Сороковник Книга 3

Весьма неуступчивой, я бы сказала. Девушка какая-то переборчивая, сама не знает, что ей нужно. Именно так и подумаешь, обнаружив шагах в двадцати от первого мачо его усатую копию, так же старательно изучающую трещину на тротуаре. Конечно, у них тут назначено невинное свидание, не меня же они караулят, в мою сторону ни разу не зыркнули. Из-за моего плеча осторожно выглядывает Рорик. Охает, делает шаг назад.

— Не бойся, они нас не увидят. Рахимыча люди? — не оборачиваясь, спрашиваю. Он подходит ближе, всматривается, кивает. — Это маги?

— Нет. П-просто охрана. Ви-идел раньше. — И сдавленно добавляет: — Это не я их привёл, г-госпожа И-ива, я один шёл, т-точно знаю!

Ребята, пожалуй, из одной команды с теми, что вчера сдерживали Омарова жеребца, напуганного глупой Обережницей. Засветилась на свою беду. Одно радует: с психикой всё в порядке, мои дурные предчувствия — не паранойя, а вполне обоснованы.

— Вот что, Рорик, уходи-ка ты с чёрного хода. Хоть через забор лезь, хоть напротив постучись, через соседей выйди. Если и заметят — не тронут, они, похоже, меня поджидают. Посох у тебя теперь настроен, самое время опробовать, авось справишься теперь с Сетью, залатаешь. Иди, я тебя и без того задержала.

— Я бе-ез вас не пойду, — говорит он почти без запинки. — Го-оспожа Ива, в-вы мне верите, что эт-то не я?

— Верю. Верю, не сомневайся, но всё равно уходи: со мной сейчас опасно. Зачем-то местному Главе я очень понадобилась, да так сильно, что даже людей своих подослал...

... в нужное место, продолжаю мысленно, а главное — в нужное время. Навели тебя, мальчик, чтобы меня из дому выманить, и что интересно, даже не скрываются. Не удивлюсь, если разрывы в Сети — чужих магических штучек дело, чтобы тебя истощить вусмерть и послать за помощью конкретно к Обережнице.

Ведун упрямо двигает плечом. Перекладывает посох из руки в руку, прямо-таки как боевой. Повторяет упрямо:

— Го-оспожа Ива, я без вас не пойду. А ну, как не сразу у меня получится? Ежели вы — проводник, может, пока рядом побудете? Вдруг снова придётся вам руки на посох возложить. А я нас обоих отсюда выведу, не сомневайтесь, че-через д-двор как раз и уйдём.

С интересом поворачиваюсь к нему. Подыгрывает людям Рахимыча или действительно на себя не надеется? Зелёные глаза смотрят доверчиво и открыто. Ну, парень... Поверю.

— Ладно. И как же думаешь вывести?

Он с облегчением улыбается.

-Т-так через другой дом. Мы с ребятами в шк-коле часто в са-амоволку бегали, я любую дверь вам открою. Н-не такой уж я и не-неуч.

Забрасываю лук на плечо, пристраиваю колчан на пояс. Нора? Она сладко спит, погрызши кость, ну и пусть спит, а то гавкнет не вовремя, сдаст с потрохами, зачем нам это?

— Пошли, Рорик. Я на тебя надеюсь.

Нет, я не дура. Я не просто так ведуну этому пришлому верю — дому верю. Рорика он сразу впустил, опасности от него не унюхав, а как этих караульщиков срисовал, так дверь и заблокировал: не высовывайся, мол. Вот, кстати, и последний тест для мальчика: выпустит нас чёрный ход или нет?

Поглаживаю каминную полку и негромко говорю в пространство:

— Спасибо, родной. Слышишь?

Два язычка пламени на миг приподнимаются над тлеющими поленьями и образуют в воздухе сердечко. И опадают.

Так бы и не уходила. До того он мне нравится, этот Магин дом, так бы и проводила в нём целые дни на диване или перед окошком — за пяльцами, разговоры с ним вела бы, — он, наверное, наскучался, всё один и один... Не отвлекайся, Ива. Как там Николас говорил, когда я пыталась увильнуть от неприятных занятий? Работаем.

Дверь во двор открывается без малейшего сопротивления, только ручка в моей ладони слегка трепыхается — словно прощаясь. Рорик, обгоняя меня, оглядывается — но вроде бы пусто и тихо вокруг — и спешит через скверик в дом напротив. Ведуну достаточно прошептать несколько слов дверному замку и тот послушно отщёлкивается. Прямо с порога мы попадаем в кухню — пустую, к моему облегчению, потому что представить не могу, как бы я оправдывалась перед хозяевами. Вломиться в чужое жильё, даже не постучав... И вдруг у себя за спиной слышу далёкий собачий лай, приглушённый стенами. Это Нора надрывается. Ведун прикладывает палец к губам, успокаивающе машет рукой и устремляется через кухню к выходу, а я, поспешая за ним, ещё успеваю различить собственный голос, внушающий что-то Норе. Ай, молодец, думаю с нежностью. Ай да конспиратор! Мне бы, в самом деле, такой домик, особенно когда детишек маленьких не с кем было оставить. Не знаю, как у него получается имитировать мои интонации, но хоть на полчаса, да отвлечёт огневиков, а мы за это время будем далеко.

Едва выйдя, ныряем в ближайшую подворотню и пересекаем ещё один двор и ещё, и только тогда поворачиваем к центру. Здесь все дороги выводят к центральной площади, я уже говорила? С одной стороны — не заблудишься, с другой — поджидать ведь могут и там, наши преследователи не дураки, поэтому нужно быть настороже.

Улица пустынна, эхо шагов отскакивает от стен. Дома, и здесь слепленные в одну линию, угрюмы, ставни закрыты, а где их нет — наглухо зашторены окна; магазинные витрины, что ещё не так давно радовали глаз изобилием безделушек и полезных мелочей, ворохами одежды и тканей, столовым серебром и фарфором — пустуют. Никого и ничего вокруг, только мы с ведуном и тени, что пляшут и ломаются, прыгая с тротуаров на стены.

— Слушай, Рорик, — шепчу, потому что громко говорить боязно, — а здесь Сеть тоже есть? Что-то я её не вижу.

— Я т-тоже, — говорит он озабоченно. — Д-давно уже пытаюсь прощупать — а нету. Вот только, что осталось, см-мотрите.

Остановившись, указывает основанием посоха на бордюрный камень. Слабо тлеющая по кромке тротуара линия жиденьким пунктиром тянется вдоль улицы и никак не тянет на ограждение, разве что обозначает контур.

— А что же делать? Выходит, этот сектор уже незащищён, проходи и бери всех голыми руками? Там, у русичей, то же самое?

Рорик, наклонившись, озабоченно вглядывается в то, что осталось от барьера.

— Не-ет, у меня просто встречаются дыры, я их перед уходом за-алатал. Здесь всё почти снесено, госпожа И-ива. Об-бесточено. Ве-есь квартал оголён, не м-меньше.

— Диверсия?

— По-охоже.

И не успеваю я ужаснуться, как он, выпрямившись, с резким выдохом ударяет посохом оземь. Божечка мой, никогда не видела ничего подобного! Огневая стена, что вырастает в доли секунды из чуть намеченного контура, заставляет меня отшатнуться. Поспешно гашу аурное зрение, потому что слепну. Да он ещё силы своей не осознаёт, этот парень, не привык работать с таким усилителем, как посох, шарахнул со всей дури в одном месте, а отозвалось-то... на пол— Сети, не меньше!

— Ни-ичего себе, — только и могу сказать, и от растерянности тоже начинаю заикаться. — Да ты силён, Рорик! Вы-ыходит, правильно о тебе из Ковена отзывались, что ты лучший? Верю!

— Я ... в теоретической магии лучший, — признаётся он и как-то смущённо косит на дело рук своих. — С практикой-то у меня не очень, посоха долго не было.

Похоже, мы поменялись местами. Он говорит гладенько и чисто, а я от волнения затыкаюсь.

Ещё раз по-особому смотрю на стену огня. Да, получается сплошной барьер из густого, нас не обжигающего пламени высотой метра в два, не меньше. Он ровнёхонько по намеченному пунктиру уходит вглубь улицы, а сюда приходит со стороны центра. Что-то мне это напоминает...

