Большая и грязная любовь

Я отключила чёртов гаджет и выжидательно уставилась на шефа.

— Ладно, розочка, рассказываю.

Глеб отложил двузубую вилку, бокал с вином тоже в сторону отставил. Потом сцепил пальцы в замок и начал просвещать:

— Мы действительно питаемся сексуальной энергией. Забирать её предпочитаем естественным способом, через физический контакт. Можно брать и по-другому, но это сложно и доступно далеко не всем. Количество энергии, которую даёт человек, зависит от качества переживаний. А ещё от качества переживаний зависит вкус. Чем ярче и насыщенней эмоции, тем вкуснее.

— Поэтому вы стремитесь доставлять максимум удовольствия?

— Мы не стремимся, мы доставляем.

Я невольно смутилась — вот с этим точно не поспоришь, по себе знаю. А шеф продолжал:

— Чтобы утолить наш голод простого соития недостаточно. Чтобы насытиться, нам нужен пик, высшие ощущения. Все особенности нашего вида... — шеф снова вилку взял, покрутил в пальцах, — это инструменты для добычи пищи. Всё. Начиная физической трансформацией и заканчивая телепатией.

Я в этот миг как раз вина хлебнула... очень, между прочим, зря!

— По спинке постучать? — участливо осведомился шеф. Какой он всё-таки добрый...

— Телепатия? — сипло переспросила я.

Губы брюнета растянулись в шаловливой улыбке.

— Крис, милая, ну зачем так пугаться? Ну телепатия, и что? И вообще, я думал, тебя физическая трансформация заинтересует больше.

Это он сейчас про то, что его язык может превращаться в нечто длинное и раздвоенное или... или у него не только язык удлиняется?

— Розочка моя, ты покраснела.

Ещё бы! У меня ж фантазия временами богаче Рокфеллера!

— Так что там с телепатией? — вперив взгляд в тарелку, пробормотала я.

— То же что с эмпатией, — милостиво "разъяснило" руководство. — Мы умеем считывать ваши самые потаённые желания — это к области эмпатии относится, а вот телепатия позволяет такие желания в сознание внедрять...

Мама! Куда я попала?

От созерцания тарелки пришлось отвлечься, причём срочно.

— Глеб?.. — в моём голосе появилась угроза.

Чёрт возьми! Я знаю, что к тридцати у женщин сознание меняется, что отношение к постельным играм другим становится! А уж если сюда длительное воздержание добавить, так вообще! И именно этим я объясняла своё чрезмерное влечение к Глебу, и тот факт, что близость с незнакомцем доставляет невероятное удовольствие, хотя противоречит моим принципам!

После того, как шеф связал меня сетевым кабелем и... ну в общем, сделал всё, что сделал, я мысленно признала себя извращенной, потому что мне понравилось! Более того, я смирилась со своей распущенностью! Я мучилась и обвиняла себя в то время как он...

— Я не применял телепатию.

— Ты ещё и мысли читаешь?! — возопила я.

— Кри-ис... — сказал тихо-тихо. — Крис, не ори. Эти мысли на твоём восхитительном личике написаны.

Желание отрезать инкубу что-нибудь ненужное пересилило даже то, другое, но тоже с инкубом связанное...

— Крис, я не применял телепатию, — повторил Глеб. — Я вообще внушением не занимаюсь, мне не положено.

— Что значит "не положено"? — прошипела я.

Шеф шумно вздохнул и выдал:

— Розочка моя, я не просто инкуб, я высший инкуб. Для такого как я, применение телепатии — моветон, равно как и насилие. Я слишком силён, чтобы использовать подобные приёмы.

Вот теперь разозлилась всерьёз, даже нож со стола схватила. Ненавижу, когда мне лапшу на уши вешают! Особенно столь открыто!

— А утром, на кухне, это что было? Не насилие, не?

Ухмыльнулся, придвинулся, словно никакой угрозы и в помине нет.

— Утром на кухне, — в голосе шефа появилась хрипотца, — я сделал то, чего хотелось нам обоим.

— Мне не хотелось! — выпалила, и ножом для пущей убедительности махнула.

