Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Подлодка в сфере' заинтересовала меня и тем, что я поначалу не нашел на стекле никакого шва, шар казался идеальным. Ответ и тут прост: шов совпадает с ободком треноги. Но, право слово, сувенир выглядит замечательно и труда в него было вложено вагон и малую тележку. Хотя в тот же испанский галеон, собранный из отдельных досочек — наверное, и того поболе.
Осмотрев выставку, я пошел к другим кружкам. Из второго доносился хор не то трех, не то четырех гитар, играющих очень слаженно, так что я немного постоял у двери. Мелодия незнакомая и, на мой вкус, не бог весть что, но вот исполнение лично мне показалось безукоризненным, я даже не смог определить, три гитары звучат или четыре.
В этот момент дверь открылась и я чуть ли не нос к носу столкнулся с взрослым парнем, пионервожатым не то первого, не то второго отряда.
— Здрасте, — поздоровался я.
— Привет! Ищешь кого?
— Просто мимо шел, Электроника искал, да вот услышал — остановился послушать...
— Так чего ж не зашел?
Я пожал плечами:
— Чтоб не отвлекать. Мне и тут замечательно слышно. Это ваши... ученики?
Он покачал головой:
— Да вот если бы... парни сюда приехали уже с таким уровнем, что еще бы чуток — и я у них сам мог бы учиться. Так-то я просто научил их одному нехитрому приемчику, как в унисон четко попадать... А ты играешь на чем?
— Да куда мне... слуха никакого, и потом, я к точным наукам тяготею... Вы это, Электроника не видели?
— К робототехникам загляни, вон туда. Он с ними почти все время.
Я поблагодарил и пошел в указанном направлении, мысленно сожалея о собственном прошлом. На самом деле, со слухом у меня все более-менее нормально, но я предпочел свалить на него, чтобы не рассказывать о травмированной левой руке. Играть на гитаре я вполне мог бы научиться, если б проблемной рукой была правая: там что, медиатор зажал и вперед, наяривать, потеря гибкости пальцев некритична. А вот левая должна гулять по грифу, быстро и точно зажимая струны в нужных местах, и если два пальца плохо гнутся — куча аккордов отпадает. Тремя пальцами левой особо не поиграешь.
Я с легким вздохом взглянул на свою левую и попытался зажать ею воображаемые струны на воображаемом грифе. Выпрямил пальцы, снова зажал — и так несколько раз, пока не осознал, что именно не так.
Безымянный и мизинец гнулись без каких-либо проблем.
Я пару раз моргнул. Что за фигня... Согнул пальцы — и они согнулись.
Вот это уже странно. Я помню все так, словно это было вчера. И летящий мне в голову ботинок, и кошмарную боль в руке, которой я закрылся от удара... Неужели все это — просто ложная память, и моя травма всего лишь результат рекомбинации нейронов?
Тут я подошел к двери, протянул левую руку и взялся за дверную ручку... Да что за ерунда?! Я взялся за нее рефлекторно, по старой привычке — только тремя пальцами. Если травма руки — лишь фантом памяти, откуда условный рефлекс браться за вещи так, словно рука вправду повреждена?!
Впрочем, с собственной памятью я еще как-нибудь попробую разобраться, пока что это не в приоритете. Решив это, я потянул за ручку и открыл дверь.
Электроник действительно был здесь, вместе с Ваней и Яриком. Все трое сидели вокруг стола, склонившись над россыпью каких-то листов, по которым Электроник черкал карандашом и что-то объяснял про двухконтурный разнесенный датчик давления.
Меня они даже не заметили, с головой уйдя в обсуждение, так что я успел кинуть по сторонам оценивающий взгляд. Беспорядок еще тот, словно тут только что занимался целый класс на тридцать человек, причем самых безалаберных. Коробки с деталями, тут и там разбросаны журналы, раскрытые на нужных страницах, вот баночки с химикатами, видимо, для протравки плат, вон в углу паяльник еще дымится... Тут явно кипит работа, и если весь этот бардак устроен только Ваней и Яриком — ну, не знаю, как у них с талантом, а энергии — хоть отбавляй.
Тут мой взгляд привлекла стопка ящичков с непонятной, но очень характерной маркировкой. И сами ящички — солидные такие, металлические, некоторые еще запломбированы. Один был открыт, так что я в него заглянул: внутри четыре специальных гнезда, выложенных поролоном, в двух — совсем нетривиального вида микросхемы, два — пустые. Наверняка те самые военные комплектующие, уж больно серьезно выглядят. Военпром есть военпром, его трудно не узнать с первого взгляда. Интересно только, откуда в летнем лагере — военное барахло?!
Сбоку на столе лежала полуразобранная подводная лодка, и ее внутренности выглядели... дорого. Очень дорого и солидно. Не знаю, каков уровень развития электроники в Союзе образца двадцать третьего века, а в двадцать первом такие игрушки потянули бы на очень круглую и пузатую сумму.
— ...и если вы сделаете датчики вот таким образом, то здесь у вас освободится достаточно места, чтобы кинуть теплопроводную трубку на корпус, — вещал тем временем Электроник. — Альтернатива — трубка-водовод для охлаждения забортной водой, но это крайне ненадежное решение. Как вариант, пустить воздуховод от вентилятора, но в итоге это решение займет на восемьдесят кубических сантиметров больше внутреннего объема.
— Хм... а где взять теплопроводную трубку?
— Такие есть в системах охлаждения настольных компьютеров. Я пойду в компьютерный кружок, у них должны быть запасные комплектующие.
Он поднялся, повернулся и увидел меня.
— Что-нибудь нужно, Кирилл?
— Да думал — ты мне кружки покажешь, но я уже и сам парочку посмотрел...
— Тогда я скоро вернусь, — сказал Элик и ушел.
— А у вас тут, я погляжу, все серьезно... Проект по запуску зонда на Европу, видимо, поддерживается на высоком уровне, раз у вас есть доступ к военным технологиям?
— Ну еще бы! — подтвердил Ярик. — Движение 'Привет Европе' насчитывает где-то сто тысяч человек, на всех уровнях, включая крупнейшие НИИ. Куча народа работает над тем, чтобы экспедиция стала реальностью.
Он с гордостью продемонстрировал мне свой круглый нагрудный значок, выглядящий как сама Европа.
— Круто, — одобрил я. — Только немножко непонятно... Крупнейшие НИИ — это сила, должно быть, вы жутко талантливы, если часть разработок была поручена... пионерам.
Иван задумчиво скрестил руки на груди.
— Понимаешь... Кирилл. Так вышло, что проблема запуска экспедиции на спутник Юпитера — это задача на девяносто девять и девять космическая. Ракета-носитель, посадочный модуль, который развернет на поверхности энергоблок и сопутствующее оборудование, криобот, чтобы пробуриться сквозь десятки километров льда... И так вышло, что вокруг движения собрались в основном ученые, космоинженеры, ракетостроители, астрономы... Но последнее звено экспедиции — модуль, который будет непосредственно искать жизнь на дне стокилометрового океана. Тут как бы подводники нужны, да еще и с поправками на космический аспект... В общем, существует три независимые команды, каждая разрабатывает свой прототип подводного модуля. Только у нас с ними концептуальные разногласия. Одна группа разрабатывает модуль, который сохранит кабельную связь с поверхностным модулем. То есть — сто километров кабеля надо на Европу доставить, а это дикий вес. И у этой модели есть один недостаток. Не все дно европейского океана может быть обитаемо. Если посадка будет над необитаемым участком — жизнь может и не быть найдена, даже если она там есть, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул я, — а в чем ваша идея?
— В том, чтобы сбросить сквозь лед не один модуль, а несколько аппаратов, способных обследовать большой участок дна. Помимо этого, будут сброшены еще несколько промежуточных аппаратов, которые, зависнув в воде на разной глубине, будут поддерживать между собой либо гидроакустическую, либо лазерную связь. Таким образом, донные аппараты, собственно поисковые, смогут по лазерному лучу передавать данные промежуточным, а последний промежуточный — посадочному модулю. И масса всех этих зондов будет намного меньше, чем спускаемый на тросе модуль плюс вес троса. Но, как ты понимаешь, здесь выдвигаются сверхвысокие требования к 'начинке' всех этих аппаратов, особенно в том, что касается навигации в абсолютно темном океане.
Я кивнул.
— Понимаю. Только вопрос, а для чего искать у самого дна?
— Потому что океан Европы, равно как и океаны других спутников, устроен в плане жизни наоборот по сравнению с нашим. Жизнь нуждается в энергии, и земная жизнь получает ее от солнца, оттого чем глубже — тем меньше разнообразие жизни. А вот источник тепла и энергии на Европе — ее ядро. Приливные силы деформируют железное ядро спутника, именно тепло, выделяющееся при деформации, и есть источник энергии для гипотетической жизни на Европе. Потому у Европы выше шансы быть обитаемой, чем у Ганимеда, Энцелада, Титана или Каллисто, хотя жидкая вода есть на всех пяти перечисленных спутниках.
Я никак не изменился в лице, хотя мысленно удивился: я вообще с кем разговариваю, со своим ровесником или с доктором наук? Однако же...
— Так вы, по сути, пытаетесь обкатать систему из многих звеньев, которая должна не развалиться, не имея физической связи?
— Вот именно. На следующий год мы планируем провести реальные испытания в Черном море — с двумя подлодками и двумя промежуточными станциями.
— Хм... Тогда понятно, для чего вам военные процессоры... Слушайте, а как же военная тайна? Вот эти штуковины могут попасть, скажем, в руки вражеских шпионов...
Ярик и Иван начали широко улыбаться:
— Так они у них и так есть... Ты что же, фильм 'Приключения шпиона в Союзе' не видел?
— Не-а.
— Ну и как ты так умудрился-то? Его ж весь Союз смотрел.
— Ну вот так. Я просто где-то лет двести с чем-то в жидком азоте купался, если вы понимаете, о чем я.
— Ах вот оно что, — протянул Иван, — а я-то голову ломал, отчего ты мне показался каким-то странным... А ты, оказывается, просто-напросто из другого времени... В общем, ты кинцо глянь... Хотя тебе в основной юмор вникнуть будет немножко сложнее...
— А про что оно?
— Про то, как капам слили информацию, что в Союзе есть человек, готовый передать им новейшую разработку военной электроники. Ну а капы попытались заслать к нам, значит, агента, чтобы эти разработки вывезти. Весь фильм — это сплошные приколы про то, как бедолага постоянно попадал в переделки, как его раз за разом ловили то бдительные граждане, то местные службы безопасности. Точнее, даже не ловили, он сам постоянно выдавал себя, и управление контрразведки все время его тайно выручало, причем так, что он и не понял, что изначально разоблачен... В общем, для шпиона вся эпопея была сплошным адреналином, и когда он наконец-то выбрался из Союза, то полагал, что провернул операцию века, совершил невозможное, сделав, можно сказать, прогулку в ад и обратно... И даже не понял, что, по сути, это был организованный для него туристический рейс.
— Хм... Я гляну при случае. Только при чем тут художественный фильм к настоящим микросхемам?
— При том, что он не художественный. Это документальный фильм, снятый на скрытые камеры сотрудниками контрразведки. И в главной роли — самый настоящий французский шпион, даже не заподозривший, что играет в кино написанную для него же роль. Там есть художественные врезки, и роли офицеров и служащих нашей контрразведки играют актеры, ну, по соображениям секретности. Но сам фильм документальный. А суть операции была в том, чтобы передать капам якобы наши последние разработки, это были интегральные процессоры вот примерно того же поколения, что и вот эти. Они еще тридцать лет назад устарели... у нас. А капы их исследовали и пришли к выводу, что такая сложная технология им не по карману, изделия с такой электроникой просто сожрут их военные бюджеты.
— На самом деле, — донесся сзади голос Электроника, — суть операции заключалась в проверке эффективности наших локальных и всесоюзных служб безопасности. А устаревший микропроцессор шпиону дали как приманку, а затем — в качестве гонорара за участие в эксперименте. Это потом уже наша разведка выяснила, что капы не в состоянии наладить массовое производство, до этого считалось, что их высокоточные технологии отстают от наших лет на тридцать-сорок. Оказалось — шестьдесят лет или больше. Так, ребята, вот вам радиаторный блок. Аккуратно выпаиваете эту трубку и припаиваете к корпусу. Можно даже две пустить, потому что тут они тоненькие.
— Ярик, включай паяльник, — сказал Иван.
— Так я его и не выключал.
— Ух, сейчас затестим!
— Ты забыл, что надо индукционную катушку вначале проверить?
— Ах, точно... Но к вечеру управимся.
Я пожелал им творческих удач и двинулся на выход: здесь еще много других кружков, а Ярику с Ваней сейчас не до меня.
Сразу за мной вышел Электроник.
— И как тебе? — спросил он.
— Впечатляет... Я даже начал немножко им завидовать, участвовать в чем-то столь эпичном, должно быть, очень круто...
— Тебе, к слову, никто не мешает. Экспедиция — она не на завтра назначена, ты вполне успеешь получить образование и подключиться. За Ивана не знаю, а Ярик полтора года назад еще фанерные шхуны клеил, не имея понятия о робототехнике и кибернетике. Это я к тому, что ты вполне успеешь их догнать, если есть желание и капля таланта.
— Знаешь, я даже не думал об этом. Ну то есть, другие планеты и океаны на них меня не манили... У меня вообще мало было времени на мечты.
— Зато теперь ты вполне можешь помечтать. А как определишься с мечтой — так и начинай воплощать.
— Непременно. Слушай, Элик... Насчет киберов. Кибер водит автобус, кибер работает в больнице медбратом, кибер таскает сумки, ловит преступников... С твоим полетом на Марс еще все понятно, но вот остальное как-то расходится с утверждением, что киберы не работают за людей.
— Здесь нет ничего странного. Я не буду работать вместо тебя, так как труд — твоя обязанность и твоя привилегия. Но как только в своем труде ты столкнешься с серьезными осложнениями или даже опасностью для здоровья и жизни — вот тут киберы немедленно придут к тебе на помощь. Кибер шоферит, потому что обладает круговым обзором и мгновенной реакцией, а автобус как бы не картошку везет, а людей, да еще и в дальний рейс. Я работал медбратом в больнице для тяжелобольных детей, потому что эта обязанность крайне обременительна для человеческой психики. Человеку, имеющему сердце, очень сложно улыбаться, смеяться, рассказывать сказки и петь песенки для детей, зная, что из них выживут не все... Тут надо иметь железную волю и отличные актерские данные, чтобы утешать и веселить других, когда у самого сердце кровью обливается. Да еще и есть риск со временем душой очерстветь. А у меня нет сердца, нет крови, я просто неодушевленный предмет, нечему обливаться и нечем, и черстветь тоже нечему. Сумки... Вот когда ты в грузчики пойдешь — твой выбор и твоя работа, на киберов не рассчитывай. А девочкам трудно такие баулы таскать, вот и помогаю. Преступник, тем более вооруженный — это тоже наша задача. Человека не вернуть, а меня всегда можно починить или заменить.
— Хм... Элик, а тебе знакома такая точка зрения, что сила — любая сила — рождается в борьбе? Чтобы стать царем зверей, человеку вначале пришлось выработать методы борьбы с ними, доказать свою силу в схватках не на жизнь, а на смерть. Чтобы стать хозяином Земли, древний человек прокладывал себе новые маршруты, заселял новые области, открывал новые острова и материки, отправляясь в путь на утлых скорлупках. Если борец не имеет с кем бороться — он становится слабым, теряет навыки. Бороться со страхом можно, только глядя ему в глаза. И так далее. Героизм и герои становятся возможны только там, где есть борьба и риск. Закалка воли и смелости — как сделать это без опасности?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |