🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

— Нет, господин оборотень, — негромко проговорил Джердон. — Невидимым я быть не умею. Просто все, кто сейчас вокруг — мои люди... Они, — кивнул он на двух толстяков в дорогих перстнях, обсуждавших дела за соседним столом. — И она тоже! — махнул рукой в сторону молоденькой подавальщицы с двумя полными пивными кружками в одной руке и заставленным тарелками подносом — в другой. — Разумеется, и они, — показал на мужчин и женщин, фланирующих за окном. И добавил со значением: — Мыш-шь не проскочит, господин оборотень.

У потрясённого Многоликого слова застряли в горле.

— Молчишь? И правильно, — приподнял бровь Император. — Молчи и слушай. Я устал от донесений о твоих новых художествах и о том, что ты в очередной раз исчез. Люди ропщут. Одни говорят, что ничего не стоит моя полиция, которая никак не может тебя поймать. Другие говорят, что толку нет от моего правосудия, раз ты вынужден выполнять его функции. Люди ропщут, Многоликий. Мне это совсем не нравится.

— Я... арестован? — наконец, смог выговорить Феликс.

— Нет, — тень улыбки снова прошла по лицу Джердона. — Пока нет. Я не хочу сажать тебя на цепь. Мне даже немного жаль, что сегодня ты не сделаешь задуманного... каналью градоначальника давно пора окоротить. Но этим я займусь сам. А ты немедленно покинешь Империю и больше ни-ког-да здесь не появишься. Ясно?

— Ясно, ваше величество, — хрипло сказал Многоликий.

И он бежал из Империи в тот же день, не размышляя и не сомневаясь — персона Джердона Третьего к сомнениям не располагала ни в малейшей степени. Феликс сделал бы то, что ему велели, даже если бы неожиданный собеседник не вспомнил о 'каналье градоначальнике'. Осведомлённость же Императора в этом вопросе напугала Многоликого по-настоящему — он был вполне уверен, что о своих планах никому не рассказывал, и не имел ни единого предположения, откуда о них мог узнать Император.

Три последних месяца, проведённых Феликсом в Ингрии, Мангана просмотрел бы за несколько минут, но, похоже, в конце концов, утомился и он — а может, ему попросту не терпелось поделиться увиденным с Королём. Пленник был так измучен и обессилен, что уже толком не сознавал, где он и что с ним происходит, в ушах стоял звон, перед глазами, сливаясь друг с другом, плавали багровые пятна, но слова Придворного Мага: 'На сегодня хватит!' — он всё же и расслышал, и понял. Непроизвольный вздох облегчения, вырвавшийся из его груди — лицо принцессы Эрики в Окне так и не появилось! — Потрошитель истолковал по-своему.

— Напрасно радуешься, голубчик! — просипел он издалека, должно быть, уже из коридора. — Самое интересное у нас с тобой впереди.

Освещение в клетке погасло, решётка бухнула, закрываясь, в ржавом замке со скрипом повернулся ключ, и наступила тишина.

Феликс не знал, сколько времени прошло, прежде чем он снова стал способен воспринимать реальность. Давящей конструкции на его голове и прилагавшегося к ней 'Окна Памяти' на кровати, само собой, уже не было, конечности были свободны, но голова разрывалась от боли, и всё тело ныло, словно его сжимали и выкручивали исполинские руки. Хуже всего было то, что повреждённая нога болела тоже, ничуть не меньше, чем вчера — недавнее переохлаждение, скудный сон и скудная пища, а особенно эксперименты Манганы регенерации совершенно не способствовали. Значит, что? Значит, даже если Принцесса принесёт ключ, ни в какое мелкое проворное существо, вроде геккона, умеющее лазать по вертикальным стенам, Многоликому не превратиться — на трёх лапах далеко не убежишь. Придётся просить девушку, чтобы она вытащила его на поверхность. Ладно... если она принесёт ключ, такую-то малость для пленника сделать вряд ли откажется. Сложность в другом: какого размера должен быть зверь, который протиснется сквозь решётку и при этом сможет передвигаться самостоятельно? Расстояние между прутьями меньше ладони... Кот? Кролик? Хорёк? А если кого-то из них она боится?..

