Белый варвар

— Аришка, береги себя и в новые истории не попадай.

— Да куда я денусь. Из дома до лета носа не высуну.

— Ну, смотри, прибегу в июне проверю, — клетку и перчатку для сокола в руки дает. — Птицу оставляю с тобой, держи связь с бароном и как обещалась, пиши ему.

— А тебе? — спросила с надеждой в голосе. Кто-кто, а этот оборотень поймет, если я попрошу с дядей Моратом связаться.

— Мне тоже пиши, малышка, — по волосам потрепал и, вручив сумку, подтолкнул к дому. — Не болей.

Обернулась, чтобы пожелать хорошего пути, а он уже исчез. Подумала, что услышит и все-таки крикнула:

— Удачи!

Как же я ошибалась, считая, что с приездом к тете многое решится само собой. Ничего не решилось. Маленькая деревня мало чем отличается от большого города, потому что люди везде одинаковые.

Недели не прошло, соседушки за расспросы взялись. Кем я тете прихожусь, где родилась, кем воспитывалась, есть ли приданное за мной и куда это прошлые женихи смотрели, раз такую красу проглядели. Выделялась я на фоне светлокожих, светлоглазых, что правда, то правда, но вот красавицей средь них не была. Оттого и обидно, что даже в простом вопросе подковырка имеется, хотят знать порченная я или болезная.

На что могла тетя Варрия отвечала, а в основном отмалчивалась, мол, сама толком ничего не знаю, племянница не рассказывает. Для мирных жителей и такого ответа достаточно, сплетницам же детали подавай. Потому и вышло, что на десятый день моего пребывания в Берите языкатые кумушки не стыдясь сами с расспросами подошли. Самые несдержанные и самые язвительные — две товарки с охотничьего ряда. Одна звериными шкурами торгует, вторая добротно выделанной кожей. Обе холенные, здоровые, улыбчивые будто бы не они за этот день шесть часов на морозе отстояли. Глядят на меня, хитро щурятся. Чует мое сердце, что здешних торговок я тоже невзлюблю.

— Доброго дня, Ариша.

— Доброго, — я спустилась с крыльца тетиного дома и поправила на плече сумку.

— Спешишь? — полюбопытствовала Упа, та из них, которая говорить умеет складно и порченную шкуру может продать дороже прочих.

— К кузнецу иду, свой заказ забрать.

— Случаем, не за поясом ли верности идешь?

Ах, это они похохмить пришли, видели, как я молодого плотника от себя спровадила, а первому красавцу улицы Зеленый Буг на улыбку улыбкой не ответила. За одно лишь это еще месяц косточки перемывать будут. Уверена, что говорить будут так, девка цену себе набивает и в руки здешних парней не идет. В городе я не первый день, отчего цепляются? Неужели других дел нет? Если и дальше так пойдет, плакать будут слезами горькими. Уж больше не отступлю и в душу плевать не позволю. А потому плечи расправила и отвечаю.

— Я за иглами. Но если нужно взять и ваш заказ, так прямо и скажите, заберу и его.

Упа смешком своим подавилась, растеряно переглянулась со второй. Матрена за товарку вступилась, подбородок вперед выдвинула, руки в боки уперла и с шипением пошла на меня.

— Ты что, девка, охамела?

— Как можно? — удивляюсь искренне, смотрю удивленно. — Подсобить, решила.

И уже к Упе обратилась с вопросом:

— Так вы его не заказывали? А я поняла...

— Поняла она! — фыркнула вторая. — За языком следи. Не маленькая, чтобы такие заявления отпускать. По головке никто не погладит.

— Постараюсь, — кивнула я и пошла своей дорогой.

— Смотри, на глаза не попадайся!

На такую заяву обернулась и ответила с улыбкой:

— Так вы сами пришли.

Отошла на добрые двадцать шагов и в спину полетело злобное:

— Шарка беззубая, а уже кусается!

Как не называйте, а я себя отстаивать буду. Мне стыдиться нечего, плохого не думала и не делала, сама от чужих хлопот пострадала. Там гордость не позволила с грязью семьи Вароса тягаться, здесь же я грязь к себе близко не подпущу. И Дерек меня во всем поддержал, сказал, чтобы себя отстаивала смело, как и раньше. А будут сложности, он их решит.

По заснеженным дорожкам к кварталу мастеров я поднялась быстро, завернула к кузнечной лавке и, остановилась, как вкопанная. Мой давешний ухажер — городской плотник со своими друзьями стоит у самого входа в лавку и тихо переговаривается. Поджидает кого-то, зубы скалит, гогочет через слово. Не меня ли ждут? Не хочется ссоры. Но если задела гордость своим отказам, пусть простит. Потупившись со скромной улыбкой глупышки, подошла ближе.

— Добрый день.

И не дав им слова ответить, залепетала возмущенно:

-Что же вы на холоде стоите? Замерзнете и заболеете. Кто потом лечить будет?

В ответ удивленное молчание, один Савелий чуть ли не рычит. Правильно, я же его уловку использовала. Это он по причине крайнего холода ко мне обниматься полез, согреть решился. Подножку получил и на снегу разлегся, как так и надо. Сейчас, видимо, вспомнил детали двухдневной давности, покраснел, желваки на щеках заходили, ноздри гневно раздулись.

— Ой, что это я! Видно же, жарко. Красный вот весь, явно любовь греет с утра до ночи. Счастливый...

Взгляд с молодого плотника перевела на его друзей: — А вы не знаете, кузнец еще принимает? Или нет?

Опять слова вставить не дала, торопливо залепетала.

— Я так спешила, так спешила, боялась к нему не успеть... Если договорились встретиться, так надо вовремя. Люди работящие ждать не любят, каждую секунду ценят, и каждый час. А я вот иду к нему за иглами по специальному заказу. Смешно звучит — спец заказ. Сразу и не понять о чем речь идет, а ведь дело хоть и хитрое, но простое. Всего-то изготовить иглы изогнутые с толстым ушком.

Изумленно молчат, я дальше продолжаю:

— Как кузнец сказал, тут такими мало кто интересуется, в основном шило заказывают. И не одно, а множество и совершенно разные. Ну, так это для животной шкуры, мне ж для человечьей кожи...

По мере моих слов лица у молодых вытягиваются, а глаза от удивления увеличиваются. И уже не столько на меня смотрят, сколько на Савелия недоуменно косятся.

— Пока в Берите гощу надо чем-нибудь руки занять. Так вот шить буду. Только не платья и не платочки всякие с цветочками и ленточками, а раны рваные, порезы, проколы. Если кто-нибудь в капкан наступил или с дерева рухнул, брюхо вспорол, или ноги изрезал, но жив остался, так это ко мне. Но на примерки не напрашивайтесь. — И с шальной улыбкой добавила. — Мне в руки лучше не попадаться. Целее будете. То есть не из-за меня, а от... ну вы же поняли.

Дождалась их рассеянных кивков и радостно переспросила:

— Ну, так что принимает кузнец или нет?

— Принимает.

— Какая радость! Я все же успела. А то думала, что в этом часу уже...

— Принимает-принимает, — ответили поспешно, лишь бы тараторить перестала, и дорогу мне уступили. — Иди, а то не поспеешь.

— Да? Ой, ну тогда ладно, поспешу. — Руками замахала и с улыбкой поблагодарила.— Спасибо. Доброго дня вам.

Я в лавке скрыться не успела, слышу, как парни у плотника спрашивают:

— Это она?

— Она, — Савелий в ответ чуть ли не прошипел, — дурой прикидывается.

Пусть и дурой, зато лишних претензий не появится. Что с наивной глупышки взять? Ничего.

Поначалу думала, что зря я им про иглы рассказала, потом просчитала свои возможности заработка и пустила слух через торговок, что в помощницы к повитухе с радостью пойду.

Двух дней не прошло, врачевательница Людора меня к себе позвала среди ночи. Известник, прибежавший ко двору моей тети, был бледен и напуган. Сразу поняла, что дело серьезное не разговаривать зовут. Все свои травы и настойки взяла, иглы, жилы и тряпки, какие имелись, мазей намешать еще не успела, но и к ним ингредиенты прихватила.

К дому повитухи шла пешком, оттого опоздала и встретила Людору около ее дома. Видимо беда не в один дом постучалась, если бойкая Людора уже запыхалась и измучалась. Ей было за шестьдесят, такие помнят войну, видели, как в наше предгорье пришли оборотни и знают неспокойную жизнь без звероподобных. Худая, статная и уже седая, как белый снег, она смотрела на меня пристально, словно все еще не решилась принять помощь.

Но вот я стала напротив и прямо посмотрела в ее глаза. И пусть не знаю войны так, как она, но за жизнь биться умею. Женщина, оглядев меня, улыбнулась, кивнула своим мыслям и сразу к делу перешла:

— Я к роженице, живет тут через дорогу. Девчонка вторые сутки никак не разродится. Худая как щепка, а зачала от богатыря. — Кутаясь в тонкий плащ на меху, она протяжно вздохнула: — Ты едешь в дом нашего градоправителя.

— К Суро?

— А других градоправителей в Берите и нет.

Повитуха прошла к калитке, тяжело ее открыла и пропустила вперед меня:

— Не пугайся, не одна ты там будешь, у него уже трое лекарей. Но шить, как сама знаешь, не могут, предлагают тряпками стягивать.

Значит там работы на час или полтора, промыть и зашить, если дело не серьезное.

— А что случилось?

— День назад младший сын Датога Суро в пещерах прятался под городом Черхи. Что там, да как не знаю, не видела. Только сегодня мальчонку домой привезли. Лекари сказали, что ноги правой больше нет и ходить он не будет.

— Отрезали?

— Датог не позволил, ищет помощи.

Вспомнила, как то же самое дядьке моему говорили, когда он в расщелину упал. И не сбылось ничего. Захар с отцом моим к его ногам жгутами палки прикрепили, и на вытяжку к изножью зацепили. Морат полгода в постели провалялся, зверел, как оборотень, рычал не хуже рыси, за время своей неподвижности всех поубивать обещался, но встал. Коленями погоду чувствует, если в пути долго, то чуток прихрамывает, а все-таки ходит, на своих двоих ходит, а не поленом не печке лежит.

— Ты костей раздробленных не боишься? Крови, кожи?

— Куда мне бояться, не одну скотину с отцом разбирала.

— Ка-какую скотину? — удивилась она.

— Животную, человеческую только шила. Я дочь мясника и травницы.

— Вот оно как?! — женщина с облегчением выдохнула. — А я уж подумала..., ну да ладно. Дашь старшему Датогу сразу при встрече. Она передала мне послание, сложенное вчетверо и поспешила вниз по улице.

— Людора, стойте. Как к Суро быстрее добраться?

— Сюда сейчас сани подъедут. Дождись! — крикнула она.

— Дождусь. Быть может, и к вам на подмогу успею.

— Вряд ли.

Поспешила я с выводами, ой как поспешила. Сани не приползли, как это часто бывает в маленьких селениях, а прилетели, возница меня вместе с сумкой одним рывком на них втащил и, дав лошадям плетей, помчался дальше.

От центральных кварталов мы ехали к периферии, в сторону самого высокого участка к скрытой скале, как ее назвала тетя Варрия. Почему обитель градоправителя находится на отшибе и за скалой, я поняла лишь, когда мы завернули за угол. Огромный каменный особняк там попросту прятался. Скалой он был защищен от лавин и оползней, обрушивающихся на город с юга каждые три четыре года. Можно было бы сказать, что первый Датог Суро трусил, но в отличие от других построек Берита только его дом с крепостными стенными по краю, нависая над обрывом и пешей тропой, веками защищал город от незваных гостей из степи. С приходом оборотней в предгорье визиты грабителей из равнины Нариви прекратились. Но этот дом, как и люди старшего поколения все еще помнят те страшные времена.

Сани промчались через ворота и, разметав сугробы, затормозили у дверей заднего входа. Здоровый возница легко спрыгнул с козел, и меня на каменный двор опустил. Из-за мехового воротника, шапки и шарфа лица его я не видела, но по голосу поняла человек он не простой.

— Людора, вы дорогу знаете.

— Я не...

— Отставьте разговоры, ему нужна помощь, — он за руку завел в дом и, грохнув дверью, оставил меня одну в натопленной кухне.

То, что помощь нужна я поняла уже там. Некогда просторная и чистая кухня и добротными шкафами и столом, была завалена грязными окровавленными тряпками, кастрюлями и чашками с пахучими составами, железными инструментами врачевателей и битой стеклянной тарой, от которой кое-где вверх поднимался голубоватый дымок.

— Эй, кто-нибудь есть?

Ответом мне был грохот где-то наверху и громкие споры:

— Я сказал, что это поможет! — протяжный говор южных морей я услышала впервые за семь лет. Так Захар травник раньше говорил, пока наши напевы не перенял.

— Вы не имеете права так утверждать... — а это говорил северянин, у них голоса резкие, и после каждого слова, словно бы наступает пауза.

— Помолчите, я уже использовал свою настойку, вскоре жар спадет. — О! А вот это уже наше наречие. Выходит местный лекарь тут тоже есть. Но двое других ему менее всего рады.

— Что?!

— Как вы посмели!

— Датог, позволил, — отрезал тот, чем несказанно позабавил лекаря с юга.

— Ваша трава была вымочена в вине, вы сами его недавно лакали.

— Пьянь! — грубо заявил север. — Отойдите от мальчика!

Исходя из послышавшихся возгласов и оскорблений, столкновения светлым головам не избежать. Сейчас север устроит свару с местным и юг, если будет умнее пойдет лечить сам. Я поспешила наверх. У лестницы встретила еще троих, мужчину среднего возраста и двух женщин. Прислуга или жильцы, были смущены происходящим, но не спешили разоравшихся врачевателей унять. Они стояли у дверей в ярко освещенную комнату и глазели на кавардак происходящий внутри.

— Доброй ночи, — поздоровалась я. — Давно здесь так?

— Вторые сутки, — ответила мне женщина постарше.

— А с мальчиком что?

— Ничего хорошего, — слезливо выдохнула она и указала в угол, где среди кровавых простыней свернувшись в клубок лежит маленький человечек.

— Боже мой! — я ухватила за руку грозного вида мужчину, выведя его из оцепенения. — Заберите отсюда ребенка. В новую комнату, натопленную, немедленно.

— Торома сказано не двигать, — заметил он, буравя меня взглядом. — И вы не Людора...

— А вы не столб, сделайте, как прошу. С ребенком плохо, двигай не двигай, если не вмешаться, умрет. — Посмотрела прямо и твердо. В Берите глазам верят больше чем словам, вот и я глаз не отвела, когда он злобно прищурился.

Хмыкнул, оценив мой напор, и все-таки вошел в душную комнатушку, где трое лекарей уже избивают друг друга всем, чем ни попадя. Я же даю команду притихшим женщинам:

— Нужна комната чистая, свечей побольше, растопленный камин, кровать без перин, твердая.

— Но... — попыталась воспротивиться старшая из них.

— Твердая, — повторила непререкаемым тоном. — А еще теплая вода ведро. Лучше два или три... и быстро!

Когда в дверях появился мужчина с мальчиком на руках, он кивком головы указал, назад как бы спрашивая, а с этими что делать?

— Закроете, пока не угомонятся или не поубивают друг друга, — процедила я, ощупывая лобик раненного. — Горит. Быстрее перенесите.

На ходу стянула с себя шапку и куртку, вещи отдала удивленной молодой женщине. Пройдя за мужчиной в комнату, я освободила сумку от поклажи и на столе развернула иглы и жилы.

— Воду принесли?

— В углу, — ответила женщина, пряча мои вещи в шкаф.

— Хорошо, вот, — я вручила ей мешочек с травами и объяснила, как их заварить и остудить. — Зовут как?