На_ощупь

— Пристрелите меня сейчас же, — обреченно прошептала художница и притянула к себе за ошейник лохматого друга. — Умку только потом не обижайте, он хороший. Он смелый. Не то, что я. Я — сыкуха.

Судя по зрачкам, что отсвечивали двумя огромными блюдцами в темноте, пес все понимал и был ошарашен не меньше нашего.

— Сыкуха, — ухмыльнулся Илья.

— А еще они на коз чем-то смахивают, — чересчур равнодушно добавила Юля. — Этакая тварь, с телом козы и получеловеческим лицом.

— Как это полу? — спросил я.

— Видеть надо. Едва ли твоей фантазии хватит.

— Хватит, не переживай. Но с этой темнотой мы при встрече многое сможем рассмотреть, ага.

— Темнота не везде, красавец, — совсем спокойно ответила девушка.

— Как это так? — Машка как сидела, так и подскочила.— Не везде?!

— Чем дальше за город, тем ярче какое-то непонятное фиолетовое зарево на горизонте. Как будто сквозь щели огромного темного одеяла пробивается свет. И колышется там оно, висит маревом на горизонте, манит, зовет.

— Фиолетовые мигрени у вас, ребята, — скептически сказал Илья. — Я вот ничегошеньки не видел.

— Я видела тогда с балкона! — радостно крикнула Машка. И тут же вцепилась мне в грудки, силясь вытрясти душу. — Помнишь?

— Помню, — ответил я и улыбнулся. — Выходит, не галлюцинация то была.

— Так чего ж ты за полгода не отозвалась на зов фиолетового луча старины Ктулху, красавица? — вернул диалог в прежнее русло Илья очередным язвительным замечанием.

— Я бы посмотрела на тебя, Супермен недоделанный! В таких потемках быстро не получается двигаться. Чем дальше в лес, тем больше шишек, — таким же тоном ответила Юля. — Думаешь, я не пробовала? Пффф! По началу непрерывно целый месяц пыталась за город убраться, пробивалась, прорывалась, а все никак, все впустую. Вроде бы начинаешь беспрепятственно, плутаешь себе, идешь, ощущаешь, как метры под ногами тают, почти выбираешься, как тут же по волшебству — раз, и ты опять в какой-то левой кишке одного из центральных районов. После трех попыток улизнуть через Западный микрорайон я пробовала проскочить и через "Стройгородок", и через "Военвед", один раз — по Нагибина. Но сценарий всегда однообразен: в какой-то миг что-то щелкает в голове, мозг начинает закипать, организм перестает слушаться, и будто чья-то огромная рука нагло хватает тебя за шкирку двумя пальцами и словно жука возвращает обратно в банку, на место. Телепорт, мать его. А в назидание, дабы навсегда отбить охоту к брожению, голова на три дня превращается во вместилище инертного киселя, организм деревенеет и засыпает — ни вздохнуть, ни перекреститься. Первоклассный, скажу я тебе, анабиоз получается. Если едой не запасешься на время отходняков — считай, можешь начинать искать белые тапочки для последнего пути. Если, конечно, сможешь в такой темени отличить черное от белого. Как я выжила — до сих пор не пойму.

— Чип и Дейл помогли, — снова перебил ее Илья.

— Нет, Вжик мой лупоглазенький, не они. Сама выкарабкалась. Заперлась тогда в одном из хранилищ банка. Благо, меня выбросило аккурат на к учреждению на порог. Каким-то чудом, чувствуя третьим оком топот десятка лап тварей, спешащих на трапезу, я умудрилась забаррикадироваться за стальной дверью, проглотить пару ложек тушенки, да бросить кости на какие-то тряпки, чтоб не сдохнуть от переохлаждения. Помню сквозь сон и бред, как неистово скреблись и выли с той стороны, как кричали, стучали и гремели. Услышишь такое — выбираться не захочешь.

— Чертовы петли времени, — задумчиво сказал я.

— Я вижу, ты и без моего рассказа заметил фокусы со временем и пространством?

— Как не заметить, — поддакнул я, но перебивать больше не стал. Интересно узнать, что еще нам расскажет местная.