Стоп! Не о том думаешь! — отрезвляет внутренний голос. Малец только что недвусмысленно просигналил на весь мир: мы здесь! Понятно, что цель-то у него была другая, но стоило ли бежать, старательно заметать следы ради того, чтобы сразу же засветиться? Хорошо, если те шпионы, что у дома остались, действительно не маги и не просекут на расстоянии волшебство. А ну, как запеленгуют? А ну, как не только они?

— Хватит любоваться! — Тереблю его за рукав. — Пора делать ноги! Не ровён час, в городе остались маги!

— И что? — смотрит непонимающе, а сам сияет: посмотри же, мол, у меня получилось! Ах, дурачок-теоретик!

— Что-что... Вот возьмут и примут эту твою иллюминацию за прорыв да ка-ак поджарят нас на месте! Вякнуть не успеем! Бежим, говорю!

Но он упирается, как осёл Ходжи Насреддина. Хлопает рыжими ресницами. Наконец, до него что-то доходит.

— Тогда к центру, — деловито говорит. Шустро укорачивает балахон, поддёрнув его в талии под верёвочную опояску, поясняет, краснея: — Это чтоб не путаться... С площади все сектора можно проверить! — И пускается вскачь по улице

"Зачем нам ещё и другие?" — чуть не брякаю, но вовремя спохватываюсь. Работа у него такая — за барьеры отвечать, и он её везде будет находить, где бы ни оказался, отличник, взялся на мою голову...

"Стой!" Голос, вклинившийся в мои мысли, оглушает. От неожиданности я спотыкаюсь. "Не смей туда соваться, слышишь? Отвали! Не вздумай ему помогать!"

Рорик, вовремя оглянувшись, успевает меня подхватить под локоть и теперь тащит за собой. Никогда бы не подумала, что в таком щупленьком на вид юном тельце столько силы, ведь чешет так, что я за ним едва поспеваю. Бегу, а сама в панике думаю: что это за голоса? Глюки?

"Я сказал — стоять!" — рычит голос. Мужской, охрипший, то ли застуженный, то ли оравший до этого несколько часов подряд. "Уйди, дура, не вмешивайся, прошу по-хорошему!"

Ни с того ни с сего поперёк дороги заваливается фонарный столб. Мы с Рориком перепрыгиваем через него и бежим, не замедляя хода.

— Зачем нам в центр? — кричу ведуну, задыхаясь. — А вдруг там ловушка? Вдруг нас поджидают?

— Нет там никого, я чувствую. — У Рорика даже дыхание не сбивается. — Там центр Сети, оттуда она по секторам расходится на четыре автономных участка. Один мы запустили, а ну как остальные обесточены? Это ж весь город без защиты останется!

Перед ним в тротуар ударяет слепящий зигзаг, но парнишка словно не замечает, зато посох в его руке странно дёргается и следующие две молнии отклоняются с нашего пути и попадают в жадную пасть барьера. Короткая вспышка — молнии нет. Вспышка — ещё одной нет.

"Зараза", — бессильно шепчет голос. "Всё равно достану. Не его, так тебя".

Очередная молния, на этот раз шаровая, возникает в полуметре от моей головы, но я не успеваю притормозить, как она подпрыгивает на месте и гаснет с шипением, словно спичка, брошенная в снег. Справа и слева возникают ещё, но с таким же позорным результатом. Неизвестный стрелок продолжает бомбардировку, а я с каждым новым загашенным сгустком электричества чувствую лёгкий укол в центре лба. Но некогда мне, некогда проверять, что там такое, до площади рукой подать и нужно посматривать, как бы не напороться на засаду. Этот же мальчик ничего не знает об осторожности. На бегу скидываю с плеча лук, тащу стрелу из колчана.

Мы врываемся на площадь, с виду — абсолютно пустынную, хорошо просматриваемую. В пределах видимости никого — как на площади, так и на расходящихся во все стороны света улицах. Окна и здесь слепы. Ратуша безмолвствует. Даже голубей не видно.

"Последний раз говорю: уходи". — Голос звучит жёстко. "Ты не понимаешь, во что ввязалась. Я просто сотру этот город с лица земли, он мне надоел. А ты... ты вечно путаешься под ногами и мешаешь. Иди к себе, отсидись в домишке муженька, уцелеешь. А хочешь — я его кокну, твоего Магу? Сейчас натравлю на него сразу несколько орков — и не отобьётся, у него силы на исходе. Заодно и родню его подчищу, достали он меня. Останешься со своим Васютой, с дочками, будешь где-нибудь подальше отсюда жить себе да поживать... Ну же! Уходи!"

Прижав лук локтём, зажимаю уши и трясу головой.

"С-сучка", — тихо и как-то безнадёжно отмечает голос. И пропадает. И скатертью дорога. А я, отдышавшись, с болью смотрю на когда-то красивейшее в городе место. Совсем недавно здесь кипела жизнь, улыбались незнакомые люди, дети бросали голубям крошки белого хлеба, неподалёку рассыпался в любезностях перед посетителями смешной Мишель, гоняя на примерки худосочных девушек. А напротив сектор русичей, там такие знакомые подворья, дома, надёжные, как люди и люди, надёжные как скалы. Я успела узнать немногих, но по ним сужу об остальных. Рорик тоже отсюда. И всё это... И всех — с лица земли?

— А не пошёл бы ты, искуситель, — говорю вслух. И накладываю на всякий случай стрелу на тетиву. — Демиург хренов...

Здесь, в центре, Сеть видится мне паутиной: от кольцевого барьера, что опоясывает площадь, расходятся по радиусам толстые объёмные канаты, проросшие огненными гребнями. Впрочем, это касается только той улицы, откуда мы вынырнули и двух соседних: эти барьеры, поправленные ведуном, смотрятся образцово. Восточный сектор и оставшаяся часть Европейского — тусклы и лишь слегка размечены обесточенным пунктиром. Барьер в Секторе русичей, к моему удивлению, шатко-валко, но держится: пусть и не в полную силу, пусть низенький, просвечивающийся, но он есть. Недаром Рорик столько в него вложил, даже без посоха.

Ведун обходит повреждённые участки, восстанавливая сегмент за сегментом. Неужели это он, оробевший, беспомощный стучался в мою дверь всего час назад? Поглядите-ка, он так уверенно выбирает участок на брусчатке, чтобы в очередной раз ударить посохом, что-то нараспев говорит, подправляет заклинание жестами... Даже заикаться перестал. Может, у него был в энергообмене какой-то перекос, который и на речи сказывался, а теперь выправился?

Следую за ним в некотором отдалении, поглядывая по сторонам: кому-то нужно сохранять бдительность! Один за другим вспыхивают и возрождаются барьеры, а у меня где-то внутри начинает звенеть тревожный колокольчик. Так просто нам это с рук не сойдёт. Нужна нешуточная сила, чтобы загасить барьер, да не один, да, практически по всей Сети! И, говоря откровенно, мне очень не хочется встретиться сейчас с тем, кто увидит свою работу испорченной и сильно на нас за это обидится.

— Рорик, долго ещё?

— Почти закончил, — отзывается он. — Госпожа Ива, нож не дадите? Без него никак.

Устал... Да он мокрый как мышь после такой работёнки, даже красно-рыжие лохмы в сосульки слиплись. Но в глазах такая гордость от хорошо выполненной, наконец, работы, что язык не поворачивается предложить ему отдохнуть.

— Хочу кое-что попробовать, — говорит он. И режет себе запястье. Может, так оно и надо по его задумке, но я поспешно отворачиваюсь. Когда смотрю снова — он уже шепчет что-то над лезвием, омоченным в крови, а затем, подойдя к ближайшему участку барьера, с лёгкостью вонзает нож по самую рукоятку прямо в булыжник мостовой. Согнувшись, вытягивает за рукоятку наполовину и начинает, пятясь, вести линию. Нож вспарывает камни, словно сухую листву. Затаив дыхание, я смотрю, как ведун постепенно обходит площадь, замыкая защитный круг. Идти ему предстоит долго, да и пятиться так — не слишком удобно, и посох подмышкой отягощает, поэтому Рорик время от времени приостанавливается, но не перестаёт что-то шептать. А я, подумав, снова беру лук наизготовку. И вовремя.

Потому что брусчатка в самом центре площади, гулко вздохнув, как живая, начинает вспухать. Из-под растущего каменного хребта бегут во все стоны трещины, сбегает осыпь плит, щебня, мелких камушков... И упорно, как младенец из чрева матери, рождается, рвётся наружу знакомая пронзительно-синяя арка портала.