Закат

— Смотрите, малина!

В самом деле, справа от дороги разросся целый малинник, и ягод на нем было немало. Вчера они проходили здесь во время дождя, не обратив на малину никакого внимания. Пай явно желал наверстать упущенное, хотя солнце уже и клонилось к горизонту.

Позже Закат думал о том, что должен был догадаться. Что будь малинник безопасен, его бы обобрали ребятишки из обоих селений. Что вообще не стоило сходить с дороги. Но тогда он об этом не думал. Он смотрел, как Пай и Ро набивают рты ягодами, с удовольствием делал то же самое, с азартом выискивая самые спелые, и оказался совершенно не готов к тому, что из глубины малинника на них вывалится недовольный таким соседством медведь.

Пай помчался к ближайшему дереву, белкой взлетел на сук и с ним же рухнул — дерево оказалось сухостоем. Ро помогла ему встать, потянула обратно к дороге.

Закат, оказавшийся к зверю ближе всех, медленно отступал. Не зима же. Осень. Еды много. Но медведь, похоже, так не считал. Когда он с неожиданной стремительностью бросился вперед, Закат едва успел отшатнуться в сторону. Подхватил валяющийся на земле сук, острый, как пика, огрел им медведя по голове — не надеясь одолеть, но хотя бы отвлечь, чтобы тот не погнался за Паем и Ро. Отскочив, запнулся о корень, выставил руки, пытаясь прикрыться от падающей сверху туши. Каким-то чудом вывернулся, откатился в сторону. Отчего-то не смог встать — не слушалась нога. Выставил вверх сук, ахнул, когда медведь, напоровшись на него, вогнал дерево и самому Закату в живот. Нащупал под рукой острый камень, ударил раз, другой, третий...

Больно. Больно.

— Больно?

Мальчишка, размазывая слезы, кивнул. Темный властелин присел рядом с ним, коснулся посиневшей искривленной руки. Подхватил под мышки, усадил на коня, сам устроился позади. Окинул взглядом притихшую стражу, указал на одного.

— Ты. В замок галопом. Предупредишь Склянку, чтобы все подготовил.

Гонец умчался, не задавая вопросов. Темный властелин тронул каблуками бока коня, посылая Дьявола шагом, рассеянно взъерошил волосы мальчика.

— Как тебя зовут?

— Пай, мой господин.

* * *

Он смотрит со стены на людей внизу. В крепости кипит жизнь — жестокая борьба за каждый шаг на пути к заветным местам у его трона.

— Все ли земли захвачены, Пламя?

Скрипят камни, крошась под мощными когтями, содрогается стена. Вздыхает советник, обдавая своего властелина клубами дыма.

— Почти. На севере мы дошли до границ замерзшей земли. Их хозяйка хотела бы увидеться. На юге и востоке все тихо, вас боятся и почитают...

— А на западе?

Пламя молчит. Юноша оборачивается резко, рассматривает черную морду — выражения не понять, но он и не стремится.

— Что на западе, Пламя?

— Война, — вздыхает советник. — У моря все еще воюют. Там вас называют Темным властелином и...

Юноша смеется. Теперь он знает, как будет называть себя все будущие жизни.

* * *

Ночь. Тихо. Отчего-то страшно. Слишком тихо.

Мальчик сползает с высоких полатей. Земляной пол холодит пятки, наброшенная на плечи старая лысая шкура метет пыль. Глупо дорогой камень на шее пускает блики по стенам, мальчик прячет его в горсти. Забирается на лавку, смотрит в будто обсыпанное мукой женское лицо. На печи возится отец, мальчик прижимается к женщине, пытаясь спрятаться... Но всегда теплое тело сейчас холодное и твердое, будто вырезанное из камня.

— Мама?..

* * *

Тяжело пахло лечебными отварами. Ему приподняли голову, в рот полился горячий напиток. Закат сглотнул, закашлялся от терпкой горечи, попытался отодвинуться. Открыл глаза.

— Ишь ты! Очнулся, — улыбнулась ему Ежевичка. Крикнула куда-то себе за плечо: — Эй, идите сюда! Смотрите, что за диво.

