— Или я перегрелась на солнце, или в действительности происходит что-то странное, — произнесла она вслух. — И тот, и другой вариант вполне вероятен. Я сидела на солнцепеке достаточно долго, чтобы получить солнечный удар. Потеряла сознание, упала в воду, и мне все привиделось. Игра света и тени — и ничего больше. А медальончик был красный, потому что у меня перед глазами мелькали красные пятна, оттого что я слишком долго смотрела на воду. Все имеет логическое объяснение. Или нет...

Из раздумий Эллу вывел только голос Раду. Она даже не заметила, как он прошел мимо окна и торопливо открыл калитку, увидев вновь неосвещенный дом.

— Элла, ты здесь? — тревожно спросил он, едва вошел.

— Что? — сонно отозвалась она.

— Здесь, — облегченно выдохнул Раду и обнял любимую. — Ну как наша маленькая хозяйка? Принимала гостей?

— Угу, — кивнула Элла. — Раду, госпожа Тайлер рассказала мне очень странную историю...

И она пересказала все, что ей стало известно в этот день.

— Хардимон... — задумчиво произнес Раду. — Хардимон уехал в Зерлихьт совсем молодым. Там он породнился с герцогом и осел навсегда. Кародрон искал их и не нашел, даже когда захватил герцогство... Но я думал, они все казнены... Значит, ты — потомок нашего рода?.. Кто бы знал... Значит, вот почему...

Он осекся и замолчал, решив не говорить Элле о визите Кародрона, чтобы не пугать ее. А Элла была настолько занята своими мыслями, что совершенно не заметила этой недомолвки.

— Раду, это еще не все, — сказала она, немного помолчав. — Я не знаю, было ли это на самом деле, или лишь привиделось мне. Но если было, то меня пытались убить?

— Кто? — всполошился Раду.

— Или что, — уточнила Элла. — Это были тени, странные тени...

— Покажи мне его, — сказал он, когда Элла закончила рассказывать о своем приключении. — Странно, что он оказался у этой девочки...

— Но что? Что это было? — спросила Элла.

Раду не ответил. Он молча разглядывал медальончик, потом осторожно зажал его между пальцами и закрыл глаза.

— Раду, — шепотом позвала Элла, когда минуло полторы минуты, а он так и сидел, не шевелясь. — Раду, что ты делаешь?

Он не отозвался и не открыл глаз. Элле вдруг стало как-то не по себе. Она посмотрела на него, на медальончик и вскрикнула: между пальцев Раду она отчетливо увидела ярко-красный отсвет. Раду словно очнулся от ее вскрика. Он открыл глаза, посмотрел на горевшую звездочку, улыбнулся и спросил:

— Ты это видела?

Она кивнула, не отрывая глаз от звездочки, которая начинала гаснуть.

— Она нашла его, когда была маленькой, — сказал Раду. — Играла с подружками, а он зажегся в траве...

— Кто? Кто нашла? И что все это значит? — засыпала его вопросами Элла.

— Эта девочка, что дала его тебе, — невозмутимо ответил Раду. — Ее уже нет в живых, но она тебя помнит. Носи его и не снимай, он убережет тебя, как уберег сегодня. Может быть, они попытаются еще, но, скорее всего, нет. На твоей груди они увидели Свет Избранных...

На сей раз Элла промолчала, чувствуя себя сопричастной древней тайне, о которой она что-то отдаленно слышала, когда-то очень давно. А может, читала в какой-нибудь легенде. Впрочем, все старые сказки и легенды в последнее время оживали буквально на глазах...

— Как интересно устроен мир, — задумчиво продолжил Раду. — С одной стороны, над нами не довлеет фатум, перст судьбы, и мы вольны сами выбирать тот путь, которым пойдем. А с другой — нет вседозволенности, есть какая-то предопределенность, что-то, что указывает нам этот путь. Мы идем по жизни медленно, и каждый шаг ставит нас перед выбором, куда идти дальше. Каждый раз мы сталкиваемся с препятствиями, делающими наш выбор сложнее и ощутимей. Я мог избежать своей участи, если бы поступил как Акиль. Но что бы стало с Дэммерунгом тогда? Разве мы все остались бы живы? Не знаю... И я никогда бы не встретил тебя. Никогда бы не узнал, что такое любовь...

Он погладил Эллу по щеке и крепко обнял.

* * *

С этой ночи жизнь Эллы и Радема повернула в спокойное русло. Днем она терпеливо ждала его. Хлопотала по дому, следила за садом, болтала с Габриель по телефону, узнавая все последние новости, раз в неделю делала заказ, чтобы пополнить холодильник. Иногда она выбиралась побродить вдоль кромки моря. Тени не тревожили ее больше. Порой она что-то видела вдалеке, но никогда не могла с уверенностью сказать, что ей не показалось. Раду приходил с закатом и оставался почти до рассвета. Он сильно изменился за последнее время. Его кожа была уже не такой бледной, а мягкий свет ночника почти не резал глаза. Он по-прежнему мог передвигаться быстрее любого человека, но все же не так быстро как раньше. А однажды он даже заснул, утомившись жаркими ласками Эллы. Она, по обычаю, лежала рядом и щебетала, не умолкая, пока не задала вопрос, ответом на который была тишина, нарушаемая лишь его ровным дыханием. Элла замолчала, прислушиваясь, а потом осторожно зажгла ночник. Раду мирно спал, перевернувшись на живот, рядом с ней. Она, затаив дыхание, внимательно осмотрела его. То, что было знакомо ей по ощущениям, то, что она видела лишь окутанное мраком, открылось ей во всей полноте. Она любовалась его широкой спиной и сильными руками, с тревогой заметив бесчисленные шрамы на спине, словно от плетки. Некоторые казались совсем свежими, едва поджившими. Элла тихонько коснулась одного из них, Раду дернул плечом и перевернулся.

— Зачем ты зажгла свет? — спросил он.

— Ты спал, — выключив лампу, ответила Элла.

— Спал?! — удивленно воскликнул Раду. — Ночью? Как это... Действительно спал?

— Угу, — улыбнулась Элла, которую позабавила его реакция. — Только скажи мне, что за шрамы у тебя на спине?

Раду пошарил рукой по спине и ответил:

— Не знаю. Я говорил тебе, что не знаю, что со мной происходит днем. Раньше я помнил, что видел в забытьи, а теперь — нет. С рассветом я словно бы перестаю существовать вовсе, будто я всего лишь ночной призрак...

— Ты не призрак, — целуя его, прошептала Элла. — Ты мой Раду.

Время неумолимо двигалось, приближаясь к тринадцатой луне. И чем ближе становился этот срок, тем хуже себя чувствовала Элла. Ей вдруг стало невыносимо тяжело что-то делать днем, а ночью все больше хотелось спать. Она старалась не показывать ничего Раду, но засыпала буквально на полуслове. Кроме того, ее беспричинно тошнило, причем почти постоянно, так что она практически совсем перестала есть. Частенько она плакала, сжавшись в комочек возле окна, тем более что и погода, несмотря на близость лета, перестала радовать ярким солнышком. Небо над Дэммерунгом заволокли свинцовые тучи, из которых не выпало на землю и капли дождя. Воздух стал тяжелым и влажным, и даже с моря не дул свежий ветер.

Раду тревожно всматривался в любимую, которая засыпала у него на руках, так и не ответив, что с ней и не случилось ли чего. Он целовал ее глаза и гладил волосы, смотрел, как изменилось ее лицо, ставшее сосредоточенным и глубоким, и шептал, укачивая ее как малого ребенка, что скоро все закончится, все будет хорошо и они никогда не расстанутся больше. Он думал, что она просто устала от ночной жизни, что ей нужно отдохнуть. Элла не разуверяла его, но сама думала иначе.

В последний день перед тринадцатым полнолунием она вновь пригласила в гости госпожу Тайлер, попросив придти ее одну. Та не заставила себя долго ждать, и к обеду была у Эллы. Едва девушка открыла дверь, Габи сразу поняла, зачем ее позвали. Элла стояла на пороге в маечке и шортиках, в которых спала, накинув на плечи короткий халатик. Ее осунувшееся лицо было бледно, а под огромными зелеными глазами залегли черные круги. Но при всем при этом от нее исходило какое-то умиротворение и покой и даже, если можно так сказать, некое довольство собой.

— Элла, крошка, что с тобой?! — не сдержалась Габриель. — Ты себя плохо чувствуешь?

— Сегодня мне гораздо лучше, госпожа Тайлер, — слабо улыбнувшись, ответила она. — Но вы мне нужны как врач.

— Какой я врач?! — отмахнулась та. — Я всего лишь сельская повитуха, ничего больше.

— Разве вы не догадываетесь, что мне нужна именно ваша помощь?

— Догадываюсь, — сухо ответила Габриель. — Ты хочешь избавиться от него?

— От кого? — испуганно спросила Элла.

— От ребенка, которого ты носишь.

Элла со стоном села на постель и закрыла лицо руками.

— Значит, это действительно так? — прошептала она. — Вы знаете наверняка? Я подозревала, но не верила. Вы можете мне подтвердить? Только... Как это может быть? Ребенок... От Раду...

Габи села рядом и обняла девушку за плечи.

— Он бросил тебя? — тихонько спросила она. — Наговорил тебе, наверное, кучу всего, соблазнил и бросил, когда ты сказала ему о беременности, так?

Элла отрицательно замотала головой и отняла руки от лица. Габриель удивленно посмотрела на нее: девушка радостно улыбалась.

— Раду меня никогда не бросит! — сказала она. — Он любит меня, и я нужна ему. Вот только как я могу быть беременна от него? Это чудо! Госпожа Тайлер, вы можете осмотреть меня, подтвердить как-то? Я понимаю, что я себя чувствую так, как должна чувствовать будущая мать, я чувствую, что он живет внутри меня, маленький такой, совсем крошечный, и все равно не могу поверить...

— Это правильно, что ты позвала меня, — не дав ей договорить, сказала госпожа Тайлер. — Даже если ты хочешь быть матерью, любой дэммерунжский врач просто обязан отправить тебя на аборт и сообщить куда следует. Солнышко мое, дочка, как же так получилось?

— Госпожа Тайлер, если я вам все расскажу, вы не подумаете, что я сумасшедшая? — посерьезнев, спросила Элла.

Габриель взяла ее за руку и сказала:

— Девочка моя, конечно нет!

— Тогда слушайте, — вздохнула Элла. — Начнем с того, что я была замужем...

На протяжении всего рассказа Габи не выпускала руку Эллы и не сводила с нее глаз. То, что говорила ее воспитанница, казалось невероятной выдумкой. Но по мере того, как рассказывала Элла, маленькая звездочка на ее груди разгоралась красным огнем, и даже когда девушка замолчала, продолжала светиться еще какое-то время.

— Сегодня ночью все решится, — сказала она после короткой паузы.

— Ты не боишься? — спросила ее Габриель.

— Я сама выбрала этот путь, — улыбнулась Элла. — Трижды я могла свернуть с него. Я могла не ехать с ним, когда он пришел мне на помощь в тот вечер. Могла уйти, он не держал меня, когда в моем паспорте исчезла графа о семейном положении. Я вернулась к нему и тогда, когда Ян увез меня. Не потому что с Яном мне было хуже. И, наверное, не только потому, что люблю Раду. Просто я чувствую, что мое место — рядом с Раду, и я пройду этот путь до конца. Особенно теперь, когда я ношу под сердцем его ребенка. Я вспоминаю теперь, я видела его во сне, нашего сына...

— Сына? — переспросила Габриель. — Девочка моя, ты понимаешь, что если у вас будет сын, вы вдвойне подвергаетесь опасности?! Тайная полиция и так ищет следы Радема по всему Дэммерунгу! А как тебе удастся скрыть ребенка, когда он появится на свет?!

— Госпожа Тайлер! — грустно улыбнулась Элла. — А вы уверены, что мы переживем эту ночь? Что не обратимся в прах и пепел, или не станем оба вечными странниками между мирами? Я не знаю, куда мы идем, не знаю, что будет с нами, знаю только одно: Раду не причинит мне зла, и то, что я делаю — мой осознанный выбор. Вы же знаете, мне в этой жизни не о чем и не о ком сожалеть. Кроме вас...

Габи крепко обняла Эллу, не сдерживая слез.

— А ребенок, Эллочка?! — сквозь рыдания проговорила она.

— Его отец — дитя ночи, проклятый, я даже не знаю, какой он родится, — прошептала Элла. — И родится ли...

Габриель Тайлер провела у Эллы почти целый день. Она неустанно делилась советами, как правильно себя вести, что можно и чего нельзя. И они обе избегали говорить о грустном и неприятном. Когда солнце, которое в этот день ненадолго заглянуло в Дэммерунг, повернуло к западу, Габи распрощалась со своей воспитанницей, клятвенно пообещав зайти проведать на следующий день. Выйдя за калитку, она помахала Элле рукой и неуверенно зашагала в сторону пустоши, унося в сердце неприятную тяжесть опасения за дорогого ей человека. Солнце, принизывая скупыми лучами серые тучи, рисовало на земле причудливые тени, которые, казалось, оживали в тягучем душном воздухе и кружились в неистовом танце. Со стороны города подул слабый ветер, вместо свежести принесший лишь городскую духоту, смешанную с запахом гниющих отходов. Земля, задыхаясь, молила о дожде, но серые тучи, вмиг пожравшие испуганно мигавшее пустой глазницей солнце, вместо дождя превратили небо в беспросветную муть, разрушаемую лишь черным смрадным дымом, тянувшимся с городской свалки.

Элла, проводив госпожу Тайлер, еще какое-то время стояла возле двери, словно прислушиваясь, потом ее потянуло прилечь. Но едва она дошла до постели и села, как в дверь требовательно постучали.

— Госпожа Тайлер, вы что-то забыли? — крикнула Элла и, не глядя, отворила дверь. За дверью стоял маленький лысый человечек в серой форме Тайной полиции в сопровождении трех Безликих. Элла, испуганно раскрыв глаза, молча смотрела на странную компанию.

— Элла Дульдер? — скрипуче спросил человечек.

Элла, грустно улыбнувшись, кивнула.

— Вы обвиняетесь в подготовке заговора против короля Дэммерунга, Гартена Светлейшего, и нарушении Равновесия, — заложив руки за спину и приподнимаясь на носочках почти при каждом слове, продолжил он. — Прошу следовать за нами.

Пару секунд Элла раздумывала, у нее даже слезы подкатили к глазам, но вдруг ее осенило. Виновато потупив глаза и глядя на человечка из-под пушистых ресниц, она выпрямилась и, понизив голос, спросила:

— Но, господин Тойфель, надеюсь, вы позволите мне одеться? Не заставите же вы следовать за вами женщину в одном нижнем белье?

Для пущего эффекта Элла улыбнулась и слегка дотронулась пальчиком до блестящей пуговицы на сером мундире начальника Тайной полиции. Все это сыграло, как и рассчитывала Элла. Человечек, пошло прищурив левый глаз, окинул взглядом полуодетую девушку с головы до ног и сказал:

— Что ж, госпожа Дульдер, пожалуй, мы подождем.

— Я скоро, — расплылась в улыбке Элла и захлопнула дверь прямо у него перед носом.

Наскоро защелкнув замок, Элла, не теряя ни секунды, метнулась в сторону книжной стены. Цепляясь босыми ногами за края полок, она добралась до нужной, вытащила пару книг и крутанула хрустальный шар. Стена двинулась вперед. Сердце Эллы бешено колотилось, тем более что заподозривший неладное Тойфель приказал Безликим ломать дверь. Девушка юркнула в освободившийся проем и с силой рванула рычаг. Ей казалось, что стена движется чрезвычайно медленно, что от входной двери вот-вот и не останется и кусочка, что ее непременно найдут...

Тайник закрылся и стена встала на место, словно никогда и не двигалась. В этот же момент дверь слетела с петель и в комнату ворвались Безликие.

— Обыщите дом! — услышала Элла совсем рядом. — Она не могла далеко уйти.

У Эллы разрывалось сердце от страха. Тойфель стоял совсем рядом, их отделяла лишь стена из книг, и девушка боялась, что он услышит ее дыхание и сердцебиение, раздававшееся у нее в ушах. Но спускаться вниз в сырую темноту тоже было страшно. Ей безумно хотелось знать, что там твориться за стеной, и уйдут ли они, если не смогут ее найти. До ночи ведь осталось совсем чуть-чуть, а там придет Раду и все изменится. Она прижалась ухом к стене, стараясь уловить все, что происходило снаружи, но ей ничего не было слышно, кроме беспорядочной возни и шума. А творилось там вот что: войдя вслед за Безликими в дом, Тойфель не обнаружил и следа Эллы и понял, что его провели как последнего дурака. Придя в бешенство, он отправил Безликих разыскивать беглянку, а сам принялся шарить по комнате. Он перевернул постель и вытащил все из шкафа, вытряс все ящики стола и даже слазил в камин. Но не нашел ничего, кроме маленького клочка бумаги, завалившегося под кровать, на котором витиеватым почерком было написано: "С добрым утром, любимая! Когда ты проснешься, меня уже не будет рядом. Но это ненадолго, мое маленькое чудо. Скоро мы будем вместе навсегда. Твой Раду". Человечек довольно ухмыльнулся и его бесцветные глаза за толстыми стеклами очков тускло сверкнули зеленым. Он услышал за спиной шаркающую поступь и мычание Безликого и обернулся. Безликий показал на дверь и развел руками.