— У них половины инстинктов нет, — постарался честно и точно пояснить доктор. — Не пытаются интриговать, практически не врут. Да значит да, нет значит нет.

— А чего так? — Алла подперла кулачками щеки.

— Ну, человечество же развивалось, — сказал доктор, чувствуя себя опытным и мудрым. — Эволюция там, то-се. А эти готовые. Рефлексы тела на месте, а вот воспитание... Не жили они в пещерах при палеолите, нет у них необходимости кормильца переманивать, друг дружке шпильки в туфли пихать.

— Так вам, получается, этого вот не хватало? — Зеленые глаза распахнулись шире обычного.

— Мой же случай не показатель, — пожал плечами мужчина.

— Ну ничего, разъясним эту сову... А мужского пола они существуют?

Доктор вспомнил Юрия Петровича Зацаренного, дожидающегося операции в Международном Гавайском Госпитале, и сказал:

— Пока нет.

— Пока? А потом?

— А потом конец, — сказал доктор. — На Земле останутся идеальные люди из нанопыли, остальные вымрут. И будут потом историки гадать, существовал хомо сапиенс сапиенс или это легенда такая. Вроде орков с эльфами.

Алла поднялась:

— Да ну нафиг! Пошли тоже на палубу. Танцевать я и без начальников могу.

— И то дело, — с облегчением поднялся доктор. — Нафиг этот гнилой базар.

* * *

Базар-вокзал в гостинице затих лишь к позднему вечеру. И тогда, наконец, Балалайка решилась оставить своих беспокойных подопечных. Выгрузка и размещение полусотни творческих личностей, разогретых концертом на подходе, дались ей нисколько не проще, чем тому же доктору — погрузка их на “Такао” во Владивостоке.

Но все кончается, кончились и хлопоты. Решив, что для поправки настроения следует прибить несколько нервных клеток с подобающей закуской — и, желательно, в тишине — женщина направилась к фонарям рынка. Рынок врач же и посоветовал, сказав, что привычную еду можно найти только там. А торговля идет и после заката, как в большинстве реально жарких стран.

Эскулап не соврал: и рынок работал. И квашеная капуста, столь хорошо сочетающаяся с заветной фляжкой, на базаре имелась. Но вот цена!

Балалайка перевела взгляд к соседнему прилавку:

— Да у вас тут черная икра дешевле!

Две немолодые тетушки в белых косынках и длинных закрытых одеждах, приценивающиеся к икре, завздыхали наперебой:

— Да что там дорого!

— Сын приехал, угостили бы.

— А пост. Нельзя.

— Так что, холодильника нет? — густым басом удивился иеромонах, тоже выбравшийся на берег по случаю спавшей жары.

— Да есть, так уходит завтра сын в море.

— Ну, на войне и в пути допускается не соблюдать пост, — иеромонах пожал плечами.

— А если он кабелеукладчик? Это же не война и не путешествие. Обычная работа. — Уперлась одна из тетушек. Иеромонах испустил двухметровой длины вздох. Размашисто перекрестил прилавок с черной икрой:

— Нарекаю тебя ежевикой! Все, покупайте. И не смущайте господа пустым начетничеством.

— Батюшка, благодетель наш, благослови! — обе тетки повалились в ноги. Балалайка, не зная, плакать или смеяться, вернулась к своей капусте и сказала загорелому продавцу на разухабистом “моряцком” английском, с явной угрозой:

— Вы видите то, что вижу я? Триста граммов капусты стоят четыреста рублей?

— Именно так, — подтвердила Рицко, изучив ценник.

— Вы не подумайте, — сказала Балалайка, возгоняя в себе злость, — что я плохо вижу, или выжила из ума. Просто есть эмоциональные переживания, через которые сложно пройти в одиночку...

И тут сообразила, кто стоит рядом, под тусклым желтым фонарем:

— Рицко!!!

— Капитан!!! Ай, не обнимай так, задушишь, bogatyrka, даттебайо!

— А ты постарела, подруга. Извини, если обидела.

