Сороковник Книга 1

— Хорошо здесь. — Сбрасываю на коврик рядом с кроватью куртку, чтобы обозначить собакину место. — Лежать, Нора. Отдыхай.

Собачка делает пару кругов, приминая куртку, и с удовольствием растягивается на полу. Ладно, хозяйка, если ты велишь — посплю.

О чём это Гала Васюту спрашивала? Комнату сестры, мол, отдаёшь? Собираюсь уточнить у Яна, но вдруг вспоминаю всего два стула на кухне, одинокое холостяцкое житьё-бытьё здешних мужиков... Племянник он. От этой самой сестры. А светлица её, по всему видать, давно пустует, хоть и чисто в ней, прибрано, словно хозяйку поджидают... Помнят.

И прячу любопытство подальше. Не к месту оно сейчас. Пора на выход.

-... Так ты присматривай за ней, Вася, — кажется мне или нет, что Галин голос дрогнул? Это она обо мне? — Видишь, какая она, к нашей жизни не приспособленная. Уж не откажи.

— Присмотрю. Сколько осталось? Сама-то знаешь? — спрашивает Васюта сурово, будто не обсуждал со мной полчаса назад срок найма.

— Дней семь, не больше.

Васюта стискивает зубы, на щеках играют желваки. Гала ободряюще похлопывает его по могучей руке. Это он моим близким уходом расстроен? Нашёл из-за чего переживать. Через день найдёт себе другую "хозяйку", при его-то данных!

— Присмотрю, — повторяет он. — Будь спокойна.

Извлекает из-под стойки такую же плоскую бутыль, как давеча, но запечатанную: горлышко залито фиолетовым сургучом. Гала кивает, бутыль проваливается в недра её бездонной сумки.

— Благодарствую. Пошли, Ванесса. Покажу тебе другую дорогу, расскажу напоследок кое-что. Учись, пока я жива.

Выхожу я из Васютиного дома, свежая и отдохнувшая, но через некоторое время начинаю сдавать. Не физически, нет. Слишком много информации, она никак не уляжется, и в голове начинает мутиться. Я уже путаюсь в бесконечных кварталах и переулках, по которым кружит меня Гала, караванное и харчевенное Кольца ещё узнаю, но рядовые улочки становятся все на одно лицо. Пытаюсь зацепить для памяти хоть какие ориентиры, чтобы не заблудиться на обратном пути, но внезапно ловлю себя на ощущении дежавю: мимо вот этой кованой ограды я проходила, и совсем недавно, потому что смутно знакомы и палисадник с ирисами, и калитка с щербинкой в зубцах...

Да, точно. Именно здесь я вчера выломала прут.

А чуть подальше случилось и всё остальное.

Поперёк мостовой темнеет оплывшая туша в полосато-пятнистых разводах. Тогда, ночью, в темноте мне было не до разглядываний, а теперь оказывается, что окрас у покойного был почти леопардовый, словно отобранный тысячелетней эволюцией для маскировки в траве или древесных кронах. Не должен он был здесь появиться, в городе, думаю тупо. Вот ежели б на меня напустили какого вампира или вервольфа — и то естественней смотрелось бы, но динозавр? Впрочем, я уже начинаю привыкать, что в этом городе совмещается несовместимое.

Окрестности вымерли: никто из вчерашних мужиков-храбрецов не появляется, хотя бы для того, чтобы полюбопытствовать: что это мы тут делаем? А вот интересно, как долго жертва моего произвола будет здесь? До полного разложения? Это ж антисанитария какая-то получается. Но если попаданцы в этом мире не редкость, и многие наверняка объявляются прямо здесь, в городе, то должны быть предусмотрены какие-то меры по зачистке?

— Узнаёшь? — тем временем спрашивает Гала. Поморщившись, подносит к носу платочек, явно надушенный. Оно и понятно, поверженная туша провалялась под солнцем полдня, и сейчас ветер доносит нехороший запах.

Зачем мы здесь? Устроить трогательные похороны? Прикопать на месте, голыми руками вырыв яму? После всего, что случилось за истекшие сутки, меня бы это не удивило.

— Ну, и зачем мы здесь? — вслух повторяю.

— Помнишь, я упоминала бонусы? Наш дорогуша Мир действует не только кнутом, у него и пряники припрятаны. Для тех, кто справился. Считай, попала под раздачу. — Обходит ящера, придирчиво оглядывая, по-прежнему дыша через платок. Брезгливо тычет носком сапожка узкую морду с обнажившимися клыками. — Вот это он и есть. Забирай.

— Пряник, что ли? — неприязненно бурчу.

Собственно, в окружающие реалии услышанное вписывается. Если припомнить Дьяблу и иже с ним, из убитых мобов периодически вываливаются шмотки, хоть и не всегда полезные, но на крайний случай их можно продать, в моём положении денежка лишней не будет. Переключаюсь на объект. В игре, пока не подберёшь шмот, трупы лежат целёхоньки, а что с ними дальше происходит, остаётся на усмотрение разработчиков: у кого-то просто исчезают, у кого-то украшают пейзажи, пока локацию не сменишь.

Поэтому он до сих пор тут и лежит? Меня дожидается?

Возмущённо гляжу на Галу.

— Я к нему не полезу! Что хочешь делай, пальцем не прикоснусь!

— Не прикасайся, — отвечает она кротко. — Только подумай, от чего отказываешься. Не будешь потом локти кусать?

— Да что здесь может быть? У него... даже карманов нет, вот!

Да, задача... Что может "выпасть" из монстра? Чаще всего зелье. Иногда деньги, шмот, как уже говорилось, оружие, квестовые предметы. В любом случае, это должно валяться рядом. Тут уж меня цепляет за живое: надо найти, о то ведь и впрямь упущу что-то полезное... По примеру Галы кружу возле ящера, пытаясь заглянуть даже под брюхо, но нет, ничего инородного не замечаю. Но ведь что-то она углядела! Хоть бы платочком поделилась, а то воняет от этого субъекта гадостно, особенно из пасти. В ту сторону и смотреть-то жутко: под стянутыми почерневшими губами жутко белеют клыки, меж которых вывален длинный сизый язык, а под ним в глубине раззявленной глотки что-то блестит...

Блестит?

Волей-неволей присаживаюсь на корточки рядом с ощеренной мордой. Разит, словно, падая, раптор подмял под себя сотню тухлых яиц. Но там, в смердящих недрах из-под начинающей распухать склизкой ленты языка и впрямь виднеется что-то... явно не органического происхождения. Я нерешительно оглядываюсь. Гала кивает.

— Давай-давай, голуба. Делов-то — руку протянуть и вытащить. Я за тебя твою работу исполнять не собираюсь.

О, нет! Не полезу я туда, меня и так тошнит от одного запаха!

— Девочке пострадавшей хочешь помочь? — заходит Гала с другой стороны. — Хочешь. Так вот, я даже отсюда вижу, что ей нужна та хреновина. Только вот незадача: бонус под тебя заточен, в чужие руки не дастся, или силу потеряет. Ты заработала — тебе и брать, и давай, поторопись, не задерживай. Бюргеры уже в своих домах все задницы отсидели, боятся выглянуть, пока эта гадость здесь валяется.

И насмешливо добавляет:

— На "слабо" не развожу, не думай. Таким не шутят.

Не шутят, верю. Но лезть в пасть голой рукой? Поколебавшись, надрываю зубами край рубашки, отдираю лоскут и оборачиваю вокруг кисти. Какая-никакая изоляция. Остаётся надеяться, что слюна у раптора не ядовитая и не кислотная, а то будет мне подарочек.

Осторожно, задевая клыки, сую ладонь между склизлым нижним нёбом и пористым, как губка, языком. Там, в подъязычье, прячется нечто круглое, размером с небольшое яблоко и даже с черенком, который никак не хочет отрываться от мёртвой плоти. После нескольких безуспешных потягов пытаюсь это "яблочко" открутить, но держится оно крепко, мало того — скользит и проворачивается. Чуть не плача от жалости к себе, помогаю другой рукой, голой, которую тотчас начинает немилосердно щипать, и, наконец, прихватываю кругляшок как следует. Отдираю. Извлекаю. Таращусь на то, что у меня в руках.

И краем глаза вижу, что голова раптора начинает таять. Вот уже с туши сбегают краски, она становится всё прозрачнее, пока, наконец, не исчезает окончательно. Вот она, фишка здешних разработчиков. Только железный штырь, бывший когда-то идеально ровным отполированным прутом из калитки, а ныне — изъеденный коррозией, со звоном падает на камни мостовой.

— Очень практично, — заторможено отмечаю. — Ни утилизировать, ни хоронить не надо. С людьми тоже так?

— Скоро сама увидишь, тут чего только не случается. Да вытри ты хоть чем-нибудь эту штуку, дай разглядеть толком!

Руки мне оттягивает прозрачный камень густо-вишнёвого цвета. Содрогаясь, я обтираю его подолом, затем насухо рукавом, смотрю на свет. Камень идеально кругл и больше похож не на яблоко, а на громадную черешню. Солнечные лучи, пройдя сквозь него, падают на мостовую багровыми пятнами.

И это сокровище выросло в вонючей пасти?

Зачарованно протягиваю камень Гале — пусть и она посмотрит. Но ведунья, протянув было руку, отшатывается.

— Нет, не могу. Сказала же — силу потеряет. Ты заработала, тебе и использовать, и до той поры лучше не выпускать.

И говорит, на сей раз серьезно, безо всяких там насмешечек или подколок. Помогает подняться, придерживая за локти и стараясь даже случайно не задеть мой приз. И смотрит с уважением и даже вроде бы с оттенком зависти.

— Ты хоть знаешь, что это такое?

-Э-э... рубин? — Вроде, выпадали подобные из моих компьютерных монстрюков. Только после них не нужно было отмываться.

— Совершенный Рубин, — уточняет Гала. — Королевский, как его здесь называют. Обычных, мелких, полно, а такие вот — громадная редкость. Обеспечивают мощнейшую регенерацию. Мёртвого из могилы подымет. Это то, что нам нужно.

— А раптору что ж не помог?

— Резонно. — Мы с Галой одновременно переводим взгляд на железный прут, в кавернах и раковинах. Всё-таки тварь была ядовитой, я поспешно проверяю руки, но, как ни странно, ни ожогов, ни язв не замечаю, даже зуд начавшийся было при соприкосновении со слюнявой пастью, унялся. Неужели камень уже действует? — Пока он у твари под языком растёт — он пассивен. Спит. А ты его сорвала и тем самым активировала, да ещё на себя настроила. Теперь сама решай, что с ним делать.

— Так ты же сказала...

— Про девчонку? Так ты слишком уж тормозила, пришлось подтолкнуть. Ты подумай хорошенько. Есть смысл его с собой в квест забрать. Пока он при тебе, ты неубиваема. Почти.

Я ещё раз смотрю на камень. В самой сердцевине пульсирует живой тёплый огонёк.

— А девочка? — спрашиваю.

Гала пожимает плечами.

— Найдутся и на неё лекари. Пластики, правда, не обещаю, да и те паладины, что сейчас не заняты — средней руки целители, остальные в квестах. Плохо то, что она в коме, и я её оттуда вытащить не могу. Словно не хочет возвращаться. Так что, говорю, как на духу: те, что уровнем слабее меня, не помогут, а того, кто сильнее, она может и не дождаться. Но, опять-таки, кто она тебе?

— Родственница, — говорю угрюмо. — Приёмная. Не путайся она у него под ногами — неизвестно, что со мной сейчас было бы. — Запихиваю рубин в карман и оттираю ладони о рубаху, всё равно испорчена.

— Так-то так, — Гала смотрит оценивающе. — Ежели действительно хочешь помочь, сейчас самое время. Но только ты пока в магическом плане никто, не знаю сдюжишь ли энергопоток, его ж через себя пропускать придётся... Не ори, если что.

— Больно?

— Да уж, ощущения не из приятных. Но рожать, говорят, больнее. Так что, идём?

...Через смотровую Гала проводит меня в небольшую палату. Хрупкая девушка лежит на узенькой кушетке, нагишом, как в наших реанимациях, прикрытая до пояса простынёй.

— Действуй, — подталкивает меня хозяйка. — Раз сегодня твой день...Не бойся, я ж рядом: и подскажу, и подправлю. Последний лоск только наведи, да не отмывай, вода часть энергетики смоет. На вот, держи.

Протягивает полотенце. Пока я оттираю камень начисто, ставит рядом с изголовьем кушетки лёгкий треножник, сверху пристраивает неглубокую фарфоровую ёмкость — очевидно, служащую для растирки препаратов, поскольку изымает из неё пестик. Выразительно постукивает ногтём по краю. Догадавшись, я укладываю в чашу Королевский рубин

— Ладненько, — ободряет Гала. — Руку держи над камнем... которая у тебя рабочая? Это важно. Другую над девочкой. Жди. Камень сейчас через тебя настроится, диагностирует и всё выдаст.

Девочка удивительно тонка в кости и изящна, как статуэтка. Может, когда-то она и была загорелой, но сейчас бледно-синюшного оттенка, даже частые веснушки на носу и щеках вылиняли. Но на лицо я смотрю недолго. Одного взгляда на то, что осталось от груди, помогает увериться, что всё я решила правильно. Мне этот камушек почти даром достался, а, стало быть, и жалеть не о чем.

— Будет неприятно, — участливо говорит ведунья, словно забыв, что уже предупреждала. — Потерпи.

Камень под левой ладонью разогревается. Я чувствую жар, как от небольшого костерка, и слишком поздно понимаю ведуньину заботу. Неприятно? Это больно, больно! и только моя природная особенность — немного тормозить при болевом шоке — позволяет не заорать сразу в полный голос. Рука пульсирует, словно превращается в сплошной нарыв. Внешне ничего не происходит, но невидимый горячий трос буравится вдоль костей, ключиц, ввинчивается в правое предплечье и, наконец, через кончики пальцев выходит вон, расщепившись на алые лучи.

Ой, нет, лучше бы родить...

— Терпи, — слышу резкий оклик Галы. Стискиваю зубы.

С ладони, словно с головешки, срывается и капает жидкое пламя, собирается в лужицу на впалом девичьем животе и раскатывается плёнкой по искалеченному телу. Время от времени отдельные лучи свиваются в нити и дополнительно оплетают уже закрытые королевским пурпуром места. Не знаю, сколько это тянется, может, и недолго, для меня проходит целая вечность, но всё завершается, когда маленькая фигурка оказывается спеленатой в сияющий рубиновый кокон.

Горящий жгут словно выдёргивается из правой руки.

Оказывается, всё это время Гала поддерживала меня со спины за плечи. И правильно, потому что меня здорово шатнуло. Руки упали плетьми, как неживые.

— Хороший из тебя проводник, — непонятно говорит ведунья. Трогает мой лоб. — Слушай внимательно. Сейчас всё пройдёт. Ты выйдешь — и забудешь боль и саму процедуру, иначе перегруз, потому что регенерация — это пока не твой уровень. Вспомнишь, когда будешь готова к восприятию. Всё. Смотри-ка на камень.

Королевский рубин покрывается сетью трещин, дымится — и рассыпается.

— Одноразовый... Иди, что ли, отмойся, — ведунья подталкивает меня к двери в соседнее помещение. — Там душевая и ванная, полотенце есть большое, в него и завернись, а то от рубахи твоей разит, как... — Я оборачиваюсь и успеваю заметить на её лице странное выражение: то ли досаду, то ли горечь. — Что смотришь?

— Не поняла, — пытаюсь стряхнуть странное оцепенение. В голове словно паучки ткут паутину, шустренько накидывая сеть на события, только что произошедшие. — А что ты до этого сказала?

— Молодец, сказала. Не каждый новичок так справится, да ещё в свой первый день. Пять тебе, Ванесса. Иди, мойся, да воду погорячее сделай, а то посинела вся, не хуже пациентки моей.

... — И что теперь? — спрашиваю позже, пытаясь из предложенных вещей подобрать хоть что-то на себя. Рубашку так и пришлось выбросить. Мало того, что следы от слизи сохраняли стойкое амбре, они ещё и ткань разъели кое-где до дыр. В общем, я согласна была возвращаться "домой" в чём угодно, хоть в полотенце, лишь бы не в испорченной одёжке.