Я отрывисто кивнул. В тот момент мне сложно было собрать из роя мельтешащих мыслей что-нибудь связное.
— Ко всему прочему, десятки тысяч неведомых людям существ из мира богов, некогда сдерживаемых законами создателей, ощутили ветер свободы и ринулись в наш мир, вход в который до этого был для них строго регламентирован. Единственное, что сейчас удерживает цивилизацию от пропасти истерии и хаоса в результате открытого столкновения с тем, чье существование всегда всячески опровергалось наукой — это, как ни странно, Эон и их представительства в государствах. Они без устали круглосуточно очищают мир от спятивших из-за внезапно прибывшей силы людей и обнаглевших чужеродных созданий. Только их не хватит надолго. Пока что свою власть ощутили только самые продвинутые в плане саморазвития люди, а самые недалекие из них решились ее продемонстрировать, чем и обрекли себя на неминуемую гибель от рук чистильщиков. Однако число новорожденных божков будет только расти, ровно, как и число желающих заявить о себе. Эонцы не справятся со всеми, им попросту не хватит ресурсов. Если они утратят контроль, самое мягкое, что ждет мир — это анархия. Полчища сверхлюдей устроят между собой бойню за глобальное господство. Государства рухнут, цивилизация, какой ты ее знаешь, исчезнет. Сильнейшие и хитрейшие из числа уцелевших в этой кровавой купели, построят на Земле новый, извращенный порядок. Именно поэтому вот уже полгода нашей главной и единственной задачей является стабилизация обстановки, чтобы прекратить кровопролитие. Теракты, что начали сотрясать мир сразу после Сопряжения, терактами, по сути, не являются, это всего лишь попытки тех самых недоделанных божков заявить о себе. Эон может скрыть причину, но не может скрыть следствие, потому и форсирует тему терактов. — Ас устало откинулся в кресле. — В общем-то, все.
Не в силах вымолвить ни слова, я несколько секунд тупо молчал, мысленно перебирая куски полученной информации в попытках как-нибудь соединить их с собственными знаниями. Наконец мне удалось промямлить вопрос:
— То есть... Я так понимаю... Вы и есть бывшие Аркенонцы? Вы — Миротворцы?
Ас глянул на меня как на слабоумного, прежде чем ответить:
— Да.
— Даже не знаю с чего начать. — Я тяжело вздохнул и, сцепив руки на затылке, запрокинул голову, а затем, не скрывая в голосе откровенно критического настроя, спросил: — Как так может быть, что до людей были еще какие-то расы, а о них до сих пор никто не знает?
По блеснувшим глазам собеседника я понял, что умные вопросы ему нравятся.
— "Никто" и "не знает" — понятия весьма растяжимые. Ты слышал о палеоартефактах?
— Нет, — ответил я недовольно.
— Вот видишь, опять зияют дыры в твоей эрудиции, — с улыбкой сказал он, как будто ждал такого ответа. — Это предметы явно искусственного происхождения, датировка которых указывает, что они были созданы еще до возникновения человека как вида, а, следовательно, логичное объяснение их появления лежит за пределами традиционной науки. Впрочем, используя везде, где только можно и нельзя принцип лезвия Оккама в качестве основного инструмента познания, ученые находят приемлемое объяснение для любого феномена, даже если стороннему наблюдателю подобное объяснение кажется полнейшим абсурдом, как, кстати, обычно и бывает. Так, найденную при раскопках линзу из сверхнизкодисперсионного стекла, мудрые ученые запросто могут приписать к современным предметам, даже если возраст породы, внутри которой эта линза была обнаружена, превышает сто тысяч лет. Например, в Перу уже несколько тысячелетий находят вулканические камни, на поверхность которых нанесены стилизованные изображения наездников на доисторических животных, летательных аппаратов, а так же людей, смотрящих в телескопы, проводящих хирургические операции, и еще много чего интересного. Камней уже найдено несколько десятков тысяч, и все они, как и нанесенные на них изображения, датированы третичным геологическим периодом, а это больше двух с половиной миллионов лет назад. "Человек" в то время, грубо говоря, еще по деревьям лазил. — Ас бросил на меня менторский взгляд. — Официальное "научное сообщество" до сих пор считает эти камни подделкой просто потому, что они не укладываются в принятую концепцию человеческой эволюции. В качестве аргумента используется традиционный для науки тезис — "этого не может быть, потому что не может быть никогда", подкрепленный мнением группы авторитетных ученых. Вот и все. Я говорил, люди знают не больше, чем хотят знать.
Даже, несмотря на все то, что я видел за прошедшие сутки, поверить в его слова мне все равно было очень трудно.
— Сколько же тебе лет? — спросил я.
— Строго говоря, всего двадцать. Наше бессмертие заключается в умении не уходить в мир иной после физической смерти, а возвращаться в умершее тело и вдыхать в него жизнь. После такого перерождения отсчет начинается с нуля. Только не всегда это получается. Каждое перерождение — безжалостная битва за самого себя с чудовищами Забвения. Если они побеждают, происходит то же самое, что и со всеми смертными — из основы удаляется память, а личностные характеристики перезаписываются, после чего начинается новый жизненный цикл. Или не начинается. Как повезет.
— Ожившее тело остается тем же самым, что и до смерти?
— Да. Мы умеем восстанавливать любые физические повреждения. Бывает, конечно, что повреждения слишком значительны, тогда тело проще воссоздать с нуля — клонировать. Для этого у нас имеются генетически образцы всех сотрудников.
— А как же старение?
— Мы не стареем из-за применения генетических модификаторов, устраняющих в клетках механизм, заставляющий их самоуничтожаться.
— И когда ты умер первый раз?
— Не помню уже. — Он расплылся в наивной улыбке. — Это было где-то между двенадцатым и пятнадцатым веками.
— Как это не помнишь? — хмуро удивился я.
— После перерождения память приходится восстанавливать. Эффективность этой процедуры невелика, поэтому нам многое приходится изучать вновь.
Поразмыслив пару секунд, я задал еще один вопрос:
— Я так понял точно такие же офисы как этот, есть во всех странах?
— Не точно такие же, и не во всех, — задумчиво протянул Ас. — Нам важно соблюдать баланс — не давать Эону и его прихлебателям получать тактическое преимущество, а это неизбежно происходит, если они захватывают территорию, где нет наших "представительств".
— Что значит "захватывают"?
— Головные представители Эона не обладают особыми физическими силами, их власть другого порядка. Они находится во всех сферах политической деятельности человечества, решая проблемы средствами, которые им предоставляет существующая организация миропорядка. К конкретным государствам они не привязаны. Можно сказать, они одновременно повсюду и нигде. Боевые же подразделения Эона, те самые, что способны воздействовать на ткань мироздания, работают иначе. У каждого из них в ведении находится жестко определенная территория. Взять, к примеру, то, что произошло в здании твоего бывшего университета. Силовые представители Эона в России решили проблему, и замели следы. Если кому-то придет в голову начать "копать" эту тему, тогда-то в дело вступят власть имущие Эонцы, которые сделают так, чтобы "раскопки" ни к чему не привели. Коли "копающий" субъект окажется настырным, ему "сверху" недвузначно намекнут, что пора бы прекращать по-хорошему. И только если окончательное предупреждение на него не подействует, его просто уберут. Причем сделает это обычный киллер, который даже не знает на кого работает.
Я вспомнил мужика на машине и ранение в зад. Пазл складывался.
— Так вот, — продолжил Ас, — захват — это развертывание штаб-квартиры наместников Эона, в распоряжение которым выдается некая территория. Если они успевают окапаться на территории, а мы — нет, она оказывается для нас потеряна до тех пор, пока мы их оттуда не прогоним или хотя бы не развернем свой штаб. Но бывают случаи, когда они окапываются настолько основательно, что мы уже ничего не можем сделать. Среди таких территорий, к примеру, Северная Америка и часть Западной Европы.
От переизбытка информации у меня закружилась голова.
— Можно где-нибудь проветриться?
— Конечно, — по-дружески кивнул Ас.
В глазах потемнело, и я вновь на мгновение ощутил что лечу, после чего обнаружил себя стоящим на гигантской плоской крыше. Как я понял — крыше того же самого небоскреба, на верхнем этаже которого только что находился. Вокруг на бетонных постаментах ровными рядами были уложены солнечные батареи. Между ними, монотонно рассекая белыми лопастями ночное небо, крутились ветряки. Вдали за обрывом крыши сияла ночная Москва. Борясь с порывами пронизывающего ветра и кутаясь в тонкую куртку, я приблизился к краю, не зная о чем думать.
Столь привычный и надоевший город при взгляде с такой высоты, да еще и ночью, предстал в совершенно иных красках, словно это не Москва вовсе, а графические декорации к фантастическому фильму. Бесконечные, уходящие к горизонту темные каменные дебри, осыпанные мириадами огней. Машин на улицах почти не наблюдалось, а характерный гул города отсутствовал. Внизу извивалась Москва-река, в черных водах которой отражались громады небоскребов "Сити".
Созерцая эту картину, я думал, как еще недавно надеялся, что кошмар вот-вот закончится, а вместо этого он только ухудшался. Телепортация, ходячие машины, бессмертие. Черт, целая война, скрываемая от людей обеими сторонами конфликта. Куда уж дальше-то?
— Сдается мне ты так ничего и не понял, — произнес за моей спиной Ас. Я забыл, что он переместился вместе со мной.
Встав рядом, он тоже обратил взгляд на город. Ветер почему-то стих, ветряки остановились.
— Откуда тебе знать, что я понял? — устало спросил я.
— Ты не умеешь прятать свои эмоции. — Холодно ответил он. — Со стороны видно, что ты чувствуешь. Странно только, что ты не особо борешься с собой. Ты как будто объявил самому себе бойкот. Боишься внутренних противоречий настолько, что предпочитаешь их избегать? — Судя по отсутствию паузы для моего ответа, вопрос был риторическим. — Как бы там ни было, тебе сейчас так плохо именно потому, что ты мыслишь чересчур аккуратно, боясь подумать лишнего, чтобы не всколыхнуть внутреннюю борьбу. Зря. Именно в этой борьбе происходит развитие человека.
