Возвращение к истокам

Анна обхватила себя руками, нервно растирая плечи.

— Я не знаю. Господи, я не знаю. Я не хочу. Они не должны. Мама, папа, братишка.

Димитрий почти физически ощущал её боль, её страдания и панику. Подумав, он решился пойти на некоторый компромисс.

— Анна, если это для вас настолько важно, то я могу вам предложить ещё один вариант.

Она с надеждой заглянула ему в глаза.

— Мы можем похоронить вашу семью, но только вашу.

— Мою?

— Да, я готов сделать это ради вас, ибо я просто не в силах и дальше выносить ваши страдания.— Развёл руками лорд.

— Спасибо, спасибо, я вам очень благодарна.— Анна бросилась к нему на шею, отчего Димитрий ещё больше смутился.

— Но остальных, Анна, нам придётся подвергнуть кремации, попросту говоря сожжению.— Напомнил он.— Мы сожжём каждого в своём доме, постараясь придать при этом им подобающий вид. Ваша семья, они все тут?

— Нет.— Анна покраснела.— Мой отец, невестка и племянники умерли в доме брата.... И... там ещё одна женщина с малышом. Пошлите, сходим туда.

Димитрий вышел вслед за девушкой, и они направились к дому, находящемуся на противоположной стороне поселения.

— Кто эта женщина, там, в доме вашего брата?

— Она... она просто очень хороший друг.— Неуверенно произнесла Анна, облизнув мигом пересохшие губы и мельком взглянув на спутника. Откажет? Или всё же согласится, что и тело той женщины тоже стоит предать земле? В другое время и в другой ситуации, Анна бы вероятно так не настаивала на этом обстоятельстве, полностью удовлетворившись захоронением только своей собственной семьи. Но теперь.... Разве эта женщина с мальчишкой теперь не её семья?

— Друг.— Тихо повторил Димитрий, кивая. Только что-то верилось ему в это с большим трудом, словно эти простые слова на самом деле за собой что-то скрывали. Но он ничего по этому поводу не сказал. Что ж, друг так друг.— Понятно. Итого сколько получается всего людей? Я имею в виду тех, которые будут подвергнуты захоронению?

— Восемь.— Виновато прошептала Анна.

— Кха, кха, значит восемь. Не мало, ох не мало. Но ничего не поделаешь, я ведь обещал.— Он был бы и рад теперь отказаться от своего обещания, но слово ведь не воробей, вылетит, не поймаешь. А мужчина, прежде всего, должен оставаться человеком своего слова. Так что по сему выходило, что отвертеться от копания мёрзлой земли у него уже не получится.

До сих пор Димитрий относился ко всему происходящему не очень серьёзно, не принимая всё слишком близко к сердцу. Ему и раньше не раз приходилось видеть множество смертей, но то, что он увидел в доме на краю посёлка, заставило его сердце сжаться от боли.

Мужчина, принявший в спину топор, так и умерший, сжав при этом в смертельной агонии горло своего противника, женщины истерзанные и преданные жестокой смерти, но главное дети. Дети, которым ещё только предстояло пройти свою жизнь. Дети изувеченные, избитые и лишённые жизни.

— Анна, ради Бога, простите меня за то, что между нами вчера произошло. Я полностью был тогда не прав. Господи, дети, если бы только я тогда видел то, что вижу теперь, я бы голыми руками разорвал в клочья этих мерзких квокеров. Сотворить такое с детьми, надо же, с этими невинными маленькими крошками. Как вам повезло, Анна, что вы смогли сохранить свою девочку.— Затем он настороженно взглянул на неё и спросил.— Она ведь у вас была только одна?

— Да.— Девушка бросила быстрый взгляд в сторону настоящей матери Кристины, почувствовав почему-то перед ней непонятное чувство вины, будто бы она похитила её дочку и теперь совершенно бессовестным образом выдаёт её за свою собственную. Хотя отчасти так оно на самом деле и было.

— Мальчики это мои племянники.— Тихо добавила Анна, затем она нагнулась к мужчине, полностью загородившим своим телом квокера.— Это мой отец, он был ещё жив, когда я убежала. Он просил меня уходить, я вначале не могла решиться, но всё-таки покинула его, выбрав жизнь и бросив его одного, раненого, задерживать убившего его квокера. Я предала его.

— Вы приняли правильное решение.— Попытался поддержать её Димитрий.— Ваш отец был счастлив отдать свою жизнь за жизнь и свободу дочери и внучки, единственных в мире родных для него людей, которые ещё оставались в живых. К тому же поглядите на его рану, это конечно малое утешение, но он бы в любом случае не выжил и, думаю, он это знал.

Анна неожиданно расплакалась, свернувшись калачиком возле тела отца.

— Анна, не плачьте,— Димитрий присел рядом,— не знаю как у вас, а у нас стараются не плакать над телами умерших, чтобы им не приходилось потом лежать в воде. Хотя с другой стороны лучше выплакаться, тогда возможно станет хоть чуточку, да легче.

Димитрий поднялся и вышел во двор, оставив её в одиночестве, чтобы она могла в полной мере выплакаться и предаться своему горю. Ему же ещё предстояло найти местное кладбище или попросту подходящее место для этих целей, а также лопату. За Анну он не опасался, квокеры не вернутся, это он знал точно, а по-настоящему действительно опасные хищники придут ещё не скоро, человеческие деревни редко значились в числе облюбованных ими мест. А если учесть, что Димитрий задумал сотворить со всем бывшим когда-то большим и весёлым поселением, то они, вероятнее всего, не придут уже никогда.

Всех перечисленных Анной родственников, они сегодня же похоронили, настолько глубоко, насколько позволяла промёрзшая земля. Сверху присыпали могилки камнями и вставили кресты, ведь все жители этого поселения были истинными христианами.

Детей похоронили вместе с матерями, мужей с жёнами. Остальных людей семьями уложили рядом на кроватях, поправили на них одежду и сожгли вместе с жильём.

В этот вечер на многие сотни километров был виден этот невиданный ранее семейный погребальный костёр.

В тот день работа была проделана немалая, требующая достаточной выдержки и крепкого вестибулярного аппарата, так как вся съеденная ранее пища, от вида множества изувеченных трупов, грозилась вырваться наружу.

Доделав своё дело до конца, Анна взяла для себя чистую одежду и ещё кое-какие вещи, и они с Димитрием, Кристиной и Хамами, перед выходом в неизвестность навестили спасительный водопад, чтобы смыть с себя грязь, пот и кровь, свою и чужую.

Денёк выдался воистину трудным, они бы даже сказали очень трудным. Не столько даже в плане физическом, хотя копать могилы в промёрзшей земле то ещё занятие, сколько в плане духовном. Все эти бессмысленные смерти, следы невыносимой жестокости на каждом шагу и в каждом доме, кровь, фонтанами брызгавшая из разорванных артерий, не только заливала пол, но умудрилась забрызгать стены и даже потолки, которые, впрочем, не отличались здесь особой высотой, позволяя самым высоким домочадцам едва не доставать до них головами....

Дети! Множество убиенных детей, от младенцев до подростков, повсюду.

Мальчики и девочки, мужчины и женщины, старики и старухи, все они были умерщвлены с особой жестокостью, несмотря на свой пол или возрастную категорию.

Похоже, квокерам было совершенно не свойственно чувство жалости. Они не были людьми в прямом смысле этого слова, хотя и походили на них внешне. Их-то и нелюдями было назвать трудно. Так, что-то вроде недочеловеков....

Димитрий вырвался из плена своих размышлений и перевёл взгляд на мать с дочерью.

Теперь они ужинали возле водопада, где и решили остаться на ночь.

— Ребёнок будет нам помехой.— Тихо проговорил он, не спеша, пережёвывая пищу, которую они смогли раздобыть в затухающем теперь уже доме Анны.