— Твари — полбеды, — Юля махнула головой в ту сторону, где по ее расчетам караулил наркоз. Едва слышные методичные удары чем-то тяжелым по двери не давали сосредоточиться и отвлечься.

— Есть что-то хуже тварей и бумерангов времени? — не то спросила, не то констатировала тихо Маша.

Пёс впервые с того момента, как мы вернулись в дом, приветливо тявкнул. От эха звякнули осколки стекла, что отгораживало комнату консьержки.

— Правду говорит, — ответила Юля и потрепала шерстяного за ухом. — Хуже только зрячие.

— Это еще кто такие? — спросил Илья.

— Час от часу не легче, — раздосадовано цыкнула Маша.

— Зрячие — это такие твари, наподобие человека — те же две руки, две ноги, голова и туловко. И видят они чертовски хорошо в этом перевернутом мире. Голые совсем, без глаз, без каких-либо выраженных первичных половых признаков, один на другого похожие, словно клоны. Мускулистые твари, руки у них непропорционально длинные, а ноги сгибаются в нескольких местах. И, как мне показалось, место изгиба выбирает сам зрячий. Мерзость! Как по мне, так они — самые настоящие местные ребята. Тут они появились, тут только и водятся. Судя по тому, как себя здесь ведут и как вольготно и бесстрашно поодиночке разгуливают там, где нас вдесятером на лоскуты рвут, естественных врагов у них здесь нет.

Юля немного подумала и добавила:

— Кроме нас, кончено.

— У тебя здесь есть еще знакомые? — спросил я, наконец, стоило Юле лишь заикнуться о других.

— Не сейчас, — грубо ответила мне девушка.

— Я потом обязательно спрошу, — улыбнулся я.

— Так что за клоуны? — вклинилась Маша в наш диалог.

Юля, довольная тем, что появился повод съехать со скользкой темы, принялась тараторить:

— Внешними сходствами все общее с человеком и кончается. Я одного как-то подстрелила. Аккуратно в плечо стрела вошла, чуть выше сердца: и из раны тотчас свет толчками выливаться начал, будто кефир из пробитого пакета.

— Чудеса продолжаются, — пожал я плечами. — Выходит, свет в этом мире все-таки существует.

— Есть, но у кого-то на него монополия.

— Монополия на свет? Нет, мой мозг не способен переварить столько чуши, нелогичного бреда и дурости за раз, — Илья встал и принялся шарить по карманам. — Мне нужно покурить. Срочно. Иначе я двинусь по фазе. Есть что?

— Есть что, — ответила Юля, покопалась в сумке, что была все это время перекинута через плечо, и достала, судя по звуку, ибо рассмотреть в тусклом свете разряжающегося бесперебойника уже было почти ничего невозможно, пачку сигарет. — Угощайся. Вот зажигалка, ты только пальцы не закопти. В сантиметре от конца сигареты возьмись второй рукой, а первой на ощупь щелкни.

— На ощупь, — зачем-то повторил последние слова Илья. — Так и будем теперь жить на ощупь.

А затем несколько раз щелкнул пьезой.

— Экономь, буржуй!

— Все. Уже тяну, — довольным голосом из темноты шепнул Илья.

Запахло ментолом.

— Вернемся к зрячим, — я вновь принялся расспрашивать Юлю.

Нарисовав перед собой образы черных местных тварей, заполненных светом от пупка до макушки словно мешки — песком, я отчаянно жаждал подробностей.

— Да чего тут рассказывать, — отмахнулась Юля. — Тут видеть надо.

— Очень смешная шутка, Юля, — сказал я как можно серьезней. — Очень.

— А мне смешно, — хохотнула она. — Вот через десять минут гикнется ваш фонарик, что вы тогда делать будете?

— То же самое, если бы и он и не гикнулся. Будем пытаться разобраться во всей этой катавасии, стараясь не быть сожранными всякими наркозами, наркобаранами, абсолютно черными зрячими и прочей живностью, населяющей эту задницу мира!

— Ты еще про стрелы забыл, да про бабу с луком, — вставил свои пять копеек Илья.

— Вот попросишь еще раз у меня сигарету, тут я тебе апперкот и пропишу, скотина неблагодарная, — ответила ему девушка. — А пока живи.

— Не понимаешь ты шуток, Робин Гуд.

— Ты договорился, клоун. Вынимай стрелу, — резко взвизгнула Юля и спустила тетиву.

В закрытом помещении свист тетивы прозвучал довольно грозно.

— Мимо! — крикнул Илья.

— Холостой, — вяло ответила ему девушка. — На тебя — придурка — и стрелу жалко тратить.

В следующие пять секунд произошло то, чего я никак не ожидал встретить даже в самых своих смелых фантазиях. Лампочки, что висели под потолком гроздями через каждый метр, вдруг начали зажигаться медленно и размеренно одна за другой ровным белым светом, озарив и наши ошалевшие морды, и разруху, что до сих пор была незаметна. И зажигались они до того странно и лениво, как-то тягуче и плавно, что я успевал рассмотреть в подробностях, как замедленно выступали очертания предметов в холле. Это никак не похоже на то, когда включается свет в комнате, нет. Это было что-то вроде прорисовывания текстур мира в режиме онлайн. Вот появляется горшок с напрочь засохшим фикусом, вот — ваза разбитая на полу, а вот — пыльное стекло в комнатке консьержки, треснутое в нескольких местах — хоть пальцем бери и пиши, рядом же — перевернутое кресло бабули, вспоротая и разорванная обивка на котором подсказывала, что кто-то из зубастых тварей таки добрался да старого вредного мяса. Свет зажигался постепенно, неспешно. Лампочки — где-то колотые, где-то совсем битые, сохранившие лишь цоколь, каким-то магическим образом напитывались светом, будто бутылки — молоком, а искра передавала эстафету, резво перепрыгивая от одной стеклянной груши к другой, заражая предыдущую такой же зажигательной инициативой. Мне это до жути напомнило визуализацию протеканий импульсов в нервных окончаниях, с той только разностью, что скорость была на несколько порядков ниже. По глазам больно ударило потоком фотонов. Словно из брандспойта они брызнули на сетчатку, опаляя отвыкшую за часы ткань. Я зажмурился, из глаз потекли соленые слезы. Но в суматохе, сквозь обреченный крик твари — на улице определенно кричал наркоз — я услышал одно страшное слово:

— Зрячие, — с ужасом прошептала Юля.

А затем уже прокричала:

— Бежим!

И мы побежали. Побежали, как никогда ранее до этого не бегали. Побежали, словно этот бег — единственное, что было возможно сейчас в этой неразберихе, что истинно важно, что нужно и правильно.

Не договариваясь, по единому знаку тупо и бездумно мы рванули вниз по лестнице на подземную парковку. Выбора совсем не было. Размахивая друг перед другом руками, хватая за плечи, чтобы вдруг кто не свернул не в тот поворот, мы неслись напролом и вперед, как безмозглые бараны, за которым гонится стая волков.

Свет, проникающий в каждую лампу на своем пути, забрался в тело одного из наших чудесных фонарей. На автомате я выставил лампу перед собой, силясь в такой чудовищной суматохе держать луч ровно, чтобы мы не переломали ноги на ступенях. Во всем нужно искать плюсы. Один плюс я нашел. И это плюс перебил наш пока единственный минус: ультрафиолетовый чудо-фонарь с разряженным бесперебойником остался на ступеньках, где его и оставила наша новая знакомая.

Еще в первые мгновения крысиных бегов я поймал себя на мысли, что карауливший за дверью наркоз мог бы спокойно пробраться сквозь нулевой этаж, пока мы были увлечены беседой, и разодрать всем глотки в темноте, будь он хоть немного сообразительней, хитрее и расторопней. Хорошо, что он такой дурак. Надеюсь, зрячие — такие же плохие эрудиты.

На парковку выскочили уже через секунду.

"Отстали твари?" — огляделся я по сторонам.

Мои сомнения развеяли потрескивающие фары авто, что были припаркованы у дальней стены. Сквозь запыленные стекла я отчетливо увидел, как блеснула искра, и тут же стекляшка внутри автомобильного глаза полыхнула, затем потухла. Затем снова полыхнула — уже ярче, немного стухла, и с третьей попытки залилась ровным белым светом ксеноновых фар. Насколько я понял, свет в лампах появляется по мере приближения зрячего. Ближе зрячий — ярче свет. Осталось понять, влияет ли количество тварей на яркость. Судя по тому, что Юля кричала "Зрячие!", количество гостей в холле сейчас больше либо равное двум.

Что ж, по крайней мере, можно всегда узнать, близко ли тварь или нет. Если выберемся целыми и невредимыми из этой передряги (а в это мне слабо верится с каждой минутой), то тут же надо будет сделать кулон на шею из любой найденной лампочки. Первую попавшуюся лампу сразу нужно будет обмотать проволокой и — на нитку. Будет у нас такая самодельная штука за "детектор зрячих". Будем, как Фродо Бэггинс и компания, носиться с этой лампочкой предсказаний.

Меня резко дернули за рукав. Снова замечтался.

Увидел, наконец, в дальнем углу дверь, ибо надпись над ней принялась мигать зелеными буквами "выход".

Зрячие близко.

— В салон, не зевай, — шепнула Юля, стараясь двигаться как можно тише.

Все ее движения были плавны, размерены, и необыкновенно беззвучны. Да, пора кончать громыхать дверьми, топать ботинками, перекрикиваться через половину комнаты.

— Забирайтесь в салон, — повторила Юля, ткнув пальцем на фургон, что сиротливо стоял возле дальней стены тесно сжатый с боков несколькими легковушками и заботливо прикрытый с торца огромным внедорожником, который даже на спущенных колесах был на голову выше остальных корыт.

— Нам это не поможет, — пробормотал Илья как-то очень обреченно, схоронившись в салоне.

— У тебя есть другие предложения? — зло спросила Юля. А затем резко развернулась от Ильи и, не дождавшись ответа, запрыгнула следом и тихо закрыла боковую дверь. Предательски скрипнула подвеска.

Фары машины напротив зажглись будто по команде.

Мы замерли. Машка что-то тихо шептала псу, уткнувшись в его морду. Илья уже нашел в кузове — он оказался спаян с кабиной — то ли фомку, то ли гвоздодер, удобнее перехватил и присел на корточках возле двери, вцепившись трясущимися пальцами в ручку двери. Необычайно спокойной и собранной казалась Юля. Хотя, чего это я удивляюсь, ведь по ее рассказам она тут больше полугода. Это мы тут — желторотики — первый день никак спокойно прожить не можем. Юля просто уселась на задницу, вжавшись всей своей крохотной, но необыкновенно красивой фигурой в распорки, что были на совесть наварены по периметру для усиления конструкции (наверное, поэтому фургон и не развалился от ржавчины, как его собратья по могиле), зажмурила глаза, наложила стрелу на тетиву и замерла.

Внезапно наступила тьма. Но не та, что раньше. А та, как если бы из множества всех ламп осталась одна — самая тусклая, самая чахлая.

Одновременно со мглой пропали почти все звуки.

И кроме стука сердца, отмеряющего сейчас последние секунды моей никчемной жизни, я слышал что-то еще.

Я слышал звуки приближающихся неторопливых шагов.

— На "три", — прошептала Юля. — Выскакиваем на счет "три". Иного шанса не будет.

Я замер, уперев подошвы ботинок в распорку противоположной стены, согнул ноги в коленях, сжался, подобрался, приготовился к прыжку, к битве, к драке! Плевать, я ко всему готов! Выводите бычка! Просто так сдаваться судьбе в лапы — не мой стиль. Буду биться по принципу хитрого наркоза: не съем, так понадкусываю. Не сможем победить, так хотя бы тварь изрядно помесим. Тактика наркоза, пожалуй, будет выигрышнее остальных.

— Раз... Дв-а-а-а... Трииии! — неожиданно прокричала Юля.

Я опешил.

Илья, что есть силы, рванул дверь в сторону, с криками и матами разрубая пространство перед собой стальной фомкой. Над ухом свистнуло раз, затем другой. Я выскочил.