The Immortality

В аэропорт Лилит не поехала.

4.

В этот день выпал первый снег. Мягкий и невесомый. Еще не облетевшие листья удерживали белые хлопья, которые тут же таяли, стекая на землю. Прохожие поднимали воротники, но мокрая вата все равно попадала на шеи, гонимая ветром. Этот день был таким же непостоянным, как падающий снег. Казалось, что все вокруг пытается принять совсем другие, долгожданные очертания, но мираж быстро рассеивался, оставляя лишь грязь с белыми вкраплениями, похожими на угасающие огни надежды. Но и они тоже исчезали.

Энн с визгами влетела в гараж и бросилась на шею Леше, едва не сбив с ног.

— Мы играем на разогреве у "Истерики"! — выкрикнула она.

— Что?!

Хор голосов перекрыл такой мощный бас, что ребята зажали уши — Серж забылся и проорал вопрос, не отстранившись от микрофона.

— Ты шутишь? — охрипшим голосом почти прошептал Вик, когда звон в ушах стих.

— Нет.

Энн подошла к брату и сквозь просочившиеся слезы счастья прошептала на ухо: "У нас получилось!" Вик так сильно обнял сестру, что она вскрикнула. От яркой вспышки радости потемнело в глазах, он едва устоял на ногах и зарылся лицом в ее мягкие волосы под изумленными взглядами друзей. Ни для кого их трепетное отношение к "Истерике" не было секретом, но ребята опешили от диких объятий, в которых брат с сестрой душили друг друга.

— Энн? — осторожно Леша похлопал девушку по плечу и тут же отнял руку, будто от хищной красивой кошки, которую хочется погладить, но боязно. — Так когда концерт-то?

Медленно освободившись от тисков брата, Энн обвела гараж горящим безумным взглядом, на ее лице играло подобие улыбки, больше похожее на оскал чудом победившего в драке зверя.

— Через месяц, пятнадцатого, — неестественно спокойно ответила она и тут же властно вздернула подбородок. — Давайте работать.

С сет-листом вопросов не возникло, лишь пять песен были отшлифованы до машинальности. К концу репетиции "Undead" стал их ненавидеть, а пальцы могли безошибочно вывести партии даже на воздухе вместо инструментов.

— Я больше не могу, не хочу, не буду, — взмолился Серж, получив по пальцу порвавшейся струной.

— Хорошо, — устало сказал Вик, он сам уже впал в прострацию исступления. — Завтра продолжим.

У музыкантов не хватило сил даже добраться до бара, поэтому они взяли пива и пристроились в ближайшем дворе на лавочке под покровом прорезанной звездным светом темноты. Жильцы подъезда недовольно ворчали, проходя мимо пятерки студентов в черных одеждах, и принимали их то за сектантов, то за сатанистов. Но музыканты не обращали внимания на глупость простых людей — Россия соткана из предрассудков и этим сильна. На этой земле нет лучшего стимула для великих свершений, чем слова "нельзя" и "не правильно".

После обсуждения на тринадцатый раз предстоящего выступления Леша спросил:

— Энн, скажи, ты убиваешься по "Истерике" или по Лестату?

— Я не убиваюсь по Лестату, я его люблю, — спокойно ответила девушка, словно разговор шел о погоде или нерушимых истинах.

— Но что в нем такого? Да, признаю, красивый мужик, но ты ведь не знаешь, какой он по жизни. Может, это такая сволочь, каких мало. Может, он пьет постоянно и поднимает руку на женщин. Ты смогла бы это стерпеть?

— Он не такой, — мысли об идеале вызвали легкую улыбку, которая мимолетным лучом скользнула по губам Энн. — Иначе не писал бы такие песни. А если ты и прав, мне все равно. Я пошла бы за ним куда угодно.

— А если бы он приказал тебе прыгнуть с крыши небоскреба? — зло спросил гитарист и выбросил окурок в белеющий островок чудом выжившего снега.

— Прыгнула бы, — ответила Энн, не задумываясь. — Но сначала сбросила бы его, чтоб не жалеть ни о чем, оставленном в этом мире.

Леша переглянулся с сидящим рядом Джоном и тихо выругался. Ему нравилась эта девчонка с ангельским голосом и темным сердцем. Он не был готов прыгнуть за ней с небоскреба, но сделал бы все, чтоб не допустить ее падения.

* * *

Лестат видел перед собой небо. Бескрайнее, как мечта. Заполненное темными пухлыми облаками. Мелкие снежинки беззвучно разбивались о бетон, оставляя мокрые следы. Те, которым удавалось пролететь, минуя край крыши, сбивались в стаи где-то у подножия девятиэтажки и превращались в зыбкую белую вату. Круговерть белого и черного вокруг успокаивала. И было так хорошо стоять под порывами ветра на самом краю крыши. Для этого Лестат и привел сюда Нику. Ему хотелось поговорить с ней, не замыкаясь в рамки городских стен, оставив их далеко внизу. Только так можно быть по-настоящему откровенным.

— Эти облака похожи на души, — произнес он. — Темнота, расползаясь от самого сердца, теряет свой цвет и по краям превращается в белизну. Эта белизна мнима, она создает иллюзию спокойствия, даже когда темнота плачет.

— Ты прав, — Ника запрокинула голову и зажмурилась от пробившегося солнца. — Люди так же скрывают свое истинное лицо. Леста, а ты тоже притворяешься?

— Все притворяются, — ответил он и сел на самый край, свесив ноги в пустоту.

— Даже сейчас, когда мы одни?

Она села рядом. Слишком редко у них выдавалась минута для разговоров о важном не для внешнего мира. Слишком редко они не спешили жить, позволяя себе распутать мысли и высказаться.

— Сейчас мне это незачем, — пожал плечами Лестат и с его пальто вихрем слетели сонные снежинки. — Тяжело всегда скрываться под масками. А ты?

— Я тоже. Чтобы притворяться, надо об этом думать. А я сейчас думаю только о нас.

— И что ты думаешь? — неизбежно как рассвет наступал момент истины и Лестат даже испугался.

— Я думаю, что мы с тобой никогда не были близки по настоящему, но всегда понимали друг друга. Я не могу это объяснить и вряд ли кто-то сможет.

— Лил это удалось.

— Как? — удивилась Ника, для нее сама Лилит оставалась задачей, решить которую она уже не пыталась.

— Лил делит людей на Тьму и Свет, и мы с тобой попадаем в одну категорию.

— Тьма?

— Да. Две пустоты, одинаковые пустоты, нам просто нечего дарить друг другу.

Он замолчал в ожидании ответных слов. Даже прощание прозвучало бы предсказуемо и логично, но так страшно оставаться в одиночестве.

— Я не хочу терять тебя, Леста, — ее слова бальзамом пролились на его уже остывающее сердце. — Кто-то из нас должен измениться. Я... я попробую.

С плеч Лестата скатился тяжелый камень отчаяния. И он готов был бросить весь мир к ногам женщины, смахивающей с щек то ли снег, то ли слезы. Впервые он почувствовал, что действительно необходим ей, и старые грехи, подобно субмаринам, вспыли из глубин совести. Больше никогда он не предаст жену.

Слишком тяжело дались Веронике эти слова. Но сорвавшись, они замели легкую дорогу назад, оставив лишь извилистую, полную камней и оврагов тропинку вперед. Она попробует, она сделает все, что сможет для преодоления себя.

— Леста, — нарушила затянувшееся молчание Ника, — а что сама Лил? Что внутри нее?

— Она постоянно тянется к Тьме, — ответил Лестат и облегченно вздохнул, благодарный за смену темы. — Неприятие солнечного света, эти вечно закрытые шторы и темные очки...

— Очки-то для нас необходимость, — отмахнулась Ника. — Представляю реакцию какого-нибудь Ивана Ивановича, который мнит себя пупом земли, если узнает, что доверил свое "безмерное", — Ника пальцами показала кавычки, — бабло девке, скачущей по сцене в черных чулках и разбивающей гитары об ударную установку.

— Да, в тот раз они с Брюсом разошлись не на шутку, — рассмеялся Лестат, вспомнив один из лучших концертов "Истерики". — Гитара-то ладно, а вот бас хороший был.

— Ты и сам был неплох. Не бросил бы в толпу стойку, и ребята ушли б со сцены поспокойней.

— Ладно-ладно, — смутился Лестат, — не о том говорили. Очки Лил и до большой сцены носила постоянно. Понимаешь, к Тьме стремятся, когда Света слишком много, когда он становится болезненным. Я не знаю, откуда она и кем была до приезда в Москву, но в той, прошлой жизни, о которой она не рассказывает, что-то ее ослепило.

— Может, было слишком много "правильности", рамок. А сейчас она из них вырвалась. Свет — это как в религии праведность. Когда живешь праведно по своей воле — все хорошо. А вот когда тебе эти догмы навязывают — рано или поздно пускаешься во все тяжкие.

— Ты права. Ты как всегда права, моя...

— Не продолжай, засранец, все мы от обезьян произошли, — Ника, смеясь, зарылась лицом в лацкан пальто мужа. — Да и не так уж я стара. Леста, а если тянешься к Тьме, что должно быть внутри?

— Наверное, Свет.

— Тогда зачем отрицать то, что у тебя в душе? Не проще ли жить, в гармонии внутреннего и внешнего.

— Человек всегда ищет парадоксы, — ответил Лестат, поднимаясь. От долгого сидения на бетоне он продрог, а ноги затекли и отказывались разгибаться. — Если есть Свет — раздаривает его, если только Тьма — притягивает лучи, стараясь осветить душу.

— А Лилит?

— Она — Ангел, который ищет возможность пасть.

Они стояли на крыше здания, подвал которого был для них вторым домом. "Невский" стал пристанищем, крепостью, где можно забыть об окружающем мире и полностью отдаться мыслям. Мыслям о Свете, который неумолимо бил снаружи, и Темноте, беснующейся внутри.

* * *

— Давай, поднимайся и вылазь из своей конуры, на улице первый снег! — Лекси, не разуваясь, вошла в комнату и возмущенно уставилась на Лилит. — Да твою мать! Время уже три часа, а ты еще в кровати?!

— Отстань, — Лилит даже не открыла глаза, только отвернулась лицом к стене.

Ураганом пролетев по квартире, Лекси раскрыла все окна и остановилась посреди комнаты, настороженно оглядываясь.

— Чую, мужским духом пахнет. И кто здесь был?

— Алекс, — донеслось из-под завала подушек.

— Алекс?! — такого ответа Лекси не ожидала. Но не имя возмутило ее, а облако апатии, кружащее над кроватью туманом застоявшегося сигаретного дыма. Ни разу Лекси не видела, чтобы самоуверенная и эксцентричная Лилит впадала в безразличие после встречи с мужчиной. Подобное случалось только с ее игрушками на одну ночь. Скинув пальто, Лекси уселась на кровать и сдернула одеяло на пол. — Какого черта? Ты что к нему на концерт поперлась?

Она добилась своего, Лилит вышла из комы и села на кровати, потирая виски. От долгого лежания голова казалась чугунной чуркой, набитой тяжелым месивом.

— Не ездила я к нему, — устало ответила Лилит и потянулась к сигаретам, но Лекси шлепнула ее по ладоням и отбросила пачку к одеялу. — Мы случайно в "Кардинале" встретились. А потом он сам приехал. Лекси, это какое-то помешательство. Меня тянет к нему, как магнитом.

— Your pain ain't love. Can't you see he's the heartless3.

— Да знаю я. Просто он... — она задумалась, подбирая слова.

— Он дьявол с лицом ангела, а ты ангел с мозгами человека, точнее с их отсутствием, — закричала Лекси так, что Лилит вжала голову в плечи. — Только вот angels fall first4.

— Чего ты от меня хочешь? — Лилит уже отчаялась отвязаться от подруги и готова была сделать все, что угодно, лишь бы ее оставили в покое, наедине с грустью упиваться самоистязанием.

Но Лекси такой расклад не устраивал.

— Хочу, чтобы ты встала, удалила его нытье из плей-листа и пошла со мной гулять, — властно заявила она и в доказательство своих слов дотянулась стройной ножкой до кнопки "Power" системного блока.

— А вот так делать больше не надо, — попросила Лилит, когда компьютер обиженно замолчал и, наскоро попрощавшись, потух. — Лекси, я не хочу никуда, правда.

— Приехали, — констатировала блондинка и растянулась на кровати, обвив талию подруги руками. Угрозы и резкость вряд ли помогут расшевелить ледяную статую, а вот нежностью отогреть попробовать стоит. — Все так серьезно? — спросила она, прижимаясь посильнее. — Вы ведь виделись всего два раза.

— Наверное... не знаю... я совсем запуталась, — рука легла на золотистые волосы, которые тонкими нежными нитями окутали пальцы, источая нежный запах.

— Лил, что он тебе сказал, что ты так убиваешься?

— Он звал меня с собой.

— А-а-а. И чего ты не поехала? Собирайся и дуй на месяц или на два. Концерт пятнадцатого отменили, мне менеджер клуба звонил — у них какие-то проблемы. В Арте и без тебя справятся, не маленькие уже. Давай, плюнь на все и оторвись по полной программе.

Лилит удивленно выслушала вдохновенную тираду. Слишком легко Лекси отпускала ее, хотя раньше даже поездки в отпуск порознь обсуждались на повышенных тонах.

— Почему ты хочешь сплавить меня в Финляндию?

— Я хочу, чтобы ты перебесилась, успокоилась и поняла, что он такой же козел, как и все.

Так вот в чем дело. Лилит не нашлась, что ответить. Может, Лекси и права. Может, надо действительно использовать эту возможность, чтобы разобраться в нем и в себе. Но не сейчас. Пусть пройдет хотя бы месяц, вдруг омут исчезнет сам собой. Решение оказалось столь простым, что в Лилит проснулась жажда жизни. Так открывается второе дыхание у измученного пловца, когда на горизонте появляется берег. И сразу захотелось дышать, работать, думать о чем-то другом.

— Лекси, ты говорила, что пятнадцатого у нас на разогреве какие-то новички должны были выступать. Кто они?

— Ага, — отозвалась блондинка и довольно улыбнулась. Ей удалось вернуть истукана к жизни. — Я тебе диск принесу. Запись, правда, паршивая. Но они классные. Молодые-е-е. Амбиций выше крыши. Даже название себе придумали — упасть-не встать — "Undead". Хотя если верить тому, что вместе играют всего два месяца, ребята далеко пойдут. Играют в вашем стиле. Девчонка поет здорово.

— "Undead", говоришь, — усмехнулась Лилит. — Еще одни жертвы вампиризма.

— Ой, на себя посмотри. Кстати, вы с Лестатом правда не сговариваясь такие имена взяли?

— Правда. Что он, что я с этими никами по Интернету ходили. А потом прилипло.

— А я бы хотела с настоящим вампиром встретиться, — мечтательно произнесла Лекси. — Только, чтобы он красив был, как Дьявол. Влюбился бы в меня без памяти и тоже вампиром сделал.

— Зачем тебе это?

— А ты представь, бессмертие — это же вечность, можно не заботиться о бесцельно прожитых днях. Все равно времени впереди неограниченное количество.

— Тебе быстро надоест, — сказала Лилит, вспомнив недавно открытые параллели. — Бессмертие — это наказание. Это потеря всех целей. Отсутствие смерти — это отсутствие смысла жизни.

— Для тебя смерть — это смысл жизни?

— Нет, это стимул сделать то, что останется после.

Несколько минут они лежали молча и думали каждая о своем. Внезапно Лекси вскочила со словами "у меня появилась идея!", схватила телефон и исчезла в кухне.

— Поднимайся, — выпалила она, вернувшись в комнату, и принялась рыться в шкафу.

— Что ты делаешь? — ошарашено спросила Лилит.

— Смотрю, что бы тебе надеть. О, блин, ты где такое чудо достала? — Лекси вертела в руках, примеряя на себя, длинное белое шелковое платье, сшитое подчеркивать каждую линию силуэта.