Неомаг. Часть 1. Главы 1-10

Максим почувствовал злость на себя, душную как ватное одеяло в летнюю ночь. Надо справиться с чувствами. Давно он не был в таком душевном раздрае, как сейчас. Что бы выиграть время он, чуть дрожащими от сдерживаемых эмоций пальцами, выцарапал из пачки сигарету, отошел к окну. Пуская на улицу колечки дыма, Максим чувствовал внимательный взгляд опера. Тот молчал, не давил, но в воздухе кожей чувствовалось напряжение. Он прикрыл в глаза, тишиной и мерными затяжками, отгородившись от мира. Когда сигарета дотлела до фильтра, чувства Максима успокоились — он был готов к продолжению разговора.

— Как вы вышли на меня?

— На самом деле это не так и сложно, если конечно знать, где искать.

— Слишком, вы необычные, хоть и пытаетесь маскироваться под обычных людей.

— Неудачно, стало быть, притворяемся?

— Ну почему неудачно? Я же говорю, если не знать что и как вас не найдешь.

— И много таких как я?

— Мало, очень мало, буквально единицы.

— Так как вы все-таки меня нашли.

— Да какая собственно разница?

— Для меня большая. На будущее, что бы лучше прятаться.

Крюков покачал головой — Извини, не могу сказать, оперативная информация. Скажу лишь, что тебе это знание не поможет. Свою суть — не изменишь. Кот, ни когда не станет мышью. Ну, ты меня понял.

Максим кивнул. Он был другим, не таким как все, а это не спрячешь. Льву трудно затеряться в стае шакалов.

— Что, в конце то концов, тебе от меня надо? — вопрос был задан и требовал такого же прямого ответа.

Человек сидевший напротив Максима это понял и ответил — Помощи.

Глава 9.

Максим был удивлен. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Какой помощи?

— Человечка одного, найти надо.

Максим рассмеялся, звучавшее в смехе облегчение не укрылось от Крюкова, уж слишком явственны были нотки.

— Я не частный детектив, да и кто сможет тягаться с вашей конторой в таком деликатном деле, как розыск?

— Не притворяйся, ты понял, о чем я. Если бы мы могли справиться сами, к тебе бы не обратились.

Максим сбросил себя напускную веселость.

— Послушай, Крюков, у вас, что своих "нюхачей" нет? Подичай всех, что-то умеющих, под себя сгребли.

— Понимаешь, не могут они найти нужного человека, просто не видят его и все.

— Значит, его нет в живых, этого вашего человека.

— В том то и дело, что жив! Видели его, точнее ее, недавно.

Максим пожал плечами, разговор утомил его, хотелось выпроводить гостя из квартиры и как следует размяться. Потягать штангу, поработать с грушей, принять душ и завалиться спать, или бросить все к чертям — запереть квартиру и умотать куда-нибудь подальше в лес. Но он прекрасно понимал, что просто так, после всего случившегося, в покое его не оставят. Слишком уж масштабная, для их города, операция.

А может пообещать им сотрудничество, а самому свалить подальше, перейти на так сказать нелегальное положение? Но до чего же неохота бросать свою берлогу — сроднился он с ней, почти полюбил. Привык жить вот так — спокойно, без спешки, даже с маятниками примирился. Воистину привычка худший враг воина.

Да и переход на "нелегалку" был бы затруднителен, запасного паспорта нет, как впрочем, и запасного аэродрома. Нет, не потянет он игры с госструктурой. Игралка еще не выросла, не Дед он. Нет не Дед.

Хотя.... Хотя кто сказал, что все что наплел ему Крюков правда? Да, нет — правда, поправил себя Максим. Даже в постмаятниковом состоянии он сумел бы распознать ложь. Да и ухватки у гостя отнюдь не бандитские, нет, не похож он на "братка". Чувствуется в нем стержень и не уркаганский, а скорее офицерский, еще той прежней — имперской закалки. У него, небось, и дед, и отец Родине служили, да не при штабах отирались, а в самом, что не наесть "поле".

