыскиваемого общежития ворвался домовой. Совсем не вовремя он пришел, мы с Ниловой только-только начали мериться сердитыми взглядами.

— Да, чтоб вы горели в преисподней! — поздоровался со мной Загреб Домус, схватил за руку и утянул за собой, непрестанно приговаривая: — И зачем я с вами связался? Зачем поддался? Влип по самые не могу... И за что?

Вопрос был риторическим, но я не отказал себе в удовольствии ответить: