Право первородства - общий файл

— Боже мой, что ты делаешь! — не выдержала Наташа, захромав к нему. — Не надо!

Он обернулся так резко и зло, что на секунду показалось — сейчас и в нее всадит камень из своего орудия. Узнал гостью словно бы не сразу. Чуть помедлил — и в сердцах швырнул рогатку в бурьян.

— Зачем? — в ужасе лепетала девушка, ухватившись за кол забора, чтобы не упасть. — Чем они так тебе помешали?

Павел глубоко вздохнул и оглянулся на вороньи трупы. Теперь он выглядел пристыженным:

— Извини. Я просто тупица.

Принес из дома лопату и понуро пошел хоронить убиенных.

Наташа проводила его взглядом. На ум пришло что-то из прочитанной не так давно литературы о психологических расстройствах. Раздвоение личности.

Почему бы нет? Обнаружив провалы в памяти, необъяснимые факты, парень спешит спрятаться подальше от родных и близких, которым может навредить неожиданный недуг. Что если во время преобладания alter ego он не контролирует себя? Вот и объяснение... Безусловно, оно представляет интерес для статьи, но Наташе уже совсем не хотелось ее писать.

Может, еще не следует спешить с выводами?

Зарыв ворон в ту самую яму, куда провалилась Наташа, Павел смущенно сбежал в огород окучивать картошку. Делал вид, что страшно занят. Предоставленная сама себе гостья гордо вздернула нос и решила выдержать характер. Раз он такой, все-таки напишет эту распроклятую статью, и пусть пеняет на себя. Какой это "такой", Наташа не стала точно формулировать — главное, ей самой все было ясно.

Хотя колено еще плохо повиновалось, она поспешила воспользоваться возможностью облазить дом, в том числе чердак. Но ничего особенно интересного не обнаружила.

Наташа сделала штук десять фотографий дома в различных ракурсах, даже издали запечатлела ковыряющегося в картошке Павла. Но под каким предлогом сфотографировать его вблизи, придумать не могла, как ни ломала голову.

Она надеялась, что, поработав на солнцепеке, парень скинет рубашку — ведь именно так обыкновенно поступают деревенские мужики? И будет видно, что же такое висит на здоровенной цепи у него на шее. Но Павел упорно продолжал париться в своей черной одежде.

Разумеется, когда-нибудь картофельные гряды должны были закончиться. Да и время обеда приближалось. Хозяин вынужден был вернуться в избу.

Наташа с книгой сидела на диване, подобрав под себя ноги и делая вид, что погружена в чтение.

Неловко потоптавшись в дверях, Павел вынул из комода свежую одежду. "Ну, естественно, битых три часа махать тяпкой, — злорадно подумала юная журналистка. — Он как будто нарочно все делает так, чтобы я не узнала ответа ни на один из интересующих вопросов. Что ж за человек такой!"

— Слушай, — робко начал Павел. — Ты как себя чувствуешь? Нога прошла?

Наташа вспыхнула, чуть не выронив книгу от возмущения.

— Хорошо! — с вызовом ответила она. — Сейчас же уеду. Может, будешь так любезен подвезти до станции? Дальше я сама.

— Да не гоню я тебя! — Павел мял стопку вещей в руках. — Просто...

Наташа выжидающе уставилась на него. Ну что же ты, попробуй, найди правдоподобное оправдание.

— Ворон люблю стрелять! — сердито буркнул парень и быстро шагнул за дверь.

Девушка хмуро смотрела ему в след. Ясное дело, ждет не дождется, когда незваная гостья уберется домой. "Так вот же, назло тебе не уеду, пока что-нибудь не разнюхаю. Журналистка я, в конце-то концов, или размазня? И можешь не делать прозрачных намеков, не поддамся".

Вдруг ей пришла в голову другая мысль: а ведь в душе-то Павел обязан раздеться. Конечно, будет просто кошмар, если ее застукают за подглядыванием, но загадочный, довольно крупный предмет у него на шее не давал любопытству покоя.

Вчера она заметила в боковой стенке весьма удобную щель.

Наташа осторожно выглянула наружу: двор пуст, хозяин, наверное, уже в сарайчике с бочкой. Лишь бы подойти незаметно. Только ведь взглянуть одним глазком — и все.

Кралась она так, будто от этого зависела жизнь — впрочем, в некотором смысле так оно и было. Мысль оказаться застигнутой за таким пикантным занятием заставляла ее заранее покрываться холодным потом. Но Наташа упрямо продвигалась к сарайчику, из которого доносился шум воды. Только бы не заглянуть в щель как раз тогда, когда парень будет смотреть прямо на нее. Вот бы хорошо, если б он в этот момент намыливал голову, но как угадать?

Занятая несуразными обрывками мыслей, Наташа почти подползла к сараю с задней стороны. И обнаружила небольшую дырку как раз на уровне щиколоток. Ага! В упомянутую дырку хорошо просматривались ноги пятками к ней. Путем несложных умозаключений, Наташа вычислила, что к расположенной более высоко щели, Павел будет боком. Годится.

С крайней осторожностью она выпрямилась, сделала два шага на цыпочках, завернула за угол... И уткнулась прямиком в Павла, который, опершись о дощатую стенку, насмешливо смотрел на нее. На глаза попался здоровенный металлический крест на смуглой груди — парень стоял перед ней в одних трусах, разумеется, черных.

— Ой! — Наташа в ужасе попятилась. Как он мог так быстро и неслышно выйти?

— Очень мило, — заметил Павел. — У тебя, кажется, нездоровая привычка ползать по кустам, непременно в тыльной части строений, и подглядывать. Может, ты сексуальная маньячка?

— Нет... — заливаясь краской, Наташа так растерялась, что уже не очень соображала, как оправдаться. Да и как тут оправдаешься?

Павел расхохотался:

— Что же, я тебе так понравился? Так не обязательно было ползать по пыли, могла бы прямо сказать, я не стал бы отказываться.

— Не говори глупостей! — отчаянно закричала Наташа. — Ты... ты сам виноват со своей дурацкой таинственностью, тоже мне, граф Монте-Кристо! Нацепил черные тряпки, повесил на шею цепь, не меньше собачьего ошейника. А крест откуда взял, стащил со шпиля деревенской церкви? И что, ты всегда начинаешь утро с приветственной речи колодцу, а затем разминаешься, стреляя окрестное воронье?

Захлебываясь от стыда, Наташа еще долго могла бы выплескивать свое раздражение, если бы Павел продолжал так же откровенно забавляться.

Но вдруг его глаза превратились в щелки, сквозь которые пробивался ледяной, колючий взгляд.

Всхлипнув, Наташа опрометью бросилась прочь. Все еще прихрамывая, она влетела в дом и. Схватила сумку и принялась судорожно запихивать вещи: фотоаппарат, косметичку, зеркальце, расческу. "Ни секунды больше здесь не останусь, и пропади все пропадом!" — чуть не плача думала она.

Кое-как упаковавшись, она подхватила сумку и кинулась к выходу. И в дверях столкнулась с полностью одетым хозяином. Он намертво загородил проход, и как Наташа не пыталась отпихнуть, только билась как муха об стекло. Парень стоял, словно каменная статуя.

— Пусти! — испуганно пискнула она.

Только сейчас до нее начало доходить, что она на одиноком хуторе без единой живой души в округе, кроме владельца. Чье поведение заставляет усомниться в его нормальности.

— Я оставила тебе деньги за рубашку, я ведь не могу поехать в своей разорванной. Мало? У меня с собой больше нет.

Наташа отступила назад, чувствуя, как подкашиваются ноги, и в ужасе убеждаясь, что Павел с холодно-небрежным видом следует за ней.

— Что тебе от меня надо?

— Задать тебе именно этот вопрос, — жестко ответил тот.

Вопреки угрожающему тону, Наташе стало немного легче. По крайней мере, он понимает ее. И слова не лишены рассудительности.

Павел толкнул Наташу на стул, и, подтащив другой, уселся напротив.

— Итак, — голос прозвучал неузнаваемо жестко, — кто ты такая и что здесь делаешь? Твоя слезливая история была интересна, но это не более чем выдумка. Можешь как-нибудь записать ее и послать в журнал — наверняка напечатают. С воображением у тебя все в порядке.

Парень был зол, но сарказм доказывал, что убивать ее он пока не собирается.

Вот только как догадался? В тот момент, когда Наташа рассказывала "слезливую историю", верил каждому слову. Неужели в обычной девушке, оказавшейся здесь случайно, не может возникнуть любопытства?

"Это блеф, — решила Наташа. — Он пытается меня расколоть".

— Не понимаю, с чего ты взял, — как можно убедительнее пролепетала она. — Зачем бы я перлась к черту на кулички, если бы не искала деда? И вообще, какое мне до тебя дело? Первый раз в жизни вижу.

— Что ж, это верно. Если б мы встречались, я бы вспомнил, — задумчиво произнес Павел. Но не успела Наташа вздохнуть с облегчением, продолжил. — Вот поэтому-то меня и интересует, чего ради понадобилось являться ко мне под вымышленным предлогом?

Девушка сжалась, но упорно молчала. Только старалась всем своим видом дать понять, какое безграничное презрение питает к его подозрительности.

— Не хочешь отвечать? — он нахмурился.

Пристально взглянул на нее, как будто что-то мысленно взвешивая. Потом в его глазах появился блеск, несколько нерешительный, но в то же время озорной. Он откашлялся и сказал, копируя зловещие интонации отрицательных героев какого-нибудь фильма ужасов:

— Ну что ж, пеняй на себя!

Реплика напоминала манеру дурачиться любого мальчишки, и ничуть не напугала. А вот последовавшие за этим действия...

Павел протянул руки — и пуговицы ее рубашки разлетелись по полу. Куски черной ткани упали следом.

Наташа закричала, инстинктивно прикрывшись руками, и от страха закрыла глаза. Все-таки напоролась на неприятности — журналистка несчастная... Она была прижата к спинке стула и совершенно беспомощна. Где хрупкой девушке справиться с безумцем? Она намеревалась защищаться до конца — и будь что будет. Выцарапать глаза, выдернуть волосы, откусить ухо — все что угодно.

Съежившись, Наташа ожидала прикосновения грубых рук, которые сорвут с нее остатки одежды, но пауза почему-то затянулась.

Осторожно приоткрыв глаза, она тут же широко их распахнула.

Вместо того чтобы наброситься на беззащитную жертву, Павел снял с шеи крест, открыл его и что-то вынул оттуда. Зажав это что-то в кулаке, он закрыл глаза и сосредоточился. Брови сошлись в одну линию, губы плотно сжались и побелели от напряжения.

"Вот все доказательства: он просто помешан", — пронеслось у девушки в голове. Она попыталась выбраться из кольца железных рук, но внезапно ощутила странную слабость. Комната поплыла перед глазами, стены стремительно удалялись. Свет померк — она как будто падала в темную яму и не могла ни за что удержаться. Веки налились свинцом, мысли плясали и перемешивались, словно взбесились. Чувства спутались, переплелись друг с другом, она слышала солнечный свет, видела вкус крови от прокушенной губы, и единственным правдивым ощущением во всей этой круговерти было осязание — чьи-то сильные руки удерживали ее над пропастью.

Наташа очнулась резко, без плавного перехода в дрему, появления бессвязных мыслей. Мгновение назад она летела в пустоте — и вот спокойно лежит на кровати. И тщательно одета в целую черную рубашку. В окно заглядывает качающаяся ветка вишни с темными созревшими ягодами, почти прозрачными в свете заходящего солнца.

Девушка медленно села на кровати.

Комната пуста. "Боже мой, что это было? Что он со мной сделал?" — она содрогнулась. Попытки объяснить все с точки зрения логики ни к чему не приводили. Опоил? Но утром она выпила лишь чай, и тот сама наливала из самовара. Павел пил и ел то же самое.

Черт возьми, что здесь происходит? Все это не объяснишь раздвоением личности у Павла. Иначе выходит, что он заразил и ее. А умственное расстройство, вроде бы, не передается воздушно-капельным путем.

Осторожно спустив ноги на пол, Наташа на цыпочках прокралась в сенцы. Дверь в кухню была распахнута. Павел весело насвистывал какой-то популярный мотивчик и раздувал сапогом свой самовар.

— А, вот и ты. Ужинать будешь?

Наташа растерянно посмотрела на стол, где красовался салат из ранних огурцов. При виде такой безмятежной картины ей стало совсем нехорошо. "Неужели это я спятила?" — только и оставалось задать себе вопрос.

— Что произошло? — все-таки отважилась спросить она. В крайнем случае, объяснит, почему она в середине дня валялась на кровати, не так ли?

Павел не спеша отложил сапог, заботливо стер со сверкающего бока самовара невидимое пятнышко, установил его посередине стола, и только тогда обернулся к Наташе. И что-то во взгляде, которым он ее окинул, было такое, что позволило заключить: происшествие не подкинуто расстроенным воображением.

Черные, как угольки, глаза излучали веселье.

— Трудно сказать, — ответил он беззаботным тоном. — Думается мне, избыток новых впечатлений и свежего воздуха дурно сказался на состоянии твоего здоровья. Ты лишилась чувств как кисейная барышня. Пожалуй, тебе следует еще на какое-то время остаться моей гостьей.

— Что? — Наташа даже подпрыгнула. — Я немедленно уезжаю! И можешь меня не провожать.

Бегом вернувшись в комнату за сумкой, она пулей вылетела обратно, и — стоило ли сомневаться — наткнулась на Павла, перегородившего дорогу. Он все еще потешался, но голос был тверд и непреклонен:

— Не вынуждай применять силу. Я тебя не звал, ты сама сунула нос в дела, которые тебя совершенно не касаются. И будь ты трижды отчаянной журналисткой, это не дает тебе право вмешиваться в жизнь других людей. Особенно, если они этого не просили. А я не желаю, чтобы ты накропала свою дурацкую писанину, основанную исключительно на вымыслах и домыслах, поскольку ничего больше тебе не известно. И чтобы какой-нибудь болван-редактор допустил этот бред в печать.

Наташа ахнула. Он никак не мог догадаться. Она даже не взяла с собой документов, так откуда же? Но ведь знает, это не случайная догадка. А что, если... Ну конечно! Гипноз! Она сама выболтала то, о чем спросили. Все становится на свои места. Крест-талисман, который качается на цепочке — чтобы у нее закружилась голова. Именно так обычно показывают в кино. Наташа не очень хорошо разбиралась в таких вещах, но объяснение казалось логичным.

— Ну так и что? — как всегда, лучшей защитой было нападение. — Что плохого в том, что я хотела узнать о тебе побольше и написать об этом? Разве обстоятельства, сопутствовавшие твоему исчезновению не таинственны? И почему ты так упорно не желаешь ни с кем поделиться, быть может тебе самому станет легче, если мы попытаемся разобраться в них вместе?

— А тебе не приходило в голову, что у меня могут быть причины молчать? — теперь Павел говорил раздраженно.

-Но кому лучше оттого, что ты спрятался от своих проблем? Твоей матери? А в то, что тебе нравится твоя теперешняя жизнь, я ни за что не поверю, ты в деревне отнюдь не чувствуешь себя рыбой в воде.

По скулам Павла запрыгали желваки.

— Не надо практиковать на мне опыт, почерпнутый из лекций по психологии. В ком я меньше всего нуждаюсь, так это в исповеднике. Особенно таком, который вынесет мою жизнь и мой выбор на глумление миллионной аудитории. Тебе ясно? — он схватил Наташу за предплечье, притянул так близко, что она в упор заглянула в яростные черные глаза. А потом оттолкнул и вышел во двор, хлопнув дверью.