— Это мой ребёнок, я не оставлю её.— Твёрдо заявила девушка и крепче прижала крошечное дитя к своей груди.

— Я вам этого и не предлагаю,— раздражённо произнёс Димитрий.— Что я, по-вашему, изверг, что ли какой?

Лорд встряхнул руки, вытер их об меховые штаны и, отвернувшись, свернулся калачиком на одеяле, также позаимствованном в сожженной деревне.

Это новое женское соседство его ужасно раздражало, и он злился и на них и на себя самого. Канувшее уже было в прошлое с появлением Хамелеонов плохое настроение, появилось вновь. Что, в конце концов, от него зависело? Пускай она идёт с ним, не бросать же её одну в лесу, да ещё и с ребёнком, но надо сказать, чтобы она сама занималась собой и своей дочерью. Жалость жалостью, а закон выживания един для всех. Выживает сильнейший, ну, и тот, кто не обременён некими слабыми звеньями в цепи человеческой. Ему некогда обращать внимание ещё и на них. Нет, он, конечно, будет по возможности помогать им, если что, а в остальном пусть рассчитывают только на себя. Да и ещё, надо бы сократить это совместное проживание до минимума. Как только им попадётся первый приличный населённый пункт, он оставит их в нём на попечение местного населения. Но вопрос в том, когда он ещё попадётся?

Димитрий снова смачно выругался, но так, чтобы Анна его не услышала, и стал смотреть на огонь, ощущая исходящее от него тепло и постепенно засыпая.

Глава 6. Ловушка.

Они продолжали идти на юго-запад, стремясь прийти как можно ближе к замку Димитрий. Анне вообще-то было всё равно, куда идти, так как её нигде не ждали. Ей просто надо было отойти подальше от своих воспоминаний и этого кошмара, вырваться к цивилизации и осесть в одном из городов или деревень, там, где ей и Кристине предложили бы пристанище. Она очень надеялась, что возможно в каком-либо поселении ей удастся найти работу за пищу и кров над головой, хотя и очень сомневалась в этом. Кому она там была нужна, тем более с ребёнком на руках? Какую работу она могла выполнять? В чьём жилище жить? Без ребёнка, одной, ей, конечно, было бы гораздо легче устроиться, но теперь эта девочка, похоже, стала неотъемлемой частью её жизни раз и навсегда. Так что пока ей ничего другого не оставалось, как только держаться своего нового знакомого, в надежде, что к тому времени как он доберётся до своего замка, и в её жизни наступят некоторые перемены, лишь бы только эти самые перемены вели к лучшему....

Теперь, с появлением новых попутчиков, движение компании Димитрия значительно замедлилось. Женщина и ребёнок, не самые лучшие спутники для столь тяжёлого и опасного путешествия. Но тут уж ничего не поделаешь, не прогонять же их от себя на произвол судьбы. Это было бы слишком жестоко. Да, и Хамам они, похоже, нравились, да и самому лорду, честно говоря, тоже.

Вообще-то это была весьма своеобразная парочка. Женщина слишком вспыльчива, но отходчива, нужно отдать ей честь, девочка напротив слишком молчалива и тиха. Но это вероятно было следствием тех тяжёлых испытаний, которые выпали на долю этих маленьких женщин. Не каждый бы мужчина выдержал столько потерь и жестокости за один день. Да, мир жесток, но ни они, ни кто-нибудь другой не в силах его изменить. Можно попытаться противостоять этой жестокости, но изменить его невозможно....

На третий день их пути они наконец-то встретили первого попавшегося им живого человека.

Вначале о приближении какой-то опасности их предупредило негромкое рычание собак и вздыбленная шерсть у них на загривке. И вот они увидели его, то есть этого самого человека.

Мужчина сидел, прислонившись к дереву, и по всему было видно, что он испытывает затруднение в дыхании.

— Помогите.— Прошептали синеватые губы.

— Господи, мы должны ему помочь.— Вырвалось у Анны.— Что с вами?

