Доктор Наджед, вернее, госпожа Гедора, которая испугалась за сына, схватила Илана сразу за обе руки. С сердцебиением уже все было более-менее, но она стала рассматривать запястья повернув руки Илана к свету — искала следы от нитораса.
— Мам, ты что, — удивился Илан. — Ты за кого меня принимаешь. Я просто...
'Зеркала испугался' Илан договаривать не стал. Глупо признаваться.
— Я отложила твою операцию, — сказала она. — Там же нет ничего срочного?
— Опухоль удалить, — сказал Илан, поправляя вздернутые ею рукава. — Тянуть тоже не надо бы. Я сейчас посижу немного, вернусь и сделаю.
— Чаю сладкого попей, — сказала госпожа Гедора, слегка успокоившись. — Бледный, как снежное чучело. Никар на меня ругается, говорит, я тебя довела... Так что всё. Не нужно ничего сегодня делать. Свободен до завтра. Если случится что-то срочное, я сама подойду.
Она погладила Илана по плечу, кивнула и собралась уходить, но черт дернул его за язык.
— Мам, — сказал он, — я правда на него очень похож?
Она остановилась на полушаге.
— Какие странные и страшные вещи у тебя, оказывается, в голове, — проговорила госпожа Гедора, медленно разворачиваясь обратно к Илану. Положила одну ладонь ему на темя, вторую на грудь и слегка нажала, толкнув от себя. — Вот этим люди отличаются. Только этим. Кому какая разница, как ты выглядишь? У тебя правильная умная голова и теплое живое сердце. Помни это и никогда не думай, что он, безумный и бессердечный, для тебя что-то определяет. Ты нисколько на него не похож, и поэтому я тобой горжусь.
Через мгновение она растрепала ему волосы, Илан перехватил ее ладонь и дотронулся до худых сильных пальцев губами. Улыбнулся впервые за утро. Не так все было просто, как ему сейчас сказали. Но одно утешает — если он таки свихнется, до корпуса с умалишенными рукой подать, и там его, может быть, даже вылечат.
В лаборатории снова не оказалось ни сахара, ни Мыши. Что странно, потому что Илан пребывал в уверенности — и сахар есть, и Мышь спит в чулане на сваленных там старых диванных подушках, оставшихся от тех времен, когда госпиталь был еще Дворцом-На-Холме. Сахара Илан занял у соседей, воду в чайник слил из автоклава. Почти успокоился, только отсутствие Мыши ему не нравилось. Ее следовало наказать серьезно еще за вмешательство в историю с Адаром. Илан этого не сделал. И она, как водится, снова решила, будто ей позволено больше, чем другим. С другой стороны, если ты живешь в нижнем квартале и состоишь в какой-нибудь банде или выживаешь вместе с большой семьей, принцип 'наших бьют' не предполагает размышлений, кто, за что, и насколько справедливо. Сначала нужно спасать своих, а потом, если будет нужда и возможность, смотреть, в чем была причина. Это впитанные с младенчества инстинкты. Они не преодолеваются воспитанием. Их можно только сдерживать, и таким искусством Мышь пока не владела. Но попытка порвать за Илана таргского императора — это лежит уже слегка за гранью добра и зла. У кого собаки цепные, а у нас — Мышь...
Вчера на ужине в губернаторской резиденции Мышь съела раза в три больше, чем Илан, и еще набрала с собой пирожков пол госпиталя накормить. Подававший блюда лакей, изогнув бровь и скосив глаза, наблюдал, как Мышь уминает суповой ложкой с фарфоровой золоченой тарелки все, что ей ни положи. Видимо, тоже любопытствовал, сколько же в нее влезет. Менять себе тарелку вместе с блюдом она не позволяла, видимо, полагая, что посуду отберут навсегда и прекрасный ужин будет закончен. Илан твердо пресек этот спектакль, только когда ей хотели налить вина. Казалось бы, спи и спи после такой трапезы. Тем более, что начальник в раздумьях после произошедшего вчера и не торопится будить, потому что не знает, что ей сказать про все это. Но нет. Опять смылась по своим делам без разрешения. Пирожки пошла раздавать, что ли...
С установкой прозрачных стекол в окна все шумы внутреннего двора, которые раньше Илан игнорировал из-за плохой видимости источников, обрели зримый образ, плоть и кровь. Жизнь под окнами и раньше не текла спокойно. Сейчас слышимость чуть уменьшилась, зато добавилась картина происходящего. Вот кто-то из младших интендантских побежал к конюшням, звеня тяжелой связкой ключей, словно каторжник кандалами. Вот загремели распашные створки внутреннего выхода, крыльцо которого располагалось почти под окнами лаборатории. 'Осторожнее, кир Хагиннор, ступеньки!' Мать твою, сказал Илан вслух. Я же велел тебе, старому грибу, лежать. Что за дурацкая самонадеянность в таком-то возрасте?..
Процессия из семи или восьми человек, возглавляли которую интендант и сам кир Хагиннор, двинулась от крыльца в сторону конюшен-складов.
Илан одним глотком допил чай, схватил плащ и поспешил восстанавливать нарушенный порядок.
По чугунной черно-золоченой лестнице, соединяющей этажи, целиком сделанной из кованых решеток, гулкой, звонкой и прекрасной, Илану навстречу громыхал запыхавшийся от бега и волнения помощник господина интенданта.
— Хорошо, что я вас встретил, доктор! — обрадовался он Илану. — Вас требуют к генерал-губернатору ящики считать!
— С каких пор я у хозяйственной части коренником в обозе? — удивился Илан.
— Вы же подписывали страховые документы!
Тьфу ты, подумал он. Правда.
Илан подошел в самый драматический момент. Вся делегация уже была внутри склада. Государь, нисколько не опасаясь предупреждающих надписей, взобрался на свинцовые ящики и смотрел на занятое ими пространство сверху. Илан с интересом рассматривал, как тот, при своих холеных руках, одет. Совсем простая, далеко не новая одежда. Серый кафтан с обычными чиновничьими рукавами, черно-бурый грубый плащ, черные сапоги без блях и пряжек. Даже пуговицы, и те деревянные. Человек-Рукава-В-Чернилах. Писарь из карантина. Для удобства, или позерство такое?..
— Все правильно, я не перепутал, — сказал император. — Сорок три. Двух не хватает.
— Где? — только и спросил кир Хагиннор интенданта. — Я тебя спрашиваю, крыса канцелярская. Где?!
Тот тряс сжатой в руках пачкой документов, мотал головой и похоже было, что его сейчас хватит удар или настигнет какой-нибудь припадок. В момент, когда господин интендант, не находя ответа, бухнулся перед генерал-губернатором на колени, Илан и подоспел. Выдрал у того документы из сведенных судорогой пальцев, пролистал судовую опись и штампы таможни, открыл на странице со страховым договором, предъявил киру Хагиннору цифру '43', ткнув в нее пальцем.
Тот взял в руки документы, стал проверять постранично.
— Сколько привезли, — сказал Илан, помогая интенданту подняться с засыпанного старой соломой пола. — Здесь никто ничего не трогал. Спрашивайте с порта.
— Опять ты, — государь легко спрыгнул с ящиков и отряхнул ладони. — И здесь ты.
Илан наклонил голову, здороваясь.
— Это тот самый благотворительный госпиталь. Где еще мне быть? — сказал он. — Я не напрашивался. Меня позвали.
— Святой, — ответил таким же недопоклоном государь. — Я помню. Я ошибся вчера. Задавая вопрос, надо понимать, что потом делать с ответом. Я задал не тот вопрос. Я сожалею.
— Ошибаться не стыдно, — пожал одним плечом Илан. — Стыдно не признавать ошибок... государь.
— Это не раскаяние, — повел головой таргский император, подходя ближе. — Всего лишь осознание, что за тот эпизод себя не похвалишь... государь.
— Стоять! — объявил кир Хагиннор, шагнув между ними и останавливая государя ладонью, а Илана пачкой документов. — Мне наплевать, нравитесь вы друг другу, или нет, или что между вами сейчас происходит. Никаких больше вопросов! Никому!
Илан опустил взгляд, не наклоняя головы.
— Не хотел показаться невежливым и негостеприимным, — сказал он. — Но я просил вас полежать сегодняшний день, кир Хагиннор.
— Не получилось, — по-ардански беспечно отвечал генерал-губернатор, свернул документы и ткнул ими в ни живого, ни мертвого стоящего тут же интенданта. — На вашем складе ящиков нет и не было. А где они тогда?
— Пойдемте ко мне, я проверю, все ли у вас хорошо, — специальным ласковым голосом для пациентов пригласил Илан.
— Да какой черт хорошо! — вскинул голову кир Хагиннор. — Хвост с ними, если их сняли с корабля вместе с людьми. Все равно уже... не вернуть. А если сперли или потеряли где-то в городе?.. Ты представляешь себе, что там?!
— Я читаю на северо-ходжерском, — уклончиво отвечал Илан. — Пойдемте ко мне. Это нужно сделать.
— Пойдемте, — согласился кир Хагиннор. — Заприте здесь двери, опечатайте, замуруйте, изобретите другой способ изоляции, но следите, чтобы даже кошка не пролезла. Мы не можем забрать их сегодня. Они побудут у вас. Не знаю, сколько. Пока ситуация либо не исправится, либо, хотя бы, не прояснится. И не дай бог, если их потом окажется сорок два, сорок один или тридцать восемь. Тогда, как бы ни было противно этим заниматься, за государственную измену придется кого-нибудь казнить.
* * *
— Проведи меня по госпиталю, — неожиданно попросил Илана государь. — Я хочу посмотреть, как здесь что устроено.
Делегация из адмиралтейства рассыпалась на части еще по пути со складов. Кто-то остался возле опасных ящиков, пока их не запрут надежно, кто-то отделился на первом этаже. Кир Хагиннор, напоенный для профилактики микстурами разной степени волшебности, послал секретаря к Наджеду, сам остался в лаборатории листать документы и что-то подсчитывать в столбик на мышином линованном листке для прописей. С Иланом пошел только государь.
Илан вначале оглядывался, не понимая, должно ли быть какое-то сопровождение, потом просто повел его, как просили. Через все три этажа и цоколь. Показал послеоперационных и сумасшедших, легочных и почечных, детское инфекционное отделение, акушерское, большую, полную пара и шума кухню, столовые для ходячих больных и для служащих, дезинфекцию (тщательно не глядя в сторону зеркала), в которой надеялся встретить Мышь, перевязочные, процедурные, прачечные, автоклавные, аптекарский корпус, котельную, круглые сутки греющую для дезинфекции воду и плиты, учебные помещения и спальни для младшего медперсонала. По сути, обход госпиталя был посвящен поискам Мыши. Иначе Илан спихнул бы необходимость водить любопытных на доктора Наджеда. В конце концов, это его госпиталь. Не Илана.
Мышь не находилась. Привычное отсутствие ее бросалось в глаза до такой степени, что даже государь спросил, когда они завершили поход, выйдя из приемного покоя на ступени главного входа:
— А где та блаженная с... выразительным взглядом?
Внизу перед ними лежала вся Арденна. Илан пожал плечами:
— Убежала.
— А прибегала она откуда?
— Приблудилась из трущоб, — кивнул в сторону нижнего города Илан.
— Подбор персонала блещет, — как бы про себя проговорил государь и добавил неожиданно: — Город у вас очень красивый. Очень спокойный. Радостный какой-то... Нравится мне. Я бы здесь остался, если бы мог выбирать... — Перехватил взгляд Илана, направленный на его золоченые ногти, объяснил: — Я должен на церемониях красиво держать свитки с указами. Так надо, так принято. Не съезжающая на нос неудобная корона, но что-то вроде. — И спрятал ладони в свободные таргские рукава.
Илан улыбнулся:
— Я не со зла сказал. Просто некоторым в городе бредится, будто я вернулся в Арденну, чтобы сидеть тут в золотой царской короне предков. Она была тяжелая и совершенно дурацкая, я ее мерил лет пять назад. Потом ее разобрали на камешки и золото и заказали на них на Хофре стальной хирургический инструмент, автоклавы, дистилляторы и коробки для дезинфекции операционного и перевязочного материала. Так что короны арданского царства у меня больше нет. Но какую-то часть ее я теперь всегда ношу с собой.
— Вон она бежит, — вдруг сказал государь и указал на проулок, сбоку ведущий к большой площади перед парадной лестницей.
Оттуда, подхватив юбки и припадая на одну ногу, действительно спешила Мышь. Красные башмаки ее были заляпаны грязью по самый верх, лицо, на котором застыло ожесточенное выражение, разбито по всей левой стороне, волосы растрепаны, пелерина на бок, платок с головы с пятнами крови и торчит за пазухой.
Илан пошел навстречу, заранее понимая, что ругать и воспитывать ее не выйдет. Опять мимо. Мышь побывала в какой-то переделке. Ушла самовольно, поэтому — по своей вине, но...
Задыхаясь, она свалилась ему в руки и повисла почти без сил, вздрагивая и всхлипывая оттого, что больно было дышать. Илан встал на одно колено, дотронулся до ссадин на виске и на лбу, приподнял запекшуюся губу пальцем, заглядывая, целы ли зубы. Спросил:
— Что это такое? Где тебя приложили?
— Дома... — прохрипела Мышь. — Отчим...
— Да уж... — проговорил у Илана за спиной таргский государь. — Я подожду в твоей лаборатории. У меня есть разговор, но не надо из-за меня торопиться. Делай, что должен.
Илан за руку повлек Мышь в приемный покой, она споткнулась на лестнице, чуть не упала в ступеньки носом, пришлось подхватить ее и нести. Там сдал в руки Никару.
— Очередная красота, — покачал головой тот. — Третья за сегодня, а день только начался. Что-то нынче много их...
Санитарка стала раздевать Мышь до нижней юбки. Мышь закрыла ладонями лицо, прижала локти к отсутствующей груди и разревелась с заиканиями, потому что рыдать ей тоже было больно. На животе под ребрами у нее разливался приличных размеров синяк, бока были помяты и поцарапаны, левая коленка ободрана до мяса, но кости, вроде, целы и шить не нужно. Следующую восьмую часть стражи Мышь всхлипывала и икала, Илан вытирал ее мокрым полотенцем и салфеткой с антисептиком, Никар бинтовал, по-доброму ворча: 'Не жмись, мышь хворая. Титьки вырастут — будешь жаться, а пока они у тебя внутрь растут, не наружу... Локтем мне в глаз не целься, выбьешь... Руку подними...'
Илан, немного зная мышиный характер, и ориентируясь на то, что крови на ней было многовато для нее одной, в конце концов осторожно спросил:
— Скажи-ка Мышь, тебя побили, или ты подралась? Ты же ему тоже взвесила на сдачу?..
— Я хотела мелким дать пирожков и бежать назад, — стала рассказывать Мышь. — Не знала, что мать с отчимом дома, думала, не вернулись с ночных заработков. Она... — Мышь всхлипнула, — оказывается, договорилась все ж продать меня в веселый дом, где бы ей за меня платили каких-то денег, а они бы их пропивали... Сраные уроды... Хотели меня запереть, я вылезла. Хотели меня поколотить и заставить, я нож схватила. Отчим... он за лезвие рукой взялся, сказал, мол, мне его зарезать слабо. Я ему руку и вспорола. Только руку, честно... Нож еще тупой был... Как потом выбралась, не помню. Я правда не хочу туда ходить, но мелких очень жалко... Хоть бы сестра отобрала их у нее... Она замужем за конторским из порта...
— Ну... — сочувственно произнес доктор Никар. — Зарезать человека тупым ножом действительно непросто.
Илан надел Мыши на голову чистую робу, теплую с дезинфекции, и предоставил ей искать рукава самой.
— Все, — объявил он. — На сегодня приключения окончены. Иди в общую спальню, с головой накройся одеялом и не отсвечивай. И не попадись случайно на глаза доктору Наджеду. А то меня живьем съедят.