— Все говорят... Что поделать, моложе мы не становимся. Давай присядем там вон, под навесом. Выпьем... Чего тут есть?

— Слушай, но мы же лет пять не виделись! Не молоко же пить по такому случаю.

— Жара спала — можно и vodka.

— Слушай, и правда пять лет, от самого Перекрестка, будь он проклят! Как там у вас? Как Синдзи, Аска, Рей?

— Рей умница. А Синдзи, козлина, чуть не разругался с Аской напрочь.

— Да ты что?! Так, давай. За ветеранов забытой войны.

— Правда. Пять лет, и все уже заняты другим. Кампай!

— Твое здоровье! Вот кальмаром закуси, тут все свежайшее. Так что там с Аской?

— Ну, она чуть не ушла к писателю. Кореец какой-то.

— Вот это новости! Надо еще раз выпить. И чего?

— Кампай! Ну там Хелик с Ненажным подсуетились, и тот кореец вовремя увлекся Алиской из океанографического универа в Саппоро. Ну, на Хоккайдо. Ниче такая пацанка, Мисато в шоке...

— Хренассе!

— А то. Знай наших.

— Ваших — знаю. А дальше чего?

— А дальше тот кореец вообще в армию вербанулся, а там во Владимирске стряслась такая хрень, до которой не допустили даже нас... И с концами. Короче, помирились Аска и Синдзи... Теперь ты вот это пробуй.

— Блин, а нормально. С виду так не скажешь... Так. Третий тост молча...

— ...

— ...Так зачем ты тут, Рицко? Тоже записываться в герои вчерашних дней?

— Хорошо сказано.

— Еще по чуть-чуть за великую русскую литературу?

— Но я...

— Не переживай, меня еще хватит довести тебя до постели. Во всех смыслах.

— О, юри-юри? Мы с тобой... Как это? “Юрийная парочка из Лунного Дурдома”?

— Ладно мои отморозки, но ты-то! Рицко Акаги смотрит “Вирреальность”? Зовите репортеров!

— А чего, нельзя? Я разгадала тайну ангельских мозгов, и спалила на этом собственные. У меня и справка есть, если что! Могу смотреть, что хочу. После того, как я забыла приехать на вручение Нобелевки...

— Чего, правда забыла?

— Ага. Ну, понимаешь, пошли результаты, и сразу такая удача. Все ясно так разложилось. Дай, думаю, запишу вывод, всего-то пару строк. Ну и забыла. Ведь может красивая женщина один раз опоздать в театр! А они, suki pozornye, обиделись как неродные! Прислали письмо, что хоть я такая вся крутая, это еще не дает мне право...

— И присели на толчки в ужасе, ожидая когда Мисато со взводом “Эхо” Стокгольм ровнять явится... А, кстати, Мисато?

— Помолчу, чтобы не сглазить.

— Значит, и правда, хорошо... Так ты лечиться или лечить?

— Я в очереди на вторую операцию. И буду проводить первую. Есть определенное сходство ядра туманника, ядра ангела и человеческого мозга. Вот меня и позвали, как специалиста. В оплату — понятно, что.

— И станешь ты равна богам... А Ларри как на это?

— Мы давно расстались. Нормально, без швыряния тапками. Мы просто разошлись. Постепенно, как в море корабли. Я замужем за своей работой. А он женат на своей дивизии.

— Жаль, но чего уж теперь. Давай, чтобы операция прошла хорошо.

— Кампай! Ты, кстати, тоже устало выглядишь. Хотя кожа у тебя получше. Как твои? Как Реви, что у нее с Окадзимой? Детей нет?

— Перебрались на Мальдивы. Аквапарк у них, морские перевозки. Видимся теперь нечасто.

— А ты не переехала?

— А зачем? Я живу на берегу и каждый день могу погружаться в прозрачные воды южных морей. Голову прочищает превосходно. Да и кожа на лице — после ожога хуже уже не будет.

— Но сейчас ты все-таки выглядишь озабоченной. Очередной кризис на... На работе?

— Ага. Помнишь Пенсаколу?

— Толковая девочка.

— Она все-таки послала нас к херам.

— Вас... “Отель”?

— Если бы. Человечество. Она ушла в море.

— Но у нее нет нанопыли, чтобы создать себе корабль. Будет красть? И потом, диких Туманников скоро не останется совсем.

— Нет. Она хочет создать Глубинных. Точно по манге. Собирать ядра потопленных туманников. Дважды утонувших, так сказать. Обиженных людьми.

— Но ваши же вроде бы нормально к туманникам?

— Нормально — это нормально. Не плохо. Но и не сильно лучше, чем к своим. Ай, ладно, расскажу. Один хрен, за то, что упустила Пенсаколу, мне уже от своих vyshak lomitsa... Короче, она поехала к своему парню.

— У нее парень? Завелся? Она же ненавидела людей!

— Только представь, через что ей пришлось перешагнуть. Ну и вот. Поехала к нему куда-то в глубинку. А тамошние крутые положили на нее глаз. Ну, они же не знали, что русалка. Да в этом и смысл программы адаптации. Чтобы совсем как люди. И местные якудза парня сперва сильно побили, а потом просто прирезали в темном углу. Типа, не по чину тебе настолько красивая девка.

— В этой гребаной жизни две женщины хоть раз могут поговорить не о мужиках?

— Ничего. Будет еще тебе квантовая физика во все поля. В итоге, от поселка осталось четыре дома. И ни единой живой души. Кто сбежал, кто... Кто не сбежал, в общем. Подробностей не будет.

— И не надо. Нанопыль, она, положим, сумеет синтезировать. Она все-таки мой лучший ученик. После Майи. Но все же.

— Была.

— Не была, а есть. Я не откажусь от нее. Узы “учитель-ученик” святы в трех перерождениях. Предупреждаю, что если придет ко мне, выковыривать будете со всей армией ООН.

— Она тоже пообещала не вредить людям, пока мы с тобой живы. Но прибавила, что срок жизни человеческой недолог.

— Здорово же она расстроится, когда узнает! Так ты здесь, потому что рассчитываешь пролезть в очередь на операцию?

— Кто? Я? По вашему счету, якудза с южного моря? Ладно там до посольства — туда я добралась под видом помощи артистам. В твой список, наверное, пролезть посложнее. Думаю, там от важняков уже не протолкнуться.

— Ошибаешься. Не протолкнуться будет лет через десять, когда все убедятся что с первой волной — то бишь, с нами — все в порядке. И физически, и психически. Так что я легко впишу тебя даже перед собой. Назову объектом-добровольцем, первый-то кандидат у нас мужчина. А мужчина и женщина имеют некоторые несомненные различия в анатомии...

* * *

— В анатомии человека...

Доктор водил указкой по набору плакатов, старательно выговаривая термины. Когда его приглашали читать лекцию, то предупредили: “Память у ваших слушательниц абсолютная. В смысле, назовете что-то неправильно — так навсегда и запомнят.”

— ... Принятое обозначение: “глютеус максимус”...

Так что доктор старательно пояснял, что в человеке чем занимается. И чего боится. И какие наибольшие нагрузки выдерживает. Знания — штука обоюдоострая. Рассказав, как человека сберечь, тем самым сообщаешь, как его сгубить. Доктор не сомневался, что посол Ермолов уже вовсю козыряет этой откровенностью, выменивая у русалок очередные рыболовные квоты — или пару подлодок в отряд связи. Восстановление оптоволокна между континентами неожиданно вышло в чемпионы по прибыли.

Слушали доктора две чертовы дюжины русалок. Разместились все на превосходном гавайском пляже — белом, как с картинки. Ветер сегодня дул с севера, и от него заслонял громадный остров Гонолулу. Слушательницы сидели вразнобой: кто по-японски, на коленях. Кто на куске плавника. Кто на срубленном давным-давно пальмовом стволе. Кто попросту на песке.