Обрывки мыслей слипались бесформенной грудой, рассудок путался, рождая причудливые образы: зелёный хорёк, похожий на ящерицу — или ящерица, похожая на хорька? — удирал от кролика с пушистым и длинным кошачьим хвостом — или от кота с кроличьими ушами? — а кролик шипел и плевался, выбрасывая вперёд язык, бесконечный, как у хамелеона. Превратиться в такую химеру и остаться ею до конца жизни! — представил вдруг Многоликий, содрогнулся и выдернул себя из бреда.

Бред-то, конечно, бред — но если сил хватит только на одно превращение, какое-то время придётся оставаться зверем, причём зверем раненым. Не хотелось ни прятаться где-нибудь в Замке до полного выздоровления, ни, тем более, сдохнуть сегодня же ночью в сугробе под стеной. Поэтому Феликс медленно и осторожно, чтобы не расплёскивать боль, повернул голову к столу. На столе, как он и ожидал, стояли кувшин и миска — уморить свою добычу голодом Потрошитель всё же не собирался. 'Я должен поесть, — решил пленник. — Чем больше я съем, тем быстрее приду в себя!' От запаха скверной еды тошнило, тело не слушалось, но Феликс кое-как подобрал руки и попытался приподняться на локтях. Ещё одно усилие... и ещё... ещё чуть-чуть, и можно будет ухватиться за край стола, дальше проще... но тут в глазах у Многоликого потемнело, и он потерял сознание.

* * *

...Да и страшно в них было тоже — в этих заброшенных коридорах и вентиляционных колодцах, страшно, чего греха таить. Не так, чтобы всё внутри каменело от страха и нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни шагнуть... не так, конечно, но всё-таки страшно. Была бы Эрика парнем-задирой, способным выйти драться в одиночку против пьяной компании, или матросом, которому доводилось взбираться на мачту посреди бушующей стихии, или хотя бы раз скакала наперегонки, каждую секунду рискуя свалиться с лошади, она узнала бы этот своеобразный страх, похожий на пузырьки шампанского в крови. Но в 'золотой клетке' замка Эск опасных развлечений не было, поэтому Принцессе казалось немного странным то удовольствие, какое она получала, перемещаясь из своих покоев в подземелье и обратно.

Когда она ребёнком исследовала Замок, в подземных переходах ещё горели магические светильники, но с тех пор большинство из них погасло, и двигаться приходилось почти в полной темноте — фонарь, не привлекая к себе внимания, Эрике раздобыть было негде. Большую часть пути она летела на ощупь, считая повороты и выбоины на каменных стенах. Шесть поворотов. Одна за другой, две широких отвесных трубы, где лететь нужно медленно, чтобы не удариться о пол или о потолок — а на спуске крепко прижимать к себе одежду, чтобы она не мешала и не пачкалась. И ещё один поворот, за которым открывался длинный коридор тюремной части подземелья. Позавчера, выскользнув из второго колодца, летунья забыла приземлиться, чем и выдала свой Дар Многоликому. Сейчас, ощущая спрятанный за пазухой волшебный ключ, она представляла себе, как пленник бродит по своей клетке, и веря, и не веря в спасение и напряжённо вслушиваясь: не раздастся ли в тишине подземелья шелест женского платья без обыденного аккомпанемента шагов?

Эрике сладко было думать, что это страшное ожидание вот-вот закончится.

Каково же было её удивление, когда она увидела, что Многоликий спит!

— Эй! — позвала она. — Просыпайтесь! Ключ у меня.

Он не открыл глаза и не двинулся. Принцесса прильнула к решётке и прибавила голосу громкости:

— Многоликий!

Никакой реакции. Она всмотрелась в лицо мужчины: провалившиеся глаза и щёки, беспомощно распахнутый рот — и на миг похолодела: умер?! Но нет, грудь его вздымалась, он дышал, поверхностно и редко.

— Многоликий!!! Проснитесь! Ключ у меня!

Только бы не начать кричать, иначе здесь наверняка появится стража. 'Как позвать его, чтобы он меня услышал?.. Силы Небесные, я даже имени его не знаю!'

— Многоликий! Миленький! Да очнитесь же!

Ничего не менялось. Как отпереть клетку, чтобы зайти в неё и потормошить беднягу оборотня, Эрика не знала — к тому ключу, что, разумеется, носил при себе Мангана, ей было не подобраться. У неё подкосились ноги, она сползла по решётке, опускаясь на колени... и вдруг заплакала — от всего сразу, случившегося с нею за эти дни. От нестерпимой жалости к человеку, которого она, кажется, так и не смогла спасти. От того, что спасение сорвётся из-за такой нелепости. От того, что вчера её задержала глупая зелёная лампа на папином столе, и от того, что непонятно, как теперь держать себя с папой и разговаривать с ним, а он не верит ей, а мачеха и брат задумали что-то против неё... Слёзы лились сами собой, Принцесса никогда не плакала, чтобы чего-нибудь ими добиться — отец был равнодушен к ним, даже когда она была маленькой. Девушка звонко и отчаянно всхлипнула — и тут случилось чудо! Многоликий пошевелился, застонал и разлепил веки.

— Ваше высочество...

— Ключ! Ключ у меня, — воскликнула она, снова всхлипнула и вскочила на ноги.

Он сел. Видно было, каких чудовищных усилий стоило ему оторвать голову от подушки, взгляд у него был мутный.

— Вставайте же! Давайте снимем пояс!

Рывком поднялся, сильно припадая на левую ногу, хватаясь за кровать и стену, перекинул тело к решётке и привалился плечом к ней. Эрика просунула руку сквозь решётку, подняла край его арестантской робы, достала ключ и вставила остриё стрелы в отверстие плоского замка. Замок мелодично щёлкнул, магический пояс с тяжёлым стуком упал на пол.

— Вы свободны, — выдохнула она.

— Сперва я должен отсюда выйти, — пробормотал Многоликий, язык у него заплетался.

Издалека донеслись неясные звуки, похожие на гомон и хлопанье дверей — должно быть, заволновалась стража, расслышав шум в подземелье.

— Так выходите скорее! Вы же можете стать кем угодно...

— Кем угодно? Могу... но если мне не хватит сил снова стать человеком... А, ладно...

Он сделал безнадёжное движение рукой — и вдруг исчез.

В первый миг Эрика не поняла, что произошло. В изумлении отодвинулась от решётки, посмотрела вниз — и увидела на полу клетки небольшого ослепительно-белого пушистого зверя с чёрным кончиком хвоста. Горностай попытался подняться на лапы, но не сумел — плюхнулся на левый бок. Голоса и шум приблизились. Девушка без лишних раздумий вытащила зверя из-за решётки, прижала его к груди и кинулась к своему потайному ходу.

Глава пятая,

в которой Принцесса и Многоликий смущают друг друга,

обнаруживают черту, недоступную для пересечения,

и тратят на разговоры остаток ночи

Эрика едва успела захлопнуть дверь своих покоев и запереть её на задвижку, как замелькали огни, забегала и зашумела переполошившаяся стража. Принцесса зажмурилась, прислонилась спиной к двери и замерла, выравнивая дыхание. Никто не видел её ни сегодня, ни в предыдущие два вечера — в подземные коридоры она попадала прямо из башни, незаметно для стражников у входа. Никому не придёт в голову этой ночью искать у неё сбежавшего узника. Сначала они решат, что он чудесным образом сам расстегнул пояс, и будут осматривать территорию Замка, со всеми её площадками, двориками и галереями, и ближайшие окрестности. Потом заметят пропажу ключа и станут вычислять сообщника Многоликого среди королевских приближённых — но с какой стати первой они заподозрят наследницу трона? Ключ выброшен в узкую щель между каменными плитами на середине пути из подземелья, в Кедровом кабинете не осталось ни отпечатков пальцев, ни других следов — если очередь и дойдёт когда-нибудь до Принцессы, к тому времени Многоликого в Замке уже не будет.