В закутке, где его положили, тут же стало тесно. Пай шмыгал носом, ворчал одобрительно Медведь, ахала Дичка, хмурился Светозар. Где-то за их спинами стояла Ро, усталая и осунувшаяся.

— Ну, считай второй раз родился, — Щука потянулся было хлопнуть по плечу, но отдернул руку, словно боясь обжечься. — Герой, а! Такого зверя одолел, один, голыми руками! Гроза всех окрестных медведей прям.

Закат неловко пожал плечами, поморщился от неожиданно кольнувшей боли. Что ему порвал медведь? Казалось, то ли бок, то ли ногу, но болело почему-то все тело. И зачем его взялись лечить, раны на нем заживают как на обычном человеке, долго. Проще было бы...

Но это знал Пай, а не Ро. Да и сам Закат не был уверен, что алтарь принял бы так и не коронованного Темного властелина. Скорее всего, нет.

Когда он боролся с медведем, он об этом не думал.

Как выяснилось, через малинник они дошли едва ли не до Залесинских полей. Пай и Ро добежали до крайнего дома, на крики высыпали мужики, а когда добрались до места стычки, обнаружили мертвого медведя, пронзенного острым суком, и Заката под ним.

— Мы думали, все, погребальный костер придется жечь, — горячо рассказывал Медведь. — Но девчонка остановила. Вопль такой подняла, ух! Потребовала нож, поднесла тебе к губам — доказывала, что дышишь. Я о таком и не слышал никогда...

Все взгляды обратились к Ро. Та даже головы не подняла, осталась сидеть, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки. Ежевичка покачала головой, приложила палец к губам. Пояснила негромко:

— Пусть спит. Ты три дня пластом лежал, а она мне помогала. В четыре руки тебя латали, славно выходило. Считай, ты ей жизнь спас, а она тебе, — пожевала губы, добавила вдруг сердито: — Только не вздумай ее благодарить. Мало того, что слова зря потратишь, так еще и девочку мне испортишь. Лекарка она, от судьбы лекарка...

Закат слабо кивнул, чувствуя, что засыпает. Цвета расплылись, комната стала черно-белой. Отдалились голоса, растолкала всех моментально проснувшаяся Ро, склонилась над ним, сказала что-то. Но он ее уже не слышал.

* * *

— Нет! — Темный властелин перегибается через поручни моста, выбрасывает вперед руку, пытаясь дотянуться до едва заметной точки, плывущей по реке вдали. Он уже почти нащупал ее, почти зацепил, почти заставил развернуться и двинуться против течения...

Спину пронзает болью, вдруг становится тяжело дышать, рот наполняется кровью. Он оборачивается, уже понимая, что умирает, почти растерянный и одновременно совершенно разъяренный. Хватает за горло стоящую за его спиной женщину. Рукоять застрявшего между ребер клинка задевает поручни, Темный властелин кашляет, задыхаясь, из уголка его рта течет кровь.

Королева улыбается даже когда он ломает ей шею и швыряет тело с моста в реку.

Он падает в лужу собственной крови. Он испуган. Он ползет к алтарю.

* * *

Он поднимается на башню, обозревает окрестности. От моря до гор, от реки до леса — его владения. Люди еще не знают об этом, но скоро узнают.

Внезапный порыв ветра гнет деревья внизу, развевается плащ. Кажется, такой ураган любого сбил бы с ног, но мальчик даже не шевелится. Над крепостью раздается сотрясающий землю рев, мощное тело проносится мимо башни. Чудовище садится во дворе. Мальчик спешит вниз, гладит черную чешую, с восторгом рассматривает перепончатые крылья, заглядывает в глотку, в которой горит живой огонь.

— Я назову тебя Пламя. Ты — мой первый воин, и ты поможешь мне собрать армию.

* * *

Мальчик с ободранными до крови ладонями стоит на склоне горы. Внизу — крохотная хатка, маленькое поле. Выжженная молнией проплешина видна даже отсюда, но он не приглядывается. Он точно знает, что должно быть вместо этого жалкого жилища.

Пальцы скрючиваются, лицо искажается гримасой усилия. Он будто тащит что-то неподъемное из земли... И в какой-то момент оно поддается.

Земля трескается, вскипает раскаленным камнем, тут же застывающим на ветру. Огненные фонтаны один за другим взрывают поле, сжигая пшеницу, растут вверх — замок, казармы, внутренние стены, внешние. Развалив домик напополам, взлетает к небу плеть текучего металла, оплетает обручами каменные балки, расплескивается блестящей крышей замка.

Мальчик шагает на упавший к его ногам подъемный мост. Еще не остывший камень шипит, валит едкий дым, кажется, босые ступни должны сгореть дочерна. Мальчик едва морщится, щелкает пальцами. Оправляет взметнувшиеся черные одежды.

Подкованные каблуки выбивают ритм его шагов по пустому замку.

Мальчик улыбается.

* * *

Он бредет через лес, за спиной пыхтит верный шут. Из-за деревьев показывается замок — уже сто лет как руины замка. Стены испещрены латками, левая башня осыпалась, и ее проще не трогать — баррикады надежней он все равно не сделает.

Вздыхает — могло быть и хуже. Например, его алтарь мог стоять у моря, и ему приходилось бы идти к своему замку несколько месяцев, как делал Герой. Начинает взбираться на холм.

Он — Темный властелин.

У него нет выбора.

* * *

Закат то проваливался в забытье, то просыпался, то засыпал нормально — насколько нормальными были его сны. По ним он хотя бы примерно представлял, сколько прошло времени. Пытался спросить Ежевичку или Ро — что с ним? Но не было сил говорить.

На этот раз он очнулся среди ночи и впервые понял, что чувствует себя если не хорошо, то хотя бы просто — чувствует. Приподнялся на локтях, с трудом сел. Определенно, умирать и воскресать было куда легче.

— Эй, ты куда это? А ну ложись обратно! — Ро ругалась шепотом, видимо, не желая разбудить Ежевичку. За время его болезни она осунулась еще сильнее, скулы заострились так, что девушка сама походила на мертвеца. — Бок болит? Живот?

Закат покачал головой. Он чувствовал только огромную слабость, будто был новорожденным щенком, но ничего не болело.

— Сколько я спал?

— Скорее сколько ты не мог определиться, умирать тебе или повременить, — пробурчала девушка, тяжело села на край кровати. Потерла лицо. В комнате едва тлела лучина, но Закат даже не видя спорить мог — глаза у Ро красные, невыспавшиеся. — Сама не понимаю, какой злой рок я тебя спасаю...

— Такой, что лекарка ты, дурочка, — все-таки проснувшаяся Ежевичка подошла к ним, улыбнулась. — Ну хоть теперь ты окончательно очнулся, а? Или снова свалишься в лихорадке?

— Наверное... — Закат едва смог пожал плечами, руки вдруг начали дрожать. Он сполз обратно на постель — на мост...

— Нет, только не опять! — ему отвесили тяжелую пощечину, Закат проморгался, снова увидел комнату знахарки, а не свой еще целый замок. — Ты сейчас опять провалишься!

Почему-то было очень тяжело поднимать веки. Хотелось закрыть глаза, вернуться в свое прошлое. Узнать его наконец-то. Снова увидеть сны...

— Какие сны, ты опять помирать рок знает отчего собрался!

Конечно, он умирал во снах. Он несчетное множество раз умирал.

Раньше. Когда воскресал, а не пытался выздороветь.

Колесо вращалось вхолостую, опасно зависнув над колеей. Цепляло стоячую грязную лужу, брызгало водой. Мечтало соскользнуть на свое место...

Закат потянулся к горлу. Он не был уверен, что вообще сумел пошевелить рукой, но его поняли, расшнуровали ворот, потащили через голову цепочку с камнем.

— Это еще что за...

Глава 6

Его разбудили солнечные зайчики. Проскакали по глазам, по стене, взбежали на потолок. Исчезли. Скрипнула дверь, кто-то поставил на пол плеснувшее через край ведро. Закат сел, чувствуя себя неожиданно посвежевшим. Попытался коснуться камня на шее... Нащупал пустоту.

Вспомнил.

Торопливо встал, придерживаясь за стену. Тут же увидел оникс — осколок тьмы на дощатом столе. Но почему-то не смог успокоиться, пока не повесил его на шею.

Да, камень едва его не убил, вызвав привычку тела — если ранен, умри. Но все равно это был его единственный шанс узнать все до конца. Пусть Закат просматривал свою старую колею, эта колея была его жизнью. В ее грязи была похоронена память о том, что было до его превращения в Темного властелина. О первой его жизни.

Он помнил все, что видел во время болезни. Как построил замок. Как устал в него возвращаться. Как захватывал земли. Как убил свою королеву и впервые умер — не от руки Героя, а от ее руки. Как умерла мать мальчика, позже ставшего Темным властелином...

— Доброе утро, болезный!

Ежевичка вошла в комнату с бадьей, поддержала, помогла сесть. С умилением смотрела, как Закат умывается, но при попытке размотать бинты, которые закрывали левую руку, ногу и все туловище, остановила:

— Нет уж, кто повязки накладывал, тот их и снимать должен. Сейчас Ро придет, обожди чуток. Поешь пока.

Девушка правда пришла скоро, принесла в лукошке свежих яиц в крапушках помета. При виде Заката, уплетающего за обе щеки кашу, фыркнула, но от чести снять первый бинт отказываться не стала.

Под повязками обнаружились красные припухшие швы — от медвежьих лап на боку и плече, от сука на животе. Закат глянул через плечо — на спине, чуть левей хребта, заживала точно такая же уродливая рана. Медведь, отъевшийся за лето, так налег на убившее его оружие, что оно пробило человека насквозь.

Лекарки в четыре руки взялись щупать швы и срезать нитки.

— Повезло тебе, что кишки и желудок не задело, — улыбнулась Ежевичка, с усилием выпрямляясь. — Иначе ничего бы мы сделать не смогли.

Закат кивнул, недоверчиво касаясь похожей на звезду отметины на животе. Он помнил, как однажды умирал от такой раны, долго, мучительно и мерзко. Но после воскрешений следов не оставалось, иначе он с ног до головы был бы покрыт шрамами. Вместо них были латки на рубахе.

— Ну все, считай, здоровый, — подвела итог Ежевичка. — Походишь пока с посохом, ну и живот с рукой береги. Но если мы тебя не выпустим, кое-кто мою скромную хатку штурмом возьмет.

Закат приподнял брови, но объяснений не дождался. Впрочем, далеко за ними ходить не пришлось — 'объяснения' сидели на крыльце. Первым вскочил Пай:

— Господин! Вы... Я!.. — совершенно потерявшись в словах, замолк, счастливо улыбаясь и часто моргая. Светозар сказал проще:

— В следующий раз пойду с тобой. Несмотря ни на что, — и обнял Заката, крепко, но очень осторожно.

Тот молчал. Единственное, что он мог спросить — 'вы что, все дни тут просидели?', но это было бы не к месту. Видно же — если не все, то как минимум большую часть.

— Ну, успокоились, сердешные? — насмешливо спросила с порога Ежевичка. — Идите уже в село, всех невест без вас разберут.

* * *

Как выяснилось по пути, лекарка вовсе не шутила. Урожай убрали уже давно, близились заморозки. Едва ли не каждый день в Залесье звучали предложения выйти замуж, а с приходом разбойников перевес стал не в пользу женихов. Дичка, впрочем, ждала Светозара у забора. Увидев Заката, подскочила, захлопала в ладоши:

— Живой! Здоровый! Надо скорее Луже сказать, она так беспокоилась!

Светозар стоически вытерпел поход к старой корзинщице, но у порога старостиного дома решительно остановился. Откашлялся. Опустился на одно колено.

— Дичка, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?

И раскрыл поднятую над склоненной головой ладонь, показывая залог своего предложения, достойный невесты подарок — деревянный гребень удивительно тонкой работы. Дичка ахнула, Закат и Пай отошли в сторонку, чтобы не мешать. Шут рассказывал шепотом: