— Это кто играет? — с сильным акцентом спросил потенциальный покупатель.
Ответ продавца удивил порядком названных исполнителей:
— Это Дживан Гаспарян и группа "Аквариум".
— Там вся кассета такая? — всё-таки уточнил "двоежёнец".
Благостное до того лицо продавца вдруг превратилось в страдальческую гримасу — то ли из-за очевидно упускаемой прибыли, то ли из-за лишнего напоминания о неприятной теме:
— Нет. Одна песня только!
Несостоявшийся покупатель ещё с полминуты послушал армянского маэстро и легенду русского рока и сообщил присутствующим:
— Хорошая песня! — таким образом "двоежёнец" поставил точку в недлинном диалоге, после чего вернулся вместе со своими спутницами к изначальной траектории движения...
Всё-таки хороший город Сочи, душевный, за то его и люблю!
(1) В главе 5 я довольно подробно описал свои впечатления от этой заполярной поездки.
(2) Аэропорт в Сочи, кто не в курсе, находится километрах в тридцати от центра.
(3) Я знаю, что правильно говорить "адыгейская", но на Кавказе все говорят "адыгская".
(4) Те, кто читал главу про Якутск, поймут, о чём я.
(5) Об этом чуть ниже, в главе 4.
Глава 4. Особенности национальной авиакатастрофы, или Как я чуть не стал антисемитом
Писать про евреев, если сам не еврей, дело неблагодарное — от одних рискуешь заслужить звание "сионистского пособника", от других — "антисемита". Оба диагноза могут быть легко поставлены знатоками "еврейской темы" даже за один и тот же текст... Но я всё-таки попробую.
Скажу сразу — я не "сионист", и уж тем более — не антисемит. Правда, к свойственным интеллектуалам-евреям исканиям некой "еврейской правды", вроде бы подчеркивающей особость народа, я отношусь довольно равнодушно... Я вовсе не отрицаю вклад народа в мировую культуру и не подвергаю сомнению трагизм его истории, но к аналитике и выпячиванию "еврейства" отношусь примерно так же, как к обязательным во всех книжных магазинах Казахстана полкам с литературой о "великих" казахах — есть она там, ну и ладно. Впрочем, должен непатриотично сознаться, что к увеличивающейся в количестве литературе про "особую миссию" русского народа отношусь уж совсем с подозрением — по-моему, Ключевский и Гумилёв всё сказали...
Чтобы поставить окончательную точку в кратком введении в эту главу, давайте примем, что дальнейший текст будет не про евреев, русских или украинцев. Он про жизнь и, так уж получилось, про смерть — к сожалению, смерть даже не одного человека, а семидесяти восьми ни в чём не повинных людей...
Часть 1. Как умирают самолёты
4 октября 2001-го года я безвылазно сидел в офисе авиакомпании в аэропорту Толмачёво — "Сибирь" собиралась "вести" своего депутата в областной Совет, поэтому я, как человек, имевший определённый политтехнологический опыт, целый день провёл, работая с кандидатом, сотрудником "толмачёвской" части "Сибири". Остальной рекламной "текучки" с меня при этом никто не снимал, а потому часа в четыре дня я заторопился в городской офис авиакомпании на улицу Фрунзе. Я ехал в маршрутке и составлял в голове план на оставшееся до конца рабочего дня время: этому позвонить, тому — отправить по электронке, от этого затребовать, чтобы он мне выслал по электронке... Рутина, одним словом.
В офисе царила страшная тишина. Люди, передвигавшиеся словно тени, о чём-то шептались, и в глазах у всех читалось одно: "случилось что-то страшное". Я подошёл к одиноко стоявшему в курилке на лестнице главному "грузовику" "Сибири" Максиму и спросил его, что происходит.
— Самолёт наш из Израиля с радаров пропал, — ответил Макс.
— В смысле? — я не сразу понял, что это значит.
— В смысле — упал самолёт, куда-то в Чёрное море упал, — резко сказал суровый руководитель отдела грузовых перевозок.
Я заскочил в наш отдел, где мои коллеги сидели на своих рабочих местах, вперившись глазами в мониторы компьютеров и читая ленты новостей. В авиакомпании ещё никто ничего не объявлял, но все уже всё знали. Наш начальник был на экстренном совещании у заместителя директора и, по совместительству, супруги генерального, госпожи Филёвой. Мы ждали его возвращения, боясь подходить к телефонам — всем было понятно, что звонят сейчас исключительно журналисты, которым нужны комментарии и подробности случившегося.
Начальник пришёл довольно скоро — как обычно, стремительный и, как обычно, не прекращавший разговаривать по сотовому телефону.
— Боря, напиши нам правильно пресс-релиз, "болванку", — Миша разговаривал с директором московской конторы, когда-то выстраивавшей в авиакомпании работу пресс-службы. — Сбрось, пожалуйста — только прямо сейчас, а то нас уже журналисты одолевают... Да, шестьдесят шесть пассажиров, дети есть — не знаю, сколько, двенадцать — экипажа...
Минут через двадцать после небольшой правки присланного москвичами мы уже читали по телефону текст "по бумажке" в ответ на журналистские звонки — только его, и никаких дополнительных комментариев. Начало текста помню наизусть до сих пор: "Авиакомпания "Сибирь" с сожалением подтверждает, что самолет авиакомпании, выполнявший рейс N 1812 Тель-Авив — Новосибирск в 13-44 (время московское) пропал с радаров авиадиспетчеров..." Я даже помню, что в какой-то момент мы заменили "с сожалением" на "с прискорбием". Самолёт шёл на эшелоне одиннадцать тысяч метров, практически подлетал к территории России в районе Новороссийска и вдруг пропал с радаров. Упал в море... По телевизору не будут бесконечно крутить жуткую картинку с отломанным "хвостом" нашего самолёта в сине-голубую ёлочку. Об этом сразу цинично подумалось всем сотрудникам нашего отдела — отдела, ответственного за паблисити...
Решение Филёвых о том, какой должна быть реакция компании на случившееся, до сих пор достойно включения в лучшие учебники по "связям с общественностью". В компании были немедленно выключены телефоны во всех отделах, кроме пресс-службы и оперативных подразделений, обеспечивающих движение самолётов, мобильные тогда ещё были довольно редки. Делалось это для того чтобы сотрудники "не висели на трубке", распространяя слухи через своих друзей и родственников. Одновременно с этим до персонала было доведено, что любое несанкционированное общение с прессой карается моментальным увольнением — с журналистами имели право общаться только работники отдела по связям с общественностью и генеральный директор. Сайт авиакомпании за пару часов превратился в работающую он-лайн новостную ленту, на которой вывешивались официальные сообщения компании и другая информация о трагедии. Обсуждение темы авиакатастрофы в интернете было по максимуму локализовано на форуме нашего сайта. Этот форум сразу стал электронной книгой скорби и соболезнований — любые "выкрики" в адрес авиакомпании, даже если бы их и пропустили наши модераторы, смотрелись там неуместно. Пресс-служба перешла на круглосуточный режим работы — "на телефоне" обязательно сидел дежурный с распечатками всей самой свежей информации.
Всё это было сделано неспроста — с момента предыдущей российской авиакатастрофы, произошедшей с самолётом "Владивосток Авиа" в Иркутске, прошло ровно три месяца, и мы хорошо выучили чужие "уроки". Ошибки наших коллег были очевидны: руководство авиакомпании тогда "спряталось" от прессы, закрыв даже официальный сайт, зато журналисты без труда общались с "родственниками и коллегами" экипажа в городе Артём — там, где находится аэропорт Владивостока. Всегда и всем недовольные лётчики и "технари" наговорили такого, что дожидаться официальных результатов расследования катастрофы было уже бессмысленно — вся страна узнала, что "лётчиков не щадят" и "заставляют работать сверх всяких норм сутки напролёт, от усталости те ошибаются, потому и самолёты падают..."
Филёвы прекрасно понимали, что процессом создания пресловутого "общественного мнения" во время усиленного интереса к компании нужно управлять самим, иначе этим будет управлять кто-то другой, и совершенно не факт, что правильная (или нужная) точка зрения закрепится в сознании людей...
Мы выехали в Толмачёво. Было понятно, что все основные события сейчас происходят именно там. По решению руководителей аэропорта в терминале внутренних рейсов (почему-то именно там, а не в международном, что было бы логичнее) был создан штаб по работе с родственниками пассажиров злополучного рейса.
Я ехал в машине директора по перевозкам, Андрея, который, не отрываясь от ведения автомобиля, давал команды своим подчиненным по сотовому:
— Да, никаких документов! Если понимаете, что это кто-то из родственников, ведите сразу во внутренний терминал. И проследи, чтобы врачи и там, и там были.
Приказ не спрашивать у людей документы поступил от Филёва — Владислав Феликсович оказался мудрым человеком, отменившим во вверенной ему зоне ответственности главный закон российской бюрократии: "без бумажки ты какашка". В коротких паузах между телефонными разговорами Андрей рассказывал нам подробности сегодняшнего происшествия:
— Ростовчане позвонили, диспетчера. Говорят, Андрюха, к вашему вторая точка шла на гораздо большей скорости — либо истребитель, либо ракета, а потом всё погасло. Скорее всего, ракета. Только мы ничего говорить не будем, если нам не скажут говорить.
В голове у меня эта информация не укладывалась — какая ракета, какой истребитель? Конечно, ещё месяца не прошло с 11 сентября, и воспоминания о том "холодном дыхании Истории" (1) были ещё свежи, но всё-таки...
Мы подъехали к международному терминалу, куда собственно и должен был прибыть рейс из Тель-Авива. Перед новёхоньким зданием стояла пара машин "скорой помощи", а на электронном табло в зале всё так же светился рейс "Тель-Авив — Новосибирск" со временем прибытия, прошедшим с час назад. Около табло топтались мужчины с застывшим ужасом на лицах, женщины в слезах и в состоянии, близком к истерике — видно было, что все уже всё знают. Я не сразу понял, почему строку с рейсом никак не убирают. Догадался лишь тогда, когда она всё-таки погасла — у встречавших исчезла последняя надежда, и зал заполнил страшный многоголосый вой. Присутствовавшие здесь медики и работники "Сибири" бегали от одного человека к другому и чуть не насильно тащили их в терминал внутренних вылетов — туда, где был штаб. Кому-то кололи уколы, закатывая рукава выше локтя, кому-то давали под нос нашатырь, а кому-то предоставляли собственное плечо в качестве хоть какой-то опоры...
Я вышел из здания. По привокзальной площади расхаживал мой начальник с сигаретой в зубах и с листочком в руке — он в который раз зачитывал по мобильному телефону текст нашего первого официального сообщения о катастрофе очередному журналисту. Из подошедшей на конечную маршрутки выскочил наш пиарщик Игорь с большущей сумкой через плечо. Он только что вернулся из барнаульской командировки — о случившемся узнал в автобусе где-то под Искитимом. Номер его сотового был известен прессе, поэтому звонили и ему, но, будучи грамотным специалистом, понимавшим свою некомпетентность в данном вопросе, Игорь отправлял всех к нашему руководителю, Мише. Начальник не стал сейчас ничего ему объяснять, просто сунул в руку распечатку текста заявления для "заучивания" — не всё же ему одному отдуваться, пусть и подчинённые поработают.
Мы решили идти в толмачёвский офис "Сибири", чтобы посмотреть новости. В кабинете генерального директора (сам Филёв уже был в Сочи — при первой же возможности он вылетел из Москвы туда, где был организован штаб по расследованию катастрофы) работал телевизор. Смотрели все новости подряд — "Первый", НТВ, "Россия". Наконец, начался выпуск местных "Вестей". Как и везде, первая новость — про нас. Как и в новостях "федералов", только три версии случившегося: теракт, техническая неисправность самолёта, ошибка экипажа — и ни слова о "быстро приближающейся точке". Потом мы, как и на других каналах, послушали из телевизора зачитанное Мишей по телефону заявление "Сибири", а вот после началась "самодеятельность". С ухмылкой ведущая предложила зрителям послушать комментарий бывшего представителя авиакомпании "Сибирь" в Израиле. За систематическое, но так и не доказанное, воровство господин из Тель-Авива был когда-то с треском отлучён от "сибирской" кормушки. Однако бывший новосибирец остался добрым приятелем тогдашнего руководителя нашей местной государственной телекомпании, поэтому счел для себя возможным дать интервью "Вестям", причём говорил он с явным удовольствием — даже по телефону чувствовалось его злорадство. Суть высказываний уволенного представителя авиакомпании сводилась к тому, что все российские перевозчики летают на ужасных самолётах, а уж про "Сибирь", летающую исключительно на го..не советского производства, и говорить нечего...
Я, кстати, точно помню, когда и где в тот вечер в эфире появилась, наконец, единственно правильная версия трагедии — со ссылкой на источник какого-то западного информагентства в Пентагоне, её озвучило в ночном спецвыпуске новостей НТВ. В коротком "устняке" (устном сообщении диктора) было сказано, что американские спутники следили за ходом учений украинских войск ПВО в Крыму и засекли, как одна из ракет отклонилась от заданной траектории. Если честно, я тогда почувствовал небольшое облегчение — мне казалось, что на "технической неисправности" и "плохом экипаже" российские официальные лица будут настаивать до конца. И что бы тогда значила наша правда против этой заряженной "на всю катушку" машины?
Чуть позже после очередной созвонки с Филёвой наш руководитель сказал, что завтрашним сочинским рейсом нужно обязательно кому-то лететь. Пока было не очень понятно, зачем — формулировка звучала как "помогать Филёву". Первым кандидатом был Игорь — было ясно, что с завтрашнего дня вторым информационным центром после Новосибирска станет Сочи, где Мише нужен будет надёжный "дублёр", способный грамотно комментировать события и излагать точку зрения компании. Я вызвался "добровольцем" в помощь Игорю — второго нашего пиарщика, Глеба, уже назначили ответственным за сайт, а у рекламщиков Олега и Женьки были маленькие дети, Миша пожалел их и не стал отрывать от семей. Хотя и оставшиеся в Новосибирске сотрудники нашего отдела "вкалывали" в эти дни, что называется, "по полной". Одни круглосуточные "посменные" дежурства на телефоне пресс-службы чего стоили.
* * *
Домой я попал часа в два ночи и спать решил уже не ложиться, быстро собрал вещи в сумку и сел смотреть бесконечные спецвыпуски новостей. "ГАЗель" от авиакомпании заехала за мной часов в пять утра — кроме нас с Игорем в Сочи были командированы главный юрист авиакомпании, Анатолий Андреевич, и два "замполита" (2) — пилотский и "технарь".
На посадку проходили в гробовой тишине — еще вчера вечером было решено воспользоваться плановым рейсом "Сибири" в Сочи для отправки родственников членов экипажа и тех близких пассажиров тель-авивского борта, кто встречал рейс в Новосибирске. Больше половины самолёта занимали именно они — уже в чёрном и с красными от выплаканных слёз и бессонной ночи глазами. Остальные пассажиры, летевшие, скорее всего, в поздний отпуск, тактично старались не выражать своей радости от полёта к морю.
