Бод

Так и случилось.

Примечания:

*Ляшские земли — польские земли

*Ршанский край — земли по течению Днепра севернее Могилёва с центром в замке Рша (современная Орша)

*Шлях — путь, дорога

*Гостинец — широкая торговая дорога, путь богатых купцов — гостей.

* '...обещал на продажу' — мещанам разрешалось торговать в сёлах.

*Кожан — летучая мышь

*Снеданне (бел.) — завтрак

* Яма — в этой части Великого княжества Литовского зажиточные люди нередко делали в лесах подальше от чужих глаз тайники для наиболее ценных вещей, опасаясь военного набега, пожара или других бедствий. Выкапывали ямы, старательно выкладывали стенки древесной корой, сверху маскировали. Некоторые авторы XVI века утверждают, что на Полесье в такие ямы прятали и съестные припасы. Неудивительно, что и Бод пожелал иметь тайник.

* 'Горлом отвечать' — казнь, полагавшаяся за убийство: в горло заливали кипящую смолу.

* Трачтво — ремесло, работа по изготовлению тарчиц — досок. Прибыльное дело, требовавшее особых приспособлений. Мастерские по изготовлению досок были не во всех городах.

*Волока — земельный надел, примерно равный 21,5 гектарам. Обычно размер крестьянского надела — половина волоки.

* '...из непохожих' — из крестьян, имевших большой долг, и поэтому попавших в полную зависимость, практически, в рабство, к местному дворянину.

* '...что-то прошептали' — они прошептали: 'Чур меня!'. Чур — пращур, первопредок. К нему обращались с просьбой уберечь, защитить от зла.

*Навь — потусторонний мир, населённый разными демоническими сущностями.

*Явь — белый свет, мир, явленный людям, предназначенный для жизни людей. ЯВНОЕ превосходство — превосходство божественного над потусторонним. Строение мира согласно славянской языческой космогонии.

ТАЙНА

Возвращался он в город, весело погоняя своего Навгуна, не зная, на что надеяться, и что ждёт впереди, но в голосе его было столько радостного нетерпения, как будто та, что не выходила из головы, раскинув руки, бросится ему навстречу в конце пути.

Когда по обеим сторонам дороги потянулись наделы городских огородников, Бод пустил коня шагом и задумался. Так всё-таки, кто такая Анна Берёзкова? Почему впервые отъезд из города дался ему так нелегко, а вот обратный путь он проскакал, словно дорога скатертью стлалась под копыта коня?

Может, всё-таки, это волшебство, и он давно уже околдован? Отсюда и сны, и видения под четырьмя липами, и радостное предвкушение встречи?

* * *

Анна мало спала ночью. То ей было жарко под перинкой — роскошным родительским подарком, то мешал стрекот сверчка в какой-то щели...

Анна думала о нелюдимом бортнике из предместья. О том, как встретились возле корчмы после представления батлейщика.

Она тогда подняла руку к голове...

...Страшный человек, отрезавший ей косу, саблей прихватил и кусок кожи с головы, чудом не раскроив ей череп. У Анны до сих пор сильно болело это место, хоть рана зажила давно. Если была дома, она прикладывала руку к затылку: под рукой боль постепенно утихала. Выходя на люди, Анна и там по привычке поднимала руку, тянулась к больному месту, но спохватывалась — терпела. А после того, как повстречалась с ним, перестало болеть. Он сказал ей добрые простые слова, теперь голова не болит и больше не ноет сердце.

Эти два года после смерти мужа Анна жила и не жила на земле: ей казалось, что нет ей места, нет для неё ни опоры, ни стены, за которой была бы она в безопасности; нет крыши, под которой спрятаться ей от бури. В большой крепкой семье, под опекой родного дядьки, в тепле и достатке, она так и не изжила болезненный ужас пережитого, и страх неприкаянного одиночества стоял у неё за плечами...

Часто Анна молчала, потому что слезами готовы были налиться глаза. А плакать она не имела права — не жаловаться, а богу молиться должна в благодарность этим людям! И доченьки, ласточки, всё рядом — и, значит, нельзя плакать Анне: детей и так едва отходили от испуга. Спасибо, шептуха Мокошиха научила Анну взять кусочек ржаного хлеба, завязать с солью в белую тряпочку, перевязать красной ниткой. Этим узелком погладить дочкам головки, а затем подкинуть под печь и три раза низко поклониться. Анна так и сделала, кланяясь, просила, как велела Мокошиха: 'Криксы, криксы, дарю вам хлеб-соль, белую рубашечку, красный поясок! Одарите и вы моих детушек добрым здоровьечком и сном!' Теперь доченьки спокойны, веселы, не кричат, не плачут по ночам, вскакивая на постели...

...Ей показалось: он говорил с ней, когда вошёл и стоял у дверей, но говорил чудно, рта не раскрывая.... А потом он забоялся её, да так сильно, что страх сотряс его всего! И она испугалась не меньше, и как бы проснулась: вокруг семья, все говорят положенные слова, приглашают гостя, а она, Анна, стоит, как ступа...

У него глаза синие: смотрит — как будто гладит, ласкает её. Как хорошо! Когда уходил, она чуть не расплакалась, чуть не рванулась следом! Пытала его: как ей жить дальше?

Вот теперь его нет здесь, но Анне покойно, как будто он рядом. В середине ночи Анна услышала голос: он назвал её по имени, и она ответила, лучась нежностью: 'Храни тебя бог, милый человек!' а после спокойно забылась крепким сном. Во сне привиделся большой чёрный кот у её ног, но и в этом не было ничего плохого...

* * *

Днём Анна открыла мёд, принесённый гостем. Когда мазала хлеб мёдом, её Катеринка спросила:

— Этот медок собрали пчёлки?

— Да, пчёлки.

Тут же вторая дочка, Лизавета, важно сказала:

— Пчёлки — самые лучшие на всём белом свете козульки! А дядя у них медок отобрал?

— Нет, они подарили ему мёд за то, что он смотрит-бережёт своих козулек.

— Дядя придёт ещё? — опять спросила Катеринка. И Лизавета пояснила:

— Когда ты разговаривала с дядей на ярмарке, наши коровки сами ходили по земле, искали траву и мычали, да, мычали, только тихо-тихо. А когда мы пришли домой и рассказали об этом Стёпке, он не поверил, и наши коровки больше не мычат и не ходят — мы их рукой водим. Скажи дяде, пусть придёт, мы достанем коровок и наших лялек — поиграем!

Анна, чувствуя прилив счастья, обняла обеих дочек, велела им звать детей Кондрата: есть хлеб с мёдом, запивать молоком. Медовый бельчик отнесла, отдала хозяйке Марье, — пусть припрячет, а то надолго не хватит. Сама же уселась за прерванное шитьё, и тянула золотую нить, пока не стемнело.

А потом через три дня — она считала! — прилетела ей на плечо синичка. Проскакала по руке в ладонь, клюнула легонько в середину, засматривала умными глазками Анне в лицо.

— Синичка, ты с весточкой от него? — тихо спросила Анна.

Птичка подпрыгнула, снова посмотрела на молодицу, выжидая.

— Скажи — жду его очень! — шепнула Анна, и, не придумав, что делать, приподняла руку. — Лети, птичка! Веди его к моему порогу!

Синица сорвалась, улетела на полдень. Анна проводила её глазами, а в доме рассказала о птице Марье, умолчав о том, что нашептала синичке. И рассказывая, так описала синицу, что получилась сказка о прекрасной чудной птахе, явившейся ей посреди двора.

Марья выслушала, как слушают малое дитя, улыбнулась и сказала:

-Тебе к счастью, красавица. А ещё синицы приносят холода, это уж точно: скоро задует полночный ветер, надо достать, перетрясти кожухи.

* * *

Когда чародей подъезжал по тихой улице к своим весничкам, день клонился к вечеру.

Бод решил разузнать о жизни Анны в те годы, когда её не было в городе. Это могло многое прояснить. И только после он снова увидится с ней.

Пришлось глубоко и сильно вздохнуть, потому что опять почувствовал, что с наступлением ночи мысли об Анне, перекатываясь эхом, отзываются в душе.

У Бода было несколько способов разведать то, что хотелось. Но он выбрал обычный, как делали все добрые люди, когда хотели что-то узнать: направился в ближайший шинок. В городе их было несколько, как, впрочем, и броварен, где варили лёгкое пиво.

Он слегка напустил туману на коротконогую тётку Адарку, прибиравшую липкие столы, и Адарка нисколько не удивилась его появлению. Принесла кухоль пива, брякнула им об стол рядом с Бодом. Мещане за дальним концом стола играли в кости и повернули головы в его сторону только чтобы ответить на 'Добрый вечер!'.

— А не знает ли хозяюшка Анну Берёзкову? — не желая тратить время, прямо подъехал к служанке Бод. То, что он назвал её хозяйкой, очень понравилось Адарке. А ещё больше понравилась возможность поговорить со свежим человеком, да ещё об Анне Берёзковой! Конечно, она знает всё об этой Анне! И Адарка, перебирая криво поставленными губами, пошла рассказывать про Аннино детство: какой та была хорошей, справной девонькой — одна дочка у своих родителей, — добрая память им, светлый рай! И, конечно, со смаком пересказала нашумевшую историю про Аннино замужество. Проездом в Речице её заметил молодой парень. Вернулся за ней из дальних краёв, притащив через пол земли с собой сватов. И стоял перед растерявшейся девкой на коленях, заглядывая ей в глаза и умоляя выйти за него, неведомого чужинца, замуж, а не то броситься он в седой Днепр с камнем на шее!

Бод только головой кивал. Да, неудивительно, что он подозревал Анну в чародействе!

— Ой, и повезло Анне, ой, и носил её муж на руках!

— Откуда знает это Адарка? Неужели сама Анна Берёзкова похвалялась?

— Нет, не похвалялась, а и не надо похваляться: муж дважды привозил Анну повидаться с родителями, из такой-то дали! Была бы не люба — не вёз бы, под лавку закатил, и забыл — вот как!

'Это правда, — согласился про себя Бод. — Мужчина стоящий — действительно любил её!' И получил ещё один укол под сердце тонюсенькой иглой. Он досадовал на себя и подумал, что ему, от страстей очищаясь, не то, что ходить, — скоро спать придётся на горячих угольях!

— Анна тогда белой павой ходила, и муж не спускал с неё глаз, хоть женаты были несколько лет, и девчонки уже к тому времени подрастали. Чего ж тут думать? — шлёпала губами Адарка.

Бод, хмурый, молчаливый, впрочем, таким он всегда казался людям, не дотронулся до питья, незаметно подвинул кружку Адарке, и Адарка, похлёбывая пиво, продолжала:

— А когда случилась там у них война, мужа ейного убили, а Анна, голубка, натерпелась страху: ворог отрезал ейную русу косыньку, — о-от такую косыньку, до самой земли, — своей вострой сабелькой! — Адарка перекрестилась.

— И как она уцелела, одному богу ведомо, бо, добрый человек, сам знаешь, что делают злые люди с бабами да девками на войне. Ой, страшно! — и захмелевшая Адарка опять перекрестилась на икону, висевшую в тёмном углу корчмы.

Тут тётка на мгновение остановилась — вдруг вспомнила, что не убрала, как велел хозяин, паутину за иконой. Полгода назад, на вербное воскресенье, старый Михал полез менять прошлогодние ветки вербы на свежие, и выговаривал ей, что пауки чуть не откусили ему пальцы! 'А то, может, и не убирать? Пусть откусят пауки ему хоть и все руки — до самых плеч. Глядишь, хозяин тогда научит Адарку, как следует считать гроши, и уж она-то сумеет попользоваться этим!'

Бод тоже молчал, думал о своём:

'Овладеть сиреной без её согласия — что удержать воду в кулаке: утечёт, просочится сквозь пальцы. И неважно, как она это сделала, — подумал Бод. И продолжал размышлять об услышанном. — Враг отрезал её невиданную косу. Не в том ли причина? Волосы немаловажны для колдовства: колдуну — длинная борода, ведьме — длинные косы. Коса у девки заключала в себе чародейство не проявившееся? Косу отрезали — освободились колдовские чары? Но как же провела Анна два года, вернувшись в Речицу? Первой бы пострадала семья Кондрата...'.

А тётка Адарка завелась снова:

— Как Анну привезли в город, она, голубушка, с постельки не вставала. Лежала, как подкошенная былиночка. Девчоночки её всё плакали и плакали, чуть что — стукнет, упадёт, собачка забрешет — они в слёзы, да громко, дружно, в один голос. Ведомо ж, испуганные детки! Деток водили к бабке Мокошихе, и ничего, она их отшептала, водичкой отпоила.

'Надо будет проверить, хорошо ли сняла испуг шептуха? Девочкам против жизни идти, плохо будет им жить со старыми страхами' — отметил Бод, собираясь сделать это в ближайшее время.

— А потом ничего, слава богу, выздоровела Анна! И помогла ей святая водица, за которой Кондрат отправлял сыновей ажно в Киев, в святые места. Хлопцы были тогда совсем молоденькие, а Кондрат не побоялся, сказал — пусть учатся без батьки жить, своя голова на плечах, — и пристроил их к торговому обозу: запряг им коника, они и поехали. А то ж! Его хлопцы тогда ещё привезли из Киева какие-то железные инструменты для мужчинских надобностей. Мужики у Кондрата эти железины из рук вырывали, дорого-дорого платили, потому как здесь таких не достать! Вот! — утомилась, наконец, рассказывать довольная разговором тётка.

'Ой, молодец Кондрат! — покрутил головой Бод. — Значит, за святой водицей парнишек отправлял? Ну, ну! Всё у него ладится, всё одно за одно цепляется для пользы и для выгоды'

Бод знал про поездку в Киев: сам ехал тогда в этом обозе, вёз, как обычно, зимой мёд и воск на продажу. Помнил ребят Кондрата: Иваньку и Василько. Действительно, ребята тогда были не совсем взрослые: одному едва исполнилось шестнадцать, другому, наверное, пятнадцать лет. Но оба — бойкие, дельные.

— И сватал кто Анну Берёзкову? — вслух спросил тётку, ожидая последних откровений.

— А кто ж её сватать будет, коли она ни на кого не глядит! Ницая! ('Ницая' у речицких означало 'скрытная'). Говорит чудно, никто её не понимает. Да и падучая она. Пусть и выздоровела, и всё, что надо, справляет, и мастерица, а всё равно — падучая. А в хозяйстве здоровая баба нужна.

Мужики на неё любуются: Анна — молодица краси-и-ивая, статная, лицом белая. А толку-то с её красоты? И не подступиться к ней! На Троицу бобыль Козьма, Косачихин сын, — задумал с Анной пошутить. Подарил её девчонкам по медовому коржику, а сам говорит: 'Я на вашей мамке женюсь, и куплю ей обновок, чтоб она ходила красивая, как паненка! А вас, девоньки, буду каждый день угощать леденцами и кренделями с маком!' — Разве плохо сказал человек? Другая б баба обрадовалась! И полез пьяный Козьма к Анне целоваться.... Ну так что, ну и пошутил в святой праздник, что, нельзя? Небось, не девка: берёзку-то заломили давно. А Анна глаза бешеные сделала, да по кадыку Козьме чем-то шась! Малявки её ревут — кричат что есть мочи. Анна то ж слёзы распустила ручьями, Козьма горлом булькает, дыхало она ему перебила. Народ сбежался и, не разбираясь, стали Анну жалеть и девчонок крикливых успокаивать. А Козьму стыдили и ругали сильно, и не пожалел человека никто. Старая Косачиха говорила, что Козьма потом неделю пил беспробудно, он же и правда к Анне подъехать хотел!..

А у Кондрата ей хорошо живётся. Они с Кондратовой Марьей дружат. И живут богато. Люди говорят, что к Анне Берёзковой Золотой змей по ночам прилетает, — перешла на шепот прислужница. — Золотой змей прилетает, в пасти кусок золота приносит. Куда он повадится летать, там люди сразу богатеют! Вот, может он к Анне и летает, оттого она от людей бежит. И не скучно ей: змей её по ночам утешает. А я сама в серпени не раз видела, как летит Золотой змей промеж звёздочек: чирк по небу, и не заметишь, куда опустился...'