Зеленый патруль: код Альфа

Так жаль, что тот так и не узнает, что любим. Но с другой стороны, если сказать отражению в зеркале: ты прекрасно, то человек, смотрящий в него, почувствует подъем, повысится настроение, разгладятся морщинки, улыбка окрасит хмурое лицо. Стася как раз находится в зазеркалье, в том мире, что отображает ее в одном из вариантов развития. В какой-то миг, в какую-то точку отсчета произошло изменение, возможно, незаметное сперва, но привело в итоге к тому, что есть. Сугубо технократический путь развития во всей красе. Однако, в остальном все те же люди. Она и он...

Правда, здесь она мужчина.

Стася засмеялась — тоже интересно. Что это значит? Слишком много в ней мужского? Слишком логична и упряма? Рациональна? Чиж вон всего лишь лет на пять моложе, угрюм и недоверчив. Но и дома он недоверчив. Сколько его отогревали? Отогрели же. Возможно и ей пора немного измениться, перестать держаться за мужское, глушить желание любить и быть любимой, признаться хоть себе, что защищать себя она может, но рядом с любимым хочет быть под его защитой, что силы хватит выдержать и прессинг, и бои без правил, положить взвод бойцов, и стадо динозавров, но хочется все это позабыть на пять минут, на час от силы, слабой стать в объятьях любимого мужчины.

Вот странность! Что же надо было ей пройти, чтобы понять и признать, что знала, но старательно отодвигала! Понять, что любит и рада быть любимой, глядя на отражение Чижа!

А что же ты в глаза ему-то не сказала? Убогая! — качнула головой.

— Ты чё лыбишься?! — закипел парень. Его нервировал взгляд Стаса, смущал разум.

— Неуютно? — рассмеялась женщина. — Ты так забавен, когда злишься.

— Хочешь, чтобы я тебе в зубы дал? — качнулся к ней, а злости в глазах нет — растерянность и удивление. Только ей или себе он удивлялся?

— Пирожок?

— А! — понял свое. Вытащил пирог, протянул. — Фреш.

Стася голову склонила, пряча улыбку, и развела руками:

— Нет твоего фреша.

— Тогда отвали! — положил обратно и хлопнул дверцей шкафа, задвинув ее. — Тебе предлагали оплату.

— За что? За помощь? А ты бы взял?

Тео не знал, что ответить, с минуту соображал, подбирал слова, а выдал неожиданное:

— Не подловишь.

Интересно, какими путями шла его логика?

— Это ты к чему? Очередная фантазия?

Нет, он издевается! — возмутился курсант. Вроде обычные вопросы, понятные, а вроде ни черта не обычные и ни черта не понятные! И как отвечать, стоит ли отвечать — не знаешь. И так, и этак — ты же и дурак!

— Давай, ты, как раньше, будешь меня подставлять, дружков подговаривать, крайним везде делать, а эту роль оставишь. Достал ты меня с ней больше, чем когда-либо! Кто-то надоумил, как получше над человеком поизмываться?...

— А ты человек? Вы вообще люди? Мне показалось, вы об этом в принципе не вспоминаете, наверное, потому что не знаете.

Нет, ну, как с ним разговаривать?! — возмутился Тео, кулаком по постели грохнул: я про одно, он про другое. Только про что — пойми.

В дверь робко просунулся тот парень, что недавно был мишенью четверых.

— Я это... — залепетал, неуверенно поглядывая на Стасю. — Короче ... оплатить и попросить, ну-у... если что, ты б не против меня, а? — и протянул стопку белых карточек. Рука подрагивала. — Больше нет... но если подождешь, я постараюсь найти, — склонил голову, приняв молчание за недовольство.

— Ложишься под сильного? — спросил Тео с долей зависти. Ему это не снилось — финчи и статус не позволяли.

— Да, иди ты! Стас, ну, что скажешь? Если что, я на тебя сошлюсь, да?

Стася не знала, что сказать, и сил-то объяснять и говорить не было, смысла не видела. Они как будто на разных языках разговаривали, хоть и на одном.

Дикость, право, платить за помощь, за естественное желание человека встать против своры оголтелых палачей и защитить жертву.

— Тебя как зовут?

— Э-э...Рельс.

Парень и, правда, был худым и длинным. Женщина улыбнулась:

— Рельс — предмет, а я спрашиваю имя человека.

— Ну, Янош, — опустил руку с картами. Что Стасу надо?! Что привязался?! Не согласен, мало? Так сказал бы!

— Красивое имя.

Курсант недоуменно покосился на Тео: он к чему все, ты не знаешь? Тот в упор на Стасю смотрел, то же что товарищ, понять пытался. И судя по виду, мыслительный процесс не по-детски буксовал.

Женщина не стала мучить ребят, сказала, с ее точки зрения, самое лояльное и удобоваримое для них:

— Иди, Янош, отдыхай. Я помог тебе просто так.

— Просто... как? — скривило обоих.

Русанова запечалилась, сообразив, что предложения без слов: плата, цена, фрэш, счет, долг ими не воспринимаются, потому что суть без этих определений теряется, а с ней и смысл.

Ладно.

Попытка номер два:

— Ты мне ничего не должен.

— Совсем?! — судя по восклицанию, парень дошел до пика удивления, был поражен, и ни капли не верил. Похоже, в его 'практике' подобного не случалось.

— Нет! Должен: для начала вспомнить, что ты человек, затем вспомнить, сколько заплатила твоя мать, родив тебя!....

— Сто чеков.

Стася открыла рот и закрыла:

— В смысле?

— Как обычно, — пожал плечами. — Я же третий в семье.

— Ясно, — склонила голову женщина, потерла лицо, почувствовав себя безмерно уставшей. — Иди, а? Ничего ты мне не должен. Я помог тебе как человек — человеку не за что-то, а потому что не мог иначе. Нельзя смотреть, когда одного бьют четверо, неправильно мимо проходить и не помочь. Нельзя так, понимаешь? — уставилась на него в надежде: ну, дошло, сообразил? Тот не понял, силился и не мог.

— Убить могли, — выдал.

— Да, лучше умереть человеком, чем жить скотом!! — не сдержала возмущение. Парень отпрянул, Тео в стену уперся спиной и оба на Русанову как на свихнувшуюся революционерку посмотрели, словно она не прописную истину им сказала, а манифест с призывом устроить государственный переворот зачитала.

Ой, как все запущено!

Женщина встала и бесцеремонно вытолкала Яноша из комнаты:

— Забудь. Просто больше не попадай в истории, а попался, не лежи, а дерись. И не давай никому себя унижать. Никому, понял?! А теперь спать!

Дверь захлопнула и бухнулась на постель: прекрасно поговорили! Примерно как жираф с ежиком.

Глаза закрыла, желая заснуть, но не получилось — взгляд Тео чувствовала. Буравил тот ей спину и затылок, видимо, месторождение каверз, подвохов и афер искал.

— Выключи свет, — попросила, уверенная, сейчас ботинок опять ударит в панель. Но парень тихо встал, выключил и так же тихо лег. — Спасибо.

— Хм.

И тишина.

Тео пялился в темноту, не мог заснуть — тревожил его Стас. Что задумал гаденыш, что в душу лезет? Пытается уверить, что изменился? Нашел дурака! Да у него этих 'масок' миллион и на все случаи жизни, как входов и выходов в любые 'двери', из любых ситуаций. Но надо же придумать себе новый образ! Агнц, нашелся!

Нет, неспроста он такой. Вынюхивает, в доверие втирается — зацепки ищет, чтобы Тео выкинули из академии, а то и вовсе депортировали в рудники на Нару как политически ненадежный элемент. Не дождется.

Что спокойно не живется, ведь все есть?! Нет, надо покуражиться, кого-нибудь до точки довести! Ну, сам напросился. Сам выбора асуру не оставляет.

Придушить его, что ли? Тогда точно трибунал. Суд 'независимый и справедливый' и камера кремации. Привет!

Но можно дождаться, когда сур заснет, и ударить по точкам у шейных позвонков.

А еще можно запустить дестабилизатор в ухо. Стоит он правда столько, что Тео до конца семестра расплачиваться за него будет.

Тогда пропитать постельное белье фазатроником — остановка сердца гарантирована.

Нет, на тормозах смерть сынка председателя совета Социальной Безопасности не спустят. Будет расследование, просмотрят данные, возьмут пробы, и Тео конец.

Для начала надо достать стоп-визуал, чтобы заклинить камеры слежения и пустить изображение, например, сегодняшней ночи. Тихий, мирный сон и ничего подозрительного. Точно. Придется раскошелиться, подтянуть пояс, но нужное достать. Завтра же. А то замешкай и поздно. Вон что вытворяет проклятый сур. Не знаешь, что от него через минуту ждать, не то что через сутки. И смотрит подозрительно, говорит, ведет себя. Нет, точно ждать нельзя, речь уже об одном из них: либо Стас, либо Тео.

Глава 6

Они вышли из ангара стрельб вместе с Пеши. Чижов сдал оружие, получив поощрительное:

— Молодец. Можешь ведь, — от Ивана.

Повернулся к товарищу, пока капитан отслеживал подходящего к финишу Бориса и отстающего Яна:

— Иштван, почему ты заподозрил Стасю?

Мужчина мазнул по нему задумчивым взглядом, снял наплечную кобуру и пожал плечами:

— Если хочешь — интуиция.

— А факты?

— Знаешь, — замялся. — Предчувствие оно не всегда логике поддается, а фактами, к сожалению, лишь после того, как сбудется, подкрепляется. Трудно объяснить, Коля, но у меня часто такое: кольнет — это. И точно. Хоть думай, хоть нет, хоть вроде не сходится, а получается, как пришло. А почему спрашиваешь? У тебя-то Стася как раз сомнений не вызвала.

— И не вызывает, но... — покосился на Ивана. — Командир, лишили увольнительных в город?

— С чего взял? — развернулся капитан.

— Стася пыталась выйти и не смогла, развернули.

— Группа на приколе до особого распоряжения. Никто никуда из Центра не выходит, потому в холле вам делать нечего... тем более Русановой, — глухо и грубо отрапортовал Федорович, поспешил отвернуться, давая понять, что тема закрыта.

Интересно, — выгнул бровь Иштван, глянув на Колю.

Я про то же, — чуть заметно кивнул тот.

— Где она сейчас?

— Пытался найти...

— Поэтому опоздал на занятия, — попенял Иван. — Хватит болтать, 'разведаналитики'. Вас уже ждут — тренинг по контактному бою никто не отменял. Надеюсь, на этот раз не опоздаете, сержант Чижов.

Николай недовольно глянул на командира и потопал из ангара.

— Сердится, — нагнав его, сжал за плечо Иштван, кивнув в сторону Ивана.

— Вопрос — почему?

— Эх, Коля, вопросов этих море. Главный — где ответы искать.

Мужчина подумал и выдал:

— У Стаси. Занятия закончатся, пойду к ней. Давно надо было поговорить.

— Не думаю, что мысль дельная, но ... отчего бы не попытаться? Любопытно, что ее не допускают и до тренировок.

— Русанову прихватите! — будто услышав, рыкнул им вслед Федорович. — Хорош ей прохлаждаться.

Мужчины прибавили скорости и вылетели из ангара, рысцой направившись за капитаном.

А Иван хлопнул ладонью по стойке: черт знает что! Конечно, влетит ему за самовольство, но что он должен? Продолжать лгать своим ребятам? Втемную играться? Все равно ведь поймут, догадываются уже.

Паршивое положение: язык чешется — сказать, а нельзя.

Стаська, Стаська, где же ты, как? Быстрее бы возвращалась, а то двойник твой грозит такой хаос устроить, что разгрести и не мечтай.

Казаков тоже хорош: 'пока Русанова не вернется — Х-Русанова будет занимать ее место'. И точка. И пойди против, объясни, что она творит. И ведь знает, в курсе. Ее ж всю с ног до головы по самые молекулы просветили, исследовали, проанализировали. И оставили все как есть.

Отпустили. Крутись, капитан, дальше, носись с этой 'гранатой'.

Ералаш какой-то! — бухнул кулаком по сенсору и заорал в аудиофон экрана:

— Пацавичус, отставить променад! Ты еще шоколадом кибербелочек накорми, юный натуралист, мать твою!!

Видимо здесь брали измором, проверяли на стойкость организм. Закаляли физически.

Оно понятно — что в голове — никому не интересно, главное сила и финансы, вернее, вся сила в финансах. Кто с финансами — тот силен — авторитет, кто силен — тот в финансах — востребован. А остальные отползайте. Как в Спарте недужных младенцев, вас скинут за борт.

И финал понятен. Спарта-то уже была и благополучно исчезла, только память и осталась. Может, здесь она как раз до таких масштабов разрослась? Она и есть точка отсчета, в которой произошло искривление?

Причем тут Стася?

Русанова подтягивалась на перекладине на автомате, думая о своем, чтобы тело не вздумало противиться, напоминать, что хозяйка в последнее время слишком плохо относится к нему, а потому не должна требовать от него многого.

— Быстрее, пять дробь шестьдесят! — хлопнул рукоятью электрохлыста по спине сержант.

Капитан подтянулась последний раз и спрыгнула:

— Упражнение закончил.

— Бегом на строевые!

Стася вялой трусцой побежала к тем, кто уже показал свои способности на перекладине, уступая место следующему.

Началась муштра: декламирование устава курсанта и маршировка до упада, до синхронного, бездумного выполнения приказа. 'Налево, направо, шагом ма-арш!' ' На месте стоять!' 'Бегом ма-арш!'. 'Выше колено, выше! Носок тянуть!'

Четыре часа этого маразма Стасю достали. За это время даже обезьяну можно было научить ходить строевым шагом!

И каждый день одно и тоже.

Разительные отличия обучения дома и здесь. Будучи курсанткой у себя, Стася, как и остальные, изучала научные дисциплины, психологию, основу медицины, а не только разбирала оружие, бегала по плацу и изображала дрессированную обезьянку. Сейчас она почти ностальгировала по курсантской жизни.

Ей виделись цветущие сады за стеклом автопланера, что осваивали учащиеся, ровные беговые дорожки, травка на поле, вспоминались матчи по спортивным играм, жаркие дискуссии на тему парадигм и квазарного устройства вселенной, смех в столовой, когда один принес два подноса — на себя и на товарища, и второй сделал то же. Улыбчивые лица преподавателей, их терпение к любознательным студентам, внимание. Просторные аудитории, где шли интереснейшие дебаты и открывался целый мир. Мигание зеленой кнопки, оповещающей подъем нерезким оглушающим и встряхивающим, вернее, вытряхивающим из тела душу воем, а мягким зуммером на волновых частицах. А поддержка? Везде и всегда: бежишь ли кросс, подтягиваешься, сдаешь норматив по стрельбе, пишешь сочинение. Ей вспомнилось, как на первом курсе никак не удавалось подтянуться, и она как груша висела на перекладине, моталась, силясь приподнять непослушное тело. А за спиной скандировали: 'ты можешь,

Стася, ты можешь, ты сделаешь!' И ведь подтянулась. Раз, два, скрипя и сопротивляясь, тело начало слушать ее, постепенно подчиняться. И достижение свое, маленькое, мелкое, воспринималось как гигантский прорыв, важный факт для всех!

Один за всех, все за одного — там было нормой, здесь о том не слышали, тем более не знали.

Поддержка?

Слабость!

Помощь?

Оплати!

Запнулся, упал — руку не протянут, обойдут и побегут дальше, как ни в чем не бывало.

И как накликала — один курсант запнулся во время бега, полетел под ноги другого. Тот лишь отпрыгнул и помчался дальше, следующие стали обегать, отпихивая пытающегося подняться, толкая, перепрыгивая, кто на что горазд.

Стася автоматически перехватила парня за ворот, помогла подняться:

— Не ушибся? — и дальше побежала, мазнув взглядом по нашивке — пять дробь тридцать пять. И получила под колено от Сони, рухнула, услышав: должок!