Девочка зарылась в недрах стоящего рядом мешка, вытягивая сверток за свертком. А мой вялый разум все никак не мог уместить в себе простую мысль: она жива. Пришла сюда по доброй воле, судя по поведению, прокралась тайком мимо стражи с одной лишь целью — подкормить пленного иномирянского мага. И снова меня будто острой стрелой пронзило беспокойство: что будет, если ее заметят? Однозначно ничего хорошего, иначе она не пришла бы украдкой. Скорее отправить ее назад, пока не заметила стража, пока эта ненормальная девочка опять не нажила себе проблем из-за лишней сердобольности и сострадательности к тем, кто того совершенно не достоин.

— Не нужно, — тихо произнес я, слегка коснувшись пальцами ее спрятанного под неизменной мешковатой курткой предплечья.

Девочка вздрогнула всем телом и отпрянула, выронив от неожиданности фонарь.

— Ополоумел, шикар?! Чего руки тянешь?! — рассерженной гадюкой зашипела она.

Губы сами растянулись в окрашенную налетом горечи улыбку. А подсознание так не вовремя подкинуло запомнившуюся картинку того, как охотно прильнула она к ладони золотоволосого приятеля, ища покоя и утешения. Смогу ли я когда-нибудь удостоиться хотя бы толики схожего доверия со стороны своей маленькой тайны? Нет, не стоит и мечтать.

— Этого не нужно, — пояснил я, жестом указав на разложенные у решетки свертки.

Девочка недоверчиво прищурилась:

— Это еще почему?

— Стражи могут заметить. Возвращайся назад и больше не приходи. — Ровно выговорил я.

— С чего вдруг, Миарон? — Землянка заняла излюбленную для спора позу, чуть склонив растрепанную голову и уперев стиснутые кулачки в бока. По опыту знаю, — лучше согласиться сразу. Если разовью дискуссию, то просто зря потрачу время, придя к тому же результату. Чтобы убедить в своей правоте девчонку, нужно нечто большее, нежели одно голое желание. Некогда придумывать для нее реалистичные причины, гораздо целесообразнее поделиться правдой, пусть и не очень-то радужной. Не расходуя более времени на раздумья, я заговорил:

— Я уже мертвец, Мария...

При звуке собственного имени, вылетевшего из моих уст, девочка снова вздрогнула. Мысленно хмыкнул: знала бы она, что стоит в корне причины, из-за которой я отказываю себе в удовольствии даже в фантазиях произносить его! Хотя, мои предосторожности несколько запоздали. Согласитесь, трудно не допустить привязанности, когда она уже сформировалась и плотно укоренилась в самом потаенном уголке души.

— В смысле? — Нахмурилась землянка, отчего меж бровями залегли две вертикальные морщинки. Внутри снова потеплело. Желание прикоснуться и разгладить бледную кожу стало почти непреодолимым. Не знаю, как мне удалось сдержаться. Наверное, только мысль о том, что подобный порыв опять испугает девочку, остановила меня.

— Постой-ка, шикар... Чего это тебя знобит? — Протянула девочка с долей подозрения в хрипловатом шепоте. Сунула руку с зажатым фонарем сквозь прутья, поднеся его вплотную к моему лицу. — Ого! В гроб краше кладут!

— Мария, выслушай, — я мягко отвел в сторону от лица ее напряженную руку. — Ты зря рискуешь, приходя сюда. Мне осталось недолго, через неделю я уже не смогу подняться, перестану тебя узнавать.

— Но, — попыталась возразить девочка.

— Не перебивай! Тебе нужно уйти! Не просто из подземелья, тебе нужно уйти как можно дальше от этого места. Предупреди всех, кто тебе здесь дорог. Выходите немедленно и не останавливайтесь. Я маг, сын ветров. Мертвый воздух и мертвый камень вкруг меня блокируют силу мира, за счет которой я существую. Скоро тело мое погибнет, и эту смерть почувствует и отследит каждый Слышащий моего народа. Сюда придут воины, много. Никто из людей не уцелеет!

— А чего ж ты, ванькин сын, раньше молчал?! — Пораженно выдохнула девчонка, глядя на меня расширившимися глазами.

— А что бы изменилось? — голос мой звучал устало.

— Ну, знаешь! — Мотнула она головой и принялась быстро собираться. — Я услышала тебя, шикар. Кушай, и размышляй о хорошем, а я что-нибудь придумаю. На этой базе ютятся многие, в том числе женщины и дети. Я не отдам их на растерзание твоим бойцам, никто из них не погибнет.

* * *

Мария.

— Как ты сюда попала?! — вскинулся Анисьев, командующий базы под номером четырнадцать. За счет своей полноты и вспыльчивости мужчина подчас выглядел довольно комично. Меня Анисьев побаивался, а потому недолюбливал. Но если раньше ему приходилось считаться с моими словами, то сегодня, после понижения в звании до рядовой, он с полным правом мог просто отмахнуться, словно от надоедливой мушки, выставить незваную гостью за дверь. Судя по выражению лица, именно это он и готовился предпринять. Мне нужно действовать осторожно, взвешивать каждую фразу. Когда командующий едва сдерживает искушение послать тебя подальше от самого порога, стоит трижды задуматься над формулировкой доклада.

— Доброе утро, товарищ полковник! — вытянувшись по стойке смирно, я дождалась быстрого подозрительного кивка. — Как спалось?

— Зубы мне не заговаривай. Чего приперлась? — Чуть более расслабленно отозвался Анисьев, вновь устраиваясь в мягком кресле, с которого подскочил при виде моей надоевшей персоны, нарисовавшейся в проеме открытой двери.

— Да я, в общем-то, спросить пришла, ну и рассказать кое-что... — осторожно начала я, присев на краешек предложенного гостеприимным жестом стула.

— Валяй, — махнул полковник пухлой кистью, отрешенно глядя в пожелтевшие от времени бумаги на письменном столе.

— Мне просто любопытно, а как Вы собираетесь дальше распорядиться пленным шикаром? — произнесла я и инстинктивно втянула голову в плечи, ожидая в ответ гневной вспышки. Интуиция не подвела.

— Ты опять о нем?! — Вмиг утратив все свое показное равнодушие, мужчина взвился на ноги и несколько раз в раздражении шлепнул раскрытой ладонью по крышке стола. — Тебе мало?! Мало, да?! Я пошел навстречу Зотову, снял с тебя обвинения, позволил остаться, но ты никак не можешь успокоиться! Снова хлопочешь за своего недобитого говнюка! И что? Я должен и дальше верить в широту твоей души и гуманность помыслов?

— Товарищ полковник, тут вот какое дело... — я нервно взлохматила волосы на затылке. М-да уж... То, что я собираюсь сказать, звучит и впрямь не слишком правдоподобно. — Пленный шикар маг. Сейчас он не может пользоваться своими способностями в силу неких обстоятельств, о которых я тоже не очень-то осведомлена. Но маг, я уже подробно изложила причины своих выводов в рапорте. Мы практически ничего не знаем о способностях пришельцев. Прибывая в тюремном блоке, мне удалось выяснить, что замкнутое пространство подземелья в большей мере влияет на шикара, нежели на обычных людей. Он умирает. Вы можете не верить мне на слово, товарищ полковник, но в том легко убедиться, оценив его паршивый вид.

Я замолчала, ожидая комментариев Анисьева. От того, что он ответит, будут зависеть мои следующие слова. А мужчина молчал, буравя меня сузившимися глазами. Упираясь в столешницу костяшками согнутых пальцев, он нависал надо мною как горный уступ, такой же внушительный и непоколебимый. Да, чего было не отнять у командующего четырнадцатой базы, так это уверенности в себе и упрямства. Поверила бы я на его месте? Девчонке, что пусть и не по своей вине угробила оперативную группу, вернулась из плена с клеймом смертника на спине, близко знакома с Миароном армии противника... Я отлично понимаю, какие мысли бродят у него в голове. Что если все это спланированно? Если о предстоящей гибели отряда я знала заранее и отстала намеренно? Вдруг сговор с врагом все же имел место? Как в противном случае я умудрилась сбежать? А все те события, перечисленные в моем рапорте, просто-напросто моя буйная фантазия, имеющая целью прикрыть предательство товарищей и родины? Как увязать вместе мое триумфальное возвращение с ворохом ценных бумаг и появление в мертвом лесу одиноко(!) бродящего Миарона? Как объяснить мое трепетное отношение к шикару? Почему я опекаю его, словно собственного непутевого сынишку? Чрезмерно длинная цепь случайностей, слишком сложно, чтобы быть правдой. В глазах командующего отчетливо мерцали отголоски опасных для меня мыслей. И все же он решил выслушать мою версию до конца:

— И что мне с того, что шикар подыхает? Почему меня должно заботить его здоровье?

— Смерть мага сопровождается выбросом силы, который могут почувствовать Слышащие. Смерть же Миарона они способны отследить, так как пленный — один из лучших чародеев своего народа. Мы не успеем и пикнуть, как пришельцы перебросят сюда карательные отряды. Вот почему я спрашиваю, что Вы намерены предпринять в отношении пленника.

— И как, позволь узнать, к тебе попали эти сведения? — чуть склонил голову командующий.

Я проиграла, то было крупными буквами написано на лице мужчины. Так смотрит кошка на нелепое барахтанье загнанной в угол мыши. Сказать правду? Что императорский Миарон добровольно сообщил о своей кончине и последующих за ней неприятностях? Но какова причина его откровений с рядовой сопротивленкой? Нужно срочно что-то придумать. Солгать так, чтобы это выглядело правдиво. Зря я пришла сюда сама. Стоило послать того, кому Анисьев доверяет.

Боюсь, скептически настроенный разум полковника автоматически проставит ярлык 'вранье' на любое произнесённое мною слово. Да и что мне сказать? 'Шикар предупредил меня, потому что я несколько раз спасала ему жизнь'? За такое меня немедля поставят к стенке. 'Шикар предупредил меня, потому как я его любимый враг'? Глупость какая! Я и сама себе не верю. 'Шикар не хочет лишних смертей'? Ха! Все равно что: 'Апостол Петр спустился с небес и раздает бесплатное пиво'! Тьфу ты! Хорошо, пусть будет так:

— Я случайно услышала об этом в плену. Шикар полагал, что я без сознания, и потому не стеснялся говорить вслух о важном.

-Что, так просто? — деланно удивилсяполковник. — Я-то думал, ради этих сведений ты голыми руками задушила три сотни пришельцев, прошла пять километров босиком по раскаленным углям, а затем спрыгнула с Эвереста и чудом осталась жива...

Скрипнув зубами от унижения, я несколько раз глубоко вдохнула. Анисьев недвусмысленно намекал на невероятность изложенных мною в рапорте событий. Конечно, сомнения в достоверности пережитых мною приключений в стане врага неизбежны. Что поделать, если даже в кратком и весьма урезанном варианте рапорт напоминает собой сценарий для голливудского экшена? Но как же неприятно выслушивать обвинения, высказанные в столь грубой форме!

— Что Вы имеете в виду? — прохладно осведомилась я, хоть и не нуждалась в пояснениях. Намерения Анисьева были кристально ясны. Он надеялся спровоцировать скандал, заставить с пеной у рта отстаивать свою правду, доказать которую не в моих силах. Без свидетельских показаний и документальных подтверждений исцарапанные кривыми буковками бумажки — всего-навсего филькина грамота, а не причина четырехмесячного отсутствия. Но скандалить нет смысла. Колотя кулаком в грудь, я только лишний раз повеселю мужчину, ничего в итоге не добившись.

— Да то и имею! — ухмыльнулся полковник, скрестив на груди руки. — Завралась ты, Маша. В конец завралась. Пусть Зотову и удалось убедить комиссию в твоей лояльности, но я то тебя успел хорошо изучить. Вечно ты лезешь, куда не просят! Болтаешь, что не следует! Вот и доигралась. Я давно заметил, что с тобой не все гладко. Пропадаешь где-то сутками, знакомства странные водишь... Ну да ничего! Я выведу тебя на чистую воду. Теперь, когда Зотов во всеуслышание от тебя отказался, некому больше прикрывать твою задницу, некому пропихивать в верха смороженную тобой бредятину. Вот и поглядим, долго ли ты проскачешь без своего покровителя!

Я молча поджала губы. А что здесь возразишь, если полковник прав по всем пунктам? Ведь я действительно до сих пор жива только потому, что Андрей прикрывал мои многочисленные причуды. Где бы я сейчас была вместе со своими взглядами, свободолюбием и своенравием, если бы не старый друг? Ведь это авторитет его слова позволял мне раз за разом выкручиваться из скверно попахивающих ситуаций. Даже военное прошлое — и то характеризует меня с невыгодной стороны. Слышали-то обо мне многие, но в основном не делающие чести слухи. Лишь единицы в курсе реального расклада, да и те начинают сомневаться...

А Зотов...ему сейчас паршиво. Я для него являюсь живым напоминанием. Несу на себе печать косвенной, но все же вины. Глядя на меня он каждый раз задумывается: а что если бы настоял? Если бы не доверился по привычке, а лично перепроверил данные от осведомителей? Если бы отложил операцию, как и советовало мудрое нутро? Понятно, что он решил устранить из своей жизни ту, что будит в нем болезненное чувство вины. Накручивает себя, мучает, гадает, хотя лучше всех осознает произошедшее. Я могла бы потушить пожар скорби в его душе. Долгими разговорами или же просто молчанием, как много лет назад он помог мне. Но Андрей мужчина, а не молоденькая запутавшаяся девчонка. Он хочет справиться с этим сам. Не мне осуждать его стремление к одиночеству. Может когда-нибудь он созреет и хотя бы выслушает меня, но это случится не скоро. Пока же я удостоилась только четырех слов, сцеженных сквозь сжатые зубы: 'Прочь из моей жизни'. Думаете, это больно? Ничуть! Какой вес имеют злые слова в сравнении с тем, что старый друг не бросил меня, не оставил, не махнул рукой в то время, когда я остро нуждалась? А так...он просто растерян, запутался, оглушен потерей и черной тоской. И я бы многое отдала, чтобы в этот период находится с ним рядом. Но мне ли не знать, как порой ранит ненужное сочувствие?

— Молчишь? То-то же... — вкрадчиво шепнул Анисьев прямо у меня над ухом. Поглощенная невеселыми мыслями я и не заметила, как полковник обогнул стол и зашел сзади, довольно интимно склонившись над моим плечом. Инстинктивно отклонившись, я заерзала на краешке жесткого сиденья.

— Хочешь, я скажу, что сделаю с твоим драгоценным шикаром? — Обманчиво ласково проворковал Анисьев, огладив ребром ладони мою щеку. Я сглотнула. — Завтра на рассвете объявлю общий сбор и торжественно пущу в лоб пришельца пулю. Своей рукой, из собственного именного револьвера. Как тебе такой расклад? По вкусу?

— Верха одобряют? — сипло выдавила я, не смея поверить в то, что трезвомыслящие люди в штабе могли допустить подобное.

— Завтра и узнаем! — зловеще прошипел полковник. Что-то в его настроении поменялось. Видно, сама того не желая, я наступила мужчине на больную мозоль. Анисьев резко рванул меня за волосы, заставляя запрокинуть голову и посмотреть в его искрящиеся гневом глаза. — Гребанные подонки! Засели в своем бункере и носа боятся высунуть! Лижут задницы пришельцам, пока те глумятся над нами в трудовых лагерях! Плевал я на их приказы, слышишь?! И на твои бредни тоже плевал! Каким бы ветром сюда не занесло этого шикара, он сдохнет, и точка! Я убью его сам и объявлю об этом на открытой радиоволне! Пусть каждый человек на планете знает, как настоящие сопротивленцы поступают с иномирянской швалью! А штабные крысы пусть дальше лижут волосатые шикарскиезадницы! Меня это не касается! Я все сказал! Долин, выпроводи отсюда эту красотку и не больше даже на порог не пускай! Видеть ее не желаю!