Последний шанс(41-76)

— Как Вы думаете, товарищ Артузов, грозит ли нам это какими-либо последствиями?

— Думаю, нет, товарищ Сталин. В первую очередь они будут перетрясать Квантунскую армию и тех офицеров, кто имел отношение к разработке планов нападения. Среди этой категории наших людей нет. А до Токио они доберутся не скоро. Вероятность провала с нашей стороны минимальна.

— Это, с одной стороны, хорошо, товарищ Артузов. Но, с другой, не является ли отсутствие среди японских офицеров наших товарищей недоработкой с нашей стороны? И не стоит ли использовать эту ситуацию для того, чтобы такие люди там появились. Как раз после всех проверок контрразведка надолго успокоится, и этот момент может сыграть нам на руку. Не так ли? Не стоит полагаться лишь на всеведение товарища Алексея. Изменение хода его истории уже началось, и чем дальше, тем больше будет накапливаться расхождений. Очень скоро товарищ Алексей уже ничем не сможет нам помочь в этой области. Мы должны быть к этому готовы. В истории товарища Алексея они всего лишь еще однажды попытаются столкнуться с нами напрямую. Но вдруг изменения зайдут настолько далеко, что они отважатся на серьезное нападение крупными силами? Это может иметь большое значение для развития событий в Европе.

— Займемся, товарищ Сталин, думаю, решим эту задачу в кратчайшие сроки. Подготовку начнем немедленно, а внедрение осуществим сразу после окончания всех проверок.

— Хорошо, держите меня в курсе.

— Товарищ Алексей. Вы упомянули, что это может быть элементом большой игры против СССР. В принципе, возможно, Вы правы. Примерно месяц назад нам поступило сообщение от профсоюзных кругов США, что в Конгрессе готовится законопроект об обязательном возврате в страну всех работающих за рубежом американцев.

Еще дней через десять мне передали письмо от Рокфеллера, предупреждающего о том же, только в более конкретной форме. Он пишет, что попытался хотя бы притормозить этот проект, но демократы при очень мощной поддержке англичан продавливают такое решение. Причем, у кулуарах Конгресса открытым текстом говорят, что направлено это против СССР и его слишком быстрого усиления. Разумеется, обставлено это будет все иначе. Потребностями американской экономики, успешно преодолевшей кризис. Необходимостью тщательно подготовиться к возможному росту международной напряженности и так далее.

А не далее, как два дня назад Посол США в Москве передал товарищу Молотову официальное письмо Президента Рузвельта. В письме президент США сообщает о принятом Конгрессом решении по незамедлительному возврату всех граждан США в страну, просит обеспечить возможность послу довести это решение до всех работающих американцев в СССР и не препятствовать их отъезду на родину. При этом он также просит не штрафовать никого за досрочное расторжение рабочих контрактов, ссылаясь на форс-мажорные обстоятельства. Разумеется, Рузвельт рассыпается в дружеских чувствах, надеется на взаимопонимание и успешное сотрудничество между нашими странами, но сути это не меняет.

В этой связи, что Вы думаете по данному поводу, товарищ Алексей.

— А вот это точно еще один ход в игре против нас. Причем, насколько я понял, уши англичан торчат в этом деле, даже не скрываясь. И это достаточно сильный ход. Что-либо сделать в данном случае не в наших силах. Если мы начнем препятствовать отъезду граждан США, то мы рискуем серьезно испортить отношения с нашим наиболее перспективным союзником в грядущей бойне. Этого нельзя допустить. Товарищ Орджоникидзе, наверняка сможет точнее оценить наши проблемы от потери почти полутора миллионов квалифицированных рабочих и особенно инженеров, но мое мнение таково. Это серьезное, но не критическое ухудшение обстановки. Практически все заводы за небольшим исключением уже построены и введены в эксплуатацию. То, что осталось, достроим своими силами, хотя темпы роста и даже качество производства большинства изделий на время упадут. Но это поправимо.

— Ваше мнение, товарищ Орджоникидзе?

— Согласен с товарищем Сидоровым. Сложно, но не критично, выправим ситуацию примерно за год.

— Продолжайте, товарищ Алексей. Мы можем что-то сделать в этой связи для облегчения проблемы?

— Думаю, сможем. Во-первых, мы должны аккуратно предложить перейти в советское подданство всем высококвалифицированным рабочим и особенно инженерам. Предложить им хорошие условия. Думаю, процентов десять согласится. Но делать это надо именно осторожно и аккуратно, чтобы не навредить нашим отношениям с США. Затем всех новоприобретенных таким образом советских граждан следует распределить на работу по наиболее важным оборонным предприятиям. Сейчас производство военной техники и вооружений уже выходит на первое место по значимости.

— Спасибо, мы подумаем, как это сделать. Предложение хорошее, но требует тщательного обдумывания в деталях. А скажите, товарищ Алексей. Если опираться на опыт будущих действий и предполагать наихудший вариант, то, что по максимуму может придумать Британия для усиления удара по СССР?

— Сложный вопрос, товарищ Сталин. Главное не в том, что они могут придумать, а на что у них достанет ресурсов и хватит решимости. Теоретически, если исходить из наихудших предположений, то мы можем получить войну не только против Гитлера, но и против Польши, Турции и Японии одновременно. Есть таковая угроза и со стороны Ирана, но уж совсем слабая. Просто немцы там перед самой войной очень активничали. Не знаю, как сейчас, но в моем времени было именно так. Сами британцы на стороне Гитлера не выступят, они любят действовать из-за кулис. Скорее даже объявят ему войну для виду.

— Даже так?

— Да, но вероятность всех этим моментов разная. Скажем, Турцию можно заставить воевать, но дальше, чем на формальное объявление войны и вялотекущие действия вдоль границы ее не хватит. Не те силы сейчас у Турков, чтобы ввязываться в драку всерьез.

Про Иран могу дополнить то, что благожелательное отношение Ирана к немцам во многом проистекала из германской пропаганды, основанной на превосходстве арийской расы. Этот тезис находил очень серьезный отклик в Иране. Но здесь мы уже, можно сказать, перехватили этот лозунг. И сейчас еще есть время, чтобы максимально укрепить нашу дружбу с Ираном. В той истории пришлось решать проблемы немцев путем согласованного ввода войск. Мы на Север, англичане на Юг. Кстати, попытка противодействовать изгнанию немецкой колонии из Ирана привела к тому, что мы и англичане вошли в Тегеран, сместив шаха с престола. Он был отправлен в Южную Африку в изгнание. Молодой шах Реза-Пехлеви все понял и больше ничем не мешал. Но в тех условиях получилось, что Иран, потеряв самостоятельность, ничего не приобрел и не дал СССР в том числе. Мы лишь гарантировали себя от неожиданной войны с Турками через Юг.

Что касается Польши, то все еще интереснее. С одной стороны, Польша признанный союзник англичан. Как Лондон скажет, так она и поступит. И вроде бы логика подсказывает, что англичане должны заставить Польшу вступить в сговор с Гитлером. Иначе до наших границ он не доберется. Но, есть и обратная сторона вопроса. Англичанам крайне важно, чтобы до начала войны с нами Гитлер прибрал к рукам всю остальную Европу. Континентальные аристократические кланы должны быть уничтожены или разорены. Да и сам Гитлер никогда не полезет против нас, оставив за спиной ту же Францию. Война на два фронта в Первой Мировой немцев многому научила. Вместе с Францией в войну с Германией формально вступит и Англия. А для этого она должна иметь серьезный повод. Лучший повод это нападение на Польшу. У нас ведь как получилось. Нападение Гитлера на Польшу и договор немцев с нами временно обезопасил его с востока и позволил добить Европу на Западе. Потом он с легким сердцем, не боясь нападения с тыла, атаковал нас. Напасть на Францию до Польши он также не может. Ведь есть опасность, что Польша если и не нападет сама, то пропустит сквозь свою территорию наши войска. Заключить договор с СССР пока Польша самостоятельна, для Гитлера также проблематично. Неурегулированность этого вопроса не позволяет ему что-либо нам предложить.

Вот, собственно, и все. Больше я не вижу, чем англичане могут нам нагадить.

— Спасибо, товарищ Алексей. Я Вас попрошу расписать все, что Вы сейчас рассказали подробнее на бумаге.

— Хорошо, товарищ Сталин.

— А что Вы скажете по этому поводу, товарищ Молотов? Согласны Вы с аргументами товарища Алексея?

— Кое-какие моменты разночтений есть, товарищ Сталин, но не принципиальные. Думаю, что многие разрешатся после того, как товарищ сидоров распишет все подробнее. Но главное в том, что я тоже не вижу каких-либо иных способов нам нагадить со стороны Британии, кроме военных.

— А мы сможем одновременно выстоять против всех противников сразу, товарищ Ворошилов?

— Боюсь, товарищ Сталин, что одновременно против Турции, Ирана, Японии и Германии, по сути всей Европы, нас может не хватить. Если только не попытаться решить эти проблемы поодиночке. Но это очень предварительно. Мне потребуется некоторое время на точный расчет потребности в войсках для отражения всех моментальных угроз. Кроме того, мне важно знать, какие объемы новой современной техники смогут нам обеспечить товарищи Берия и Орджоникидзе.

— Хорошо. Жду Ваш доклад через неделю. Информацию по технике и вооружению получите. На этом все, товарищи, можете идти, а Вас, товарищ Берия и Вас, товарищ Алексей, я попрошу задержаться.

Когда мы остались втроем, Сталин встал из-за стола и принялся вышагивать по кабинету, как всегда бывало, если он волновался или о чем-то напряженно размышлял.

— Я тоже боюсь, что одновременному удару со всех сторон мы противостоять не сможем. В этой связи нам очень важно понимать, когда, товарищ Берия, мы получим практические результаты Вашего самого главного проекта?

Я понял, что Сталин имеет в виду атомную бомбу. С тех пор, как меня во всех подробностях выдоили по этому вопросу до основания, я и понятия не имел, как продвигается проект. Лишь по уточнениям несколько раз некоторых моментов я догадывался, что работы ведутся полным ходом. И вот теперь Сталин впервые при мне заговорил на эту тему. Уже сам этот факт заставил меня напрячься. Сталин был человеком, считавшим, что каждый должен знать минимум того, что ему необходимо. Уже имел возможность не раз в этом убедиться. И раз сейчас он счел нужным меня оставить, значит, считал это важным. Вот только я пока не понимал целей.

— Проект близится к завершению, товарищ Сталин. Все работы ведутся со значительным опережением графика. Модели, расписанные товарищем Сидоровым, были обсчитаны нашими учеными-физиками и признаны рабочими. Уже полным ходом идет накопление и обогащение урана и плутония. Сегодня уже мы имеем материала почти на полноценный заряд. Но испытания пока провести не можем. Идет доработка конструкции устройства. Думаю, мы выйдем на испытания к лету следующего года.

— К лету, ну что же. А сколько Вы сможете произвести зарядов и какой мощности к лету 41-го, товарищ Берия?

По лицу Берии я видел, что этот вопрос не доставил ему удовольствия. Еще бы, ты еще не произвел и первого заряда, ты еще не провел ни одного практического испытания, а уже давай ответ, сколько их будет через три года.

— Пока сказать точно не могу, товарищ Сталин. Делаем все возможное и даже больше. Люди работают самоотверженно, на износ. Многие даже по ночам не уходят домой. Для точного ответа мне потребуется время и хотя бы одно успешное испытание.

— Надеюсь, Вы понимаете, товарищ Берия, как много зависит от Вашего успеха. Вся наша обороноспособность зависит от того, что Вы сможете сделать. Не зная этого, мы не сможем правильно распорядиться всеми прочими нашими силами. А Вы ведь сами слышали, какие осложнения могут быть. Не исключено, что нам действительно придется воевать на два фронта.

— Понимаю, товарищ Сталин. Но давать пустые обещания, не подкрепленные расчетами и уверенностью, тоже не могу. Этим я могу подвести партию гораздо больше. Обещаю, что мы максимально ускорим все работы.

— Это правильно, что Вы не даете пустых обещаний, товарищ Берия, нам не нужны обещания, нам нужны результаты. И мы очень на Вас рассчитываем.

— Товарищ Алексей. А почему Вы не упомянули про Финляндию среди возможных противников? Ведь если я не ошибаюсь, Вы говорили, что нам пришлось с ними воевать в 39-м-40-м годах из-за их крайней несговорчивости в вопросах границы?

— Да, не упомянул, товарищ Сталин. И вполне осознанно. Думаю, что проблему дружественного нейтралитета Финляндии решить можно до войны. Но готовой схемы я пока предложить не могу. Есть несколько вариантов. И даже если нам придется воевать, то делать это в любом случае надо раньше, чем начнется война с Германией. Только нашей стратегической целью в этом случае должно быть не отодвигание границ от Ленинграда, а нанесение удара значительно севернее. Нам крайне важно перекрыть Германии доступ к норвежским месторождениям на севере страны. Без постоянных поставок металлических руд из Норвегии немцы много не навоюют.

— Это неожиданное предложение, но явно не лишенное смысла. Мы обдумаем его. И все же финский вопрос очень важен. Но вернемся к началу разговора. Допустим, товарищ Берия успешно решит возложенные на него задачи. Но не сделают ли этого и немцы?

— Нет, товарищ Сталин. По тому, что я помню, они выйдут на правильный путь решения задачи только после того, как в 40-м англичане разбомбят в Норвегии завод по производству тяжелой воды. До этого они будут пытаться добиться результата именно с ее помощью. Если уже в следующем году товарищ Берия сможет выйти на испытания, то мы опередим их в любом случае минимум на 5-6 лет, а то и больше. И американцев опередим на тот же срок. Я бы даже пока не советовал осуществлять какое-либо противодействие. Только спугнем и ускорим их работы.

— Ну что ж. Мы обязательно учтем Ваше мнение, товарищ Алексей. А финны не смогут быть, например, сговорчивее, если у нас будет готовая бомба, способная уничтожить Хельсинки?

— Наверное, смогут, и даже наверняка будут, но здесь другой вопрос. Как они узнают о том, что у нас есть эта бомба? Не думаю, что стоит без крайней необходимости применять такое страшное оружие, тем более, по мирному городу, пусть и не дружественному. Тем более, что задачу мы решим локальную, а проблемы получим, боюсь, глобальные.

— Поясните.

— Если мир узнает, что у нас есть такое оружие, и более того, мы не боимся применить его по мирным целям на территории другой страны даже без объявления ими войны нам, то он просто от испуга обязан будет забыть все свои распри и объединиться против нас. И мы получим достаточно быстро фронт по всему периметру наших границ. И даже, если товарищ Берия сможет произвести десять или двадцать зарядов, их не хватит для того, чтобы победить всех. К тому же нам придется применять бомбы на своей собственной территории, превращая ее на десятилетия в безжизненную. Нет, это не выход.

— А если не применять, но дать знать?

— Тогда мы рискуем распространением информации и ускоренным развитием такого оружия у всех наших противников.