Низвергнут или окрылён

Смотреть вверх было бесполезно, но девушка всё равно задрала голову.

— Ну-с, пускать намерены? — вроде и негромко сказал Мастер, но его голос взвился вверх, ввинчиваясь в уши каждого из присутствующих на стене. Испуганная дрожанием Силы, Гонта всхрапнула и попятилась, но Мастер почти неразличимым движением заставил её стоять смирно.

Ответа пришлось дожидаться.

— Кого в это день привела дорога? — в конце концов, послышалось сверху искажённое ветром.

— Гостей из-за стен! — Мастер неприятно ухмыльнулся, показывая тёмные щербины между зубами.

Опал против воли вздрогнула. Формально, лорд мог попросить — не потребовать, а именно вежливо попросить, — показать удостоверяющую бумагу, но просить о чем-то неясно кого... Как велика власть Лейда на своей земле и как много может ему позволить гордость, когда спину сверлят десяток пар глаз, только и ждущих любого неверного шага?

— Вы не против предоставить подтверждение вашим словам? — после паузы донеслось до них, едва не унесённое порывом ветра. Впрочем, Мастер услышал, ещё одна гадкая улыбка искривила обветренные губы, стянув перчатку он будто невзначай потрепал Гонту меж ушами.

Чужая Сила обдала кожу жаром, но Опал только твёрже вцепилась в стремя — ей показалось, что она ухватила её за хвост, мельком увидела нечто — переливы мрачной зелени, неясные болотные огни...

На стене кто-то вскрикнул тонким мальчишеским голосом, кто-то выругался. Гонта заржала и прижала уши, а меж ними появились небольшие шишечки, быстро увеличивающиеся и удлиняющиеся вверх и назад. Ругань возобновилась, частью сменившись молитвами, призванными уберечь от колдовства.

Опал перехватила взгляд Змея и кивнула: воссоздание отражений. Это вполне укладывалась в теорию первого ученика, хоть и с небольшими допущениями.

— Такое доказательство вам сойдёт? — поинтересовался Мастер нейтрально.

Стены промолчали, но через несколько минут путники услышали возню за воротами. Полностью отворять, конечно, не стали, снег-то хоть и счищали, но он ведь ждать не будет, снова упадёт. Стражники совместными усилиями в восемь рук приоткрыли одну створку, для всадника с избытком хватило. Мастер безропотно направил Гонту в проём, по-прежнему скованная троица поплелась следом, сохраняя подобие порядка.

К этому времени дыхание перестало разрывать лёгкие, сердце почти успокоилось и Опал начала замерзать. В пользу скорости последние часы ученики бежали налегке, без плащей и поклажи, но стоило остановиться, как короткие куртки перестали казаться достаточно тёплыми. Укутанные стражники косились то на мокрые волосы и голые руки учеников, то на рогатую лошадь, толпились в пределах очищенного от снега пятачка, явно мечтая хоть через сугробы, но отойти подальше.

Мастер спешился только когда со стены спустился сам лорд, хозяин замка в окружении стражников с факелами. Дорогой меховой плащ, золотая пряжка, перевязь с коротким клинком, вряд ли боевым, слишком изукрашена рукоять. Статное бородатое лицо, красное от мороза.

— Добро пожаловать в Соляной Грот. Могу я узнать ваше имя?

Опал замерла. Лорд говорил не слишком быстро и вполне различимо, вот только сам вопрос...

— Мастер, — не оборачиваясь, ответил тот. — Мы не называем своих имён.

Опал не была бы столь категорична. Люди не умеют заклинать имён, а полуденники нередко бывает, нарушают старое правило. Мастер мог бы проявить вежливость, но не стал. Дурное настроение или он и впрямь боится что лорд спутался с ночными?

Ученики до момента защиты первого Права, то есть фактического совершеннолетия защищены бронёй временных прозвищ и фактически не имеют права носить собственные имена, даже если таковые имеются. Людям, даже рождённым и выросшим в Городе, это кажется... странным. Здесь Мастер мог бы странности не выпячивать.

Но не стал.

Из одной из перемётных сум, Мастер Герату извлёк свёрнутый в трубочку и перевязанный лист, картинно надорвал нить, демонстрируя Лейду печать:

— Узнаёте?

Тот вгляделся в трепещущую на ветру бумагу, вычитывая в рядах ровных каллиграфических строк собственные слова и собственную же гербовую печать.

— Благодарю. Аарон Лейд, лорд Соляного Грота, — хозяин замка лишь наметил изящный поклон, как бы подчеркивая невзначай, что он, в отличие от некоторых, не чурается этикета. Мастер согласно хмыкнул, оценив подход.

— Просьба ближайших соседей достигла Города. Мы согласны помочь в вашей... — он пробежался глазами по дозорной стене, которую по-хорошему стоило бы отремонтировать грядущим летом. — В вашей проблеме. Если вы, в свою очередь, предоставите нам необходимое.

— Думаю, нам стоит войти внутрь. В тепле намного лучше обговаривать детали... — граф осёкся на полуслове когда заметил, что троица оборванцев преспокойно сняла веревки с рук и принялись сматывать их в аккуратные кольца. — ...дела. Это ваши рабы?

Мастер громко расхохотался, запрокинув к небу голову. Лорд недоуменно перевёл взгляд на него, не понимая как на это стоит реагировать. К счастью, полуденник оборвал смех столь же неожиданно.

— Увы, нет. Это мои ученики. С вашего дозволения они с радостью займут места среди слуг. А вот дела взрослых не терпят отлагательств.

Альмандин ловко перехватил брошенные поводья и с беспокойством посмотрел в удаляющиеся спины. Мастер шагал широко и ровно, лорд хоть и переросший его более чем на голову заметно мельчил следом, придерживая полы плаща.

Ворота сомкнулись с громким лязгом, отрезая от них опасность подступающей ночи.

К сожалению это не означает, что они не заперты в компании других — не меньших — опасностей.

2

Спины уходящих ещё не успели скрыться за дверьми, а к Альмандину уже подбежал дрожащий служка — принять лошадь. Глаза молодого парня, на которые то и дело наезжала нелепая бурая шапчонка, по форме больше напоминали чайные блюдца — он таращился на троих учеников, которых их Мастер вот так запросто бросил посреди двора, с плохо скрываемой опаской вперемешку с неудержимым любопытством.

— Я отведу лошадь... — нерешительно заикнулся, протягивая ручонку к поводу

— Нет, — твердо, стараясь чётко проговаривать все согласные, отрезал Альмандин, сдерживая окончательно ошалевшую от происходящего Гонту. — Мы должны сами позаботиться о лошади Мастера. Отведи нас на конюшню. — Обычно ему проще всех давались языки чужих стран, но не теперь, когда саднящее горло сводит на нет усилия выговорить без запинок заранее заготовленную фразу. Это злило и раздражало: он не привык хоть в чем-то не успевать. Если делать — то делать как можно лучше.

Совершенней.

Лицо служки стало совсем несчастным: не иначе представил, что скажет ему главный конюх, если гость сам приведёт лошадь на конюшню, а хуже того, примется её обхаживать. А, ничего не скажет, пожалуй: сразу за вожжи возьмётся.

— Дак не положено... — попытался объяснить гостям паренёк. Но Альмандин скривил такое лицо, что он почёл за лучшее подчиниться. Молча.

Конюшни располагались в другой стороне от ворот, рядом со скотным двором, скрытые правым флигелем, дабы возня слуг не отвлекала хозяйский взор. Альмандин со знанием дела оценил тёплые денники и, отмахнувшись от конюшего, принялся медленным шагом водить животное вокруг. Служка спрятался за угол и внимательно наблюдал, как старикан-конюший ругался на это дело, брызжа слюной и топая ногами, однако, ничего путнего не добился. Поняв, что зря сотрясает воздух, смачно харкнув на прощание, скрылся во флигеле, где зимняя кухня, тепло и распалённые печным жаром подавальщицы нальют бражки.

Там много места и ещё больше слуг, легко спрятаться, а потом перевалить вину на другого. Так все делали, а молодому служке не хотелось снова нарваться на порку.

К тому времени как мальчишка договорился с совестью и сбежал, лошадь уже достаточно остыла, и Альмандин повёл её внутрь конюшни.

Опал и Змей подготовили денник: досыпали опилок, кинули в ясли ячменя из общего мешка. Девушка поёжилась от холода, потёрла плечи ладонями — бесполезно, мокрая рубашка студила кожу, заставляя желать избавиться от неё вовсе и будь что будет. Вдобавок, даже в морозном воздухе ощущался отчётливый запах пота: со времён бани на заставе случая отмыться им не представилось.

Муторное это занятие — ноги переставлять. Но поначалу было даже интересно: и по сторонам глядела, впитывая яркие образы зимы, и даже успевала о чем-то там думать. Постепенно дыхание отнимало всё больше и больше внимания, оно то и дело сбивалось, возникало желание уберечь горящие лёгкие от очередного глотка морозного воздуха хоть на миг дольше. Ничего кроме боли и мутных точек перед глазами такая тактика не принесла. После... после уже ничего не осталось, вдох-выдох на счёт, да боль в свинцовых ногах. Однообразный бег действовал отупляюще, медленно и верно вытягивал все силы из тела, оставляя немногое. Боль. Усталость.

Особенно усталость.

Тяжёлая ладонь легла на плечо. Девушка испуганно дёрнулась, и обернулась, едва не свернув себе шею.

— Ты в порядке? — Змей пристально смотрел сверху вниз. В стремительно сгущающейся темноте, в его глазах едва заметно мерцали зелёные и золотые искры. Почти всю дорогу Змей отмалчивался погружённый в себя будто в лесное озеро. Опал не могла предсказать каким он вынырнет из этих сумрачных вод.

Прежде, будь воля Змея, он бы попытался свернуть Мастеру шею в тот же час как тот заставил их нестись раздетыми и привязанными. Прежде Змей жить не мог, если не имел врага, и потому, отчаянный и злой, он находил их во множестве везде, куда ни ступала только его нога.

Пока одна ночь и одна могила не примирила его с реальностью.

— Да, — Опал благодарно кивнула, осторожно отстранив чужую ладонь от своего плеча. Один дубовый лист способен перечеркнуть пять лет крепкой, почти искренней, если закрыть глаза на тени, дружбы. Один дубовый лист и из недр памяти всплывают раздутые трупы отголосков прежней жизни, такой далёкой, подёрнутой дымкой усталого забвения: не смотреть в глаза, не касаться, не говорить, не шевелиться...

Три пункта из четырёх сейчас она исполняла даже с удовольствием. Странно меняется жизнь: раньше эти правила казались ей до дрожи в пальцах жестокими. Теперь — всего лишь памятной и порой удобной необходимостью.

Змей послушно убрал руку и поспешил помочь Альмандину. Они оба были старше и с самого начала заботились о ней, более маленькой и слабой, хотя в исполнении Альмандина забота порой приобретала странные, а то и гротескные черты. Она всегда будет слабее, такова природа, таковы резервы её тела. Больше всего ей хотелось бы сейчас свернуться клубком в мягком снежном сугробе и закрыть глаза. Уснуть. Наконец-то не пытаться заставить себя двигаться, а просто отдохнуть...

Но, конечно, она даже права на подобные мысли не имеет.

— С дороги! — недовольно буркнул Альмандин.

Она поспешно отступила, пропуская Гонту в денник. Приходилось старательно передвигать непослушные ноги, и следить как бы ботинки, намокшие, камнями повисшие на ступнях, не зацепились носком или бесполезным, только мешавшимся всю дорогу, каблуком за порожек или торчащую доску. Грациозно растянись она на пороге и Змей, чего доброго, решит что Мастер зря не оставил её на заставе.

Забота должна иметь границы. Она ведь не беспомощна. И не больна. Ученики поддерживают друг друга, но... Опал не могла отделаться от мысли об искренности Змеевых порывов. Прежде она принимала всё безоглядно. Вероятно, это была ошибка. Которую нельзя повторять.

— Чем я могу помочь? — заглянула в денник, где друзья с обеих сторон чистили щётками Гонту. Альмандин кивнул на ведро в углу:

— Нагрей.

Опал кое-как проковыляла до угла, придерживаясь рукой за стену и подволакивая ноги. Опустила руку в воду, и насквозь промёрзшим пальцам та показалась обжигающей. Как бы не перегреть — слишком тёплую давать Гонте нельзя, но и студёную тоже. Ладно, попробуем...

Легкий спазм сжал грудь, как всегда, когда Опал обращалась к своей Силе. Несколько секунд и можно выдохнуть: дело сделано. Негнущимися пальцами Опал подхватила ведро за ручку и подтащила к лошадиной голове.

— Пей, — ласково погладила Гонту по храпу. Дождалась, пока та склонится и потянулась к рогам, несильно дернула, на что лошадь недовольно всхрапнула и мотнула головой. Свежеотрощенные украшения оказались твёрдыми, хотя вид, честно признаться, имели отвратный. И цвет тоже, желтовато-зелёный, как гной в ране. Мерзко. — Как думаешь, как он это сделал?

Альмандин пожал плечами. Лоб его снова блестел от пота, руки дрожали и всякие глупости интересовали второго ученика в последнюю очередь. А вот собственное здоровье заботило его не на шутку: полуденники болеют нечасто, но всегда долго и тяжело. Как взрослый, нежданно-негаданно подхвативший детскую хворь.

— Плевать, сделал и сделал, — махнул рукой. Потом всё же присмотрелся к рогам пристальней: — Вообще на приращение похоже.

Опал снова потрогала наросты: тёплые. Нет, это не воссоздание, с выводами она поспешила.

— Нет, они часть организма. Гонта чувствует, если я надавливаю, видите? Похоже, он вырастил их из частиц её собственных костей.

— А это возможно? — Змей шумно выдохнул, с усилием проводя щёткой по шерсти. Его большие руки утратили ловкость, ниже подкатанных рукавов можно было заметить, как слегка подёргивались перетруженные мышцы. Но на аккуратности это совершенно не сказалось. — Я о таком не слышал... Клятый Мастер! И почему они цвета такого странного?

— Не ругайся, — одёрнул Альмандин. Разница в возрасте, густо замешанная на клановой гордости, иногда пробивалась у него сквозь все барьеры в виде покровительственного снисхождения. — Опал, расчеши гриву, ладно? Если быстрее закончим, может, выгадаем несколько минут — хоть снегом оботрёмся.

— Я могу его растопить, — робко вставила девушка. — Если попросим ведро...

— Нет, ты вымоталась. Если Мастер устроит ещё один бой, тебе не хватит сил.

Змей зарычал.

— Ну да, самое время! Кажется, я упаду даже не успев сообразить, где взять оружие. Какого надо было заставлять нас мчаться во весь опор, а?

Вопрос так и остался без ответа, которого, собственно, не требовал.

Согласно здравому смыслу, Мастеру незачем гонять учеников посреди темноты в первый же вечер по прибытии в замок. С другой стороны, Мастер заранее намекал на всевозможные... неожиданности.

Опал потрогала занывшее от тепла плечо: пару раз, пока еще не приспособилась к темпу бега, верёвка излишне сильно дёрнулась и ей показалось будто сустав хрустнул слишком громко. В этом испытании ей повезло меньше собратьев по несчастью: тех выручали длинные сильные ноги. Ей же, невысокой, пришлось частить: два её шага, как один Змеев, оттого устала быстрее.

Беседа увяла сама собой. В молчании ученики сообща очистили шкуру, расчесали, вдоволь досыпали в кормушку еды, чтобы хватило до утра, достелили на пол хрусткой соломы и разобрали вещи. Тянуть дальше не имело смысла, среди ночи блуждать по чужому дому не самая удачная мысль.

— Всё, — Змей довольно повертел шеей, замахал руками, разминая плечи. Затем взвалил на них переметные сумы и их вещмешки вперемешку — спасибо хоть Мастер не заставил бежать с ними, а милостиво навьючил на Гонту. — Пойдёмте во флигель. Мастер наверняка уже отдал распоряжения. Или лорд, или кто там этим занимается...