— Вот только не надо играть в психоаналитика! — огрызнулся я. Когда кто-то пытается лезть тебе в душу, это всегда раздражает.
— Пусть название "Игра Теней" не вводит тебя в заблуждение, мы здесь вовсе не играем, — отрезал Ас. — Это жестокая война, где каждое проявление глупости может стать последним. Мне, честно говоря, все равно, что ты думаешь обо всем происходящем, но если ты не примиришься с собой, то очень скоро сойдешь с ума. Психологически ты пока еще обычный человек, а люди изнеженны в их искусственной реальности.
— Изнеженны? — прогнусавил я. — Чем же это?
— Реальность, которую ты видишь каждый день, подобна теплице, огорожена от ужасов внешнего мира. В ней все тихо и спокойно. Самые страшные человеческие войны не более чем бешенство с жиру от нехватки острых ощущений. Больше денег, больше власти. Люди никогда не знали того, с чем мы сталкиваемся ежедневно, и оттого ими движут самые примитивные потребности. Будь ваш мир открыт для всех ветров, у вас бы никогда не было войн друг с другом, не было бы ни добра, ни зла, религии бы никогда не появились. Те мотивы, что кажутся тебе важными, как например борьба за лучшие условия жизни, потеряли бы значимость.
— Хватит мне уже нотации читать, — отвернулся я.
— Ты спросил — я ответил.
— Я хотел узнать, в чем конкретно мы изнеженны, а не "что бы было, если бы..."
— Ты сейчас убежден, что происходящее с тобой абсурдно, хотя на самом деле абсурден именно привычный тебе мир. Если вдуматься, не может быть такого, чтобы в гигантской безмерно сложной Вселенной существовала простая маленькая планетка, на которой обитал бы один единственный разумный вид. Тем более не может быть, чтобы существовал он тысячелетиями в замкнутой системе, куда не проникают посторонние, способные нарушить тихую идиллию, от изоляции погрязшую в безумии и междоусобицах. Еще лучше подумать, как возможно, чтобы вообще существовало что либо. Для тебя сам собой разумеющийся тот факт, что ты живешь, мыслишь и принимаешь решения, а вокруг существует независимый от тебя мир. Ты не обращаешь внимания на такую мелочь и тебе наверняка даже в голову не приходило, что сам факт этого существования является поводом серьезно задуматься, почему все вокруг именно такое, а не какое-то иное. Почему пространство трехмерно, почему все состоит из элементарных частиц, почему, наконец, все это вообще существует?
— Философия не мой конек, — фыркнул я.
— Это не философия, а элементарное здравомыслие. Отказ от него и приводит к тому, что на голову бедного человека внезапно обрушиваются ужасы извне его понимания. Тебе дан шанс, выпадающий один раз на миллионы. Упустить его было бы непростительной ошибкой.
— Да слышал я уже об этом шансе и не собираюсь его упускать. Мне уже понятно, что меня ухлопают, как-то только я уйду отсюда.
— Да, страх смерти весомый мотив, но не достаточный. Ты воспринимаешь свалившиеся на тебя невзгоды как недоразумение, а вовсе не как удивительное стечение обстоятельств.
— Не, ну, а как я должен воспринимать то, что оказался среди тех, кого по нормальным соображениям просто не может существовать? Я понятия не имею, как нужно вести себя в подобной ситуации. Скажи спасибо, что я все еще вменяем... как мне кажется.
— Если посмотреть с этой точки зрения, то да, многие бы на твоем месте уже запаниковали или наоборот возомнили себя избранными.
— Думаешь?
— Знаю. Мы иногда проводим с населением тесты на проверку, так сказать, "потенциальной профпригодности". Выбираем случайного человека, показываем ему что-нибудь сверхъестественное, говорим, что он прошел Великое Испытание Высших Сил, и смотрим на реакцию. По результатам таких тестов можно определять средний уровень адекватности населения и потенциальную готовность людей к возможным фундаментальным изменениям мироустройства. В России последние тридцать лет кривая графика результатов резко пошла вниз. Можно сказать, маразм крепчает.
— Почему?
— Как ты думаешь? Распад Союза, конечно. Люди получили бесконтрольный доступ ко всему, от чего тебя так коробит: к магии, эзотерике и оккультизму. На этой почве началось массовое помешательство, и большинство людей утратило адекватность.
— Еще бы меня не коробило. От этой ахинеи люди становятся как зомбированные.
— В сущности, с оккультизмом или без него, средний уровень умственного развития населения в любом государстве не высок. Но с массовым распространением некогда труднодоступной информации, множество психических проблем людей, которые ранее дремали под гнетом цензуры, вышли на поверхность. Сразу появились и те, кто сочли себя избранными и те, кто вдруг решили, что без помощи избранных им уже не обойтись. Последствия того самого доведения до абсурда, о котором я говорил.
