Деформация

Но, глядя в глаза этой женщины, Гарик отчетливо понял, что ей поддержки не окажут. Слишком они... непримиримые.

— Это — Закрытая Зона, — ответил мальчишка, пытаясь понять, найти причину неожиданного дежа вю. Будто видел ее когда-то. Хотя откуда он может знать пришедшую из иного мира, в котором он никогда не был?

С шумным выдохом женщина уронила голову на руки. Выдержала паузу.

— Отсюда правда невозможно выбраться?

Мальчишка усмехнулся.

— Многие пытались. Вокруг лабиринты, мы даже не знаем в какой стороне ближайший город и что за город.

— Вернинск, — поделилась она. — По крайней мере, именно там я вчера... была. И мне нужно туда вернуться. А пока... Где? — женщина пошевелила пальцами, будто пробежалась по невидимым клавишам. Мальчишка непонимающе уставился на незнакомку. — Где табло для расчета? Или... Черт возьми, у вас правда все меняют на работу?

— Не только. Одежда, продукты, инвентарь. Да ладно, с тебя все равно взять нечего. Помоешь посуду, и в расчете. Идет? Хотя тебе все равно деваться некуда, можешь у нас поработать, пока свыкнешься. Еда, выпивка будет, и матрас найдем.

— Нет. Послушай, мне надо выбираться. — Ее взгляд скользнул в сторону, задержался на открытой двери подсобки, за которой отец Гарика аккуратно разбирал пистолет, раскладывая детали на столе. — Скажи, у кого можно поработать за оружие?

— Оно тебе не поможет. Только если самой застрелиться. Так проще веревку и — бряк.

— И все же я попробую! — упрямо возразила она. — Ты только подскажи, у кого есть стволы, а там я сама договорюсь.

За семнадцать лет Гарик насмотрелся на разных психов.

— Я у отца спрошу, к кому податься можно, а ты пока посуду вымой. Погоди только, я ее спущу в кухню.

Хозяин бара Валерий Липов отложил не дочищенный "Дуплер" и прищурился, чтоб получше разглядеть болтающую с сыном девицу. Облизал пересохшие губы с не проходящими язвочками в уголках рта и продолжил свое занятие. Пистолет всегда должен быть в надлежащем порядке. Авось, понадобится.

Пока мальчишка крутил рычаг колодца, поднимая со дна подвальной кухни широкий поднос для посуды, Окси просчитывала, на сколько придется задержаться. Она не была уверена, что попадет к дилеру раньше Криса, и не надеялась, что экстрагент дождется ее в машине. Но перспективы срочно вызывать подмогу настораживали не столь сильно, как этот смуглый парень, с ловкостью жонглера укладывающий башни стаканов и горы тарелок на жестяной поднос.

Легенды о Закрытой Зоне вгоняют в дрожь. Так откуда в анархической клетке такой образец сострадания?

В отличие от парня, мужчина в подсобке представлял угрозу. Слишком внимательным был брошенный взгляд, слишком точными — движения в обращении с оружием, слишком знакомым — лицо. И Окси вспомнила.

Минус четырнадцать лет. Плюс тридцать на улице. Песок проселочной дороги столбом выше автомобильных крыш. Поперек проезда, мостом от одного холма ограждения к другому лежит поваленное ночным ураганом дерево, раскидистые ветви ощетинились, и кажется — огромный дикобраз упал замертво. Рядом стоит семейный фургон с раскрытыми дверями. Под рифы задорного рок-н-ролла из кабины мужчина и парень лет двадцати с небольшим пытаются сдвинуть преграду. Их рубахи липнут к телу, на вспотевших предплечьях тонкий слой песка. Они очень удивились, когда подъехавшая на стареньком автомобиле школьница достала из багажника бензопилу и за пять минут расправилась со стволом. Мужчинам оставалось только откатывать аккуратные обрубки с дороги.

Они говорили, что собираются уехать подальше, чтобы съехавшая с катушек власть не нашла, не поставила кнутом на колени, заставляя подбирать с пола сомнительные пряники.

На следующий день поступила новая разнарядка, но Окси так и не узнала, кем была семья Липовых. Их дом достался не ей.

— Ну что, идем? — Парень вытер руки, швырнул полотенце под стойку и скрылся в подсобке. Крикнул оттуда: — Ты где?

Плюс четырнадцать лет. Парень с налипшим на предплечьях песком превратился в мужчину, его сын походит на фотографию памяти больше, чем он. Окси и сама изменилась. Растеряла хмурую сосредоточенность, что не смывалась с лица даже удовольствием, перешагнула воспитанную психологами преданность системе. Только все равно боязно. Она напоролась на страх Криса. Интересно, столкнулся ли он с прошлым?

Успокоиться. Сосредоточиться, как учили, превратиться в слух, в индикатор малейшего движения. Окси нащупала в кармане рукоять автоматического ножа. Нужно держаться поближе к мальчишке, мужик сыном рисковать не станет.

В подсобке кроме стола и стула мебели не было. Да и не вместилась бы на трех квадратных метрах. Зато стены использовались с завидной рациональностью. На десятках гвоздей висели маленькие графические картинки — пейзажи, портреты, натюрморты, выписанные грифелем с достойным восхищения мастерством. Не в каждой галерее такую красоту встретишь.

— Пап, это... Постой! Я даже не спросил, как тебя зовут! — Мальчишка рассмеялся над своей невнимательностью.

— Юля, — улыбнулась в ответ Окси и почтительно кивнула мужчине. Тот не шелохнулся. Пистолет лежал на столе. Собранный, вычищенный, боек — на ударнике, и даже если в стволе есть пуля, бесшумно ее не выпустить.

— Юля! Она нам посуду помоет. Ладно, идем. Я пойду впереди, а то ступеньки крутые, собирай тебя потом по частям.

Поворачиваясь спиной к хозяину бара, Окси ждала щелчок взводящегося курка "Дуплера". Но прятавшийся в кармане мужчины парализатор предупредительных звуков не издает.

* * *

Вряд ли жильцы старого трехэтажного дома на вернинской улице Мира знали об этой лестнице. Скрытая в подвале за голо-барьером, она уводила на четыре метра под землю, в длинный коридор, прошитый узкими стежками бронированных дверей. Именно здесь двадцать семь лет назад молодой ученый Георг Прожилин плакал от счастья, просматривая свой сон с первого нано-фипа. Именно поэтому коробка дома осталась стоять среди вздувшихся волдырями по всей округе "колпаков".

Еще до эко-соглашения Третья Лаборатория при (тогда еще) КНБ обеспечила Вернинску вип-статус. Перевозить ученых в зашуганную дрязгами европейских соседей столицу власти не рискнули. Финансирование велось через десяток ступеней, петляя между городами и азиатскими странами, половина терялась в каналах, но оно того стоило. Ведь, научившийся читать чужие мысли, однажды научится их записывать.

И Прожилин научился. Пятнадцать лет заточения в техногенном рае сделали из него импотента-психопата, озабоченного нейро-сетями и способного разговаривать лишь с машинами, но обрели физическое воплощение.

Рантера слегка потряхивало. Утренняя тошнота уже отпустила, но общая слабость и волнение, в котором капитан не признавался даже себе, выдавали мелко дрожащие пальцы. Десяток молодых самодовольных агентов, следовавших за ним по освещенному болезненным бледно-зеленым светом коридору, не внушали доверия. Как и приземистый проводник в грязном сером халате. С момента прибытия делегации в лабораторию он не произнес ни звука, только, спустившись в подвал, жестом показал, что можно снять корректирующие ландшафт очки, и, развернувшись на каблуках, повел по коридору.

Наконец, они уперлись в массивную дверь. Проводник набрал код, приложил палец к сенсорной панели, оставив маленькую каплю крови на тут же спрятавшейся игле. Только теперь замок пискнул, снимая блокировку.

— Все ждут здесь, — скомандовал Рантер, хотя никто внутрь и не рвался. Существует тактический предел, до которого командирам удается спрятаться за спинами пешек. Капитан оказался слишком амбициозен и недостаточно умен, чтобы его подвинуть.

Неожиданно-легкая дверь распахнулась и бесшумно закрылась за спиной капитана.

Комната в шесть квадратов. Белые, у стола забрызганные чем-то коричневым стены. Гудящий генератор в углу, голографические экраны, сеть проводов на потолке, не выветривающийся запах подпаленного пластика. Рантер почувствовал себя закапсулированным в безжизненном пространстве, потому что склонившееся над массивным многоступенчатым микроскопом существо сложно было назвать человеком.

На фото в идентификационной карте Прожилин оставался двадцатипятилетним мужчиной, к Рантеру же обернулся облысевший старец. Остатки волос были стянуты изоляционным зажимом для кабеля, молекулярные перчатки белесой пленкой обтягивали пальцы с угловатыми костяшками, из-под длинного халата выглядывали тощие ноги, обутые в кеды с вырезанными пятками. К плеши неразличимыми присосками крепились оптоволоконные кабели, придавая ученому вид киборгизированной медузы.

Цепкие злые глаза впились в капитана, неровно остриженная борода (словно хватанули пару раз ножницами, чтобы не мешала) воинственно топорщилась. Несколько минут ученый рассматривал Рантера, затем нехотя отсоединил кабели. Встал, подошел к хромированной двери в другом конце комнаты.

— Георг, — Рантер с трудом выплюнул имя, не пускаясь в командный тон. Старикан явно не проникся уважением к капитану, и Фред не собирался оставлять подобную небрежность без внимания. — Я командую операцией и должен быть уверен в безопасности своих подчиненных.

Ученый с безразличным видом продолжал шарить в кармане халата, выискивая нужный ключ.

— Я считаю, — продолжил Рантер, — что в личном присутствии команды нет необходимости. Банк идентификаторов содержит достаточно данных для занесения в память Беса, и исключения оперативников из списка целей...

— Ты тупой? — Голос Прожилина оказался удивительно тихим, мелодичным.

Рантер опешил. За восемь лет капитан привык к разнице между обращениями "ты" и "вы", эта маленькая лингвистическая деталь был единственным пунктом русского менталитета, который импонировал. И ладно бы старик просто пустился в панибратство...

Но он оскорбил!

— Я не позволю...

Прожилин проигнорировал тон, перебил на полуслове.

— Бес — не машина, ему ваши цифры до фени, — флегматично изрек он.

И вдруг распрямил плечи. В глазах загорелись искры, словно Георг внезапно осознал, что Рантер обязан... вынужден выслушать о том, как ученый приблизился к Богу. Он заговорил быстро, с придыханием, скатываясь иногда на шепот.

— Бес — настоящий человек. Мышцы, кровь, нервная система — все органическое. Но мозг! Вот где я поигрался! Без мозга человек — кусок мяса. Которым можно манипулировать. — Прожилин сорвался с места, подлетел к столу, схватил кабели, что еще минуту назад были подключены к его голове, и потряс ими перед лицом Рантера. — Фокус в микрочипах. Имплантированные электроды не только считывают импульсы мозга, но и посылают свои. Точнее — заставляют принимать мои приказы. Поэтому, если я скажу ему, что ты отобрал у меня обед, он приготовит из тебя вкусные биточки.

Болтливость Прожилина обрадовала Рантера. По документам Бес проходил как агент спец назначения с откорректированной памятью, усиленными функциями зрительных анализаторов и модифицированными нервными окончаниями, однако что скрывается под расплывчатыми формулировками, капитан не знал. И готовность честолюбивого ученого делиться механизмами работы главного оружия пусть дружественной, но неродной и ненавистной Фреду страны, воодушевляла. Однако, открыто провоцировать Прожилина у капитана не было никакого желания.

— Вы управляете его настройками? Вносите данные, кто — друг, а кто — враг.

Ученый кивнул, с любопытством прищурился, глядя на Рантера.

— Но разве нет технологий, позволяющих полностью, хотя бы дистанционно манипулировать намерениями, подталкивать к определенным действиям в режиме реального времени? Уверен, что есть. Но вы предпочли не киборгизировать Беса, оставив частичную свободу действий. Почему?

— А ты не совсем идиот. — Прожилин довольно причмокнул. — Абсолютный контроль над Бесом — дело пары часов. Только кому нужна штамповка? Таких субпродуктов я тебе быстро настругаю. А кто ими управлять будет? Ты? Ни один болван в пиджаке не сравнится с бывшим экстрагентом. Те-то даже учителей превзошли, вы за каждым целыми стадами носитесь и за двадцать лет переловить не сумели. Профессионалы! Тьфу!

— С экстрагентами мы скоро покончим, — процедил сквозь зубы Рантер. — И сделали бы это раньше, если б власти отдали Беса под нашу юрисдикцию и натренировали по его подобию пару десятков бойцов. За месяц бы управились. Да и при чем здесь экстрагенты?

Прожилин расхохотался.

— А кем, ты думаешь, Бес был в прошлом?

Рантер оторопело уставился на ученого.

— Как... Как его взяли живьем?

— Уметь надо, — беззлобно огрызнулся Прожилин. — Пошли, познакомишься.

Шаркая по полу болтающимися пятками кед, ученый вернулся к двери и сразу же отыскал нужный ключ. Но Рантер не двинулся с места.

Кто-то сумел. Кто-то обошел его.

Облачная ночь играла на нервах с присущим лишь ей чувством юмора. Сбрасывала в темень, когда цель оказывалась на расстоянии выстрела, и подсвечивала лунным прожектором, когда нужно было укрыться. Семь часов погони за призраком измотали, но Рантер и не думал отступать. А ублюдок петлял дворами, нарушая покой мирных граждан и попирая закон о неприкосновенности частных владений.

Его гнали, как лиса — хитрого, изворотливого — его же методами. Охотники появлялись в самых неожиданных местах, расставляли ловушки. Через мирные кварталы, где прохожие неожиданно выхватывали парализатор, по безлюдным развалинам, прячась за устоявшими несущими стенами, вдоль чистой — не в пример российским — набережной. Сначала он отстреливался, положил больше половины людей Рантера, затем перестал. Видимо, решил экономить время, полагаясь на тренированное тело. Это была последняя погоня за последним в стране экстрагентом.

Условленная группой захвата трасса вильнула, загоняя жертву в тупик. Стена в узком коридоре между домами появилась три дня назад, но экстрагент об этом не знал. Он рванул вперед, повернул за угол, и тогда Рантер, не скрывая ликования, крикнул в ночь: "Сдавайся, ты окружен".

В темноте скрестились лучи парализаторов. Попробуй — увернись, когда по квадрату два на два метра шарит больше десятка нитей из парализующих частиц. Беда в том, что уворачиваться никто не собирался. Экстрагент предпочел опередить.

Ему это удалось, как и всем остальным. В подобранном пистолете оставался один патрон, экстрагент перестраховался на случай лобового столкновения. Рантер до сих пор хранил тот "Рид", даже отработавшую мембрану глушителя не заменил. И втайне надеялся воспользоваться им, если кто-нибудь из зверья решит навестить охотника дома.

— Тебе особое приглашение надо? — рявкнул Прожилин, выводя капитана из ступора. — Или с перепугу в штаны наложил? Ты не боись, он добрый.

— Единственное, чего я боюсь — это провала операции, — парировал Рантер, подходя к распахнутой двери.

Капитану показалось, что Бес спит. Вытянувшееся на кушетке тело размеренно дышало, длинные светлые волосы касались пола, веки на грубом арийском лице не двигались, что обычно выдает бодрствование. Но стоило Рантеру подойти ближе, как Бес открыл глаза и рывком поднялся.

— Свои, свои, — поспешил успокоить подопечного Прожилин. — Не дергайся.