И она тут же, забыв обо всём на свете, в том числе и о всякой осторожности и о неведомой угрозе таившейся в глубинах мутирующих лесов, бросилась вперёд, но Димитрий успел схватить её за руку, чуть повыше локтя и немного придержать.

— Стойте, Анна, отойдите назад и заберите ребёнка.— Строго сказал он.

— Что вы такое говорите? Ведь этому человеку нужна наша помощь.— Возмутилась девушка и, гордо вскинув хорошенькую головку, снова направилась вперёд, как только освободилась от его хватки.

— Анна,— Димитрий повысил голос,— я сказал, берите дочь и отходите назад.

Он произнёс это таким тоном, что Анна непроизвольно послушалась его, подхватила девочку на руки и неохотно отступила в сторону.

— Помогите, пожалуйста, я ранен.— Шептал между тем незнакомец, продолжая лежать в неизменной позе.

Анна нахмурилась, злясь на своего спутника и на себя саму, что в очередной раз послушалась его. Она не замедлила тут же откровенно продемонстрировать ему своё небрежение.

Димитрия же нисколько не тронула это её реакция, он продолжал смотреть на сидящего у дерева мужчину, изучающе вглядываясь в его лицо. Что побудило его к такой подозрительности? Почему он сразу же не бросился на помощь человеку, который на самом деле в ней нуждался, а в этом сомневаться не приходилось. Это было совсем несвойственно Димитрию, ведь он всем и всегда пытался помочь. Как в том случае в детстве, когда, прознав о том, что к его дню рождения должны были заколоть несколько свиней, он пробрался в хлев и выпустил несчастных избранниц смерти на свободу. Тогда почти всех их загрызли уличные собаки, под предводительством здоровенного серого пса. Собак тогда отловили, и дальнейшая их судьба осталась для Димитрия под завесой тайны, хотя кое о чём он всё же догадывался. Остатки же толстых некогда свиней годились теперь разве что на помои. А вот Димитрию тогда здорово влетело и от матери и, что самое удивительное и обидное, от деда тоже. Для родственников же его так до сих пор и оставалось неизвестным то обстоятельство, что Димитрий, оказывается, был не один такой жалостливый, с ним были постоянные спутники его детских и юношеских проказ, будущие священник и замковый учёный маг. Но то были свиньи, а здесь человек. Что же сдерживало его?

Главным сдерживающим фактором были, конечно же, собаки. В первую очередь его насторожила именно их реакция. У Хамелеонов вообще на все случаи жизни была своя своеобразная реакция. Так вот, они не превзойдено чувствовали опасность. И, если встреченное впереди действительно её излучало, они не переставали тихонько рычать, пока она не исчезнет, но если это что-то новое опасности всё же не представляло, оставаясь просто чем-то новым и неожиданным, то они довольно-таки быстро замолкали и теряли ко всему происходящему интерес. Таковой и была когда-то их реакция на Анну, а затем и на квокеров. Кстати, ещё одним проявлением их реакции на опасность было то, что они меняли свою окраску, сливаясь с окружающей обстановкой, что они сейчас в очередной раз и продемонстрировали. Но, даже не видя их, Димитрий по-прежнему слышал их глухое рычание. Значит, опасность по-прежнему существовала. Вот только в чём же она заключалась?

Ни о какой засаде разбойников речи здесь идти не могло, потому как мужчина тот и, правда, выглядел паршиво, по всему было видно, что он не играл. Но что тогда?

Так вот, были, оказывается и ещё причины, по которым Димитрий не смел, доверять раненому человеку у дерева. Например, его глаза....

Глаза, как говорили древние, это зеркало души. И вот глаза этого незнакомца совсем ничего не выражали, они были в полной мере пустыми и ко всему безразличными. В то время как, по мнению Димитрия, в них должны были проявляться страх, боль, непонимание, мольба, да что угодно, но они по-прежнему ничего не обнаруживали в своих бездонных глубинах, оставаясь совершенной пустотой. В них не промелькнуло даже лучика надежды, когда на горизонте появились вероятные спасители. Но возможно ли такое?