Волки Севера

Милдред обрадовалась так, будто у нее остановилась на ночлег не незнакомая бродячая девица, а, как минимум, богатая родственница из столицы, готовая немедленно испустить дух, оставив богатое наследство. Не переставая радостно изливать на гостью новости общественной и политической жизни деревни, она затащила Кэриту в дом, накрыла на стол и даже, как это не удивительно, отказалась от предложенной платы за стол и кров. Правда, когда крестьянка оценила толщину кошелька своей гостьи, поток слов из нее хлынул с удвоенной силой.

Дом Милдред был ничем не примечателен — обычная крестьянская изба, четыре стены, пара окон, дверь и каменный очаг, а из мебели лишь стол и пара сундуков — но для Кэриты это было почти роскошью. До темноты еще было достаточно времени, и Кэрита решила воспользоваться контактом с деревенской цивилизацией для приведение гардероба в порядок. Заручившись радостным согласием Милдред, девушка натаскала из колодца воды и устроила большую стирку. Когда все вещи, кроме надетого на ней платья, были развешены на внутреннем дворе, Кэрита вернулась в дом и застала Милдред за довольно странным занятием — крестьянка склонилась над походной сумкой Кэриты и с задумчивым видом поглаживала высовывающуюся из нее рукоять арбалета.

— Это моего брата, — объяснила девушка, — он сказал, с ним безопаснее.

Милдред вздрогнула, обернулась и шутливо погрозила Кэрите пальцем:

— Не подкрадывайся так! А брат твой прав, без оружия сейчас никуда — страшное дело, разбойников развелось столько, что волки из леса выходят и в деревнях прячутся — в лесу им страшно!

Улыбнувшись при упоминании пугливых волков, Кэрита попросила:

— А ты не найдешь для меня какую-нибудь одежду? Хочу и это платье постирать.

— Сейчас найду! — обрадовалась Милдред, кинулась к стоящему в углу сундуку и, покопавшись в нем, с торжеством извлекла на свет льняную камизу.

"Интересно, чья это одежда? Больше похоже на нижнюю одежду знатной дамы, чем на крестьянскую рубаху... И на Милдред она явно не налезет — узковата. Да и мне в ней тесно будет", — подумала Кэрита, но привередничать не стала — цапнула камизу и торопливо стянула походное плате. Потянувшись к обновке, заколебалась — одевать чистую одежду на покрытое дорожной пылью тело не хотелось.

— Да можешь и обмыться заодно, я видела, как Эдгар Рыжий повез зерно на мельницу — значит, в деревне мужиков не осталось, — посоветовала Милдред, уловив суть душевных терзаний гостьи, но, оценив выражение лица Кэриты, рассмеялась, сходила во двор и занесла в дом лохань с водой.

Поблагодарив хозяйку, девушка наконец закончила водные процедуры, натянула на себя камизу — оказывается, вполне можно носить, если дышать не слишком глубоко, а шагать не слишком широко — а свое платье повесила сушиться на пеньковую веревку во дворе. После чего усталая, но довольная Кэрита устроилась на одном из сундуков и благополучно заснула — она не видела больше никаких причин ждать, когда солнце соизволит зайти.

Проснулась она поздней ночью — сквозь щели в ставнях не пробивалось ни одного лучика света. С некоторым недоумением прислушалась к себе — неужели выспалась? — нет, могла бы до утра отсыпаться, про запас. Прислушалась к окружающим звукам — полная тишина, даже угли в очаге не трещат. "А, кстати, почему тишина?", — появилась разумная мысль, — "Милдред может и не храпит, но уж дышать-то должна?"

Окончательно забыв про сон, Кэрита встала и на цыпочках подошла ко второму сундуку — вполне нежилому на вид. "Похоже, хозяйка и не собиралась тут спать. Может, пошла к любовнику?", — подумала девушка и тут же вспомнила слова Милдред о том, что мужиков в деревне не осталось. От странности происходящего вдруг захотелось собраться и уйти куда-нибудь подальше. И от этого — безусловно, крайне разумного — шага Кэриту удержала даже не надежда обзавестись средством передвижения, а нежелание натягивать сырую одежду. "Осень в разгаре, так и простыть недолго", — объяснила сама себе девушка, и великодушно с собой согласилась, — "Подожду до утра. К тому же, может Милдред все-таки пошла к любовнику, а про отсутствие мужиков в деревне соврала, боясь что уведу ее ненаглядного". Определившись с планами на ближайшее будущее, Кэрита улеглась обратно на сундук, положив рядом с собой скрамасакс — так, на всякий случай. И уже начала было погружаться в дрему, как вдруг услышала совершенно нетипичный для мирный деревни звук. Спрыгнув с сундука — и попутно прокляв узкую одежду — девушка подошла к окну и замерла, прислушиваясь. Четко расслышав отдаленный стук копыт, она торопливо вернулась к сундуку, потянулась было к арбалету, передумала, схватила скрамасакс и недрогнувшей рукой сделала на камизе длинный разрез. "Если что, просто заплачу Милдред за одежду", — подумала она, все еще надеясь, что напрасно переживает, и это просто крестьяне едут по своим делам. Или охотники. Или даже бандиты — главное, чтобы ехали дальше, не останавливаясь. Но эти рассуждения не помешали ей сноровисто снарядить арбалет цельнометаллическим болтом, прихватить ножи и забиться в дальний угол — чтобы свет от тлеющих в очаге углей на нее не падал.

Тому, что гуляющие по ночам крестьяне или охотники остановились именно у избы Милдред, девушка уже не удивилась. И когда бесшумно открылась дверь, арбалет был наготове, и пальцы Кэриты привычно лежали на спусковом рычаге. Вошедший сделал шаг к сундуку, на котором недавно так спокойно спала девушка, блеснувший в тусклом свете очага клинок окончательно похоронил надежду на то, что незнакомец пришел попросить глоток воды, и Кэрита нажала на спусковой рычаг. На таком расстоянии болт с легкостью пробивает стальную кирасу... Незнакомец оказался не прочнее — болт насквозь пробил тело и глубоко вошел в стену. Невнятно хрюкнув, незнакомец сполз по стене, оставляя за собой темную полосу.

— Дик, ты все? — шепотом спросили из темноты.

"Нет, погоди минутку", — мысленно попросила Кэрита, торопливо вращая зарядную ручку. Стук зубчатого колеса по рейке показался ей чудовищно громким, но тут уж ничего не поделаешь — вручную натянуть тетиву она бы не смогла. Когда тетива наконец оказалась в зацепе, девушка вздохнула с облегчением — ей показалось, что процедура зарядки тянется бесконечно, хотя на самом деле прошло не более тридцати секунд. Новый болт занял место в ложе, арбалет вновь нацелился на дверь, а второй незнакомец все никак не решался войти в гости.

— Дик, ты что там копаешься? — чуть громче спросил стеснительный разбойник.

Чуть позже с улицы раздался невнятный шум, и Кэрита нервно прислушалась, — "Что он там делает?". В дверь влетело нечто непонятной формы, и девушка непроизвольно сжала спусковой рычаг. Пораженное метким выстрелом нечто бессильно упало на пол, и Кэрита узнала в нем свое походное платье. Арбалет с грохотом упал на пол, и она едва успела схватиться за ножи, как в дверь с ревом влетел второй разбойник. Оба ножа без подготовки отправились в цель, и Кэрита зашарила рукой по полу в поисках скрамасакса. И нащупала его как раз тогда, когда разбойник рухнул ей под ноги, судорожно пытаясь вытащить из горла почти полностью погрузившийся в него нож.

Когда второй противник затих, Кэрита выскользнула из обжитого угла, подняла и перезарядила арбалет, подошла к двери и прислушалась. В деревне было тихо — звуки скоротечного боя никого, судя по всему, не заинтересовали. Осторожно выглянув за дверь, девушка увидела там пару невысоких лошадок, и успокоилась — похоже, разбойников было всего двое. "Но ждать, пока их товарищи придут проверять, как у них дела, не стоит", — решила Кэрита, быстро собрала свое снаряжение, сложила в сумку все еще сырую одежду и подошла к пони. Один из них был заметно выше — аж на две ладони — возможно, его матушка умудрилась согрешить с верховым жеребцом. Осмотрев немудреную упряжь — кожаная петля на морде с привязанными к ней кожаными же удилами и какая-то тряпка, притворяющаяся попоной — девушка решила, что с управлением справится, запрыгнула конику на спину — сей подвиг сопровождался торжествующим треском расходящейся по швам камизы — и шлепнула пони по крупу. Коник осуждающе фыркнул, но решил не капризничать и направился к выходу из деревни довольно резвой рысью.

Расслышав за спиной стук копыт, девушка оглянулась и увидела, что ее догоняет второй пони.

— Даже лошадь не желает оставаться в одиночестве в этой гостеприимной гутонской деревне, — грустно заключила Кэрита.

Глава 15. На берегах Руны

Прикинув расстояние до степняков, Ярослав прицелился и отпустил тетиву. Свистнувшая над ухом вырвавшегося вперед всадника стрела заставила его чуть придержать коня и злобно погрозить противнику зажатым в руке дротиком.

— Поспешать надо медленно, — нравоучительно заметил княжич и свистнул Звениславу.

Тот приблизился и на скаку сунул в колчан Ярослава десяток стрел — уже наловчился.

Неизвестно, кто больше удивился — поднявшиеся на вершину холма с целью оглядеться артанцы, или явно собиравшиеся сделать то же самое степняки, поднимавшиеся с другой стороны. Но Ярослав, держащий в руках кимрский лук в надежде найти достойную стрелы цель, в первый момент даже обрадовался — целей было добрых две дюжины. Княжич успел выпустить три стрелы — два всадника вылетели из седел, а третий с криком зажал пробитое плечо — когда окаменевшие от такой наглости степняки наконец очнулись и с воплями кинулись в атаку. Артанцы, однако, не пожелали храбро пасть в бою с превосходящими силами противника, развернулись и пришпорили коней, набирая скорость. Некоторые из степняков тоже взялись за луки, но их стрельба оказалась менее успешной — одна из стрел угодила в круп трофейному коню, а вторая — в висящий за спиной Твердяты щит. Твердята извлек стрелу, рассмотрел ее и крикнул:

— Костяная!

"Значит, дикари... или очень жадные казары", — заключил Ярослав, и начал усиленно тренироваться в стрельбе по кимрски — с седла, оборачиваясь на скаку назад. Две из десяти выпущенных стрел нашли свои цели, и степняки немного умерили пыл — начали держаться на расстоянии, растянувшись широкой цепью. Повод раненого коня пришлось перерезать — он явно слабел и замедлял ход. Но в целом, положение было не безнадежное — до крепи спалов оставалось меньше перехода, а любого рода степняков спалы, мягко говоря, не очень любили. К этой крепи и торопили коней Звенислав и Твердята, а Ярославу приходилось даже сдерживать Снежка — он так и норовил обогнать менее быстроногих сородичей.

Ярославу еще не раз пришлось обстреливать слишком шустрых степняков, и когда стрелы в колчане иссякли, пришлось придумывать способ добыть новые из вьюка, лежащего на седле Воронка, идущего на поводу за Снежком. С этим смог справится ловкий Звенислав, и оживившиеся было после прекращения обстрела степняки снова поскучнели, когда кимрский лук выбил из седла еще одного из них.

Когда солнце склонилось к закату, а уставшие кони покрылись испариной, Ярослав наконец различил впереди деревянную крепь.

— Торжок виден! — ободрил он соратников, — немного осталось!

Степняки тоже заметили приближающийся частокол, и разразились негодующими криками, совершенно не одобряя намерение артанцев укрыться в стенах крепости. Они начали подгонять лошадей в последней попытке настичь беглецов, и Ярославу снова пришлось взяться за лук. Он успел выпустить две стрелы — и один раз даже попал, заставив одного из противников скорчится в седле и придержать коня — когда степняки приблизились на достаточное для своих луков расстояние и дружно выпустили стрелы. Одна из стрел чиркнула по шлему, Ярослав досадливо мотнул головой и пустил в ответ последнюю каленую кимрскую стрелу, пробившую слабобронированного — халат не в счет, он способен защитить разве что от не шибко острой сабли — степняка насквозь. Почти не целясь, выпустил следом три трофейных стрелы, и с мрачным удовлетворением заметил, что две из них нашли цель. "Расту", — подумал он, нащупывая в колчане следующую стрелу, и услышал далекие крики на незнакомом языке. Кинув взгляд на крепь, заметил, что на ее стенах толпятся люди, подбадривающие беглецов — ну не степняков же им подбадривать? — а некоторые из них и сами натягивают луки. Ударившая в спину стрела не смогла пробить кольчугу, но напомнила, что враги никуда не делись, и Ярослав начал быстро опустошать колчан. Когда последняя стрела отправилась в сторону врага — пронзив вырвавшемуся вперед степняку бедро — княжич услышал скрип десятка натягиваемых луков, и с облегчением понял, что они добрались. Залп защитников крепи уполовинил число степняков, и оставшиеся начали спешно разворачивать коней. Защитники успели дать еще один залп, и обратно в степь вернулось только четыре всадника.

— Славная охота! — прозвучал сверху голос одного из лучников, — почаще к нам заглядывайте!

— Уж лучше вы к нам, — проворчал Твердята, мрачно рассматривая свой утыканный стрелами щит.

Торжок некогда находился в самом сердце земель спалов, но этот народ не захотел стать частью империи латинян и переселился на левый берег Руны. Когда Империя пала, возвращаться они не захотели из-за близости Мертвых земель. А когда поселения спалов стали подвергаться разорительным набегам воинов овладевшего Тавридой казарского каганата, уцелевшие спалы и вовсе переселились на группу островов в устье Руны. Князь Святополк после своего великого похода на казар великодушно разрешил вождям спалов вновь заселить левый берег Руны — а чего бы и не разрешить, если он и не собирался владеть этими обезлюдевшими землями? — но они решили восстановить лишь торговый городок на правом береге, а на левом построили пристань и небольшую крепь для ее защиты. Многие купцы оценили удобство этого решения, и основной поток южных и восточных товаров из Тавриды в северные государства шел именно через защищенную переправу спалов. Торговый городок, а часто — и всю переправу в целом, вместе с крепью, называли по имени древнего города спалов, развалины которого всякий желающий мог найти на границе Мертвых земель — Торжком.

В крепи артанцев встретили вполне дружелюбно — спалы дружелюбно относились ко всем, кто не слишком похож на степного кочевника — и, поздравив еще раз с благополучным завершением "охоты" на степняков, пообещали привести лекаря, чтобы оказать помощь раненым. Как оказалось, ранены были все. Легче всего отделался Ярослав — синяк от удара в спину стрелой, не пробившей кольчугу, и царапина на щеке. Твердяте стрела пробила ногу чуть ниже колена, и он утверждал, что легко отделался — судя по обилию стрел, торчащих в его щите, половина кочевников стреляла именно по нему.

— Это они от лени — ты ведь из нас самый широкий, проще всего целится, — скалился Звенислав, нянча перевязанную руку.

Рана Звенислава была самой неприятной — зазубренный костяной наконечник прошел мякоть, повредил сухожилие и ударил в кость руки.

Не убереглись и кони — у многих пришлось извлекать костяные наконечники стрел из ран, что оказалось не так-то просто — степняки часто делают наконечники зазубренными. Сильнее всех пострадал Воронок, который шел заводным у Ярослава, и поймал множество пущенных в княжича стрел.