Да и совестно его как-то обманывать. Давно ему ни кто так не нравился, как сидящий напротив него. Такого хорошо иметь в друзьях, как батя говорил — 24-х часовой друг. Поможет в любое время, на изнанку вывернется, а для друга все сделает и не предаст, ни при каких условиях. А уж враг из него, так просто загляденье. Как говорил все тот же Исатори Кано: ...Суди о человеке не по его друзьям, а по врагам. У великого человека и враги великие...

Ну что ж, сыграем в предложенную игру. Соскочить-то он всегда сможет, по крайней мере, попытается. Да и терять ему по сути нечего. Все что ценно — он уже давно потерял. Не за квартиру же с хромированными железяками цепляться. А жизнь, что жизнь? Разве ж — это жизнь? Он с непонятной тоской обвел взглядом квартиру.

Цапнул пачку сигарет, прикурил и выдохнул с дымом:

— Давай уточним. Вы хотите, что бы я для вас нашел человека, так как сами, по каким-то таинственным причинам, не можете этого сделать?

Иван хотел что-то сказать, но Максим жестом прервал его, — Я еще не закончил.

— Возник такой вопрос, а что лучше меня "нюхачей" не нашлось, специалистов именно по людям? Из так называемых — неомагов. Я сходу мог бы назвать пару имен. Они справятся за пару минут там, где я полдня ковыряться буду, да еще с неизвестно каким результатом.

— Ну, назови.

Максим покачал головой — Звиняй батьку, сроду не стучал и стучать не буду.

— Тогда я сам, — Крюков усмехнулся — Нестор, Матрена, Иван Васильевич и Катя. Ты эти имена мог бы назвать? Если нет, то я еще могу парочку подкинуть.

Он хотел его удивить, но выпад не прошел, Максим к чему-то подобному был готов.

— Что и они не смогли помочь?

— Ты хорошо их знал? В каких вы были отношениях? — Крюков оставил его вопрос без ответа.

— Это что допрос? — Максим оставался спокойным, только нехорошее чувство шевельнулось в груди, и непроизвольно, как перед броском, подобрался живот. Плохое такое предчувствие, словно гусь по могиле прошелся.

— Ответь, пожалуйста, — как-то излишне спокойно сказал Крюков, глядя при этом в сторону.

Что мог ему ответить Максим?

Что с Нестором был в хороших, можно сказать приятельских отношениях. Выпивали пару раз в год. Он нравился ему — тонким чувством красоты и поразительным, для деревенского парня, чисто английским юмором.

Что, Матрену, он уважал, как самого светлого человека, которого он встречал в своей жизни. Уважал за железную волю и огромный талант. За то, что никогда не пользовалась своим даром во вред людям, а за поиски детей не брала плату.

Что, Ивана Васильевича, этого чесоточного гаденыша и любителя молоденьких девушек — он искренне ненавидел. За вечно потные руки и бегающие масляные глазки. Ненавидел за неразборчивость в целях и в средствах их достижения.

Что Катя, девушка с иссиня-черными волосами, такими густыми и длинными, что когда под душем она распускала тяжелую гриву — вода не могла добраться до тела, блестящими жемчужинами застревая в упругих прядях. С ослепительно, невозможно голубыми глазами — была первой и единственной, кто сумел растопить, нет, не растопить, лишь слегка подтаять — ледяную корку сковавшую его.

Максим выкинул из головы образ ее тонкой, как тростинка, фигуры. Помотал головой, отгоняя зазвучавший в голове звонкий, с перезвоном серебреных колокольчиков, смех.

Что все они были природными "нюхачами", с огромным талантом, любовно отточенным упорными тренировками? Максим им и в подметки не годился.

Что он мог сказать? Ничего. Поэтому он лишь пожал плечами, — Разные были отношения.

И повторил обреченно, — Разные.

— Ну что ж, значит, тебя не слишком заденет то, что ты услышишь.

И после паузы: — Они все мертвы. Все, кроме Ивана Васильевича — он в больнице.

Это был по настоящему сильный удар — который он пропустил. И сейчас как боксер в состоянии "грогги" — потерял ориентацию в окружающем пространстве. Земля ушла из-под ног, а голову заволокло туманом беспомощности.

Но надо отдать ему должное, в себя он пришел быстро. К такому Максим, конечно, не был готов, но удара — ожидал. Лишь сухость во рту напоминала о пережитом.

Хотел спросить — как это случилось, но рот выдал другое, — С чего ты решил, что если у них не получилось, смогу я?

— Иван Васильевич сказал, что лучше тебя нет.

Поднас..л таки гаденыш. Усталость навалилась как-то сразу — рывком.

— Что с ними случилось? — если честно, ответ он слышать не хотел.

— Умерли во время... — он замялся, ища подходящее слово — ...сеанса.

— Такого не может быть, — он покачал головой, потом поправился, — я о таком не слышал. Во время поиска умереть нельзя! Это все равно, что умереть, лазая по интернету, вероятность такая же — один шанс на миллион. Ты слышал о таком, что кто-то умер, ища инфу в Гугле? Я, нет. Так что не верю я в такую смерть.

— А что это одно и тоже, поиск в сети и поиск...— Крюков неопределенно помахал рукой над головой — ...в высших сферах?

Максим пожал плечами.

— На мой взгляд, принцип один — принцип удаленности.

— Что за принцип такой?

— Сейчас, это не важно.

— Ты отчасти прав. Я не все сказал. Они умерли в течение часа после сеанса. Вроде бы все смерти случайны, и так сказать, не насильственны.

— Что это значит, не насильственны? — Максим был удивлен. — Что-то вроде сердечного приступа?

— Не совсем...

Все могло бы пройти незаметно для бдительного ока конторы. Если бы не чье-то мудрое решение проводить поиски в один день, с небольшим разбегом по времени. Вначале планировалось провести "сеанс одновременной игры", но были опасения что "нюхачи" будут мешать друг другу. Возможно ли такое, ни кто не знал, но на всякий случай решили подстраховаться.

Первой, как самой опытной (так, по крайней мере, казалось конторским), за поиски взялась Матрена. Почему они начали с нее непонятно. Логичнее было бы начать с самого слабого, но комитетчики уже привлекали ее к поискам, и все случаи их совместной работы были успешны. Для работы, кроме фотографии и карты, ей ничего не надо было. Все находилось у неё в голове. У опытной "поисковички", находившей пропавших людей не раз и не два — ни чего не вышло. Первая попытка, прошла впустую, вторая, третья — ничего, полный ноль. Лишь глухая пустота, и холод как от мертвого человека...

Взгляд из под ресниц.

Матрена.

Она открыла глаза — боль тупым комком разлилась по темени, двумя холодными свинцово-серыми ладонями обхватив голову от затылка ко лбу. Ничего, полный ноль, даже не стена, как при хорошей защите, а темная — чернильно-беспросветная мгла, в которую проваливаешься как в болото, и которая высасывает тебя, забирая последние силы, не давая вырваться на поверхность. И холод — мертвецкий, забирающий последние крупицы тепла в месте с жизнью. Этого она им не сказала, не к чему, она и так не любила работать с органами, но приходилось. В обмен на спокойную жизнь и работу, без оглядки на мелких уголовников и "братьев" по профессии.

Быстро засобиралась и ушла, отказавшись от провожатого. Как ни странно, шагнув из прохлады полутемного подъезда, в удушающий зной улицы, головная боль сгинула — словно ночной кошмар при первых солнечных лучах.

Матрена постояла, ловя поднятым к небу лицом, жаркое прикосновение солнца и направилась в сторону трамвайной остановки. Перед проезжей частью, в ожидании зеленого света, замерла пестрая толпа. Дребезжа, вдали блестящей дуги рельс, показался трамвай. Толпа дружно качнулась в предвкушении раскаленной металлической коробки. Матрена, ускорив шаги, нырнула в просвет меж потных спин. Трамвай подошел, и люди рванули через дорогу не дожидаясь, когда трамвай откроет двери. Матрена ввинтилась в людской поток, надеясь первой достигнуть открывшихся дверей.

Внезапно у нее закружилась голова, ноги ослабели, и ее повело влево под самый нос замершего металлического чудовища. Ей показалось, что глаз замершего перед ней зверя приглашающе подмигнул ей, а огромный язык пробежал по красным хищно-узким губам. Она встала как вкопанная, ей очень не хотелось во чрево этого чудища, ее толкнули в спину и грубо обругали. Трамвай разочаровано лязгнул дверями. Матрена облегченно вздохнула — наваждение скинуло, были только жаркий зной улицы, готовый тронуться трамвай и гневное бибиканье разозленных автомобилей. Женщина поняла, что стоит посреди проезжей части, мешая проезду. Она шагнула назад, тонкий каблук подломился и она, нелепо взмахнув руками, рухнула прямо под накатывающий на нее черный огромный "джип". Последнее что она запомнила — надвигающаяся на нее хромированная решетка бампера, бьющий по ушам визг тормозов, глухой удар и ослепительно-белая вспышка перед глазами...

Нестор.

Он открыл глаза, и зябко передернул плечами — и это в середине жаркого полдня. Холод был не снаружи, он шел изнутри. Неудача. Он так и не смог увидеть девчонку, ни увидеть ни почувствовать, сплошной мрак и холод.

Нестор покачал головой — ничего, и извиняюще развел руки. — Мне кажется она..., — он замялся, — ...мертва.

Куратор, ни чего не сказал, хмуро кивну, мол забирай свои причиндалы и убирайся.

Нестор быстро покидал свои инструменты в спортивную сумку, осторожно спрятал шаманский бубен в специальную пластиковую коробку напоминавшую коробку из под пицы и откланявшись — выскользнул из квартиры.

На улице он зябко передернул плечами, да работа на контору то еще удовольствие. Только дома он заметил, что голову стянула тугая лента боли. Махнув не разбавленного виски, он встал под душ. Тугие струи воды разогнали хмарь в голове, и жизнь снова засверкала красками. Сладко потягиваясь, Нестор шагнул через высокий край ванны, в предвкушении звонка Свете или Вере или Любе, уж кто свободен будет. И они закатятся в уютный чешский ресторанчик, а после..., ум-м-м после они...

Нога поехала по мокрому кафелю, дикой болью дернулись, раздираемые связки в паху. Тело дернулось, и затылок аккуратно пришелся на край советского чугунного монстра...

Катя.

Она сладко потянулась в горячей воде, разминая затекшие мышцы.

— Ну, на фиг, этих ментов, выжали досуха и даже спасибо не сказали, хотя заплатили изрядно — мысли лениво ворочались в слабо побаливающей голове.

Катя посмотрела на свое тело. Острые грудки с розовыми сосками возвышались над белым холмом ароматной пены. После "сеансов" она всегда ощущала острое желание, видимо тело требовало компенсацию за потраченную энергию. Вот и сейчас она чувствовала волну страсти зарождающейся в груди и мягкой волной спускающейся в живот и дальше вниз, до самых пальчиков ног с аккуратным розовым лаком. Она провела ладонью по моментально напрягшимся соскам, как хочется... Но вот незадача, она уже полгода как одна, что ж можно и так, правда? Язык облизнул пересохшие губы, пальцы скользнули к аккуратно подбритому клинышку темных волос внизу живота. Кого же... Острой грустью кольнула, пришедшая из глубины мысль — Максим. Да, пусть будет он — сильный, надежный и такой безнадежно далекий. Она слабо застонала, лаская набухшую грудь — серые, с плещущейся на дне грустью, глаза, ласковые губы и сильные, нежные руки. Ладонь накрыла лоно, пальчик скользнул в...

— Черт! — резкая трель телефона, рванула натянувшиеся нервы, пятки скользнули по дну ванны, и она с головой ушла под воду. Руки вцепились в гладкий фарфор и она с плеском выдернула себя наружу.