Глеб перехватил запястье, вынул опасный прибор из вмиг ослабевших пальчиков, и озвучил то, о чём и прежде догадывалась:

— Я состояние возбуждения чую. Для меня это как аромат поспевающего шашлыка...

— Но ты меня загипнотизировал!

— Твоё желание было естественным, — сказал зеленоглазый. — А в том, что касается остального... я ведь тоже не железный, Крис. Особенно когда голодный.

Сволочь! Просто сволочь!

Я выдернула руку из капкана и переключилась на улиток. Ну в смысле на ужин. Вот только хватило меня ненадолго.

— Мне койку в Кащенко бронировать?

— Прости? — переспросило начальство недоумённо.

— Ты сказал, что у людей после общения с вами проблемы с психикой начинаются, — милостиво пояснила я.

Глеб вздохнул, кажется устало.

— Тебе это не грозит.

Прозвучало как намёк, правда оскорбиться не успела. Глеб продолжал:

— Проблемы возникают у тех, кого выпили досуха. Секс — это тоже наркотик, причём один из сильнейших. Сперва человеку достаточно маленькой дозы, исполнения самых простых, самых примитивных желаний. Потом желания становятся сложней и, зачастую, извращённее. Инкуб в стремлении насытиться даёт максимальную дозу наркотика, вытягивает из подсознания все желания и мечты. Человек получает немыслимую дозу удовольствия, но после впадает в апатию: ему нечего больше хотеть — раз, произошел предельный выброс сексуальной энергии — два, лучшего любовника чем инкуб не найти — три. То есть человек понимает, что достиг вершины и никогда уже не испытает такого удовольствия.

— Но секс — не единственная радость жизни.

— Согласен. Только чтобы понять это, нужно преодолеть ломку и связанную с ней депрессию. Не самый лёгкий процесс, уж поверь.

М-да... грустно.

— Именно поэтому мы предпочитаем приличных женщин, — припечатал Глеб, а я... едва не выронила вилку.

— В смысле?

— В прямом, — улыбнулся зеленоглазый. — Женщина с небогатым сексуальным опытом и принципами, обычно очень ограничена в желаниях. А чем меньше желаний, тем больше вероятность, что встреча с инкубом станет приятным приключением, не более. К тому же... — Глеб перешел на заговорческий шепот, — приличные женщины так вкусно смущаются...

— Глеб!

Рассмеялся. Не издевательски, по-доброму, но всё равно обидно стало. Вот как ему не стыдно рассказывать мне такое, а?

— Ты, розочка, тоже на смущении попалась.

— А? — а вот с этого места поподробнее!

— Ага! — передразнило начальство. — Ты смущалась, Крис. Причём постоянно. И мне очень интересно — почему тот, кто втравил тебя в эту историю, не принял в расчёт твою скромность? Это же самая большая дыра в твоей легенде.

Сразу вспомнилось — ночь, улица, фонарь... бутылка "брюта". И сказанное без малейшей запинки — "Я даже на маленькую и грязную согласна, веришь?" Впрочем, распитие спиртных напитков с незнакомцами ещё не показатель распущенности...

— Моя легенда вообще на решето похожа, — тихо сказала я. А что, разве нет?

— Верно. И это наводит на мысли.

— Какие?

— Видишь ли, Крис... Когда мы меняем реальность, мы не оставляем человеку памяти о прошлой жизни. Очнувшись в новых обстоятельствах, он уверен, что всегда жил именно так. А вот с тобой поступили странно, если не сказать глупо.

И опять в памяти те самые — ночь, улица, фонарь... а ещё собачник, который, при всей лёгкости и бесшабашности, на глупца не тянет.

— Думаю, тут одно из двух, — продолжал рассуждать зеленоглазый. — Либо память оставили нарочно, дабы ты прокололась и дала повод задуматься о том, что мы не всемогущи. Либо тем, кто проводил смещение, банально не хватило энергии. Второе, кстати, вероятней.

Увы, выспросить подробности было не дано — у столика возникла женщина в платье с умопомрачительным декольте и противно так протянула:

— Ой! Ну надо же какая встреча! Кри-ис... сколько лет!

Алису Зябову в классе называли не иначе как... нет, не Зяблик, Шершень! Не потому что большая и полосатая, просто жужжит очень громко и грызануть может так, что мало не покажется. На достопамятной встрече одноклассниц, Алиса тоже была, отчаянно хвасталась новым загородным домом, пятилетним сыном и мужем — то ли депутатом, то ли дипломатом, то ли нефтяником. Ну и меня едва ли не громче всех жалела.

— Крис, вот уж не ожидала! — продолжала тянуть Алиска. — И правду говорят — мир та-ак тесен!

Пришлось встать, расцеловаться с Шершнем, и представить однокласснице Глеба... И вот тут очень неудобная заминка вышла.

— Глеб, это Алиса, мы вместе в школе учились. А это... — я указала на зеленоглазого, — это... это... мой шеф, Глеб Игоревич.

— О! — воскликнула Алиска. — Ну надо же! А я-то подумала... ой, извините! Ничего-ничего!

Глеб, как и подобает руководству, не ответил — учтиво кивнул и вернулся к ужину. Вернее, к созерцанию тарелок и бокалов.

Алиска облагодетельствовала ещё парой дежурных фраз, наказала не пропадать и умчалась — она с мужем ужинала, за самым дальним столиком. Я тоже за стол вернулась, чтобы тут же нарваться на очень пристальный взгляд зелёных глаз.

— Значит, шеф... — сказал Глеб тихо.

— Ну а что я должна была сказать? Алиса, познакомься, это мой любовник?

Глеб заметно скривился и промолчал.

Остаток ужина прошел в тишине, потому что шеф отобрал у меня планшет и погрузился в чтение какого-то форума. На попытку отвлечь от этого безусловно важного занятия, ответил сухо:

— Не сейчас.

В машине Глеб тоже молчал. И по пути к лифту, и в самом лифте, и даже когда в квартиру вошли... Ну а когда он всё так же молча расстегнул рубашку и направился в ванную, я не выдержала:

— Глеб, ты что? Обиделся?

Замер. Обернулся. Окинул насмешливым взглядом, и всё-таки ушел.

Чёрт! И как это понимать? И что мне, по его мнению, следовало ответить Шершню? Друг? Да какой он нафиг друг? Парень? Ага, молодой человек лет так тридцати-пяти на вид, а на деле — дедушка натуральный! Мой мужчина? Ну в случае наших отношений, такая формулировка пошловато звучит, если честно. А назвать любовником — по сути верно, но ещё пошлее, чем про мужчину.

Чёрт! Ну что за подлость? Что за невезуха? Надо было просто имя Алиске сказать и не мучиться.

Бойкот продолжался до утра, мы даже любовью занимались молча. Вернее, Глеб молчал, а я отчаянно пыталась соответствовать. Получалось не всегда — просто в этот раз зеленоглазый был не только изобретателен, но и невероятно нежен. Я чувствовала себя ангелом, причём не падшим, а наоборот — парящим, белокрылым, исполненным света и любви. Настоящей! И очень-очень чистой.

А утром пришел он. Тот который пушистый, из семейства псовых...

— Крис, я в шоке! — заявила мамулечка, едва я соизволила принять входящий вызов.

Мы как раз к офису подъезжали. Глеб невозмутимо пялился в планшет — всё тот же форум читал. Водитель-Гена столь же невозмутимо глядел на дорогу.

— Нет, я, конечно, очень за тебя рада, — продолжала мама. — И я ждала, и верила, и надеялась. И это всё безумно романтично и необычно... Но чёрт вас подери, Крис! Почему я должна узнавать об этом из Вконтакта?!

— Узнавать о чём? — нахмурилась я.

— О том самом, — ответила родительница. — Глеба мне дай.

Я дала — а что? Мне не жалко.

— Да, Алина Юрьевна, — сказал тот, кто по-прежнему дулся и игнорил. Послушал о чём мамулечка щебетала, тут же расцвёл. — Спасибо, Алина Юрьевна. Конечно! А как иначе!

Мама ещё что-то пела, Глеб продолжал улыбаться, Гена тоже заметно повеселел, и только мне не до смеха было.

— Глеб, что происходит? — строго вопросила я, чтобы тут же услышать:

— Да, уже рычит.

— Глеб! — вот теперь действительно рычу.

— Всё, Алина Юрьевна, простите, Крис телефон вырывает.

Я? Да я даже не думала...

— Ага, ага... обязательно! Да, непременно! Удачи!

Трубку мне вернули с самым развесёлым видом. Я выхватила телефон, но мама уже отключилась, так что пришлось перезванивать. Но едва послышались гудки вызова, шеф отнял телефон и этот самый вызов сбросил.

— Что за нафиг?! — не выдержала я.

— Приехали, — лаконично ответило начальство, и покинуло салон, чтобы через пару секунд открыть мою дверь и подать руку.

— Глеб! — опять рычу, но куда злей чем прежде. Нет, ну а что? У них с моей маман какие-то секреты, какие-то Вконтакты, а я как лох ничего не знаю, и даже выяснить не могу потому что кто-то... чёрт! — Глеб, телефон верни!

— Обязательно, розочка моя.

Ругаться здесь и сейчас было глупо — слишком хорошо помнила, чем ссоры на стоянке кончаются. Поэтому подала руку, выбралась из машины и, боднув шефа взглядом, повернулась к стеклянной вертушке. Повернулась и замерла. И на стоянке, и у входа в офис, было поразительно пусто. Будто вымерли все, даже охрана.

— Глеб, а что происходит?

— Понятия не имею, — отозвался зеленоглазый. А в интонациях звучало: да, розочка моя, я нагло вру и даже не пытаюсь скрыть сей вопиющий факт!

— Глеб...

— Или сама, или на моём плече, — заявило руководство, и легонечко шлёпнуло по попе, подталкивая вперёд.

Страха не было. Досада! Одна сплошная досада!

— Ну ладно, — процедила я и решительно направилась ко входу.

Догнали, за талию приобняли, даже в висок чмокнуть умудрились.

На ступени крыльца мы взошли вместе. Стеклянную вертушку тоже вместе миновали. И застыли как бывалые синхронистки, разом.

— По-здра-вля-ем! — невероятно громкий, слаженный, многоголосый вопль обрушился лавиной. А спустя миг вторая волна пошла, только уже не вопль, а Марш Мендельсона в исполнении маленького духового оркестра, который перед центральным ресепшном расположился.

Мамочки! У меня галлюцинации или...

Или не было, зато было шампанское, которое лично я махнула сразу, залпом, и искренний возглас какой-то дамочки:

— Ой! А вино-то горькое!

— Горькое, — басисто согласился кто-то из мужчин.

— Очень горькое! — добавила уже знакомая мне Вики, и заорала во всё горло: — Горько!!!

Слов не осталось, только мат.

Фотографии были отменными!

Вот мы с Глебом перед церемонией. Он в чёрном фраке, с белой розой в петлице, весь такой серьёзный и собранный. Я в пышном белоснежном платье с открытыми плечами, с высокой причёской и счастливо-смущённой улыбкой на лице.

Вот мы с Глебом идём к столу регистрации. Он по-прежнему серьёзен, а меня явно нервяк трясёт. Зато женщина в тёмно-синем платье смотрит на нас приветливо и одобрительно.

Вот я подписываю какую-то бумажку... Лица не видно, но нервяк даже сквозь экран чувствуется. А Глеб бумажку подписывает уверенно и размашисто, и ещё успевает после этого в объектив глянуть, и улыбнуться лучисто — отдельная фотка, очень коварная.

Потом я ему на палец кольцо надеваю, а он мне. Женщина в синем смотрит на это дело с профессиональным, отработанным годами умилением.

Ну а целуемся мы... ух как мы целуемся! Заставка для порно-фильма, не иначе!

Следующая порция фоток тоже про свадьбу, только дело происходит в какой-то ни то часовне, ни то молельне. Причём крошечной и мрачной, с цветными витражами на окнах и тысячей свечей по подоконникам. Стоим с Глебом, дружно за какую-то каменюку держимся, а вокруг рук свечение... алое. Аккурат под цвет глаз инкуба.