Прикрытый плащом горностай, которого держали слишком крепко, придушенно пискнул и завозился.

— Сейчас, сейчас! — спохватилась Эрика. — Потерпи... потерпите. Сейчас я вас выпущу.

Хваля себя за то, что сегодня, как и вчера, догадалась пораньше отослать Вальду, она впотьмах проверила, во всех ли комнатах задёрнуты шторы, после чего зажгла свет в гостиной и скинула плащ. Случайные взгляды из окон — единственное, чего стоило опасаться нынче ночью. Затем осторожно опустила горностая в кресло и села рядышком на пол. Зверь тут же улёгся плашмя, неудобно выпростав раненую лапу, и уставился на неё глазами-смородинами. Взгляд был по-человечьи разумным и полным страдания. Принцесса осторожно погладила бархатные круглые уши.

— Бедный вы мой. Очень больно, да?

Горностай шевельнул носом, бока его тяжело вздымались, превращаться в человека он не спешил. Как он сказал? 'Если мне не хватит сил снова стать человеком...' Нужно попробовать с ним поговорить.

— Многоликий, вы меня понимаете? Мигните, если да.

Он медленно мигнул.

— Хорошо. Тогда давайте условимся: мигнуть один раз будет значить 'да', два раза — 'нет'. Нужно же нам как-то общаться...

Он мигнул вновь.

— Говоря, что не сможете снова стать человеком, вы имели в виду 'никогда'?

'Нет'.

— Вы должны восстановить силы для превращения?

'Да'.

— Что вам для этого потребуется? Пища?

Пауза. 'Нет'.

— Лечение?

'Нет'.

— Сон?

Пауза. 'Да'.

— Тогда я устрою вас в спальне — прислуга не заходит туда без спросу... и вообще не появится здесь до утра. Спите, сколько хотите, Многоликий. И ничего не бойтесь. Никто не догадается, что это я вас похитила.

Она его похитила — как странно!

Стараясь действовать как можно аккуратней, Эрика опять взяла горностая на руки, перенесла его на постель и уложила на бок, так, чтобы больная лапа была сверху — Силы Небесные, где же он так сильно её повредил? Напряжённый и взъерошенный, он каждую секунду ожидал боли. Девушка грустно улыбнулась:

— Приятель моей горничной — ветеринар... а я совсем ничего не смыслю в ветеринарии. Я даже перевязку вам сделать не смогу...

Многоликий дёрнул ушами. 'Оставьте меня в покое!' — так она истолковала его движение.

— Спите, спите! — проговорила Принцесса, занесла было руку, чтобы ещё раз его погладить, но не решилась. — Доброй ночи.

Погасила лампу в гостиной и ушла в ванную, а когда вернулась, горностай уже спал, спрятав в складки одеяла маленький чёрный нос. Эрика, не раздеваясь, прилегла на другой край кровати. Снизу доносились возбуждённые голоса, в прорезь между шторами то и дело пробивался свет от фонарей охраны, которая разыскивала беглеца. Вымотанная недавним волнением Принцесса испытывала доселе ей незнакомое острое блаженство — от того, что сделала всё как надо и что спасённому ею пленнику прямо сейчас ничего не грозит. 'Мама была бы очень мною довольна!' — думала она, и у неё становилось щекотно в носу. О том, сколько сил и денег тратила Королева на помощь страждущим, как донимала мужа, уговаривая его помочь очередному просителю, в Замке ходили легенды.

Пушистая шкурка зверя сияла белым в темноте, и разомлевшая Эрика, помедлив, всё же провела по ней ладонью, зарылась пальцами в густой мягкий мех, источавший слабенькие магические импульсы. Горностай вздохнул, но не проснулся. Она погладила его смелее и вспомнила вдруг, как мама перебирала её волосы перед сном и напевала песенку, всякий раз одну и ту же — ни от кого больше Принцесса этой песенки не слышала. Закрыв глаза, она тихонько пропела: