Паразиты

Благословенная тишина заменой крика повисла в воздухе. Драконы впали в ступор. Оба. Наступил как раз тот момент, когда мудрее всего испариться или тихонько, на цыпочках пересечь гостиную и закрыться в своей келье. А они пусть разбираются сами. Но нет. У меня взыграло любопытство — до чего договорятся.

Первым ожил Джон.

— Мы ведь никогда не встречали других, — он уставился на Марка, словно ждал подтверждения. Подбородок выпятился, глаза хлопают растерянно — наследственность обезьян налицо.

— Это ничего не доказывает, — Марк, до этого упиравшийся спиной в колонну, прошлепал плоскими стопами по непокрытому полу и сел на диван. — Есть два варианта, — заключил он, глядя исподлобья куда-то сквозь меня, — либо наша раса не вся вымерла, либо кто-то сумел перестроиться.

У меня ум за разум зацепился, и мысли спутались шерстяным комком.

— Погодите. Каким образом одна раса может "перестроиться" в другую? Вы фантастики обчитались что ли? Или собаку при желании можно сделать бегемотом? Дурь какая!

— Эта дурь вполне реальна, — взгляд Марка стал осмысленным, укоряющим, будто я капнула глубже, чем следует, и напоролась на высоковольтные провода. — Наша раса отличается от твоей строением мозга, которое можно слегка подкорректировать.

Шестеренки встали на место. Механизм закрутился и создал в голове такой гул, что я чуть с ума не сошла.

— Вот зачем я вам нужна. Переделать мозги, как подопытной крысе, и посмотреть, что выйдет. Черт возьми, а я себе понапридумывала.

— При желании женщины даже в дерьме романтику найдут, — Джон тяжело вздохнул. — Такая у вас натура.

— Женщины всегда пытаются увидеть мужчин лучше, чем они есть.

— Хватит, — прервал Марк. — Никто ни на ком опыты не ставит. Нам нужен помощник. И хочешь ты того или нет, процесс уже пошел. Различие состоит не только в физиологии. Твоя психика приняла нашу природу. Чему лично я очень рад.

— Можно подумать, без меня вам плохо жилось.

— Раньше — нет. Лина, — Марк жестом подозвал сесть рядом, но я осталась, где стояла. — Помнишь, ты спрашивала, хочет ли Джон от тебя избавиться.

Младший дракон удивленно поднял брови.

— А ты думал, она дура полная? — осадил собрата Марк. — С собаками лучше обращаются. Да не важно уже. Лина, ты для нас — риск. Серьезный, но, надеюсь, оправданный. Веришь-нет, но в тот магазин ты не случайно зашла. И рискнули мы не случайно. Сейчас ситуация усложнилась. Нас прижали. Довольно опасно. И, кто знает, может, ты — наш ангел-хранитель? Вдвоем сложно все предусмотреть. А шесть глаз лучше четырех.

Поймали. Я понимала, если Марк откровенен, то не до конца. Но и выкрутиться у меня не получится. От драконов попросту некуда бежать. Разве что в тюрьму за убийство. Проигрышная перспектива по сравнению с маячившим, как яблоко Евы, бессмертием.

— Что я могу сделать?

— Пока не знаю, — признался Марк. — Ложись спать. Завтра решим, как действовать.

Не завтра, а сейчас, пока я поднимаюсь по лестнице и запираю дверь с крылатым символом.

За окнами разгулялся ветер. Столь сильный, что стекла дребезжат от ударов, и электрические лампы моргают, пару раз едва не потухнув. Кто-то потревожил мертвых, раз они так неистовствуют. Где-то сработала сигнализация оставленной на улице машины. Я помню такие ураганы, они приходят внезапно и оставляют после себя сломанные ветки, обрывки рекламных перетяжек и упавшие билборды. Случись буйство днем, люди стараются прижаться к стенам и цепляются за перила. А стоит пойти дождю, сразу становится ясно, в какую погоду родилась Мэри Поппинс.

Я всегда боялась сибирских ветров, и стремилась зарыться в одеяла. Пусть сложнее дышать, но меньше слышится ярость духов. Казалось, что так они меня не найдут. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Так было раньше. Но теперь я не боялась стоять у окна, глядя на пляшущие под адскую симфонию деревья и взлетающий к самым крышам мелкий мусор. Разве может пугать шторм снаружи, если такой же воет внутри?

Уснуть удалось не сразу, да и длилось блаженство небытия слишком мало. Джон не церемонился — потрепал за плечи и пробасил в ухо: "Вставай". Я с трудом открыла глаза. В голове набухла опухоль и грозила разорвать череп. Щеки пылали, казалось, все тело раскалилось докрасна, и вот-вот затлеет простынь.

— Сколько времени? — прошептала я распухшими, липкими губами.

— Шесть утра. У тебя полчаса на сборы.

Джон выглядел злым и уставшим. На лацкане несвежей рубашки темнело пятно, от въевшегося кисловатого запаха скуренных им сигарет меня затошнило.

— Ну что за пожар? — приподняться на подрагивающих локтях было подвигом и самоубийством одновременно. Голову якорем тянуло к подушке, желудок скрутило, словно внутри копошились черви. — Джон, можно еще немного поспать? Пожалуйста.

Он глянул на меня исподлобья, недовольно дрогнули крылья носа.

— Если думаешь, что время подождет, пока пройдет похмелье, то ты ошибаешься. Хочешь бессмертия? Так оторви задницу от кровати и спускайся. Мы ждем внизу.

До полного счастья не хватало только его ярости. Дверь захлопнулась от раздраженного рывка, и глухой стук отозвался раскатом в черепной коробке. Я заставила себя подняться и натянуть одежду, повторяя как ободряющую мантру "я им нужна, без меня не справятся".

Лампочка в ванной наотрез отказалась работать, принимать душ пришлось в компании немигающих взглядов с потолка. Теперь они не казались зловещими, словно увиденная ранее смерть оставила их и поселилась во мне. Оттого в глазах читалась мольба, раздражающая до остервенения, до желания взять отвертку и потушить эти чертовы фонари один за другим. Вода немного смягчила боль. От плохо просушенных полотенцем волос по спине текли тонкие скользкие струи, из-за скопившегося пара каждый вдох давался с трудом, будто астматика закинули высоко в горы.

Мое появление в гостиной проигнорировали, разве что Марк понизил голос, разговаривая по телефону. Мог бы догадаться, что я не в том состоянии, чтобы подслушивать. Похмелье напрочь отшибает любопытство даже у женщин.

— Хоть бы носки сменил, — поморщилась я, сбрасывая ноги Джона с дивана, чтобы завалиться рядом.

Он промолчал, только пятки глухо стукнулись о непокрытые плитки пола.

Я устроила звенящую голову на спинке дивана, шея уже не справлялась с удерживающей функцией, и неопределенное молчание драконов будоражило уставшую злость. Стоило ли будить меня, чтобы сидеть истуканом и пялиться на их заросшие щетиной физиономии? Для Марка небритость была в порядке вещей, но Джон никогда не позволял себе расслабиться. Это настораживало. Словно я проспала не несколько часов, а минимум — неделю.

Понять, что за пятно расплылось по рукаву дракона, удалось не сразу, но этот запах медной сладостью щекотал ноздри. Кровь. Ею пропиталась каждая молекула воздуха, и бесполезно спрашивать, как она здесь появилась.

— Джон, что происходит?

Он наклонил голову, хрустнул шейными позвонками.

— Насколько хорошо ты разбираешься в людях?

Вопрос огорошил. Вспомнились прошлые разочарования и обиды. Бессонные ночи, истерзанные попытками придумать достойные наказания или оправдания. Что сказать, как посмотреть, чем уязвить больнее, чтобы заставить обидчика мучаться угрызениями совести. На утро выстроенные планы виделись глупостью и напоминали о себе лишь в очередном кошмаре.

— Вообще не разбираюсь, — призналась я неохотно. — Иначе так часто не предавали бы.

— Придется научиться, — Джон дотянулся до полупустой пачки сигарет и щелкнул зажигалкой. — Помнишь подружку, укравшую кольцо?

— Ирку? — я скривилась от неприятных воспоминаний.

— Да. Как думаешь, зачем она это сделала?

— Не знаю. Дура потому что.

— А если хорошенько подумать?

— Да не хочу я копаться в этом! Достало! Стащила — и ладно, пусть подавится, мегера белобрысая. И вообще, как ты узнал?

— Женщины зациклены на девственности так, — ответил Джон тоном престарелого профессора, которому надоело объяснять одно и то же изо дня в день, — что во время первого секса выбрасывается слишком много энергии. Немного меньше, чем перед смертью. Я уловил твои воспоминания. Итак, почему она это сделала?

Знал бы он, как часто я задавалась этим вопросом. И каждый раз приходила к одному ответу.

— Зависть. Ирке не нравилось, что вокруг меня ошивается Данилка — ее бывший парень. Он очень переживал из-за их разрыва. Потом забыл, стал за мной ухаживать. А Ирка считала его своей собственностью, даже соблазнила мне на зло. Поигралась и снова бросила, знала, что я буду беситься. Но она не думала, что для Данилки тот секс тоже мало что значил. Мы начали встречаться, я часто отказывалась гулять с ней ради свиданий. Вот Ирка и отомстила в силу своей дурости.

Разбередила старые раны. Вспомнила, как рыдала на перроне, провожая Данилку учиться в Москву. Раз в полгода он приезжал на каникулы, но мы встречались как старые друзья, ограничиваясь крепкими объятиями и поцелуями в щеки.

— Отлично, — Джон вернул меня из безрадостного прошлого. — Как думаешь, Ира — человек, разрушающий чужое счастье в угоду собственным амбициям — достойна жизни?

Одно дело желать недругу споткнуться на лестнице, отвечать дракону — совсем другое.

— Тогда, два года назад, я готова была ее придушить. А сейчас... какая разница?

— Месть принято подавать холодной. Ира сейчас в Омске

Я догадывалась к чему Джон клонит и уже собиралась напомнить дракону о проблемах поважнее детских вендетт, но...

Простенькое золотое колечко с тремя камушками-стразами на ажурном переплете было слегка погнуто для уменьшения размера. Ирка носила его на безымянном пальце, на средний не налезло, потому что ее руки толще моих. Сколько раз я строила планы по возвращению пропажи, но получить ее от дракона означало лишь одно.

— Это Иркина кровь? — спросила я, показав на рукав Джона.

— Нет, — ответил он. — Если хочешь стать подобной нам, привыкай сама разбираться с обидчиками.

Влажными от волнения пальцами я приняла кольцо, но надеть не решилась — повесила на цепочку браслета, как кулон. Намек драконов понятен. Ночью до меня долетали обрывки фраз об "ускоренном курсе", "отсутствии времени" и "необходимости воздействовать уже сейчас". На что они собираются "воздействовать" объяснять не стоит. У дивана выросла помятая суровая фигура Марка.

— Нашел, — бросил он Джону и протянул мне схваченные степлером листы. — Подпиши.

Я поставила росчерк на последней странице договора, не прочитав ни пункта.

— Вот ключи и адрес. Это твое прикрытие.

— Для чего? — таинственная строка "Декабристов, 145, кв. 96" прозреть не помогла.

— Понадобится, — коротко ответил Марк.

Я вообще перестала что-либо соображать. Холодные ключи тихо звякнули, перекатившись в ладони. Погода за окном успокоилась. Рассвет разгорелся в полную силу, его потоки заливали гостиную, и тени от моих пальцев разлеглись на белых листах договора фиолетовыми пятнами.

— Идем, Лина, у нас мало времени.

Я послушно встала и нетвердым шагом последовала за Марком. Меня вели как под конвоем, в затылок дышал Джон, то и дело грозя наступить мне на пятки. Оказавшись на втором этаже, я с ужасом поняла, что открылась еще одна потайная дверь — в правую башню.

Стоило переступить порог, как на меня навалился вид грозной винтовой лестницы. Под тяжестью шагов скрипели деревянные дощечки, неустойчивый железный каркас ступеней вибрировал. По бетонным стенам полосами разлеглись лучи ламп, куцее освещение придавало башне вид пещеры. И молчание Джона вкупе с сухой монотонной лекцией Марка по выживанию в условиях бессмертия делало нашу процессию похожей на экскурсию из черной комедии. Только хохотать не хотелось. Ни капли.

— Лина, ты уже знаешь, как выглядит смерть в нашем присутствии. Но видимый эффект не единственный. Наше воздействие стирает информацию о человеке во всех смыслах — деформируется структура мозга жертвы, смываются идентификационные линии на коже, раскручивается спираль ДНК. Таким образом, опознать человека можно только по зубам и чертам лица....

Проходя мимо входа на второй ярус башни, я заглянула в коридор. Несколько закрытых комнат, ряды люминесцентных ламп, некрашеные стены — ничего интересного. И снова: скрипучие ступени, шершавые перила, запах плесени.

— ...Мы уничтожаем все улики, сжигая тела. Объявившийся самозванец демонстрирует нашу природу и может доставить серьезные неприятности. Поэтому главная задача сейчас — опередить госслужбы.

Лестница кончилась, Марк вставил магнитную карту в щель у замочной скважины двери, но она не открылась.

Теперь я поняла, что строители замка вряд ли все еще живы. Не могли хозяева башен оставить людей, знающих тайные ходы. Скорее всего, отперев дверь ключом, попадешь в небольшую комнату или безобидную кладовку, но не в пещеру драконов.

Соседняя стена с шарканьем отъехала в сторону, ноздри разъел прелый смрад тления с примесью вони подпаленных волос. Проснулась тошнота. Я зажала нос, но Джон грубо одернул руку.

— Добро пожаловать в наш мир, детка.

Несколько дверей полукругом разинули пасти, выставляя на обозрение мерзкие внутренности: полки стеллажей, прогибающиеся под тяжестью золотых слитков; ящики с хирургическими инструментами; решетку с зажимами для рук, ног, шеи и огромную, выпирающую из стены печь, о назначении которой нетрудно догадаться. Пол в каждой комнате исчеркан мелом, странные знаки то расползаются зигзагообразными узорами к углам, то сплетаются фигурами в центре. Но все это показалось мелочью в сравнении с доносившемся из-за единственной запертой двери приглушенным воем.

— Кто там? — прошептала я, говорить в полный голос помешал сдавивший спазмом трепет.

— Твоя первая жертва, — ответил Марк. Я хмыкнула, вспомнив Виолетту, и он добавил: — Ви не в счет. Эту ты выпьешь. С нашей помощью.

Возможно, даже помня запах пороха и тяжесть дымящегося пистолета, я все еще не была готова к посвящению, или похмельный синдром вспыхнул с новой силой, мигом дойдя до апогея, но голубоватый свет ламп развалился на спектр и исчез. Я увидела, как качнулся потолок. Фигуры драконов дрогнули, накренились. Гравитационное поле сместилось и, не устояв, я рухнула на колени.

Меня стошнило желчью прямо на пол.

— Вставай, — тихо потребовал Марк, и я повиновалась.

В голове появилась ясность, в ногах — твердость, но если бы я знала, каким образом драконы помогут, предпочла бы остаться лежать в собственно рвоте, пока не умру от истощения.

Шок был настолько силен, что стоило переступить порог злосчастной комнаты, я едва не переломала пальцы, вцепившись в дверной косяк. Напротив висело обессиленное тело, привязанное к металлической решетке за руки и ноги. На запястьях кожа протерлась от веревок и покрылась алыми пятнами, выбившиеся из прически пряди белой сеткой облепили осунувшееся лицо с заклеенным ртом. Готова поклясться, я расслышала свое имя. Настоящее имя, которое уже успела забыть.