Не гадайте на ромашках. Книга 2

Подглядывая в замочную скважину, Лиза волновалась. Её толстая попа ходила по объёму двери в такт трудящегося глаза. "Это я зря на Димкины мозги рассчитывала. У мужиков похоже даже у самых умных яйца имеют больший вес нежели мозги".

— Что она делает, стукнутая, что делает? С ума сошла.

Группа мигом уловив её нервозное состояние заволновалась.

— Заваливает? Может шпору передать? — зажужжала, как растревоженный улей группа. Во, гад, последняя же, чего мучить? Лиз, давай выманим его оттуда, попробуем?

Лиза наконец-то, врубилась к чему они клонят.

— Я вам попробую, — погрозила она.— Сдали и катитесь, чего толчётесь, время убиваете.

Ребята недоумевали:

— Орать тогда зачем, сама же сказала, что валит?

— Я, сказала? — удивилась такому повороту она.

— А кто?— напирали одногрупники.

— Да чтоб у меня язык отсох... Пошли по домам, — шуганула она парней.— Сдали и ту-ту.

— Угореть от тебя можно, — ворчали недовольные ребята.— То одно, то раз и другое...

— С чего ты на ребят так накинулась, ведь сама же сказала, что "валит", — вступилась за ребят Даша.

— "Валит", да только на стол, — прошептала в самое ушко ей Лиза. Чего бы я сторожем стояла. Больно надо.

Зайдясь кашлем, Дашка извинилась.

— Карамельку проглотила. Они, что без ума совсем?

— Бугров удружил... Любовь, болезнь головы и сердца, тебе знакомо это? Болезнь ума мы уже наблюдаем, думаю, с сердцем тоже не заржавеет.

Ленка сдала через полчаса. Лизавета, шипя, утащила её в угол под жалостливые вздохи и взгляды студентов.

— Чего они от меня хотят? — не поняла такое сочувствие Ленка.

— Они думают, ты схлопотала пару. В институте не поговоришь, пошли в сквер, там открылось приличное кафе. Романтическое, можно посидеть, пообщаться. Помнишь, ты нам кое что должна.

Ни поговорить, ни пообщаться не удалось, их достали и там.

— Эй, девчонки, в студенческий лагерь не хотите? Заезд сегодня. Река, песочек. Уговорил? — прилепился к ним товарищ из студкомитета.

— Давайте на недельку махнём? — загорелась идеей Даша.

— Не могу, я пас, — предупредила Лиза.— У меня дежурство.

— Откажись.

— Деньги срочно нужны. На пятом курсе буду жить в своей квартире.

— С чего бы это, — вытянулись лица у девчат, — темнишь Лизавета?

— Махнём, Дашка вдвоём, у меня пляжное настроение, пусть Лизка вредничает.

— Тогда вперёд, разговоры и секреты отложим до возвращения. Лизавета, не скучай.

Заскочив в общежитие и побросав вещи, Дарья помчала на автобусную остановку, где её должна была ждать Леночка.

Месяц был жарким. Стояла невероятная спека, и девчонки не знали, что с ней делать, как в ней дальше жить. Не помогал даже вентилятор. Опять же, так хочется пить. Замучивались варить компот т наливать в графин воду. Тут же такое предложение. И езды-то всего час на автобусе. А какая прелесть, сидя на тёплом песочке, молотить ногами по воде. Валяться на мели, радуясь каникулам и солнышку. Глубже Дашка без Романа лезть побоялась, но такая мелочь не испортила настроения. Вообще-то она купаться в болотах не любитель, но тут широкая река, вода движется все опасения по поводу кишечных палочек безосновательны. Это Ромка ей ещё на их реке объяснил. Мол, река живёт, течёт, и всё плохое уносит. Бугрову не верить нельзя. Весь день проводили на пляже. Дружно отбивались от парней, желающих составить компанию и купались. Они почти не вылезали из воды. По очереди бегали за мороженым и холодной газированной водой. "А ходить босыми ногами по траве, это точно полёт в детство", — закрывала глаза от удовольствия она. Но противный звонок мобильного, вернул Дашку из грёз на грязный песок. Она на карачках доползла до трубки спрятанной от солнечных лучей под майкой: — Алло!

— Где Алёнка? — гудел в трубку Димка. — Раскалил телефон звонками, сейчас взорвётся. Найти её не могу.

Дашка посмотрела на счастливо плескающуюся невдалеке Лену, чтоб убедиться, что с той всё в порядке и взялась опять за трубку.

— Не волнуйтесь, Дмитрий Михайлович, мы в студенческом лагере, минуточку, я посмотрю, что там с её мобильным. Алло, вы меня слышите? Она отключила его. Мы отдыхаем, купаемся. Собственно спонтанно всё получилось.

— Спонтанно у них... А у меня чуть шарики за ролики не зашли. Она плавать не умеет,— То грозно, то неуверенно тянул Димка.

А Дарья не подумавши:

— Я тоже.

— Ты меня успокоила. Не лезьте глубоко. Там спасатель есть?— покашлял в телефон Димка.

— Есть. Он далеко. На вышке.

— Кошмар. Как тебя Роман отпустил?

— Он не знает, в патруле сегодня.

— Включи её телефон и передай барышне, что дома по ней страдает ремень. Я чуть с ума не сдвинулся. Николай Николаевич приезжает, командировки срок сократился, чего-то там отменили. В аэропорту я его встречу. А ей, как любящей дочери, не грех и пирожок слепить.

— Всё передам, мобилку включу, не переживайте вы так. Не утонем мы.

— Ну спасибо утешила.

Мобильная связь и хорошо это, и плохо. Хорошо, отовсюду можно достать нужного позарез тебе человека. Плохо, когда достают тебя. Не успели залезть в воду, беги, отвечай.

— Лен, тебе звонок, если это Лиза надумала присоединиться к нам, разочаруй её. Мы вечером уже будем дома. Кто не успел, тот опоздал.

Но побелевшая Лена, не отнимая телефона от уха настойчиво махала Даше рукой.

— Выходи скорее.

— С профессором беда, с Димкой? — гадала Даша.

— Дашутка, с Ромкой.

Вот такого она не ждала не гадала. Считала Бугрова заговорённым и вечным. Дашка прижав кулачки к груди беспомощно лопотала:

— Не может быть, у него же сегодня последний патруль. Мы и сумки собрали. Что?

Лена встряхнув её проговорила каждое слово отдельно, чтоб дошло, чтоб поняла.

— В патруле, на вокзале. Заложники. Стреляли. Состояние тяжёлое, он в госпитале. Лиза звонила. Дима уже там.

— Кто же поехал за профессором в аэропорт? — плохо понимала происходящее Даша.

— Кого-то другого послали и тоже привезут в госпиталь. Там он какую-то аппаратуру везёт. Но это сейчас неважно. Нам надо ехать. Возьми себя в руки.

— Плохо соображаю, — пожаловалась растерявшаяся Даша. — Наверное, надо собираться и бежать на автобусную остановку.

— Поторопимся.

"Ничего не помню. Ни как бросали вещи в сумки, ни как бежали за автобусом, — тёрла она виски, болтаясь в нём.— Только быстрее бы уж, что ж он так медленно тащится". А вокруг варилась жизнь, пустая, бессмысленная. В ней надо было участвовать. Автобус вставал на остановках, высаживал пассажиров. Брал новых. Люди передавали деньги на билет. ""Тяжёлое ранение..." — стучало в висках.— Господи, за что? Я не могу его потерять. Пожалей меня, помоги Роману. Сохрани ему жизнь". По мере того, как до неё доходило случившееся, Дашку сковывал страх. Обречённость, запустив свои клешни, брала в свой мерзкий плен.

В приёмном покое госпиталя, куда они пригнали с безумным видом, было необычно людно. Сегодня здесь преобладали люди в военной и милицейской форме.

— Сдают кровь, много надо, — подлетела к ним Лиза. Как вы долго добирались. Ленка, твой отец тоже в операционной. Оперируют уже пять часов. Врачей, ой, мамочка... С институтов, больниц, профессор всех стоящих учеников своих вызвал. Не сверлите меня глазами, если идёт операция, значит жив.

— Пока? — ватные ноги не выдержали, и Дашка шлёпнулась на сумку.

— А что ты хотела? Стреляли в упор. Вся грудь, как решето.

Лена дёрнула её за рукав. Мол, с ней бесполезно сейчас говорить.

— Когда? — не разжимая губ, простонала Даша.

Они вошли в длинный светлый коридор, стараясь ступать бесшумно и осторожно. Лиза посматривая на Лену, мол, молчать тоже нельзя, спрашивает же, принялась объяснять:

— Я дежурство сдавала. Вдруг крики. Привезли раненного курсанта. Меня сорвало, прям,— Ромка! Прибегаю. Точно он. На носилках, белый, как мертвец, кровищи. Эй, подруга, ты чего? — кинулась она к потерявшей сознание Даше, после такого её красноречивого рассказа.

— Я ж тебя просила,— укорила ей Лена, бросившаяся к Даше.

Лупя Дашку безжалостно по щекам, Лиза ругалась:

— Очнись, медик твою мать...

— Лиза, осторожнее с ней, — молила подругу Лена.

— Слава Богу, пришла в себя, — перевела она дух, глянув в безумные Дашкины глаза.— У старшей сестры его вещи и документы, разберись.

Побрела по коридорам, кому-то кивала, с кем-то говорила... Сестра открыла каптёрку, показывая на кучу окровавленного тряпья.

— Разбирайся. Выбросить хотела, но Лиза не дала.

Прижав окровавленные дырявые тряпки, бывшие Ромкиным камуфляжем, к груди, Даша зарыдала. Слёзы, прорвавшись, растекались солёным потоком, оставляя привкус горечи на губах. Они ещё хранили запах его тела, даже сквозь жуть крови. "Боже, он стирал его буквально три дня назад", — взвыла она.

На её руках кровоточила реальность беды, а не её ощущение, что вело из студлагеря в госпиталь. "Помоги, спаси", — упала она на колени, прося только ей видимую Богородицу.

Самое страшное -это ждать. Умирая от страха и грея надежду ждали.

Из операционной появился усталый Димка. Девчонки метнулись к нему. Взгляд его был строг и даже суров. На их лицах вопрос и волнение. Димка несколько минут не сходил с места, стоял с опущенной головой, лихорадочно что-то соображая. Лена подёргала за рукав. Заговорил:

— Пока живой, оперируют, больше добавить нечего, — сухо бросил он, подбежавшим девчонкам. Алёнка, вот тебе ключи от моей машины, деньги, слетайте с Лизой в супермаркет. Купите побольше еды, надо накормить уставших, голодных мужиков,— махнул он на операционную. Не забудьте взять хорошего коньяка.

— А мы успеем?

— С лихвой. Конца пока не видно. Хирурги у вас, Лиза, в госпитале, боги. Работают, залюбуешься. Где Дарья?

— Воет в палате. Успокоить невозможно.

— Вколите ей, что у вас там для таких случаев есть, пусть поспит.

— Дима, — обняла его Лена, прижимаясь без стеснения к его груди.— Я люблю тебя.

— Ну, ну,— приголубил он расстроенную Ленку. — Бегите девчонки. Осторожно на дорогах. Хватит нам бед.

Дашка проспала всё. Возвращение Лизы с Леной и подготовку позднего ужина. И хорошо, что проспала, иначе вся эта проза жизни с едой добила бы её. Ей сейчас не понять, что жизнь для всех продолжается, кроме неё.

Забегали реаниматоры, готовя аппаратуру.

— Значит, скоро конец, и Ромка жив,— обрадовалась Лена. — Пусть Дашуня спит, а проснётся, всё будет уже известно.

— Ленка, не хватай ворон, режь хлеб, врачи идут.

— Лиза, их действительно много, а вдруг еды не хватит?

— Дома доедят. Пойду, спрошу, чем дело кончилось. — Двинула наперерез хирургам Лиза. — Чем порадуете нас несчастных. Хоть пару слов, Дмитрий Михайлович?

Димка отстал от коллег и обняв Лизу за плечи отвёл к окну.

— Люди сделали всё, что могли, остальное в руках Божьих. Пока жив. Лиза, повторяю, пока.

— Так плохо?— обомлела она.

Он вздохнув сказал честно:

— Хуже не бывает. Почти безнадёжно. Но мы будем надеяться. Понятно?

— Конечно, — кивнули девчонки, захлёбываясь слезами. — У главного стол накрыли, перекусите.

Найдя отца, Лена всхлипнула на его груди.

— Папка, родненький, тяжёлый день. Я тебя очень люблю, мы бестолковые забываем близким говорить об этом. Думаем, всё вечно, а мир стекло. Один миг — и осколки. Страшно.

"Какой страшный сон, — мучилась Даша. — Скорее бы проснуться. О, нет, это не сон, — застонала она, садясь на кровати. — Ромаша ранен, и его оперируют. Девчонки вкололи дряни какой-то. Надо идти в операционную".

Откинув простыню, сползла с кровати. Шатаясь вышла в коридор. Тишина.

— Дарья, ты куда? — вовремя выловив, развернула её, присматривающая за подругой Лиза.— Он в реанимации.

Не без помощи Лизы нашла палату. На бескровном лице застыла обида. Почему я? За что? В палате люди— профессор, Лена. Чумная голова отказывалась включаться в действительность. Белее простыней голое, опутанное проводами и присосками, тело Бугрова. Распростёртое, на специальном столе в окружение катающейся аппаратуры и множества мигающих приборов оно выглядело неживым. К нему страшно было даже приближаться. Всё опять поплыло, и пол ушёл у Дашки из-под ног.

— Даша, Даша..., очнись, — хлопотала над ней Лена. Её знобило.

— Порядок, — заплетающимся языком попробовала шевелить она. — Что его ждёт, Николай Николаевич?— Он медлил. Глухим не притворялся. Просто решал что говорить. Хотя какой толк: всё равно ничего не изменить. Она взмолилась:— Я знаю, что вопреки истины не всегда правда лучше лжи. Но мне можно её знать, мне нужно её знать...

Профессор поправив очки, попробовал начать издалека.

— Ты будущий врач, так и быть я скажу правду. Очень тяжёлый случай. Задето много органов, позвоночник. Мне трудно об этом говорить, надежды практически нет. Но... в моей практики случались чудеса. Человек, приговорённый медиками к смерти, доживал, вопреки всем наукам, до старости. Будем, детки, верить в его звезду и крепкий, молодой организм. А ещё в Ангела Хранителя, который вымолит ему жизнь у Всевышнего и в твоё чувство к Роману.

— На тебя, Дашенька, что вырвешь ты его из рук соперницы своей грозной, Смерти, — обнял её, подошедший тихо Димка.

— Я поборюсь, — закусила, чтоб не завыть, губу Даша.

— Помощницу хорошую привёз, — подвёл профессор её к аппаратуре.— Для своего института вёз, но отдал пока сюда, чтоб Роману помочь.

— Спасибо.

— Лишь бы на небесах все договорились, девочка. Здесь, с ним, остаются специалисты, а мы давайте людей проводим.

Полночь, а в отделении стоял кавардак. Расходились хирурги и вызванные профессором консультанты. Каждый желал заглянуть в реанимацию, полюбоваться на шитого, перешитого пациента. Сколько было вложено в его спасения человеческих сил, мастерства и везения. Усталость брала своё, люди разъезжались, коридоры пустели, зловещая тишина вползла змеёй в отделение. Димка с большим трудом уволок упирающуюся, желающую остаться с Лизой и Дашей Ленку. Упрямство подруги сломила Лиза, посоветовавшая ей отправится домой и приготовить утром вкусненького для них с Дашкой. Кое-как уболтав Ленку, впихнули в салон, и Димкина машина, помигав на прощание, испарилась в ночи.

— Пойдём в палату, Дашутка, — потянула подругу Лиза.— Не самые лучшие в этом году нас каникулы ожидают. Но мы справимся.

— Я жить без него не смогу. У нас будет один конец. Я уйду с ним и за ним. Вместе. За руку. Мне всегда нравилось когда он вёл меня за руку. Я сама сделаю свой выбор. И почему судьба выбрала именно его— такого молодого и красивого, созданного для жизни и любви. Какой смысл? Никакого. Не честно, не честно, не честно. Это во всём виновата я. Чего тянули, бестолковые, надо было хватать, обеими руками счастье и держать, держать. А мы... И вот теперь, когда наконец-то созрели до того, чтобы оставить своё упорство, оказалось поздно, слишком поздно. Нет, скажи, почему судьба— скотина так жестока, запутала, запорошила дорожки, но чётко вывела наш один конец...

От этой мысли стало легче.