Так вот эта группа туристов из Ливонии только вчера подошла к месту рандеву с Фридрихом и влилась в единый табор с прусской армией. По словам красноречивого гвардейца, им объявили, что через три дня они должны быть готовы к выступлению в поход.

Вот тут мы все дружно и призадумались. Во-первых, уж больно для нас удобно неприятельский лагерь скучковался — и вагенбург с пороховым арсеналом в одну кучу собран, общий громадный табун в сторонке от лагеря пасётся при минимальной охране, да и весь вражеский штаб подле шатра Фридриха в палатках разместился — приходи кума любоваться !

Во-вторых, тут ещё и погода, как на заказ. Ровным ветром тучки поразогнало, Луна в полнеба. И ветерок, как раз в сторону лагеря тянет. Опять же, неприятельские конные разъезды все к ночи в лагерь поубрались.

Короче, посовещались мы да и решили этой же ночью, пока наше присутствие для врага не очевидно, устроить пруссакам праздничное ночное шоу с обилием фейферков за ради праздника прибытия на земли княжества Померанского.

Две группы во главе со Змеем ушли к пороховому вражескому арсеналу, чтобы ровно в полночь устроить пруссакам праздничный салют.

Егерская рота, выдвинувшаяся цепью из леса, подкреплённая пятью пулемётами, прикрыла батарею из четырёх наших самодельных "Катюш" и шести бомбомётов, за позициями которых суетились наши авиаторы готовя к запуску воздушное чудо-оружие.

Две сотни улан заняли позиции на флангах, а третья ушла во главе с Тугай-беем осуществлять, как он выразился, цыганскую мечту по угону почти двадцатитысячного конского табуна, в котором стараниями короля Пруссии пособрали чуть ли не лучший конский состав Европы.

Заняли позиции, ждём. До лагеря прусского — километра два. Если что не так пойдёт — и до леса добежать не успеем. Мандраж такой — аж зубы клацают. Шутка ли — около тысячи человек, половина из которых ещё и войны вблизи не видела, в лоб на шестидесятитысячную армию атаковать намылилась.

И таки себе заметьте, что там не шестьдесят тысяч крестьян с самопалами собралось, а, на секундочку, самая продвинутая армия этого мира. После того раза, когда мы два года назад устроили Фридриху повеселиться, этот парень времени не терял, а перевооружил свою армию поголовно огнестрелом в виде фузей с колесцовыми замками, да ещё и к штыковому бою приохотил.

Да и сам — не дурак повоевать. А уж прусская регулярная кавалерия заслуженно считается лучшей. Но вот в лагере пруссаков взвилась сигнальная красная ракета.

По этому сигналу Змея наши "цеппелины" начали набирать высоту. И тут, каак "ебабахнуло" ! Столб пламени встал до небес.

В отсветах огня видно было как в лагере прусской армии вдруг взялись летать обозные фургоны, лафеты пушек и ошмётки того, что ещё недавно являлось доблестными солдатами пехотных и кавалерийских полков.

Не успел опасть гигантский столб пламени, как ударили наши установки залпового огня. Мать его налево ! С жутким воем в сторону лагеря противника, оставляя за собой хвосты зеленоватого пламени, устремились одна за одной завывающие ракеты.

Стреляли через одну — фугасными и зажигательными. Я Вам так скажу — ни за какие гроши я бы не согласился оказаться сейчас в прусском лагере. Ни за какие !

Ракета калибром в триста миллиметров, набитая под завязку несколькими тысячами поражающих элементов, с разлётом триста метров в каждую сторону, взорвавшаяся в тесных рядах палаток многолюдного лагеря — не самая лучшая из причин внезапной ночной побудки. А уж, когда за ней следом прилетает её подруга, выплёскивая и разбрызгивая вокруг себя метров на двести горючую смесь, моментально прожигающую человеческую плоть до кости, да ещё и имеющую тягу к яркому и долгому горению, не желая ничем тушиться — поверьте, это как раз тот самый случай, именуемый многими религиозными деятелями, как полный "Армагедец".

В лагере пруссаков стоял сплошной ор и вой. Взрывы гремели по всему лагерю, сметая выскакивающих из горящих палаток людей. За воем ракет почти не слышно было кашля бомбомётов, чьи расчёты работали, как одержимые.

К этому времени ветерок дотянул воздушные шары прямо до центра горящего вражеского лагеря и на штаб и шатёр короля Пруссии посыпались авиабомбы и осколочные гренадёрские гранаты, которыми были под завязку загружены гондолы аэростатов. Если у меня когда-нибудь спросят имею ли я картинку за то, как выглядит преисподня, так я теперь смело могу сказать — "Таки ДА !".

В лагере противника казалось, что даже земля горит. В свете грандиозного пожарища видно было разбегающихся толпы людей. В нашей егерской цепи прикрытия затрещали выстрелы и пару раз басовито рыкнул пулемёт.

Вдруг задрожала земля и мимо наших позиций потекла конская река, уводимая уланами подальше за лес. Подскакавший Тугай-бей спрыгнул с коня и полез обниматься. Кроме, как "Вот это насрать ! Вот это мы ого-го !" ничего вразумительного от него услышать было невозможно. Но его можно было понять.

И Вы поимейте себе понимание, что этот гордый сын Ногайской Орды, только что стал живой легендой своего народа ! Никогда и никто в этом мире не угонял за раз двадцать тысяч лошадей. Никто и никогда !

Пройдут сотни лет и десятки поколений в ногайских кочевьях, но имя Тугай-бея НАВСЕГДА останется в легендах и преданиях этого воинственного народа.

О нём будут складывать былины и песни степные акыны, возводя его имя в символ удачливости и лихости степного воина. О нём будут петь песни у каждого степного воинского костра.

Вот так за одну ночь он стал живой легендой. С такой репутацией, как Вы понимаете, два шага до белой кошмы Великого Хана Ногайской Орды. А это Вам, извиняюсь, не кот чихнул. Ногайцы способны поднять в поход поднатужившись до двухсот тысяч сабель.

Тугай-бей доложил, что целиком захватили и ливонский табун. А вот это был воистину царский трофей. Мы всё время мучались, запрягая в артиллерийские упряжки по шесть лошадей, которым всё равно было в тягость таскать артиллерийские фуры и зарядные ящики, а пара ливонских битюгов, на которых рассекала их латная конница, запросто тащили орудийную упряжку даже не напрягаясь.

Мы давненько пытались решить эту проблему, но ливонцы категорически отказывались продавать своих лошадей на сторону. Через два часа примчался и Змей, сияя, как именинник — " Ну что, Лёня ? Ты теперь имеешь полное право пристроить к своей фамилии приставку Цезарь. Пришёл, увидел, победил ! А, если без шуток, то хлопот у нас, ребята, намечается не меряно. Лёня, давай команду егерям и уланам начинать сгонять пленных до кучи. А, сейчас, други мои, давайте соберём командиров, поставим всем задачи, да и выпить за такую победу не грех.".

.... Утро действительно принесло сплошные хлопоты. Пленных набралось тысяч восемь — их тут же отправили копать могилы и хоронить своих бывших однополчан. У нас людей даже для охраны пленных не хватало.

В прусском лагере на вскидку валялось тысяч под двадцать обгоревших тел, которые надо было срочно хоронить. Хоть этот мир и не знал моровых поветрий, как-то не хотелось стать первопричиной их появления.

От лагеря отчётливо тянуло смрадом обгоревшых тел, но пришлось лезть туда осматривать трофеи и искать тела высшего командного состава Прусской и Ливонской армий. На месте шатра Фридриха красовалась здоровенная воронка, а его тело нашли метрах в ста с отрванными ногами.

На другом краю лагеря нашли тело Великого Магистра Ливонского Ордена нашпигованного осколками, как буженина чесноком.

Одних тел генералов обнаружили около трёх десятков. В обшем, ни у Пруссии, ни у Ливонии армии больше не было. Только в сундуках армейского казначейства, притащенных егерями к моей палатке, обнаружилось без малого миллион золотых талеров.

Общее количество трофеев превышало все мыслимые пределы. На следующий день подошёл драгунский полк из Кюстрина в тысячу сабель, который мы тут же и озадачили охраной пленных.

Командир полка доложил мне, что в пути к нам находятся ещё четыре пехотных полка и один гусарский. А ещё через день к нам в лагерь припёрлась целая толпа старост и бургомистров местных городков и сёл с вопросами о разрешении отлова пленных по окрестным лесам и о возможности приспособления их к общественно-полезному труду.

Каково же было моё удивление, когда эти достойные представители местной администрации с какого-то перепугу начали величать меня "Вашей милостью" и "господином бароном". Вот тут-то и выяснилось, что ещё по утру голубями был доставлен Указ Вацлава Четвёртого, производивший меня в звание полковника, с присвоением мне титула барона и правом выбора себе баронских земель из числа конфискованных у бунтующего дворянства.

Но и тут не обошлось без Вацлавых шуточек. Видимо впечатлённый скоростью разгрома неприятеля, он сподобился поименовать меня бароном "фон Быстрик", за что я ему, конечно, при случае скажу огромное спасибо.

Кроме всего прочего, я, Змей и Тугай-бей награждались высшими орденами Княжества Поморского — орденом Святовита. Остальные офицеры отряда награждены военными орденами "Чести", что в орденской табели о рангах стояли сразу за орденом Святовита и, что самое интересное, кавалеры этого ордена приобретали потомственное дворянство со всеми отсюда вытекающими, в том числе обязанность повсеместно носить саблю или шпагу.

Вот просто невероятно хочется полюбоваться на Ивашкина и Фишмана при дворянских шпагах.

Вот так я и стал известным на всю Европу военоначальником Леонидом Марковичем Шнеерсоном, Его светлостью бароном фон Быстрик, полковником бригады свободных наёмников и советником Наместника Востока Поморского княжества. ................................................................................................... .......................................................................................................................... Его милость граф ла Гварди, Наместник Востока Поморского княжества, генерал, командир бригады свободных наёмников. .............................................................................................................................................. Недели не прошло, как бригада начала свой путь вверх по реке, как почтовые голуби доставили известия от Лёни со Змеем о безвременной кончине Его Величества короля Прусского и Великого Магистра Ливонского Ордена вместе с большинством состава их воинства.

Передать моё удивление этим известием боюсь у меня не получится. Максимум на что я мог надеяться — зто на то, что ребята смогут задержать наступление Фридриха на Старград.

Повзрывают мосты, поугоняют паромы с переправ — в общем, собьют пруссакам темп наступления. А тут такое !

В общем вся бригада была потрясена успехом наших товарищей. Если бы не правило "сухого закона" в походе, вся бы бригада полным составом пила неделю на радостях.

Голуби доставили и Указ Его Светлости о возведении Лёньки в баронское звание. Барон Шнеерсон — каково, а..? Хотя стали же Ротшильды баронами, а чем наш Леонид Маркович хуже ?

Теперь осталось только и нам совершить чудо. Как ни духарись, а по ходу в верховьях реки по нам уже шибко соскучились тысяч пятьдесят поляков ( или, как их здесь называют — ляхов ), не считая личных королевских регулярных войск Его Величества Короля Польского Казимира Второго.

Как мне доложил, занимающийся у нас разведкой, Анри ди Альмейда — хоть войсками и руководил гетман Потоцкий, королевские войска Казимира держались наособицу и стояли отдельным лагерем, да и присутствие самого короля в войсках сильно не афишировалось.

В довесок, Казимир до зубовного скрежета ненавидел Потоцкого, впрочем, как и остальных польских магнатов, что чувствовали себя в своих огромадных уделах вторыми после Бога и имели привычку откровенно поплёвывать на короля, его указы и на любую власть, кроме собственной. Надо признать, что они могли себе это позволить.

Такие "фамилии", как Потоцкие, Замойские, Конецпольские и Любомирские имели собственных надворных войск — королю не снилось. А уж кинув клич среди шляхты, могли вывести в поле до 50-60 тысяч не самых плохих войск.

И, как Казимир Второй не бился в попытках реформировать страну, все его потуги разбивались об резолюции Сейма "Не позволям !", в котором себя хозяевами чувствовали крупные польские магнаты.

Когда он на королевских землях освободил крестьян от рабства, магнаты его только что по столу рожей не возили, пока он не отменил своего решения. Но, похоже, Казимир этого не забыл и потихоньку готовился взять реванш.

По сведеньям нашей разведки, он втихаря сумел создать при помощи наёмных швейцарских инструкторов десяток полков отборной тяжёлой пехоты и пять полнокровных конных полков знаменитых панцирных гусар. Ломбардцы помогли ему за щедрую оплату с обучением пушкарей для четырёх десятипушечных батарей полевых орудий на колёсных лафетах, которые, конечно, были не нашим чета, но для европейских армий были просто образцом для подражания.

Похоже, Его Величество собирался по полной воспользоваться подвернувшейся оказией в нашем лице.

На двенадцатый день наш речной вояж закончился у стен города Ополье, который являлся и столицей одноимённой провинции. Пока бригада под командой Анри выгружалась на берег и устраивала лагерь, я вместе с Тотлебеном и Лацисом в сопровождении двух десятков рейтар ускакал в город.

По дороге нас перехватил конный разъезд драгун под командой деловитого вахмистра и проводил до городских ворот, где нас уже встречал Наместник провинции граф Радков, градоначальник Ополья и командиры двух полков — пехотного и драгунского.

Вокруг города кипела работа. Солдаты и ополченцы провинции под руководством офицеров копали рвы и сооружали вокруг обветшалых городских стен земляные редуты.

В городские ворота один за одним вползали обозы из крестьянских телег, влекомые быками и гружёные всевозможными съестными припасами и фуражом.

В километре от стен наблюдалось массовое учение строю вчерашних крестьян, откуда доносился добротный армейский мат пехотных капралов и сержантов.

В самом городе дымили печи кузниц и литеек, где мобилизованные наместником мастера кузнечной гильдии круглосуточно лили картечь и снаряжали гранаты, как я и просил Радкова посланием голубиной почты.

В общем было понятно, что Наместник провинции не зря ест свой хлеб. В своё время граф Радков так достал придворных Вацлава своим ехидным остроумием и сарказмом, что его с радостью выпихнули наместничать в приграничную провинцию, надеясь, что он тут или свернёт себе шею на какой-нибудь охоте, или сопьётся от скуки.

Ан, не тут-то было ! Вчерашний придворный повеса вдруг оказался рачительным хозяином и талантливым администратором. Быстро создал отряд пограничной стражи в две сотни сорвиголов из бывших браконьеров и конрабандистов, а то и лихих ребят из последователей деяний приснопамятного Робин Гуда, который не стесняясь и навёл жёсткий порядок в Пограничье, украсив ветки деревьев вдоль трактов тушками любителей гоп-стопа на свежем воздухе.

Тут же через провинцию, пользуясь безопасностью дорог, пошли сплошным потоком купеческие караваны. Через пару месяцев добился от князя Вацлава смены командиров двух расквартированных в провинции армейских полков, которые и привёл в должный порядок вместе с вновь прибывшими командирами этих подразделений.