Давно остались позади: настороженные баронские самострелы. Вернулись домой про-водники, сопровождавшие отряд до границы владений барона Критьенского. Остался позади и сожженный аллод, а с ним и запах холодной мокрой гари, смешанный с пронзительным ароматом, прущих из политой кровью земли побегов. Над всем витал звериный дух. Обитатели леса осмелели и вновь чувствовали себя здесь хозяевами.
Хаген возвращался, плавно покачиваясь в седле. Волны тумана расходились как мор-ская рябь от лодей его предков викингов.
— Вроде тихо. Но надо переждать пока туман спадет. Почти ничего не видно. Поляна небольшая. За тем дубом прогалина, дальше, как будто, опять лес.
Они опасались потерять направление. Еще вчера на глаза нет-нет да попадались следы коней, людей и угоняемого скота. Сегодня, в тумане легко было заплутать.
— Какой стороны Большой Пустоши будем держаться? — спросил Соль.
— Надо подумать, — на самом деле Роберт думал об этом всю дорогу. — Вот смотри-те: с запада до моря — герцогство Норманнское. Тамошний народ безобразий не любит. Но сами не прочь отхватить кусок у соседа.
— Да, к норманнам соваться не с руки. Как бы не пришлось удирать, — откликнулся Хаген.
— Ты семейку Вермандуа знаешь?
— Кто ж их не знает?!
— Теперь представь, что нормандский герцог наложил на нейтральные земли, разде-ляющие эти два гнезда, руку. Что сделают Вермандуа?
— Да уж не станут за стенами отсиживаться.
— Но и норманны не потерпят самоуправства, — прозвучал из тумана голос Соля.
— Значит, эти две силы можно исключить. Остаются вольные баронства. Думаю, раз-бойники пожаловали оттуда, — сказал Роберт.
— Зачем тащиться в такую даль? Зори помаленьку соседей... — предположил Лерн.
— Э — нет! Там народ битый. Быстро выследят и объединяться, чтобы примерно нака-зать нарушителя спокойствия. Значит что? Значит, гнездятся они недалеко от края Пустоши. Незаметно ушли, незаметно вернулись, Бенедикт, кстати, тоже так считает.
— А говоришь подумать надо. Ты уже все надумал, — откликнулся Хаген.
— Мне надо знать ваше мнение.
— Я вот что скажу — Гарет откашлялся, но голос благозвучнее от этого не стал, — это правильно, что мы сюда тайком шли, всю дорогу следы заметали. А теперь надо бы завер-нуть в первое попавшее поселение, да и спросить погромче: как проехать в Барн. Замок Фи-липпа как раз в той стороне.
— Гарет прав, — поддержал Соль. — У разбойников, которых мы ищем, свои задачи. Им связываться с хорошо вооруженным отрядом, путешествующим по своим делам, ни к чему.
— Значит, идем открыто, — подытожил Роберт. — В местные свары не ввязываемся, но внимательно смотрим и слушаем.
Туман поредел, однако солнце так и не показалось. Края поляны смазывались и колы-хались. Но уже можно стало различить, тропу уводившую вправо. Лес безмолвно стоял, про-тягивая к людям черѓные руки-ветви, готовый поглотить и растворить в себе слабые, мягкие копошащиеся внизу создания.
* * *
На седьмой день пути в воздухе появился запах гари. А предчувствие появилось задол-го до того, как отряд выехал на обширное расчищенное пространство, бывшее некогда хуто-ром. Трагедия случилась не меньше месяца назад. Распрямились пушистые побеги дягиля. На огороде курчавились лебеда и мокрец.
Под копытом коня хрустнул глиняный черепок.
Первый, уже обобранный зверьем труп, обнаружился у самой гари. Рядом валялось лезвие косы. Человек погиб с оружием в руках. Чуть дальше лежали еще два остова, присы-панные землей. Встав полукругом, рыцари разглядывали руины.
Роберт уже собирался отдать приказ, копать могилу, когда в центре гари, за камнями закопченного очага обозначилось движение. В одно мгновение он оказался на земле. Спешились Хаген и Лерн. Соль и Гарет, прихватив повод Дени, кинулись под защиту деревьев.
Рыцари успели построить черепаху, когда из-за обгоревѓшей балки бочком выползла тощая, согнутая женщина.
— Смотрите по сторонам, — прошептал Роберт.
Старуха в серой, обтрепанной по подолу рубахе и темном плаще выбралась на ровное, постояла, присмотрелась... и, опираясь на клюку, двиѓнулась им навстречу.
Вблизи Роберт рассмотрел, что лицо у нее не такое и старое, только совсем темное от загара: острый подбородок, тонкий чуть крючковатый нос, неожиданно, красивый рот и светлые, без следов старческой пелены, глаза. Она смотрела внимательно, без тени страха.
— Зря испугался мессир. И людей зря переполошил. Одна я здесь, и тебе не враг.
— Хаген, Лерн, что по сторонам? — спросил Роберт, опасаясь пропустить малейшее движение странной женщины.
— Ничего.
— Все тихо.
Роберт не торопился опускать щит, а женщина постояла, будто ожидая, что эти трое одумаются, потом безнадежно махнула рукой и, развернувшись, пошла обратно к развали-нам. Роберту показалось, что сейчас она завернет за остов, торчавшей черным зубом стены, и пропадет, раствориться в сером дне.
— Постой, добрая женщина.
Он шагнул, забрасывая меч в ножны, однако, товарищам подал знак, оставаться на мес-те.
— Да не маши ты руками. Говорю же, нет тут никого, — проворчала женщина.
— Кто ты?
— Живу в лесу неподалеку.
— Одна?
— Да.
— А здесь что делаешь?
— Ищу, не осталось ли чего. Может, нож или горшок целый найду. Мне все пригодит-ся, — она говорила спокойно, слезливости, дабы разжалобить богатого путника, в голос не подпускала. Да и нормального страха человека, застигнутого в лесу незнакомыми воинаѓми, у нее не было. Она не боялась!
Кто она? Родственница, отселившаяся от хуторян, и вынужденная теперь на страшное, смертельное одиночество посреди дремучего леса? Пришлая? Скорее всего — нет. Не разре-шили бы селиться рядом. Здесь не те порядки: чужаков прогоняют подальше, опасаясь скверны.
— Скажи своим людям, рыцарь, пусть выходят из леса. Ко мне пойдем.
Роберт решил, что пойдет один, и если все спокойно, подаст сигнал остальным. Хаген, однако, остановил его и сам шагнул вслед, удаляющейся согбенной фигуре. Женщина обер-нулась:
— Вы там долго будете спорить, кто на заклание пойдет?
Хаген ушел. Над полем, над гарью и лесом повисла тишина. Потом трижды прокричала сойка, вслед за ней зяблик — Хаген дошел до места и не обнаружил ничего тревожного.
Бревенчатый, засыпанный с боков по самую кровлю, дом окаѓзался неожиданно боль-шим. Одинокой женщине на выселках больше подобала тесная землянка. Распахнутая по летнему времени дверь, выходила на южную сторону. Когда отряд вышел к жилищу, хозяйки не было видно, зато Хаген вывернул из-за угла с охапкой дров.
— Где эта?
— В доме. А я хворост собирал. Следов в округе никаких. Ни старых, ни свежих.
На его слова можно было положиться. Он читал лес как клирик Писание.
— Что встали? — выглянула из дома женщина. — Коней — под навес. Никуда они не денутся. Сами в дом проходите.
— А волки?
— Серый народ ко мне не ходит, — ответила она загадочно и пропала в сумраке жили-ща.
Гарет и Дени остались расседлывать, рыцари друг за другом пошли в дверь. Женщина пристраивала на камнях очага котелок. На выскобленном столе лежала очищенная, готовая к варке репа и немного бобов.
— Везет мне на репу, — горестно вздохнул Хаген, — зато, Дени от пуза нажрется.
Хозяйка оглянулась, косо мазнув светлыми глазами снизу вверх:
— Давно ли славный рыцарь вареную траву с отрубями ел? — но сварливый голос, тут же смягчился. — Не гневайся. Нет у меня больше ничего. Репу на брошенном поле копаю. С огорода вот лук принесла, чеснок.
Соль шел вдоль стены. От гвоздя к гвоздю тянулась веревка с подвязанными к ней пучками трав. Он нюхал, растирал пальцами листочки, даже пробовал на вкус.
— Травы знаешь? — спросила хозяйка.
— Некоторые. Это — тысячелистник, это — мята, чебрец, хвощ. А это не знаю... — он указал на голубоватые, скрутившиеся в трубочки листья и розовые пушистые соцветия.
— Хорошая трава. Змейная. Не змеиная, та на мокрец похожа, а — змейная.
— Для чего она?
— Спроси у своего товарища, звенит у него в голове? — загаѓдочная женщина быстро обернулась к Хагену: — Звенит?
Друзья знали об этой его беде. Хаген говорил, что его постоянно беспокоит звук, какой издают мелкие серебряные колокольчики. Звон мог усиливаться иди слабеть, но не пропадал никогда. Кроме того, Хагена мучила головная боль. Тот давнишний удар не прошел бесследно. На темени под волосами остался вдавленный рубец.
— Отвечай! Что молчишь, рот раскрыл?
— Ага, — с трудом выдавил Хаген.
— Я тебе настой сготовлю, пошепчу над ним... да не скалься, ишь — ровно волк. Не колдовство это. Лечения без наговора не бывает. Попьешь недельку моего зелья и забудешь, что хворал.
Все это было необычно. Странно. И дом, похожий на те, что ставили норманны лет двести назад, и согнутая пополам женщина с темным лицом и молодыми глазами, и даже запах трав, покойно разливающийся по просторному жилищу. Тем более поражало спокойное достоинство этой простолюдинки. Где-нибудь в Провансе, заверни они переночевать в дом на отшибе, хозяйка половиком бы стелилась, дабы угодить господам. А ночью, когда все уснут, кто знает, может, и кликнула бы дюжих родственниѓков. Ищи потом проезжих. Нравы юга сильно отличались от таковых на севере.
Гарет между тем втащил в дом мешок и, не глядя на Роберта, одобрит, — не одобрит, стал выкладывать на стол Критьенские запасы: каѓравай, солонину, мелкие крепкие яблоки.
— Прими, добрая женщина, — проскрежетал он давно сорванным голосом.
Она подалась от очага. Стараясь выпрямиться, подошла к столу, положила руки на хлеб и погладила его как живое существо, покинувшее когда-то этот дом и вот вернувшееся. Все молчали, только Дени, спрятавшись за спиной Гарета, шмыгал носом.
Спутники быстро угомонились. Храпел Гарет. Тонко высвистывал носом Лерн. Нераз-борчиво бормотал во сне Дени. Только Соль и Хаген спали тихо как дети. Ну, Соль — всегда так, а вот, что Хаген не стонет, не скрежещет зубами и не вскакивает, что бы тут же упасть обратно, было ново. Неужели помогла, заваренная Тисой травка? Роберт был согласен сидеть в этой норе сколь угодно долго, лишь бы лечение избавиѓло друга от страданий.
— Поправится твой Хаген, — Тиса, похоже, умела читать мыслили. — Уйдешь, когда тебе надо. Я лекарство в дорогу дам. Его все равно, где пить.
— Уйдем, одна здесь останешься. Как зиму переживешь? — спросил Роберт. — Соседей-то больше нет.
— А и не переживу? Кто вспомнит?
— Родных никого не осталось?
— Меня совсем молодой издалека привезли.
— Имя у тебя не франкское и не ромейское. Ты славянка?
— Славянка. Проезжали по нашим землям франки, один сгоѓворил. Я рано осиротела, всю жизнь в лесу прожила. Сама охотилась, сама рыбачила. Он сказал, я тоже в лесу жил. Городов не люблю. А мне любопытно, какие они города. Насмотрелась потом. Не по мне оказалось. Осели здесь, возле его родни. Дом старый заняли. Я таких раньше не видела. При-выкла. Родня меня не приняла и детей моих не приняла. Так и жила чужачкой, пока к сосе-дям беда не нагрянула: прохожий человек поветрие принес. В одночасье вся соседская семья легла и мои тоже. Своих-то я быстро подняла. Травы тут хорошие сильные. Пошла к сосе-дям. Хоть и сторонились меня, а все — люди. Муж не пускал: пусть, мол, умирают — хозяй-ство к нам перейдет. Не послушалась. В дом захожу — все лежат. Хозяйка Марта еще бор-мочет а муж ее, брат моего Свена, только дышит со свистом и дети кто где — все без памя-ти. И этих подняла. Марта сначала отворачивалась, лесным духом ругала. Потом, когда ей легче стало, сама взялась помогать. Только самый маленький помер, да у Марты с Бьерном детей больше не было.
— Муж твой тоже там? — Роберт кивнул в сторону двери, за которой черным про-валом лежала гарь.
— Нет. Десять лет назад зимой шатун пришел. Морозы стояли страшѓные, как у нас до-ма. Я тут таких и не помню. То ли от холода проснулся, то ли потревожили. Свена моего за-драл. А я его... ножом.
— Ты медведя ножом положила?! — Роберт по-новому вгляделся в слабую женщину. И ему приходилось выходить один на один с косматым. Но на то он и мужчина.
— Положила. Только и он меня зацепил. Переломил хребет и сразу сдох. Долго потом лежала. Дети выходили. Соседи, бывало, придут, спросят: жива еще? Жива, говорю. Голова-ми покачают и уйдут. С тех пор меня согнуло. Распрямиться могу, да только не враз, и боль-но.
— А дети где?
— Дочь замуж отдала за хорошего человека. Насмотрелась на местные обычаи, вот и проводила ее подальше, в Шампань.
— А сын?
— Ушел сын... в Палестину.
Она смотрела за плечо Роберта широко раскрытыми глазами, будто проницая холми-стую, выжженную солнцем равнину, колышущийся горячий воздух и вереницу понуро бре-дущих оборванных пилигримов. Сказать было нечего. Роберт хорошо знал, как легко зате-ряться в сухой негостеприимной земле или среди раскаленных каменных россыпей.
— Нет больше моего сына, — прошелестел голос Тисы.
— Пришло известие, что погиб?
— Какое известие может прийти о простом крестьянине? Он ушел за год, до того как норманнский герцог собрал отряд. Послушал безумного монаха, который подбил тут многих, и ушел. Когда ты туда добрался, его уже не было.
— Откуда знаешь?
— Вижу.
— А... про меня?
— Про тебя тоже вижу, но больше прошлое.
Спина напряглась, руки сами сжались в кулаки. Спросить, что впереди? А хочет ли он это знать?
Темное облако суеверного страха повисло между ним и лесной ведьмой. Он вдруг ис-пугался, что та начнет рассказывать помимо его воли.
Нет! Он не хочет знать!
— Чего испугался? Нешто я — злодейка бесстыжая, такого как ты силы лишать? Живи, как живешь.
Отпустило. Даже дышать стало легче.
— Спать иди.
Ворочаясь на лавке, он гнал от себя соблазнительную, но недостойную мысль: прямо сейчас поднять ведьму и спросить... знал, что не станет этого делать, но мыслишка верте-лась, тревожила, пока сам собой не пришел сон.
Утром ночные страхи показались смешными. Утро, оно вообще все ставит с головы на ноги... или наоборот.
Хаген со своей травки проспал до полудня. Никто не будил. Собрав, остальных Роберт посовещался и решил задержаться тут дня на три: передохнут, починятся. Однако Гарет, вместо того чтобы заниматься снаряжением, ушел с утра в лес, откуда вскоре донеслись уда-ры топора. Хаген, проснувшись, наскоро перекусил и тоже подался в чащу.
К вечеру возле дома выросла огромная куча дров. Соль с утра приставал к хозяйке с расспросами. Травы и способы приготовления лекарств полностью его захватили. Дени ис-правно чистил кольчуги. Только Роберт и Лерн сидели у высокого пня, разложив на нем как на столе кусок пергамента, который являлся примитивной картой. Расспросив Тису об окре-стностях, они сейчас пытались соотнести ее рассказ с картой.
Еще вчера Тиса поведала, что вначале лета, когда уже засеяли поле и посадили огород, в округе появились чужие.
Сын Бьерна прибежал с известием, что на дальней поляне видел верховой оружный от-ряд. Сколько человек? Не знает. Паренек нерешительно загибал грязные пальцы. Прошли шагом по тропе к Большой Пустоши.
