/... — Mum, mummy... Mummy, help... — страдал в бреду молоденький совсем мальчишка, едва ли Яну ровесник, рядом, на расстоянии руки. Черная имперская форма в иное время очень шла бы к его холодноватому, правильному лицу, да только сейчас лицо исказила гримаса боли, залила кровь из рассеченного лба. Кровь же заливала мальчишкину грудь, какие-то потроха виднелись из-под драной куртки, он явно был уже не жилец, а не умирал, продолжал страдать. Ян очнулся от его запинающихся просьб и теперь лежал, соображая, как он сам — сможет ли дальше, или всё, конец. Голова кружилась, в ней звенело и щелкало, пить хотелось невообразимо, болела, кажется, каждая косточка в теле, но Ян в отличие от имперца умирать вроде бы не собирался. Тогда он полежал еще, собрался с силами и попробовал подняться. Попытки с третьей ему это удалось, пошатался, но устоял. С высоты в полный рост вид открывался, как на картине. Той, что "Грюнвальдская битва" Яна Матейко. Когда взорвалось, осколки полетели во все стороны, досталось каждому. Яна спасло только то, что защитку он не снимал даже во сне, научился держать автоматически, без всяких усилий со стороны сознания. Ну и чуток заслонило. Остальные не успели сориентироваться. Свои и чужие вперемешку. Прикрыл глаза ладонью, смотреть больше не мог, да еще яркий свет резал. Отнял ладонь — мокрая и грязная, под волосами кровоточит ссадина. Под ногами валялась фляжка с водой, целая, потому что собой закрыл, когда падал. Рюкзак с "цветками" — странно, что не сдетонировали — и концентратами тут же. Прислушался — кроме страданий случайного соседа ни звука, очень тихо. Да, вот ворона каркнула. Падальщица.
Но нужно было уходить. С сомнением поглядел на далекий барак шарашки — вряд ли там хоть кто живой остался. К тому же минут через двадцать явится бригада зачистки, основательно пошарит серди трупов — понятно, кого будет искать. Наметил цель — пролесок в полукилометре от побоища, дальше за ним, знал, река. У реки можно будет привести себя в порядок и попробовать "прыгнуть". Здесь не удастся, здесь столько всего в верхнем понамешано после взрыва...
— Mummy, help... To drink... I ask... — простонали под ногами. Ян поморщился — он и сам мог вот так вот лежать, просить у кого-то воды. И плевать, что парень Темный. Полчаса назад Ян бы ему хоть зубами бы глотку перегрыз, если бы возникла надобность, теперь же никакого значения этот факт не имел. После драки кулаками не машут.
С трудом присел рядом, положил голову имперца к себе на колени, развинтил фляжку, прижал к бескровным губам. Если что, на реке можно будет еще воды набрать. Раненый жадно глотнул, не раскрывая глаз, присосался к фляге, как вампир к жертве. Рана на животе выглядела скверно, Ян убедился окончательно, что парень помрёт. Только мучиться будет очень долго. Наконец, раненый отпустил флягу, всхрапнул — простонал и захныкал, опять зовя мать и кого-то ругая. Ян достал кинжал, отодвинулся и быстро, глубоко вспорол мальчишке горло. Тот булькнул и умер. Ну, вот и всё. Чем мог, тем помог.
Забрызгался, но и сам по себе, наверно, смотрелся мясником... Удивительно, но в пролеске пахло вполне себе мирно. Грибами, гнилой листвой и смолой пахло, по-летнему жарко и лениво. Теперь, когда шумы перестрелки умолкли, зачирикали воробьи — бестолково, суетливо, но тоже, в общем, мирно... И река не сделалась кровью, как полагалось бы. Просто журчала себе по камням, очень некрупная оказалась река, скорее ручеек.
На берегу сидела, сжавшись в комок, девушка. Почему-то показалось в первый момент, что или мертвая, или манекен. Нащупав пальцами кинжал, приблизился.
— Эй?...
— Эй... — согласилась, оборачиваясь. Взъерошенная, несчастная, но вроде целая. И светлая. А больше ничего не разглядел.
— Ты откуда? — не очень рассчитывал, что по-польски поймет, но на английский памяти не осталось.
А она поняла и даже ответила. Но Ян почему-то сейчас не удивился.
— Оттуда... — неопределенный кивок за спину Яну. Ага, светлая. Значит, из шарашки. А думал, там всех... Значит, не всех.
— Ты как?
Улыбнулась, дрожащими руками попыталась собрать встрепанные волосы в узел, но рыжие лохмотки никак не хотели ложиться ровно, так и норовили залезть в глаза. Видимо, их когда-то обстригли по-тюремному под корешок, на продажу, а обросли они так себе.
— Нормально. Нет, правда, нормально. Только у меня шок. Я сама знаю, только... это... в общем... они придут, наверно, скоро, а я здесь сижу и никак не могу заставить себя спрятаться. Только куда прятаться? Тут везде учуют. А я "прыгать" не умею... И вообще я ногу подвернула...
— Скверно.
Поморщился — у нее на самом деле шок. Начала говорить и, кажется, остановиться уже не может. А Ян тоже, конечно, пребывал в некотором раздрае, поэтому его вдруг начала эта крошечная худая девушка раздражать.
— ... А ты из тех, которые пришли нас спасать? А мы сначала не поняли, Мария думала, что нас убивать станут. А я почувствовала еще с утра, что сегодня будет что-то одновременно плохое и хорошее, представь. А я тебя видела из окна. Честное слово. Только куртка у тебя была чистая, а сейчас грязная. Ты сам-то в порядке? А наши все... того? Нет, правда? Знаешь, мы просто испугались. А они когда поняли, решили всё сжечь на фиг, а на нас же им плевать, когда вы пробили стену, они пытались всех перестрелять и испортить лекарства...
— Послушай... э... тебя как звать?
— Эллин... Эллин Браун. А тебя?
— Ян. Так вот, Эллин, послушай... помолчи пять минут и я придумаю, как нам отсюда выбраться.
— Хорошо.
Сжала губы в полосочку решительно, принялась растирать вывихнутую лодыжку.
— Ты хоть сколько-нибудь пройти сможешь? Я "прыгать" умею, только у меня мало сил, а здесь поле слишком нестабильное, чтобы рисковать.
— Могу. Так ты умеешь "прыгать"?! Ой, слава Свету! Ты так здорово дрался! Я всё видела! И у тебя после этого еще силы остались "прыгать"? Знаешь, все стояли и смотрели, как бараны, а я спряталась в одной из кабинок и переждала, потом в дыру и...
— Эллин...
— Всё-всё, я молчу.
С сомнением поглядел на эту Эллин — и по части ее умения молчать, и по части ее способности пройти приблизительно километр... Должна же эта полоса отчуждения закончиться когда-нибудь?
А она всё-таки болтала всю дорогу, а дорога была долгой и трудной, и, наверно, поэтому Ян ее больше не перебивал. Просто поддерживал, подставлял плечо, не позволял упасть, тянул почти волоком и ни о чем особо не думал. Только полубессознательно зудело — скорее бы домой, скорее бы...
— ... Это я, кажется, виновата. Нужно было им как-то сказать, чтобы не носились как сумасшедшие и не орали, а спокойно сидели и ждали, вот как я. Тогда бы их не перестреляли и они были бы живы. Нет, у меня точно шок. Ты меня прости, ладно? Я и взаправду не могу заткнуться. Нет, я понимаю... Чёрт. Знаешь, чем мы там занимались? Мы ведь не настоящая шарашка, вот в настоящих, говорят, ученые работают. А мы так. Мария вот была продавцом до Эпохи, а я вообще только готовилась поступать в универ. Я у подруги в гостях была... Я так и не знаю, что с мамой и папой. Я тут четыре месяца работаю уже. Мы составы готовили. Которые попроще, нам давали, которые посложнее — старшие делали. С нами так обращались... ой... Если бы не Мария... Что бы со мной сейчас...
Зона отчуждения оборвалась резко. На полушаге обрушилось, аж запнулся — свободное, неиспоганенное остаточными эманациями смертоносных заклятий поле.
— Готова?
На каскадность прыжка сил не хватило, только аккурат до М-16. И то спасибо всем богам, которые то ли существуют, то ли....
Богов не было. Света тоже. Чёрт его знает, как но... Если бы бог существовал, он бы не допустил такого облома! Не допустил бы! Он бы пожалел в конце концов! Нет, это на самом деле издевательство какое-то! В первый момент не испугался даже, а только разозлился и в небо бы плюнул, если бы сумел до него доплюнуть. М-16 как таковой не было. Руины. И после сегодняшнего побоища Ян бы ни за что не перепутал — базу обработали "цветками". Ничего не осталось. Люди? Питер?! Энтони?!
— Где это мы ока...
Тихо ойкнула и отпустила.
Оставшиеся метров триста бежал так, если бы крылья за спиной выросли. Про возможные ловушки, про группу зачистки забыл абсолютно. Про оставленную за спиной девушку не помнил.
Специфического запаха палёного мяса не обнаружилось. Две стены обвалились начисто, в две стояли почти целые, кое-где даже окна с промасленной бумагой сохранились. Среди обломков — с таким трудом раздобытая домашняя утварь, нежно любимые немками Мартой и Эммой котлы, теплые вещи. Болезненно сжалось в груди — два м-визора вдребезги. Никогда Энтони не расстался бы по доброй воле с милыми его сердцу "прибамбасами". Если ребята живы, то уходили в большой спешке. Конечно, при условии, что их не отловили в Распределитель.
Яном обуяла паника. Только паника у Яна обычно проявлялась специфическим образом — его "клинило". Замыкало на чем-то и дальше мозги начинали, что называется, тормозить. На этот раз замкнуло на коммутаторе. На каждой базе обязательно должен быть стационарный передатчик — такая громоздкая штуковина, изобретение Энди, которой, по идее, и прямое попадание "цветка" нипочем. Только не было его там! Всё обыскал — даже осколков не было.
— Ян? Ян, ты чего?
Ян перебрался в разрушенную кухню, там пинал горы трухлявого мусора, нет его! И в "кабинете" нет.
— Тут передатчик был! Такая черная коробочка, тяжелая, с кнопками! Ищи тоже!
— Ооо... А по нему мы свяжемся с твоими друзьями? Нас спасут? — захромала к ближайшей горке хлама.
— Надеюсь.
Да знал он, что передатчика здесь быть не может. Когда случается нападение, зачистка все средства и стационарные телепорты изымает в первую очередь. Дурак, одним словом. А заклинило. Ну и не нашли.
Сумерки наползли очень быстро. Потянулись тени через клыки порушенных стен, поволокло холодом и сыростью из леса, зазвенели комары. Эллин давно уже устала искать непонятный коробок, привалилась к стене в изнеможении и только вяло отмахивалась от назойливых кровопийц. Небо порыжело, потом посерело болезненно, а после и вовсе посинело гангреной и обвалилось на головы чернотой.
А Ян всё никак не мог успокоиться.
Мимоходом наковырял несколько банок тушеной говядины и бутылку воды, драное одеяло и грязный спальный мешок, рваную куртку — на ком-то из ребят ее видел. Чёрт. Благоразумия хватило утащить находки поглубже в лес, на площадку для тренировок, и только там уже развести костёр.
Эллин глотала свою порцию жадно, торопливо, явственно смущаясь, но ничего, как видно, поделать с собой не могла, виновато пояснила:
— Нас в шарашке только концентратами кормили. А они знаешь какие мерзкие?
— Знаю.
Хорошенько поскоблив дно банки ложкой, окинула внимательным, требовательным взглядом. Нахмурилась.
— Слушай, а я тебя раньше видела. Только ты иначе выглядел... У тебя волосы были короче и ты сам вроде младше... Ты откуда? Я вот из Кополица. Никогда у нас не бывал?
— Нет. Познатец.
Лицо девушки выражало мучительную работу мысли — нахмуренные брови, глубокая складка над переносицей. Тоже старательно разглядывал — приятное такое личико, свеженькое, лет семнадцать-восемнадцать, намёк на веснушки, резко очерченный на фоне костра профиль правилен классической, холодноватой красотой. Смутно знакомой. Она могла быть, пожалуй, сестрой тому с утра прирезанному парнишке... Но не была, конечно. Нет, определенно, раньше с ней Ян не встречался. Не сумел бы забыть. Немного пригладить, подмазать и хоть на конкурс красоты.
— А как фамилия? Фамилия у тебя какая? — она, кажется, до чего-то додумалась, сделалась похожей на испуганного ежонка — иголки торчком, фыркнуть позвонче и в лес бегом. — Я вспомнила. Ты... Чёрт... Уграздило же! Тебя же в розыск объявили! Нам показывали — на кристалле приносили фотографии. Давно. Месяца четыре назад. Сказали, помилование любому, кто про тебя что-то знает. А за укрывательство — сразу в Сточную. Значит, это ты... Тот самый?
Пожал плечами — вот так всегда. Сначала наслушаются небылиц, потом напугаются всех кар, а потом доказывай, что ты не верблюд. Некоторые при первом знакомстве даже руки не пожимают. Эта хоть, спасибо, не убегает, хотя и не прочь дать деру от страшного командира Яна.
— Тот самый. Пойдешь сдавать? Тебя тогда помилуют и даже денег заплатят. Хочешь?
Облизала губы. Насупилась. Коротко и решительно мотнула головой — слева направо.
— Не дождёшься. Просто я думала, что ты... ну, как он... Тоже псих. А ты нормальный...
Журчал вдалеке ручеек, комары звенели кусались, заразы, чесались шея, ладони, лицо... Костерок трещал, лес молчал. Молчала и порушенная база. Эллин Браун тоже сидела тихо, думала о чем-то своем, малоприятном, кусала губы, а потом завернулась в одеяло и заснула. Ян тоже лег, но сон не шел, а какой-то острый корешок всё донимал, мешал расслабиться. Ян обдумывал план. /
Так что настроение у Яна было самое радужное, а погода — сама распрекрасная. Поэтому нашёл местечко посуше и посолнечней, расстелил куртку и завалился спать. Если и понадобится куда идти, то не раньше семи вечера. Пусть они теперь сами там собачатся, жилы друг другу рвут. А мы понаблюдаем со стороны.
Глава 5.
В первую очередь Анаитис, как полагается, отправилась к Георгу.
К нему все реальные авторитеты ходят за информацией. Потому что само по себе обращение к Георгу — даже за самым мелким пустячком — показатель статуса. А вновь приобретенный статус так и зудело продемонстрировать.
Ну и, конечно, идут к Георгу не зря. Он знает всегда и всё. А если и не знает чего — разузнает.
Откуда и какими методами Георг раздобывает информацию, никому не интересно. У него столько осведомителей, что кажется — чихнул кто в Подземке, зевнул, а Георгу уже доложили. Паук, стягивающий в своё логово паутинки компроматов, крючков, зацепок. По одним только кругам на воде поймет, что за булыжник в нее зашвырнули.
Выглядел Георг соответственно бытующему о нем мнению — тощий, вертлявый, из всего облика больше всего запоминаются нос, этакий шнобель, одним только видом обреченный вынюхивать и выискивать, да, может быть, хитрые темные глазенки. Вечная бесформенная, бурая от времени куртка, сальные лохмы и умеренная сутулость дополняли образ мрачного жадного паука, у которого есть "всё и на всех". Под стать обустроил себе и логово — крохотную конторку на Третьем ярусе, в самом бросовом районе, среди отребья и вонючих помоек, самых дешевых борделей... в общем, там, где и кипит настоящая подземковская жизнь, где нанимают убийц, где приторговывают наркотой и женщинами и обдумывают самые отчаянные преступления — там, где и должен плести свои сети паук темного мира.
Анаитис заглянула к главному осведомителю Подземки в неурочное время, когда Георг намеревался уже закрывать контору на обед. Завидев на пороге черноволосую невысокую женщину, сощурился подслеповато, скривился разочарованно — обеденный перерыв откладывался на неопределенное время, но тут же передернул выражение своего подвижного лица на радушно-уважительное.
